Все встречи неслучайны

      Она знает, что это сон, но ей всё равно страшно… Тёмная фигура застывает перед кроватью. Микаса не может пошевелиться. Сердце замирает, дышать становится всё труднее. Она пытается открыть рот, но челюсть не слушается. Фигура начинает наклоняться. Полусонный мозг даже не может додуматься закрыть глаза, и Микаса просто смотрит… На фигуру падает лунный свет, и девушка улавливает знакомые очертания… Растрёпанные волосы, грустный взгляд неестественно светлых глаз. «НЕТ!». Микаса забывает о том, что это всего лишь сонный паралич. Сердце сжимается от страха и паники. Ей кажется, что она чувствует вонь разлагающегося тела. Словно очутилась в одном из кошмаров Кинга. Микаса изо всех сил старается закричать с закрытым ртом. Не получается… А на её постель уже падают черви и какая-то черная слизь. Лицо трупа приближается и раздаётся замогильный шёпот: — Почему ты меня не спасла? Микаса закрывает глаза. Паника. Ужас. А точно ли это сон? «ЗАКРИЧИ!». — И что ты теперь будешь делать? Его руки давят на её грудь, мешая ей вдохнуть. Ледяные пальцы смыкаются на её шее. «Это просто галлюцинации…» — Ты отпугнула его из-за меня. Глупая девочка. Причинять боль живым близким из-за мертвых чужих. Кажется она слышит собственное подобие крика. Агонию умирающих связок. — ЭТО ТЫ ВИНОВАТА! — орёт труп, брызжа черной слюной. Микаса набирает побольше воздуха, напрягается в последний раз. И наконец… Просыпается… Её тело вновь принадлежит ей. Микаса кричит, закашлявшись, и резко садится. Хочется громко разрыдаться, но девушка сдерживает себя. Наверное, со стороны она выглядит как сумасшедшая. Руки зарыты в волосы, а тело беспричинно дрожит. Резко включается свет. Микаса поднимает голову. В проходе стоит Леви с кружкой в руках и с беспокойством оглядывает девушку. Ей хочется броситься к нему и просто разрыдаться в плечо, но она прекрасно понимает, что после всего, что она ему наговорила вечером, это будет выглядеть лицемерно. Глупая девочка… причиняешь боль живым близким из-за мертвых чужих… — Что случилось? — его голос выдаёт волнение, хотя на лице - сонное безразличие. — Сонный паралич… — отвечает Микаса. — А… — беспристрастно протягивает Леви. — Очевидно, не в первый раз… — В первый, — возражает Микаса. — Просто я знала, что это такое. Леви выключает верхний свет и, подойдя к комоду у кровати, включает лампу. Комнату наполняет теплый, неяркий свет. — Неприятная фигня… — лениво замечает он и отпивает из кружки. — У тебя тоже была? — спрашивает Микаса. — Да, — кивает Леви. Девушка делает глубокий вдох. В комнате так холодно… — Ты вообще не спал? — Не спал. Микаса плотно сжимает челюсть. Глупо будет спрашивать, почему. Лучше бы она тоже не спала… А ещё лучше, если бы тот труп был бы не сном и вырвал ей к чёрту язык, чтобы она больше никого не ранила своими словами. — Что ты пьешь? — девушка кивком указывает на его кружку. — Зеленый чай, — отвечает Леви, облокотившись на комод. — Хочешь? Он протягивает ей чай. — Не брезгуешь? — хмыкает девушка. — Тобой? — шутливо отзывается мужчина. Микаса отпивает. — Допивай весь. — Спасибо… — говорит она и ставит кружку обратно на комод. Снова воцаряется тишина. Сердце бешено колотится. Ещё несколько секунд и она не выдержит этого напряжения между ними. В каждом слове, каждом звуке чувствуется недосказанность… Так больно… — Всё? — спрашивает Леви. — Да… Аккерман берёт кружку, собираясь отнести её обратно на кухню, но Микаса внезапно останавливает его, вцепившись в локоть: — Подожди… — голос дрожит. — Оставь здесь, не уходи. Леви недоверчиво косится на неё. В его глазах вспыхивает сомнение. — Я быстро, — отвечает он. — Свет включён, не бойся. — Я же не об этом… — совсем неслышно произносит Микаса, когда Леви уже скрывается за дверью. Дышать тяжело, будто бы руки мертвеца из ночного кошмара продолжают сжимать её горло. Она начинает дрожать. Повсюду холод… Он исходит от неё, исходит от Леви, он висит в этой комнате… Микаса судорожно вздыхает. Леви не обманул. Он действительно вернулся очень быстро. — Выключить свет? — спрашивает он. — Если ты больше никуда не уйдёшь… — тихо отвечает Микаса. Леви принимает это за положительный ответ, и, щёлкнув выключателем, садится рядом. Она чувствует его взгляд на своём виске. Через силу она заставляет себя открыть рот и произнести это: — Прости меня… — За что? — тут же спрашивает Леви. — За то что я наговорила тебе вчера, — поясняет Микаса. Как же трудно говорить… Как же больно разрывать эту невидимую стену между ними… Хочется зажмуриться и отвернуться. Чтобы он не видел её лица. — Но ты права, — серьёзно говорит Леви. — Нет. Это совершенно не правда… — тут же возражает Микаса. — Я сказала это… Она осекается. Почему сказала? Девушка смотрит прямо в его серые глаза, и не замечает в них ни холода, ни обиды. Иначе она бы себе этого не простила. — Сказала, не подумав? — подсказывает он. — Нет… — признаётся Микаса. — Если люди говорят, не подумав, значит они говорят то, что думают. Я не знаю почему, не знаю, что на меня нашло… Но я хотела задеть тебя. — Поэтому ты сказала мне правду? Девушка качает головой: — Не надо называть этот бред правдой… Леви, пожалуйста. Забудь, что я сказала. Я так не считаю, и никогда не считала. Наверное, мне просто нужно было разделить с кем-то ответственность за его смерть. Сделать самой себе легче… Я не знаю, зачем я это сделала, но ты не виноват. И я прекрасно понимаю это. Леви тяжело вздыхает и мягко берёт её руку в свою. Всего лишь руку… Но даже от этого становится невероятно тепло. — Помнишь, на новый год, когда все сбрендили и начали кидать друг друга в снег, ты спросила, почему у меня паника на лице? — внезапно меняет тему Аккерман. Микаса удивлённо поднимает на него взгляд: — Да… помню. — Просто тот момент очень напомнил мне… ситуацию из детства. Один раз, когда я был маленьким, я увидел, как несколько взрослых, громадных и пьяных мужчин на улице пристают к маленькой девочке. И когда я вступился за неё, они повалили меня на землю и… избили. Я не знаю как я выжил тогда, но я отчётливо помню всё, что происходило. А мой дядя сказал тогда, что я виноват. Что если я буду во все это влезать, то окажусь на месте той девочки… и это в лучшем случае. Ему всегда было абсолютно плевать на окружающих людей… Микаса сильнее сжимает его руку. «И этого человека ты назвала равнодушным?». — Я дал себе слово, что никогда не стану таким же… — Леви грустно усмехается. — Равнодушным. Но с взрослением я стал всё чаще проходить мимо несправедливости. И даже не замечал этого… — Значит… — Микаса с трудом сдерживает слезы. — Значит я всё-таки задела тебя за живое… — Гордишься этим? — Леви наконец-то искренне улыбается. Грустно, но искренне… — В тот момент, наверное, гордилась бы… — признаётся Микаса. — Но сейчас, скорее, ненавижу себя за это. Леви поправляет одеяло, укрывая её ноги. — Меня задело не столько… то что ты меня назвала равнодушным, — продолжает он. — Меня таким постоянно называют. Правда чаще всего маскируют это под словом «хладнокровный», чтобы это звучало, скорее, как комплимент… Меня задело то, что это сказала ты. Микаса не выдерживает и крепко обнимает его. — Леви… ты хладнокровный, а не равнодушный! Мужчина обвивает её талию. — Но тебе я не поверил… Когда ты сказала мне, что мы должны забрать того мальчика. — Потому что тебе было важно помочь Гергеру… И ничего более. Это ещё больше подтверждает, что тебе не всё равно на других людей. Да и… было бы тебе плевать, ты бы не отвёз меня в тот день домой. — Но ты не чужая, — возражает он. — Тогда ещё была чужой. — Нет. Для меня не была. — А три года назад? — Три года назад такой ситуации не было. — Три года назад ты проявил участие в моей жизни, — объясняет Микаса. — В жизни абсолютно чужого тебе человека. Три года назад ты не посмеялся над моей историей, не сравнил её с детской сказкой, не назвал глупой. Ты дал совет… И когда я вчера говорила тебе этот бред… Я прекрасно помнила о том дне, когда мы встретились, и о том, что ты сделал для меня… простыми словами. Он сделал бы так же? — И ты уверена в этом? — вопрос звучит без насмешки. Искренне. Ему действительно нужно её мнение. Микаса отстраняется: — Да. Уверена. Внезапно что-то щёлкает в мозгу… То, чего она не вспомнила вчера вечером. Последние слова Джиро… Улыбка тут же сползает с её лица. Аккерман замечает это: — Что? Девушка задумчиво смотрит ему в глаза. Стоит ли говорить ему? Микаса неуверенно качает головой. — Ну? — Леви заглядывает ей в лицо. — Просто… — начинает она, — … вспомнила кое-что. Аккерман выжидательно молчит. — Джиро сказал перед смертью, что кто-то хочет со мной поговорить… — наконец признаётся она. — И, вдобавок, он откуда-то знал, что у меня нет родителей. — Что? — его глаза расширяются. — Почему ты раньше не сказала? — Я… забыла об этом. — Там же была его сестра. Ты могла спросить. — Леви… — Микаса нервно усмехается. — На моих глазах человека раздавило поездом. Чудо, что со своей впечатлительностью я там в обморок не упала. Тем более спрашивать кого-то о чём-то. Аккерман задумывается. — Ты точно его не знаешь? — Точно, — отвечает Микаса. — Надеюсь, он сказал об этом Гергеру, — добавляет девушка после недолгой паузы. — Если Гергер вообще был в состоянии кого-то слушать, — отвечает Леви. — Да… — соглашается она. И в лунном свете, освещающим кровать сквозь открытое окно, Микаса видит его лицо: уставшее, бледное, с едва различимой ухмылкой на лице. Она целует мужчину в щеку и, повалив его вместе с собой на подушку, утыкается носом в его волосы. — Знаешь, кто ты? — спрашивает Леви. — Подлиза? — смеётся девушка. — Именно, — отвечает он, положив голову на её плечо. Микаса нежно поглаживает заднюю часть его шеи, чувствуя, как он расслабляется в её объятиях. «Прости меня… За всё…». Девушка старается не представлять себе полуживого ребёнка, избитого в подворотне взрослыми мужчинами только за то, что тот спас маленькую девочку... Но картинки всплывают перед глазами. Как же тяжело осознавать, что её слова могли причинить ему такую же боль… «Меня задело то, что это сказала ты». Девушка поджимает губы. Он ведь… простил её? Точнее, самого себя… — Ну и почему ты остановилась? — тут же раздаётся недовольный голос, когда её пальцы останавливаются в его волосах. Микаса смеётся и продолжает. «Маленький ребёнок…» Эта ассоциация возникает у неё впервые. До этого, даже в мыслях, она не могла его так назвать. Но сейчас, поцарапав самую глубину его души, воспоминаний и жизни, она нашла там абсолютно ранимое, беззащитное создание. Этот ребенок сидит в каждом из нас, и чем сильнее человек, тем глубже он находится. И не каждому человеку открывается… — Кстати… — вдруг произносит Аккерман. — Что ты видела во сне? — Я видела… его труп в этой комнате, — по спине вновь пробегает холодок. Леви приподнимается на локтях, внимательно заглядывая ей в глаза: — Сильно испугалась? — Мне кажется мой мозг сам испугался. Ну или… не знаю, — Микаса задумчиво хмурится. — Даже несмотря на то, что я прекрасно понимала, что со мной происходит, я не могла успокоиться. — Он что-нибудь сказал? Девушка смеётся: — С каких пор ты веришь в вещие сны? — Я в них не верю… Микаса вздыхает: — Он… он сказал что я глупая… — Ммм, вот это новость… — с наигранным безразличием протягивает Леви. Микаса цокает: — Ну и пожалуйста… — Ты же знаешь, что я шучу, — говорит Аккерман. — Правда шутишь? — хитро спрашивает Микаса. Леви ухмыляется: — Я не люблю глупых людей… Особенно тех глупых, которые считают, что они умные. Самое отвратительное, что есть на свете. — Значит я не глупая? В глазах Леви проскакивает что-то азартное но, к счастью, девушка вовремя её замечает. Только не сейчас… Все шутки вырываются из неё с трудом… А воспринимаются с ещё большим… — Только честно… Леви застывает в таком положении и озадаченно смотрит на Микасу. Азарт пропадает. — А сама как думаешь? — Я не знаю, — признаётся Микаса. — Каждый человек хочет думать, что он не глупый… Но не у каждого хватает смелости самому оценивать свои умст… Она не успевает договорить: Леви склоняется над ней и целует её в губы. Микаса дёргается от неожиданности. — Заткнись и спи, — грубо осекает её Аккерман. — Уже час ночи, а завтра нам, скорее всего, придется ехать к Гергеру. — Но ты так и не ответил… Леви обнимает её: — Ты не глупая. — А почему ты тогда постоянно так меня называешь? — Потому что иногда ты совершаешь глупые поступки. — Например… причиняю боль живым из-за умерших? — отрешённо спрашивает Микаса. — Что? — не понимает Аккерман. Микаса подавляет смешок: — Неважно… спокойной ночи. — А… — протягивает Леви. — Это был не глупый поступок. Это было отчаяние. Микаса грустно улыбается: — Ты простишь меня за это? — Мне не за что тебя прощать, — быстро отвечает Леви с раздражением. — А себя? — спрашивает девушка. Леви молчит. — Дело ведь не только в моих словах, правда? — не унимается она. Аккерман вздыхает: — Спи… — Ответь мне, — настаивает Микаса. — Никто не виноват,— отвечает Леви. — Ты веришь в то, что сейчас сказал? — Да… — Почему так неуверенно? — Так… — его тон тут же меняется. — Если ты сейчас не заснёшь, я пойду спать на кухню, а ты оставайся тут со своими галлюцинациями говорящими… Микаса улыбается: — Тогда утром ответишь. Спокойной ночи. Леви зарывается носом в её волосы. Хотел бы он простить себя… Но, наверное, это невозможно… «Зато она жива…» Он надеялся, что быстро забудет тот сон. Надеялся, что уже через неделю не сможет вспомнить её лицо, искривленное ужасом и болью. Но в этот день, совсем ненадолго, буквально на миллисекунду, Леви его увидел. В то мгновение, когда она сбегала вниз по эскалатору… Он сам понимал, что в смерти Джиро есть его вина. Микаса лишь подтвердила это своими словами. А теперь старалась заставить его об этом забыть … И сколько стыда и страха было в её словах. Будто бы она думает, что его доверие можно сломить простыми словами... — Спокойной.

***

Микаса вбегает в палату первая и тут же видит Гергера, сидящего с забинтованной рукой и со швом на щеке. Странно, она вчера и не заметила того, что она у него распорота… Очевидно девушка была так занята незнакомым парнем, что не обратила внимания на брата близкой подруги. Гергер невообразимо грустный. Она никогда не видела его в настолько подавленном состоянии. Такое ощущение, будто бы он знал этого мальчишку всю жизнь. Только что его расспрашивала полиция вместе со сводной сестрой самоубийцы. Майк с Нанабой пришли совсем недавно и, также как и она с Леви, не слышали эту историю. Микаса присаживается рядом с ним. Леви пододвигает ближе к койке табуретку и садится на неё. — Спасибо вам, — улыбается Гергер кинув благодарный взгляд на Микасу и Леви. Аккерман кивает. До девушки доходит, что это первый раз, когда Леви видит Гергера трезвым. Она косится на Нанабу. Женщина очень уставшая. Очевидно, не спала всю ночь. Майк заботливо обнимает её. Аккерман кивает. — Как ты? — спрашивает Микаса. — Перелом правой руки… а остальное – просто пара синяков и ссадин, — отвечает мужчина. — Ты… расскажешь нам, что произошло? — спрашивает Нанаба. Улыбка сползает с лица Гергера. Как сильно может сломать один вечер… Один человек. Микаса видит, как мужчина сжимает в руке простыню. Девушка накрывает его ладонь своей. Гергер удивлённо оборачивается на неё, но потом улыбка снова расползается на его лице. — Я вчера… не пил. Я шёл в магазин, но по пути встретил трёх… скажем, «старых знакомых». В первый день нашего знакомства они устроили потасовку в баре, ну и мы пытались… в общем, неважно. Я надеялся, что они меня не узнают, но, к сожалению, мои надежды не оправдались. Ну и район, как вы видели, нелюдимый. Когда они затащили меня в подворотню и начали избивать, прибежал тот паренёк. У него был нож, он помог мне убежать. Но, когда мы бежали в метро, приехала полиция. Я только позже узнал, что они там делали. Я побежал впереди мальчишки, оставив его. Я слышал лишь женский сдавленный голос, который кричал: «это он!». Как парень мне потом объяснил…этот женский голос принадлежал его сестре. Очевидно, меня полиция не увидела, мы с мальчишкой разделились по пути. Мы спустились в метро. Не знаю, как нас не остановили. Нас с трудом можно было отличить от бомжей или какую-то гопоту... Без понятия… В общем, когда мы спустились туда и пошли в туалет, чтобы умыться и хоть как-то привести себя в порядок, нас догнал один из этих петухов. Он был крупнее нас обоих. До того, как парень смог отпугнуть его ножом, тот успел нанести мне несколько ударов. Гергер поджимает губы, задумавшись. А затем, повернув голову к Микасе, пронзительно глядя ей в глаза. — Он ведь сказал вам, как его зовут? — Джиро, — отвечает Микаса. Гергер горько усмехается. — Возьми её за руку, — внезапно обращается он к Леви. Аккерман непонимающе хмурится, но, не задавая лишних вопросов, исполняет просьбу Гергера. Гергер кивает и продолжает: — На самом деле Джиро был его отец… Микаса удивлённо переглядывается с Леви. — Джиро Накамура… И тут девушка осознаёт, почему Гергер попросил Леви взять её за руку. Сердце останавливается. Кажется… А рука Аккермана в ту же секунду сжимает её ладонь. Она закрывает рот рукой, краем глаза замечая, как Нанаба сделала то же самое. — Думаю, несложно догадаться, как звали того парня на самом деле? — продолжает Гергер. Микаса смотрит на Леви. Глаза Аккермана распахнуты, он смотрит куда-то в пустоту перед собой. Человеком, которого она пыталась спасти… Был тот самый Тэмотсу Накамура… убийца из Санья. — Твою ж мать… — тихо выругивается Майк. Кажется, из них четверых, он остался самым невозмутимым. Гергер усмехается: — Он… герой. Микаса кидает на него испуганный взгляд. — Да, он и его шайка зарезала десятки человек… За это ему нет прощения. Но просто… послушайте. Микаса подозрительно переглядывается с Нанабой. — Когда он вызвал вас и скорую, он рассказал мне свою историю. Его отец был преступником, поэтому, выйдя из тюрьмы, ушёл в этот ужасный район вместе со своей женой, матерью Тэмотсу. Через год он у них родился. Еще через четыре года родились два брата, а затем отец удочерил девочку Масаёши, ровесницу Тэмотсу. Ну как… «удочерил», образно, конечно. Там конечно нет такого. Через три года отец умер, и их мать вынуждена была сама хоть как-то зарабатывать деньги. Тэмотсу вместе с Масаёши тоже пошёл работать. И вроде всё было… хорошо. Относительно. Если не считать того, как сильно каждый из них хотел уехать из этого района. Но денег было невообразимо мало. Да и мать их была категорически против. Она с детства вбивала им в голову, как же плохо там, за этим районом. Как их всех там ненавидят… Гергер останавливается на несколько секунд, давая им переварить услышанное. — Затем, полтора года назад, его мать чем-то заболела. Болезнь прогрессировала эти несколько лет, и прошлой осенью дошла до пика, нужно было лечение и, как бы она не противилась, Тэмотсу попытался сам отвести мать в ближайшую больницу, но по пути он увидел трёх пьяных полицейских. Что они делали в таких глубинках этого района, без понятия. Угадайте, что же сделали наши стражи правопорядка? Микаса поджимает губы и закрывает глаза. Только не это… — Правильно… Когда Тэмотсу, еще не зная, что они в стельку пьяные, попросил их о помощи, они… — Гергер осекается. — Решили, очевидно, что он просит добить свою мать, что б не мучилась. Он не рассказал, как это было… Сказал лишь то, что один из них выхватил руку женщины из его рук и повёл куда-то, а самого Тэмотсу избили, как последнюю шавку. На следующее утро… он увидел лишь её труп. Леви незаметно пересаживается с табуретки на кушетку, приобняв Микасу сзади за талию и положив подбородок ей на плечо. Видимо, у неё слишком несчастный вид. Страх, вспыхнувший в ней в ту секунду, когда Гергер произнес ту самую фамилию, испарился. — Господи… — Нанаба обессиленно утыкается в плечо Майка. Тот крепче обнимает её. — Я не думал, что к людям, которые живут, по сути, не так уж далеко от меня, такое свинское отношение. Тэмотсу пообещал самому себе вытащить своих братьев и сестру любой ценой. А так как в основном зарабатывала мама, а им с Масаёши за их работу платили копейки, понятно, что пока они накопят, наконец, на то, чтобы вырваться оттуда… Они бы не накопили за всю жизнь. Тэмотсу пытался найти новую работу, но в итоге их с Масаёши уволили со всех. У него был лишь один выход . Я не знаю, как он умудрился собрать такое большое количество сторонников, но своим братьям и Масаёши он приказал не вмешиваться в это. Во всех новостях сказано, что его соратники убили невинных людей. Но в основном там были члены мафии, полицейские, ну и просто пьяницы, бомжи, которые пытались его остановить, и, порой, радикальным путем. И это не слова самого Тэмотсу. Об этом мне сейчас сказала Масаёши. А полицейский подтвердил. Только потом, после того, как всех сторонников Тэмотсу или убили, или посадили, Масаёши нашла записку от брата, где он просил их о сотрудничестве с полицией, так как за неё могут заплатить… — Это же… — вдруг перебивает его Майк. — Такой глупый план. — Глупый и отчаянный, — соглашается Гергер. — Но, я думаю, он сделал это всё не только для того, чтобы спасти родных, но и чтобы отомстить. Или же… привлечь внимание к этому району. Так глупо, что люди заводят в этом месте детей. Они ведь потом растут несчастными. — Согласен, — Аккерман впервые за это время подаёт голос. — Ой… прости, — понуро произносит Гергер. — Нет, ты прав, — успокаивает его Леви. — Дети там действительно несчастны. Мне просто повезло… — Поиски длились месяц. И братья, и сестра участвовали в них. Масаёши очень сильная девушка, раз согласилась на это. Хотя, наверное Тэмотсу просто не оставил им выбора. Глупо было бы отказаться от этого. Это означало бы сделать жертву Тэмотсу бесполезной. Вчера именно Масаёши привела полицию к брату. Он убежал, потому что испугался… Впервые за всё это время, как он сказал. Вот так вот… — И его план сработал? — Да, — Гергер улыбается. — Они смогут уехать из района. — Удивительно… — вздыхает Майк. — Кстати, — Гергер вдруг оборачивается к Микасе. — Есть то, чего я не сказал полиции. Когда Тэмотсу увидел в моих контактах тебя, он начал расспрашивать о тебе. Девушка настороженно поднимает голову. За это время она и забыла о словах Тэмотсу. — Когда он узнал, что тебе почти двадцать пять и ты сирота, он попросил меня передать тебе адрес. Он записал его где-то в заметках, я надеюсь. Это человек, у которого Тэмотсу скрывался. Кажется, этот человек знал твоих родителей. Микаса раскрывает глаза от ужаса. — И, кажется, что Тэмотсу тоже их знал… Он как-то туманно сказал об этом, — добавляет Гергер. Вот и пришло время для нового перелома в жизни. Микаса слышит тихий всхлип. Это Нанаба… — Гергер… я так волновалась за тебя вчера… — она бросается к брату на шею. Гергер кривится от боли. — Ай! Старуха! Тихо! Мне же больно! — Извини, — отзывается Нанаба, но хватку не ослабляет. — Я обещаю… я больше никогда не буду пить… — произносит Гергер. — Слишком много проблем приносит это говно… — Не пей… никогда больше не пей, — плачет Нанаба. Микаса ловит на себе взгляд Леви. Настороженный, выжидающий. — Ты сейчас на работу? — спрашивает девушка. — А ты нет? — вопросом на вопрос отвечает Леви. — А… точно… — протягивает она. — Не надо, — встревает Нанаба. — Ни тебе, ни нам. Я уже попросила Юки заменить тебя сегодня. Да и завтра. — Я и так сильно много пропускала за эту зиму, Нанаба, — грустно улыбается Микаса. — Как вы меня ещё не уволили. Нанаба смеётся сквозь слёзы. — Ты сейчас не сможешь сконцентрироваться на работе. Отработаешь на следующей неделе… Нанаба права. Она не сможет. Ей кажется, что она уже ничего не сможет. К глазам подступают слезы, но Микаса сдерживает их… Не здесь… Дома. Слишком много всего за одно мгновение. Новость о родителях, самоубийство подростка-убийцы… его жертва перед родными. — Хорошо, спасибо большое, — улыбается Микаса и, встав с кушетки, подходит к подруге и обнимает её. Когда они покидают палату, Нанаба с Майком разговаривают с медсестрой. Микаса кидает последний взгляд на Гергера: на его лице всё та же боль. Внутри него что-то сломалось вчера… И это не только кость правой руки. А затем они уходят… — Я… — Микаса останавливается у самого выхода из больницы. Леви тут же оборачивается. — Я должна всё-таки пойти на работу. — Почему? — спрашивает Аккерман. — Я не смогу сейчас находится одна дома. Мне кажется, я сойду с ума. — Хорошо, — просто отвечает Леви. — Я останусь. Микаса изумлённо поднимает на него взгляд: — Не стоит… — Не волнуйся, я сам себя не уволю, — отшучивается он. — Поехали.

***

«А за окном такая хорошая погода…», — эта мысль назойливо вертится у неё в мозгу. Как и сотни других. Бесконечный хоровод тупых мыслей. Их можно как-то заткнуть? «За окном такая хорошая погода, но Тэмотсу Накамура её не увидит… Он добровольно отказался от этого. Добровольно отдал собственную жизнь. Пожертвовав… всем. Возможностью увидеть этот прекрасный, счастливый мир. Увидеть другую сторону жизни. Он никогда не узнает беззаботности, никогда больше не услышит родных, никогда не вдохнет чистый воздух полной грудью, никогда не засмеётся во весь голос и не заплачет навзрыд. Он не побывает на свадьбе своей сестры, не сядет за одним столом со своей семьёй. Не узнает новогоднего настроения. Не напьется с друзьями, не влюбится в красивую девушку, никогда не узнает, как это прекрасно – быть отцом. Не пройдёт босиком по пляжному песку, не сгорит на солнце, не утонет с головой в снегу, не увидит закатов и рассветов, не услышит шум волн. Его грустные, светлые глаза больше никогда не улыбнутся. Он никогда не узнает того, насколько это прекрасно – жить среди добрых, понимающих людей, а не пьяниц и бомжей, пользоваться интернетом, заводить друзей… Он не увидит свободы… Он размазан по рельсам токийского метро… Чтобы всё это сделали его родные…». «Кажется, ты хотела закричать? Кричи… Может быть это его спасёт?». Внезапно Леви слышит сдавленный крик. Гораздо громче, чем тот, который он слышал ночью… Сердце разрывается напополам. Он срывается с места и бежит в комнату. Микаса сидит на полу перед окном и рыдает. Аккерман тут же садится рядом, молча прижимая ее к себе. Грудь разрывают рыдания. Она и не знала, что в ней живёт столько боли. Она не знала, что когда-нибудь у неё хватит сил на то, чтобы взорваться и не умереть на месте. Микаса, как полоумная, цепляется за его футболку, словно за спасательный канат. Почему он не останавливает её? Почему ничего не говорит? Почему не трясёт за плечи, не кричит, не бьёт по лицу? Ох как бы ей это сейчас помогло… Неужели люди действительно умеют так сильно плакать? Неужели Микаса действительно настолько сильная, что может испытывать такие эмоции? Неужели она удерживает это каждый день в себе? Так вот что имеют ввиду люди, когда говорят, что плачут только сильные… — Я… я… — Микаса пытается что-то сказать но он перебивает её: — Тссс, сначала выплесни это всё. И девушка повинуется. Просто беззвучно кричит ему в плечо. Леви смотрит на высокие дома за окном и меланхолично обводит их взглядом. Он и сам сейчас пытается не думать об этой истории. Забыть её, поскорее стереть все чувства, которые вскрылись внутри. Глаза Аккермана поднимаются к безоблачному небу. А есть ли… …что-то там? Леви пытается отбросить эту мысль. Он никогда об этом не задумывался. Его мысли сильно заняты настоящим, чтобы думать о таком необозримом будущем. Но ведь… Ведь и это тоже может быть? Рыдания постепенно стихают. — Как ты умудряешься… держать всё это в себе? — спрашивает Микаса, всхлипывая. Леви зарывается пальцами в её волосы. — Я не знаю, — честно признаётся он. — Иногда не получается… — Но при мне у тебя всегда получается, — замечает девушка. — Ты меня успокаиваешь, — грустно усмехается Леви. — Как? — удивляется она. — Не знаю. Просто с тобой проще. Рядом с тобой очень просто быть сильным, когда ты этого не можешь. Микаса улыбается сквозь слёзы. — Не уходи никуда… — Я же сказал, я сегодня дома, — отвечает Аккерман. — Я не об этом… — быстро произносит Микаса. — Я имею ввиду… Не уходи никуда из моей жизни. Пожалуйста. — Я и не собирался, — заверяет её Леви. — Зачем мне уходить оттуда, где я счастлив? Микаса резко тянет мужчину за воротник вниз и впечатывается в его губы, оставив на них короткий, но обжигающий поцелуй. Когда она отстраняется, Леви видит её красное, мокрое от слёз лицо, грустные глаза с опухшими веками… — Пойдём. — Куда? — не понимает Микаса. — В ванную, — отвечает Аккерман. — Вместе? — А ты стесняешься? — с лёгкой насмешкой спрашивает Леви. — Нет… просто… удивилась. Леви поднимается с пола, слегка потянув её вверх за собой, но Микаса не двигается. — Что такое? — Нет, ничего… — рассеянно оправдывается девушка. — Я просто… ничего, сейчас… Микаса поднимается так медленно и неуверенно, будто бы не стояла на ногах уже несколько месяцев. Леви вздыхает и с такой лёгкостью берёт её на руки, словно она ничего не весит. Девушка взвизгивает от неожиданности: — Леви, не надо! — А что? — Я же тяжёлая… — Нет. Микаса испуганно смотрит в его глаза, пытаясь прочитать хоть какой-то намек на напряжение, но Леви держит её уверенно. Она никогда не перестанет ему удивляться… Ведь они одинакового роста и, как она думала, их разница в весе тоже небольшая. Но сейчас Микаса в этом сильно сомневается… — Ты мне не доверяешь? — спрашивает Леви. Вместо ответа Микаса лишь грустно улыбается и прижимается к его шее. К глазам снова подступают слезы, как бы она не пыталась их сдержать… Но, опустившись в теплую воду, Микаса чувствует, как все негативные мысли притупляются. Её голова опускается на плечо Аккермана. — Только не спать, — говорит мужчина. — Есть, капитан, — на её лице расцветает улыбка. — Ну вот, — торжественно произносит Леви, проведя пальцем по уголкам её губ. — Наконец-то она улыбается. А что мне сделать, чтобы ты засмеялась? — У меня нет сил сейчас смеяться… Так что не надо ничего делать. Леви выключает воду и обнимает девушку. Микаса чувствует, как внутри что-то больно сжимает грудь. Видимо, целительное свойство воды временно. Боль слишком настойчивая зараза… Нет… не зараза… Расстройство, опухоль, что угодно. Болью нельзя заразить. У каждого она своя. — Я до сих пор не могу поверить в эту историю… — отчаянно произносит девушка. — Я просто не хочу в неё верить… — Микаса, не думай сейчас об этом, — говорит Леви. — Я не могу… Я очень хочу не думать, но не могу… — Значит, надо это просто принять. Микаса делает глубокий вдох. Принять… — Думаешь, он знал, на что шёл? — спрашивает Микаса. — Знал, к чему это приведёт? — Знал, — уверенно отвечает Леви. — Я уверен, что знал. — А, как думаешь он… — Микаса задерживает дыхание, собираясь с мыслями. — Где он сейчас? Аккерман тяжело выдыхает. Ей не хотелось затрагивать эту тему. Она для неё была слишком болезненной. — Я никогда не любил думать об этом. Но логичнее всего то что… — он замолкает. Микаса знает, о чём он подумал. Логичнее всего – нигде… Всемогущая ненавистная логика… Почему именно она стоит выше всего? Какого черта в этом веке наука стоит выше философии, разум выше доброты, знания выше воображения… Ведь они настолько… голые. А ведь смысл жизни придают эмоции и чувства, а не разум. А ведь смысл науке придают философия... А ведь именно они - оболочка этой голой логики. — Тебе не кажется, что люди, которые постоянно спорят о таких вещах, не желая слушать других – глупые? — внезапно спрашивает Леви. — Наверное, — усмехается Микаса. — Наверное… — повторяет Леви. — Но… как думаешь, это возможно? — продолжает Микаса. Леви хмурится. — Возможно что? — Ну… — Жизнь после смерти? — Да… Леви ложится щекой на её голову, выдерживая небольшую паузу: — А что? — Разве это не глупо? Всё это придумали люди. А наука давно уже опровергла… Леви задумывается. Микаса слегка отстраняется от него и заглядывает в его лицо. — Но есть и то, что наука не до конца может объяснить. Поэтому… я не знаю. Я же говорю, что не люблю говорить на эту тему. Слишком она… личная. Микаса согласно кивает и снова ложится ему на плечо. — Поэтому нет ничего глупее, кроме как что-то полностью отрицать, — добавляет он. — Да, — соглашается она. Девушка быстро целует его в ключицу, и Леви улыбается. Устало, замучено… — Очевидно, я никогда не дождусь от тебя полноценного смеха, — с грустью замечает Микаса. — Многого хочешь… — бурчит Аккерман. — Уж простите, я имела наглость надеяться на то, что я заслуживаю немного больше, чем другие, — ехидно произносит девушка. Леви осуждающе косится на неё: — Ты и так видела намного больше, чем другие. — Например? — Например… — с театральной надменностью растягивает Леви. — Некоторые люди, работающие со мной каждый день, ни разу не видели мою улыбку. А ты её видишь каждый день. — Гордость на всю жизнь… — Микаса подавляет смешок. — Увидеть то, как его королевское величество улыбается. Аккерман усмехается. Удивительно… в течении нескольких секунд этого глупого диалога она совсем забыла про свои мысли до него. Её улыбка начинает медленно сползать с губ. Леви замечает это быстро кладёт свои руки ей на плечи. Микаса вздрагивает, когда он сжимает их, медленно продвигаясь к шее. — Неприятно? — Неожиданно… — чувство дежавю, кажется, накрывает их обоих. Микаса слышит короткий, беззвучный смех. Его сильные пальцы продолжают сжимать её плечи и шею, и девушка с наслаждением закрывает глаза. Это была ужасная ночь и тяжелое утро. Этот день Микаса запомнит на всю свою жизнь, как один из самых эмоционально-трудных дней в своей жизни. Но именно сегодня она наконец почувствовала абсолютную близость с Леви, и ещё раз поняла, как важно ценить свою жизнь… Она не уверена, что смогла бы также пожертвовать собой ради тех, кого она любит. Пожертвовать свободой, слепо прыгнуть в огонь… Она надеется, что никому не придется делать то же самое ради неё… И Микаса окончательно убеждается, что судьба свела её с самым прекрасным мужчиной на планете…