***
Во вторник утром Минерва Макгонагалл просматривала не только "Ежедневный Пророк", но и подборку маггловских газет. Почти всё, что писали в эти дни в "Пророке", было ей известно накануне из-за близости к Министру. В сегодняшней газете её внимание привлекла только одна заметка о необъяснимой эпидемии переохлаждения волшебников, стремительно распространяющейся по всей Британии. Замерзших уже не укладывали в больницу, потому что некуда было класть обмороженных. Шесть больших разворотов были посвящены назначенному на среду Дню Траура, но об этом она и сама могла рассказать не хуже газеты. Макгонангалл понимала, что после возвращения в школу, времени на подготовку Международной конференции педагогов и педиатров на тему "Реабилитация душевных травм младенцев и дошкольников" будет не много. Уже в шесть утра она сидела за рабочим столом и строчила письма тем коллегам из магглов, которые хорошо её знали. Среди них были учителя из воскресных школ, руководители детских театральных коллективов, врачи из детских домов и школ начального обучения. Почти все они жили в Великобритании, но была и пара друзей из Франции, и даже один монтессори-педагог из Рима. День прошел незаметно. Оформление конвертов и отправка по маггловской почте были поручены Муфальде Хмерлик. Та с радостью взялась за поручение, так как Министр позволила ей отправиться с почты сразу домой. Снова на работу ей нужно было только утром в четверг. Декан Гриффиндора надеялась, что Франсуаза Дольто примет её приглашение, несмотря на траур, который она носила овдовев этим летом. Макгонагал задумала пригласить Дольто как почетного гостя конференции и вручить ей награду за работу "Зеленого дома" - места, где помогали понять непоправимые события самым маленьким. Ни один ученый не откажется от признания, тем более, международного. А когда Франсуаза прибудет в Лондон, договориться с ней о помощи для Гарри станет намного проще, чем через Ла-Манш. - Минерва, вы можете воспользоваться моим камином, как только будете готовы к отъезду. Суд принял решение, что до конца слушаний Гарри будет проживать у лесничего Хогвартса. Ему доверили уход за ребёнком! Меня это удивляет, но, видимо, Дамблдор умеет настаивать. - Миллисента сообщила новость дня своей подруге с немного грустной улыбкой. Вот сейчас Минерва уйдет, и такого, наверное, уже никогда не повторится. - Дамблдор говорил мне, что без колебаний доверит Хагриду свою жизнь! Это звучало действительно убедительно. Не беспокойся за мальчика, теперь все с ним будет хорошо. - Минерва только сейчас поняла, что настал миг расставания. - Не представляю, чтобы я делала, если бы кто-то другой, а не ты, был Министром. Наверное, пришлось бы эмигрировать с ребенком в Америку, и доживать жизнь со статусом похитительницы младенцев. Обе подруги захихикали. - Выпьешь чаю? - спросила Миллисента. - Да, конечно! А что там с этой эпидемией? В больнице нет мест? Или газета снова врёт? - задала волнующий её вопрос Минерва. - Не спрашивай меня!!! Я решаю вопросы по мере их поступления. И они стоят в такой длинной очереди, что если бы вопросы были бы людьми, то магглы бы давно обнаружили вход в Министерство по длинному хвосту наших нерешенных проблем. - Милли говорила гладко, как на пресс-конференции, но в глазах её сверкали лукавые огоньки и обе подруги вновь рассмеялись. - А как там наши? - внезапно опустила планку с официальной встречи до болтовни на задней парте Минерва Макгонагалл. В этот момент её тоже посетила мысль, что такой встречи, как эта, может быть никогда больше не будет. - Ну я-то откуда знаю, как наши? - неожиданно вытаращила глаза Министр и чуть не поперхнулась чаем, мгновенно превратившись в девчонку с разбитыми коленками, хотя никакого преображения, конечно, не было. - Мне никто не пишет! - Да-а, а я только с Августой Лонгботтом и общаюсь. Но у неё сейчас тоже полно хлопот, дети, маленький внук и скоро внучка появится. - Трудно представить, что по возрасту, мы уже бабушки, - ответила Милли. Она жила без семьи и не вела счёт своим годам. - Мне Августа не пишет, так же как и другие. Видимо, боятся Министра или считают, что это неприлично. - Однако, как разнесла нас жизнь, - глубоко выдохнула банальную фразу Макгонагалл. - Да, мы стали очень толстыми, - не упустила возможность сострить Багнолд. И они погрузились в ностальгические воспоминания, будто в мире полностью замерло время.***
Глаза Риты Скитер, корреспондента "Ежедневного пророка", слезились за стеклами вульгарных очков, а спина затекла. Прыткопишущее перо лежало без дела. Всю ночь с понедельника на вторник она ничего не писала и ничего не выдумывала. Она вычитывала некрологи и вычеркивала из них то, что противоречило сплетням, распущенными ею через газету ранее. Более ста пятидесяти имен волшебников, павших во время второй магической войны, были упомянуты в этом выпуске траурной газеты. Некоторые имена - только подписи под фотографиями. Эти люди ушли вместе с родными и друзьями. Некому было о них написать. Газета советовала волшебникам посвятить следующий день трауру: вспомнить близких, посетить кладбища, узнать новые известия о судьбе пропавших без вести, обратившись в Министерство, написать письма друзьям, сообщить о себе. Словами Миллисенты Багнолд Министерство просило людей предаться скорби завтра, чтобы вернуться к новой жизни после этого дня. Рита проверила все тексты еще раз и отправила выпуск в тираж.***
В "Норе" свежую газету первым всегда просматривал Артур, но если почта приходила раньше, чем он вернулся домой, то это делал Билл. Билл рано научился читать, а его братьям нравилось слушать, как он читает вслух. Год назад Билл научился читать и про себя. Особенно ему полюбились пухлые томики маггловских детективов. Как-то раз отец разбирался с темной магией, которую Пожиратели наложили на книги в библиотеке одного городка. Оттуда Артур принес сыну стопку самых потертых и пострадавших от магии книжек. Больше всего Билл полюбил Эркюля Пуаро. Метод Холмса ему тоже нравился, но не сам Холмс. Билл прочел все книжки про Пуаро. Он надеялся как-нибудь случайно встретить его, например, на выставке роз. По мнению Билла, Эркюль Пуаро мог бы помочь волшебникам поймать известно кого. Папа объяснил Биллу, что Пуаро - это выдумка и такого человека нет ни среди магглов, ни среди магов. Некрологи в траурной газете потрясли Билла. Он никогда не думал, что погибло так много людей. Он решил дождаться, пока мама уложит всех, кроме самого Билла и Чарли, на дневной сон, и тогда оставить особенную газету на кухонном столе. На четвертой странице был некролог на Гидеона и Фабиана Пруэттов. Эти жизнерадостные и отважные братья погибли отбивая атаку на дом Лавгудов в Оттери-Сент-Кэчпоул. Гидеон возглавлял отряд добровольных защитников. Память о них будет жить в сердцах. Так было написано в газете. Билл помнил тот день, когда дяди не пришли на ужин, куда пригласила их мать, узнав о дежурстве в деревне. Известие поступило из Министерства. Его шепотом передал отец. - Погибли... не придут... один заслонил другого. Молли не заплакала, не закричала, и даже ничего не сказала. Она добавила какое-то зелье в свой чай, и, сказавшись очень усталой, ушла спать. Джинни тогда еще не родилась, но этого события ждали со дня на день. Билл понял, что мама не может сейчас ни чувствовать сама, ни помочь ему. Он горевал один, в огороде. Он выбежал к краю поля, которое огибало их землю, сел на траву и зарыдал. Где они теперь. Ведь они же не могут просто исчезнуть. Где звучит их смех. Ведь они не могут не смеяться. Кому теперь будет мама вязать свитера к Рождеству, ведь она же не может не вязать. Чем дольше он плакал, тем горче становились его слезы. И вдруг к нему пришла мысль, что когда-нибудь кто-нибудь таким же заклятием и волшебной палочкой оборвет его собственную, такую интересную жизнь. А кроме жизни он ничего не знал. Или ещё хуже, они могут в любой момент убить его отца!!! Он мог бы закричать от этой новой мысли, если бы гадкий гном не впился в его ногу зубами. Боль тела заглушила боль и отчаяние души. Отец вышел в усадьбу и искал его. Билл показался сам и показал рану от укуса, так объяснив заплаканное лицо. Но Артур всё понял правильно. "Ты слышал, что случилось с братьями мамы". Он не спрашивал, а утверждал. Билл кивнул головой и захлюпал носом, потому что слезы снова поднялись к горлу. Отец сказал, что нужно плакать. И обнял его. В ту ночь на кухне начались роды. Билл не спал и всё слышал, но никто этого не заметил. На смену ушедшим жизням приходила новая. И это было чудо. Сейчас Билл сидел в своём лучшем месте для пряток и не спускал глаз с мамы. Она пролистала всю газету, не задержавшись на четвертой странице дольше, чем на других. Она не сводила глаз с последней страницы с некрологами и фото погибших на последней неделе. Она словно окаменела. Её лицо ничего не выражало. Она смотрела на фото Лили, но Билл этого видеть не мог. Молли думала о маленькой девочке, которую Лили родила бы ещё до Рождества, но у которой он отнял жизнь, не дав даже разочек вздохнуть. Молли не могла скорбеть о взрослых мужчинах и женщинах. Она была сейчас мать, и только мать, и все мысли её были лишь о детях. Она не могла принять Победу, за которую другая мать заплатила ценой жизни ребёнка. Она зарыдала. Биллу стало спокойнее. Теперь маме будет легче. Билл поднялся наверх в спальню малышей, чтобы занять их, если они слишком рано проснуться. Он не слышал, как вернулся отец и уговорил Молли посетить кладбище, пока он останется в День Траура дома с детьми. На другой день Билл взялся проводить маму. Из-за родов она не была ни на похоронах, ни на кладбище после них, и ни разу еще не приходила на могилу к братьям. Они шли к деревенскому кладбищу в Оттери-Сент-Кэчпоул и болтали о всяких неважных вещах, как в простой день. Билл пересказывал маме любимые детективы и доказывал, что тот из-за кого все это случилось, сами знаете кто, типичный серийный убийца, да к тому же ещё, наверняка, грабитель, который крадёт драгоценности, и сколотил себе банду. Молли понравилась эта характеристика. На центральной аллее кладбища они увидели кого-то знакомого. Мама точно знала, кто это, а Биллу он показался человеком с карточки от шоколадной лягушки. - Привет, Аберфорт! - радостно воскликнула Молли, - никак не могла ожидать тебя здесь встретить. - Я многих из наших сегодня встречаю, - смущенно ответил крупный старик, - я тут у твоих братьев был. Мы... должны мы.. что-то... Чем ближе подходили мать и сын к участку кладбища, где много веков хоронили волшебников, тем тяжелее и медленнее двигала ногами Молли Уизли. Словно бы дойдя до могилы она окончательно убьет их, похоронит уже навсегда больную надежду, что вот, вдруг они все-таки войдут в дверь. Братьев похоронили вместе за счёт Министерства. Новое скромное надгробие уже виднелось среди деревьев. Билл подтвердил догадку мамы движением руки и деликатно спросил: - Как ты хочешь, пойти самой или вместе со мной? Молли печально улыбнулась, взъерошила его рыжие, как у братьев волосы, взглянула в серые, как у братьев, глаза и протянула ему руку. На казённом надгробии лежал венок ярких жёлтых хризантем, а в центре его алела крупными лепестками лилия. Молли наклонилась и положила рядом букет простых полевых сухоцветов, которые они с Биллом собрали по дороге. Из её глаз скатилась слезинка и упала в сердцевину лилии. Тут же слезинка вспыхнула голубым пламенем. Это было очень сильное волшебство! Мало кому из волшебников доступно искусство обращать одну стихию в другую. Из тех, кто сейчас был способен на это, Молли знала только одного - это был Аберфорт Дамблдор.***
Кладбище в деревушке Ком Флори под Тинтонксом находилось на холме и подниматься к нему нужно было по лестнице, с какой бы стороны вы не подошли, от деревни или с трассы А578. Кладбище лежало напротив старинной каменной церкви, которая примыкала к зелёному лужку, где всегда паслись коровы с ближайшей фермы. Напротив лужка стоял каменный красный коттедж в два этажа, по его фасаду ползли к небу и плющ, и роза, и вьюнок. Коттедж сдавался долгосрочно на четырех хозяев, у каждого своя дверь с медной табличкой и жилище в два этажа. За одной из этих дверей ещё двенадцать дней назад билось сердце Доркас Медоуз. А в чулане под лестницей жила, спрятанная от всех, маленькая старушка. Её жизнь висела на волоске... Доркас Медоуз рисковала и тогда, когда создала коротковолновое радио SOS, что бы волшебники могли послать сигнал срочного вызова помощи при нападении. Каждую минуту, пока она сидела дома, слушая волну и передавая тревогу, что срывало все последние вылазки ПСов, она тоже рисковала. А когда на волне её менял Сириус, рисковала ещё больше, доставляя мантии невидимости семьям волшебников с маленькими детьми, не делая никаких отличий по репутации и факультетам. Вязать из шерсти камуфлори она научилась девочкой, на Хаффлпаффе, а накладывать финальные чары на редкие артефакты недавно научил её сам профессор Дамблдор. Её жизнь висела на волоске и оборвалась... На её могиле стоял простой крест. Похоронена она была среди магглов. Доркас, как ризничная, заботилась о должном виде облачений местных священников, и, по собственной инициативе, о ремонте одежды бедных прихожан, не спрашивая ни оплаты, ни благодарности. Почти вся деревня пришла на её похороны. Прекрасное тело под воздухом утонуло в цветах. А после того, как гроб закрыли и опустили глубоко под землю, цветами люди укутали весь могильный холм. Её похоронили только в субботу, тридцать первого октября, неделю спустя после убийства, и все цветы - розы, хризантемы, гвоздики - ещё не тронутые тлением были здесь. Андромеда Тонкс сидела сейчас на скамье у соседней, старой благоустроенной могилы и плакала. Она видела как был сорван цветок жизни Доркас Медоуз. Сегодня дочь Андромеды была с домашним учителем Ремусом Люпином. Мать могла быть за неё спокойна. Нимфадора родилась метаморфом, но пока ещё управлять своим даром не умела. Малейшая перемена настроения и внешность её менялась до неузнаваемости так, что они с Тедом трижды теряли её на людях. Один раз поиски затянулись на целых шесть часов! Большая удача для их семьи, что Ремус принял приглашение. И это спасение тоже было устроено через Доркас Медоуз. Доркас имела привычку каждую проблему рядом воспринимать как свою и решать её быстро. Сейчас Нимфадора была в надёжных руках, и семье ничего не угрожало. Но всю предыдущую неделю Андромеда не знала за кого бояться: за мужа, за дочь, за учителя. Темный лорд хотел, чтобы Андромеда и Сириус видели, как он может убивать. Он убивал Доркас при них. Он душил её и обещал им убить всех, кто дорог для них, если они не приползут к нему на коленях до первого ноября. Несмотря на страх, Андромеда не поползла бы к нему, потому что видела, как он убил Доркас. Как только та отправила свой последний сигнал: “Медоуз, SOS”, она сразу же усыпила себя заклятием вечного сна. Снять его мог лишь тот же волшебник, что и наложил, ну, или поцелуй любви. Ни одно, ни другое Волеморт сделать не мог. Доркас поступила так, потому что в кукольной комнатке она прятала какую-то одинокую и безумную родственницу то ли тётушку, то ли бабушку, которую нашла совсем недавно на севере Британии и не смогла оставить одну. Старушка не ходила и не говорила. И никто, кроме Доркас не знал о ней. Даже Сириус, который остался в доме после гибели Доркас дежурить на радиоволне, нашел секрет Доркас спустя два дня, да и то, случайно. Доркас понимала, что если сами знаете кто найдет в её мыслях эту старушку, то заставит её, Доркас, сделать или сказать что угодно. Всем было известно, какое удовольствие ему приносило пытать близких, причинять им физическую боль, наслаждаться душевными муками своих врагов, ломать их волю. Поэтому Доркас предпочла улизнуть. Просто уснуть. Тёмный лорд обездвижил Андромеду и Сириуса, как только те влетели в дом. Ему понадобился всего лишь один взмах, чтобы пленить их обоих. Но он был в бешенстве! Доркас была жива, она просто спала, но при этом ни одно его заклятие не причиняло ей никакого вреда. Он не мог принести ей ущерба магией!!! Она спала и улыбалась приветливо во сне. И тогда он просто убил её как маггл. Своими руками, сомкнув их на её шее. Он убил её лично. Лицо его было ужасно в этот миг. И от него несло, как от помойки!!! Так чувствовала тогда Андромеда. Так она думала и сейчас, и ненависть её была настолько сильна, что она хотела убить, убить его сама, но не могла, поскольку он исчез. Сегодня Андромеда пришла на кладбище без цветов, с одной только свечой. Да и та не понадобилась. Андромеда встретила Аберфорта Дамблдора и он отдал ей один из своих венков, рассказав, как горят в нём слезы. Андромеда держала венок на своих коленях, плакала не переставая, и пламя горело ровно. Она вспоминала, как впервые появилась в её жизни Доркас Медоуз в рассказах Теда о маленькой родственнице из приюта, которую взяли родители на воспитание. Она помнила, как вместе они радовались, узнав что девочка тоже оказалась волшебницей. Андромеда вспоминала их первую личную встречу, как искренне любила девочка отцу Теда, радиста и мамочку-рукодельницу. Доркас заменила Андромеде сестер, отверженных горькой судьбой. Она не стремилась ни к подвигу, ни к славе, а просто защищала жизнь так, как могла. Как сильно она рисковала было ясно, но никто из них не думал, что всё кончится гибелью, местом на кладбище. Андромеда вытерла слёзы и поняла, что платок в её руках тоже вышит Доркас. Эта маленькая девочка была как будто повсюду. Она так любила жить. Она верила, что жизнь вечна.***
Но все-таки самые прекрасные лилии в этот день были созданы другим волшебником. Лилии в венке Аберфорта уступали им хотя бы тем, что были обречены завянуть через несколько дней или после первой морозной ночи. Лицо этого волшебника закрывал капюшон, он не хотел быть узнанным. Его появление и исчезновение было более резким, чем когда бы то ни было. Его шаг был сильным, вздох тяжёлым, взгляд суровым. Его губы были сжаты до отсутствия. Но волшебство его сегодня было таким же простым и прекрасным, как волшебство той, о ком он скорбел. Лилии, которые онисоздавал были белыми и вечно цветущими. Как молния переносился он с места на места по следам, которые оставила она в жизни. Сперва он побывал там, где они проводили время вместе. Потом там, где видел её, хотя бы издали. А потом и там, куда его никогда не звали, но где оборвалась её жизнь. Здесь он увидел, что кто-то его опередил, и над домом, где она погибла, кружатся золотые бабочки, словно конфетти из только что взорванной хлопушки. Был кто-то ещё, кто так же горько оплакивал смерть Лили Поттер и красоту первозданной магии, которая ушла вместе с ней из мира. Впервые он подумал о Мародерах, как о её друзьях, которые любили Лили той же любовью, что и он сам. Ему захотелось войти и в их логово, и там оставить так же вечные цветы. К концу дня молодой профессор снова оказался у школы и спешил к Иве. Но то ли воспоминания вытеснили из его памяти важные детали, то ли дикое дерево ни за что не хотело его пустить, войти в дом за потайным ходом ему не удалось. Ноги понесли Северуса Снейпа вниз к озеру, и он снова вспомнил всех, кто занял его место в жизни Лили, всех четверых, и понял внезапно, как она освещала их дружбу простой своей мягкой улыбкой. Он не мог объяснить, какой магией создал сегодня цветы, выраставшие из-под земли в местах ему памятных. Он не понимал, что происходит с ним и сейчас. Слова, которые он произносил появились из ниоткуда и словно повисли в воздухе, так будто он мог из читать: Дом обветшалый стоит на холме Там играет рояль в лунном свете Топят горести звери и люди в вине Чтоб забыть обо всем на рассвете Там где солнце живёт и ночует луна Там где звёзды смеются и плачет вина Там где лилия вянет в печали Там где полночь не раз мы встречали Тут не вредно мечтать и не стыдно кричать Тут достаточно просто сидеть и молчать Тут никто не осудит и каждый поймет Тут нет масок и игр тут никто не ведёт Если ты потерялся в пути заплутал Если день не задался ты жизнь проиграл Смело в дом на холме в темноте приходи Только вход для начала ты в дом тот найди Еще до того, как последний произнесенный им звук затих, он знал, что не только он один слышал себя. Он слышал, что тот, о ком он думает, сейчас опасно сокращает дистанцию. - Это твои лилии я видел сегодня повсюду? - спросил просто Ремус Люпин. - Не смей никому об этом говорить, - потребовал Северус Снейп. - Даже Дамблдору? - Тем более... Пауза затянулась минут на пятнадцать, а может и больше. Они просто стояли рядом и молчали. Казалось, что так может продолжаться до бесконечности - А бабочки твои? - задал встречный вопрос Снейп. - Я не знаю, как это вышло. Мои, - также просто ответил Люпин. - Я тоже не знаю, как… - На минуту, когда я слушал тебя... твои стихи, мне показалось, что нас снова четверо... Твои стихи - это так здорово. Их мог бы написать Джеймс, если бы он писал. Но не он. Ты знаешь, Блэк пишет стихи и песни с первого курса? У него есть и слабые, и получше. Но то, что читал ты, это как самое лучшее. Хочешь, я могу прочесть ему эти твои стихи по памяти? - Люпин говорил дружелюбно, каждым словом ломая былую вражду. - Ты должен поклясться этим мгновением, что никогда и никому этого не перечтешь и не расскажешь, - серьезно сказал Снейп. - Если ты не хочешь, то я и без клятв никому ничего не скажу…***
Сириус Блэк весь день провел на больничной койке под присмотром аврора, которого не знал лично. В больнице царила небывалая суета, принимали обмороженных. Но Блэку было тепло. Он думал о Гарри. Он думал как восстановит для него родительский дом. Он думал, как даст Гарри внимание и заботу, как сделал бы это Джеймс, если бы остался с сыном один, без Лили. Целитель Сметвик велел соблюдать постельный режим и есть, ожидая, что организм восстановится от контузии. Сириус ел, спал, и просыпался. В одно из своих пробуждений ему тоже вспомнилось убийство малютки Доркас. Он вспомнил как вместе они с Джеймсом, Питом и Лонгботтами разработали дерзкий план, как поймать Волдеморта в ловушку, лишь только тело Доркас вынесли из дома. Они не хотели просто сидеть и ждать, быть просто мишенями. В мыслях всё казалось просто и ладно! И как рухнул его мир, когда вместо шагов убийцы по лестнице дома Медоуз, которые ожидал услышать Бродяга, на короткой волне прорвалось внезапно “Пот..” и тут же замолкло, оставив его в тревожных догадках. Боль, вина и отчаяние застучали в груди Сириуса ритмом ирландской песни. Он достал свой фолиант - его он берёг пуще волшебной палочки - и начал записывать: Почему ты меня оставил на земле, А сам улетел в небеса звездой? Я взлетаю, пытаясь быть ближе к тебе, И прошу остаться со мной. Почему ты меня оставил? Почему? Я хочу услышать внятный ответ. Но ответа нет. И тебя нет. А мой вопрос летит в тишину. Скрипучий голос Скримджера, который заступил на дежурство, вырвал Блэка из реальности создания песни: - Так вот как он контужен! Не может читать! Но может писать!!! Голова не кружится? Петрификус Тоталус! Пальцы Скримджера вырвали фолиант из рук застывшего Блэка и сразу же начали в нем копошиться: - Это наверняка шифровки для твоих дружков-Пожирателей. Оставайся здесь, пока я отнесу улику! Дверь за его спиной громко хлопнула. “Что я здесь делаю?” - спросил себя Бродяга.