Обитель проклятых

      Переступая порог своей комнаты, Чонгук гадал, какой Лейла предстанет его взору: спящей, распаренной и нагой после горячей ванны, а может, готовой броситься на него с кулаками? Сердце отчаянно прыгало в груди, и это вызывало недовольство. «Дурак!» — обругал себя Гук. Ему, бессмертному и многоопытному воину, не пристало волноваться из-за какой-то женщины, пусть и подосланной богами в наказание.       Но чего он не ожидал увидеть, так это распростёртую на полу без сознания девушку, лежащую в луже чего-то бордово-красного. «Неужели кровь?» — пронеслось в голове у Чонгука, и по всему телу пробежала ледяная волна.       — Лейла!       Дёрнувшись навстречу, Чон упал возле Моран на колени. Осторожно перевернув на спину, обхватил руками и притянул к себе поближе. Вино. Всего лишь вино. Слава богам! Бордовые капельки стекали по бледному лицу и капали на его джинсы. Выдохнув, он едва сдержал улыбку: надо же было так напиться. Она была такой невесомой, что Чонгук почти не чувствовал её веса в своих руках. Зато ощущал, как непривычно покалывает кожу, словно по телу пустили ток.       — Лейла, очнись.       Но девушка не очнулась. Более того, казалось, она всё глубже погружается в беспамятство — движение глаз под веками постепенно сходило на нет. У Чонгука перехватило дыхание. Убрав прядь волос с её лица, он с трудом выдавил:       — Проснись… Открой глаза. Пожалуйста…       Никакой реакции. Казалось, она пребывает в каком-то странном коматозном состоянии, и это по-настоящему пугало и беспокоило. Аккуратно сняв и отбросив в сторону мокрую куртку, Чон подхватил Моран на руки и, рывком поднявшись с колен, понёс её к кровати. И как бы отчаянно не хотелось выпускать сейчас девушку из рук, он осторожно опустил её на постель, уложив на подушки. Нахмурившись, воин склонился ниже, всматриваясь в бледное, бескровное лицо.       — Лейла… — накрыл он ладонью её холодную как лёд щёку.       Никаких признаков жизни.       «Она же… не умерла? — спросил себя Чон и тут же отбросил эту мысль. — Нет. Нет!» Борясь с подкатывающей дурнотой, Чонгук отнял тяжёлую, точно свинцом налитую, ладонь от щеки девушки и уложил её на левую сторону груди. Сначала он ничего не почувствовал. Сердце не билось. Гук уже готов был взреветь раненым зверем, вознося проклятья небесам, но вдруг уловил слабый, едва различимый удар. А после долгого перерыва ещё один.       Моран была жива.       Прикрыв глаза, Чон испустил протяжный вздох облегчения.       — Лейла… — он мягко, но настойчиво потряс её. — Ну же, красавица, очнись…       «Что, во имя Зевса, с ней такое?!» — недоумевал Чонгук. Ему не доводилось до этого иметь дело с перебравшими алкоголя смертными, но он был уверен, что с девушкой явно творится что-то неладное. Её голова безвольно откинулась назад, веки по-прежнему были плотно сомкнуты. Губы имели неестественный синеватый оттенок, а на лбу выступила испарина. Нет, она не просто перепила…       «Может, Лейла простыла ночью в камере? — терялся он в догадках. — Но я бы тогда заметил это раньше. Или до неё нечаянно дотронулся Юнги? Чушь! Но она была в полном порядке: ни кашля, ни язв на коже, ни других признаков болезни… Тогда что же?!»       — Лейла! — почти с отчаянием снова воззвал воин.       Нет, он не может сейчас потерять Моран, когда ещё не касался её, не держал в своих объятиях, не говорил с ней… Чонгук удивлённо заморгал. Он внезапно осознал, что ему хочется поговорить с ней. Не овладеть телом и не насытиться им вдоволь, не допросить, а просто поговорить. Узнать о ней как можно больше, расспросить о детстве, друзьях, мечтах. Все мысли об убийстве девушки исчезли, уступив место страстному, всепоглощающему желанию спасти.       — Лейла… Открой глаза, — взмолился мужчина. Он снова беспомощно встряхнул её, а после прижал крепко к себе, не зная, что ещё предпринять. Тело девушки было таким холодным, словно она принимала ванну со льдом, а после стыла на арктическом ветру. Ужаснувшись, Гук торопливо высвободил из-под неё одеяло и плотно укутал в него, пытаясь согреть. — Лейла! Ну, пожалуйста!       Под глазами Моран проступили сизые тени. Дыхания почти не ощущалось. Она была похожа на безвольную тряпичную куклу. «Может, это и есть моё наказание, — сердце воина ёкнуло, — смотреть, как она медленно умирает?» Чувство бессилия и потерянности нарастало. Как бы физически силен Чонгук ни был, он не мог заставить её ответить.       — Лейла! — на этот раз его голос прозвучал строго и сурово. Чон снова потряс девушку, на этот раз с большей силой, видимо, надеясь растрясти саму душу.       Чёрт возьми! Опять ничего.       — Намджун! — взревел он, не отводя взгляда от белого лица Лейлы. — Хосок!       Спальни воинов были разбросаны по замку и отделены друг от друга приличным расстоянием, так что едва ли кто-то мог его услышать. Воин зажмурился что есть силы. Что же делать? Неожиданно совсем рядом с ним раздался тихий мученический стон. «Что такое? — удивился мужчина, распахнув глаза. — Это была Лейла?»       Обхватив скулы девушки, Чонгук пригнулся к ней так близко, что их губы почти соприкоснулись. Как бы ему хотелось вдохнуть в неё хоть немного своего тепла… По телу снова пробежал ток, кожу начало покалывать. Синие губы Лейлы слегка приоткрылись:       — Помо… гите… — слетел с них сиплый хрип.       Слава богу! Ещё один признак жизни. Чон едва не завыл от радости и облегчения.       — Говори со мной, красавица! — трясущимися пальцами он убрал с её лица мокрую прядь волос. — Скажи, что с тобой?       — Чонгук… — прошептала еле слышно она, не открывая глаз.       — Да, я здесь. Скажи, как помочь тебе. Скажи, что мне нужно сделать.       — Убей… их… Убей пауков… — прошелестела Моран одними губами так, что он едва разобрал слова.       Поглаживая большим пальцем её щеку, Чон растерянно повертел головой по сторонам:       — Здесь нет пауков, красавица.       — Пожалуйста… — прозрачная слеза скатилась по щеке. — Они ползают… по мне.       — Хорошо, хорошо, я убью их! — по-прежнему не понимая, о каких пауках она говорит, воин мягко огладил ладонями лицо, шею, руки, живот и ноги Лейлы. — Всё. Я убил их. Их больше нет. Клянусь тебе.       Кажется, она немного успокоилась. Из груди вырвался облегчённый вздох. С усилием сглотнув, Моран вновь прошептала:       — Еда, вино… Там яд…       Кровь отхлынула от лица Чонгука, и он стал таким же бледным, как и девушка. Проклятье! Он не подумал… Совсем забыл… Вино, которое он принёс, было сделано для них, бессмертных воинов, а не для людей. Человеческий алкоголь мужчин не брал, поэтому Тэхён обычно добавлял в напиток несколько капель амброзии, которую прихватил с небес и хранил все эти годы.       «Наверное, амброзия ядовита для смертных, — пришло наконец осознание. — И я сотворил с ней это, — в ужасе подумал Чон, — я сам, а никакие не боги». Злой на себя, он с рёвом впечатал кулак в металлическое изголовье кровати, разбивая в кровь костяшки. Та заходила ходуном, вынудив Лейлу мучительно застонать. «Перестань! Ты делаешь ей больно!» — спохватился воин. Он заставил себя оставить в покое изголовье и сделать несколько медленных вдохов и выдохов. «Успокойся!» — повелел Чонгук, наверное, уже в тысячный раз за этот день. Но жажда крушить только усиливалась. Не считая краткого затишья после драки с Хосоком, он весь день был на грани срыва, и происшествие с Моран только всё ухудшило.       — Скажи, как тебе помочь, — повторил Гук.       — Д… доктора…       «Человеческий целитель, — ухватился за эту мысль Чон. — Точно! Я должен отнести Лейлу в город. Но что, если доктор захочет оставить её в больнице на ночь? — воин покачал головой, понимая, что не может допустить этого, ведь тогда у неё будет время рассказать ищейкам об увиденном и услышанном в замке. Но больше всего Гук опасался, что девушку похитят, обидят, а он не сможет этому помешать. — Значит, надо привести доктора сюда», — решил он. Чонгук нежно поцеловал ледяные, неподвижные губы Лейлы. Его ладони сжались в кулаки.       — Я найду тебе доктора, красавица, и приведу его в крепость.       Девушка снова застонала и наконец открыла прекрасные, окаймлённые длинными ресницами глаза. Два янтарных озера были наполнены болью и страданием.       — Чонгук… — обратила она на него свой взор.       — Я скоро вернусь. Клянусь.       — Не… уходи… — тихий голос дрогнул. Казалось, она вот-вот заплачет. — Больно… Очень больно. Мне страшно… Останься со мной…       В душе Чонгука схлестнулись вместе желание внять её мольбе и необходимость идти за помощью. Но он не мог оставить девушку в комнате совсем одну. Вскочив на ноги, он одним прыжком достиг двери и крикнул отчаянно:       — Тэ! Хо! Джин! — звук его голоса громом прокатился по коридорам. — Наму! Юн!       Не дожидаясь, когда кто-то откликнется, воин вернулся к постели и взял девушку за руку, переплетя пальцы. От уголков её рта разбегались тонкие красные прожилки. Яд распространяется?       — Не переживай, я никуда не уйду, — пообещал Чонгук. Больше всего на свете он желал забрать её боль себе. Что такое для него ещё толика страданий? Лишь капля в море. Зато она… Кто она для него? Но ответа на этот вопрос как не было, так и не появилось.       Девушка со стоном схватилась за живот и, с трудом перевернувшись на бок, свернулась в клубок. Свободной рукой Гук заправил ей волосы за ухо, которое по-прежнему плохо слышало из-за натёкшего туда вина.       — Я… умру? — шёпот прозвучал в тишине так громко, что мужчина вздрогнул.       — Нет! — Чонгук не собирался кричать, но звериный рёв сам вырвался из его груди. — Нет, — повторил он более мягко. — Это я виноват, и я всё исправлю.       — Ты… нарочно?       — Конечно нет. Это произошло не намеренно, — ответил он. — Это вино не годится для людей.       Ничего не ответив на его слова, она вдруг резко поднялась на кровати, зажав рот рукой:       — Меня сейчас… вырвет…       Вскочив на ноги, Чонгук схватил пустую миску из-под фруктов и подставил её девушке, которую, едва она успела свеситься с постели, тут же вывернуло туда наизнанку. Свободной рукой он придерживал ей волосы, чтобы не запачкались. «Интересно, рвота — это добрый знак или нет?» — спрашивал себя Чон. Лейла изнеможенно повалилась обратно на матрац, а в комнату вбежали Сокджин и Тэхён. Оба воина выглядели растерянно.       — Что случилось? — выпалили они в один голос.       Сеть морщинок вокруг глаз Тэхёна стала ещё гуще. У Сокджина кровоточили руки, одна из них заметно опухла. В ладонях он сжимал по клинку, готовый ринуться в бой. Увидев распростертую на постели девушку, Джин растерялся ещё больше.       — Помочь тебе её прикончить? — спросил он.       — Нет! Вино… Амброзия, которую добавляет туда Тэ. Я дал ей его… — в голосе Чонгука явственно звучали вина и отчаяние. — Спасите её!       Хоть Тэхён и держался ровно, было заметно, что его пошатывает:       — Я не знаю, как.       — Но ты должен! Ты проводишь тучу времени среди людей! — крикнул Чон, едва сдерживая рвущийся из груди рёв. — Скажи, как помочь ей!       — Извини, но я не знаю, — повторил Тэхён и потер бровь тыльной стороной ладони. — Я никогда никого не угощал нашим вином.       Воин умоляюще взглянул на Сокджина, всё ещё растерянно стоящего в проходе:       — Хён, сходи к другим смертным и узнай, что нужно делать! Если они не знают… То пусть Намджун перенесётся в город и найдёт врача, — с мольбой воззвал Чонгук, ведь из всех воинов только Смерть мог перемещаться в пространстве силой мысли.       Джин скривился на секунду, на лице его промелькнуло мимолетное раздражение. Он кивнул, резко развернулся и спешным шагом направился в сторону спальни Намджуна, недовольно что-то бормоча под нос про женщин, от которых сплошные проблемы. Тэхён, проводив его усталым взглядом, повернулся к Чону:       — Извини, Чонгук, но я на пределе. Мне нужен секс. Я услышал твой крик, когда уже был у входной двери, и прибежал. Но… Мне как можно быстрее нужно в город, иначе…       — Я понимаю.       — Я зайду к вам, когда вернусь, — нетвёрдой походкой Тэ двинулся прочь и скрылся за углом.       — Чонгук… — снова простонала Лейла. Пот ручьями лился по её вискам. Кожа по-прежнему отливала синевой и казалась до того бледной и прозрачной, что сквозь неё проглядывали мельчайшие венки. — Поговори со мной… О чём угодно… Твой голос помогает отвлечься… от боли.       Девушка снова закрыла глаза, и тени от ресниц легли ей на щёки.       — Тс-с, красавица. Тебе вредно столько разговаривать. Я сейчас…       Мужчина убежал в ванную, опорожнил и вымыл миску из-под фруктов. Смочив одно из полотенец, захватил и то, и другое с собой. Девушка всё также лежала с закрытыми глазами, и он подумал, что, может быть, она уснула. На всякий случай поставив миску возле кровати, Чон склонился над Лейлой и принялся осторожно обтирать бледное лицо. Но, оказалось, она не спит. Воин опустился на край постели, соображая, о чём бы рассказать.       — Почему твои друзья… закололи тебя?       Чонгук никогда не говорил о своём проклятии даже тем, кто страдал бок о бок с ним. «Уж подавно не стоит обсуждать его с Лейлой», — думал он. Однако никаким доводам рассудка было его не остановить. Видя, как она морщится от боли, мучительно сдвигая брови, он готов был пойти на что угодно, лишь бы отвлечь её.       — Они закололи меня, потому что должны были. Как и я, они прокляты.       — Это… не объяснение.       — Ещё какое объяснение.       Несколько минут прошло в молчании, пока Лейла не начала вновь жалобно поскуливать, готовясь к очередному свиданию с миской. Чонгук ощутил новый укол вины. Она заболела из-за него, и он должен позаботиться о ней. Дать всё, чего она заслуживает. Мужчина разомкнул уста, и из них мерной рекой полилась история его жизни:       — Слушай мою историю, красавица. Я бессмертный и живу на земле, кажется, с начала времён.       По мере того, как Чон говорил, напряжённые мышцы Лейлы постепенно расслаблялись, а тело заметно обмякло.       — Бессмертный… — повторила она шёпотом, будто пробуя это слово на вкус. — Я знала, что ты не просто человек.       — Я никогда не был просто человеком. Я воин, которого создали, чтобы охранять Царя богов. Долгие годы я служил ему верой и правдой, помогал удерживать власть, защищал даже от его собственной семьи. Но он считал, что я недостаточно силён, чтобы беречь главную его ценность, — ларец, сложенный из костей мёртвой богини Угнетения. Нет, он отдал эту честь женщине. Она была первоклассной воительницей, но моя гордость была уязвлена, — к его удовлетворению, Лейла перестала беспокойно ворочаться и теперь лежала спокойно. — Желая доказать Зевсу, что он не прав, я помог украсть ларец и выпустил на волю заточённых там демонов. И в наказание царь богов вселил одного из них в меня.       Чонгук протянул руку и нежно погладил живот девушки, надеясь, что от этого ей станет ещё легче. Она тихонько вздохнула. Ему показалось, что с облегчением.       — Демон… Я так и думала.       Воин вспомнил, что тогда, на лестнице, она уже обмолвилась об этом. И он до сих пор не мог понять, почему она не пыталась скрыть свою осведомлённость.       — Но ты хороший. Иногда бываешь, — уверенно добавила Лейла. — Поэтому у тебя меняется лицо?       — Да, — ответил Чонгук, а сам удивился: «Она считает меня хорошим?» Вздохнув, он продолжил рассказ. — Я хорошо помню то мгновение, когда в меня вселился дух. Было такое ощущение, что часть меня умерла, освобождая пространство для кого-то другого, в разы более сильного и могущественного.       Тогда Чонгук впервые в жизни понял, что такое смерть, ещё не догадываясь, насколько часто ему вскоре предстоит сталкиваться ней. Лейла издала ещё один тихий вздох. Воин не был уверен, понимает ли она то, о чём он рассказывает. По крайней мере, она не плакала и не металась по кровати от боли.       — На какое-то время я утратил контроль над собой, над своим сознанием, над телом и во всём подчинялся демону, который толкал меня на… — Чон замолчал и закончил фразу уже про себя, — «… на зло всех видов и мастей».       Кровь и смерть, дым и пепел, картины полного запустения предстали его мысленному взору. Эти воспоминания были невыносимы. Он и помыслить не мог о том, чтобы тревожить ими воображение Лейлы. Потом демон ослабил хватку, и сознание Чона прояснилось: словно свежий утренний ветерок пронёсся в голове, увлекая с собой прочь мрак и туман, но, увы, оставляя воспоминания. Демон толкнул его на убийство Пандоры, которую он ненавидел больше всего. Только после этого жажда крови поутихла, и Насилие отступил на задворки сознания, оставляя Чонгука самому расхлёбывать последствия содеянного.       — О, боги, знай я, что всё так выйдет, — сказал он со вздохом, — в жизни бы не приблизился к чёртову ларцу.       — Ларец, — начала Лейла, и слова её немало удивили воина, — демоны… Я что-то такое слышала обо всём этом…       Острый приступ дурноты не дал ей закончить: Моран дёрнулась на постели и со стоном подалась к краю. Со скоростью ветра Чонгук рванулся к миске и подставил её Лейле, которую снова вывернуло. Пока спазмы сотрясали хрупкое тело девушки, Чон придерживал её, прижимая к животу, и лепетал слова утешения и ободрения. Утешать кого-то было для него в новинку, и он надеялся, что всё делает правильно. В кругу воинов это было не принято: они все держали свои муки при себе.       Когда позывы стихли, Чон уложил её обратно и снова аккуратно обтёр лицо влажным полотенцем. Возведя взор к потолку, он отчаянно прошептал, обращаясь к богам:       — Я прошу прощения за то, что говорил о вас непочтительно. Пожалуйста, не наказывайте её за мои грехи.       Чонгук не понимал, почему, но с момента встречи с Лейлой, ему казалось, что он знаком с ней вечность. Так, будто Моран всегда была частью его жизни, которая обратится в ничто, если её у него отнимут.       «Как такое возможно? — не переставал поражаться мужчина. — Всего час назад я убеждал себя, что готов убить её. И вот теперь…»       — Пусть она только выживет, — шептал он, — и я сделаю всё, чего вы захотите.       «Всё, что угодно?» — насмешливо спросил вдруг чей-то тихий голос, в котором сквозило явное удовольствие. Он не принадлежал Насилию, ни ещё кому, кого воин знал. Чонгук замер и недоумённо заморгал. Мгновение спустя первый шок миновал, и он спросил громко вслух:       — Кто здесь?       Удивлённая этим внезапным выпадом, Лейла воззрилась на него изумлённо.       — Я… — тихо просипела она. Воспалённые глаза потускнели от серых кругов вокруг.       — Не обращай на меня внимания, красавица, — мягко отозвался Чонгук. — Спи.       «Как ты думаешь, кто я, воин? — снова зазвучал голос. — Ты не догадываешься, кто в силах разговаривать с тобой вот так?»       Снова секундное замешательство, и ответ пришёл сам собой. Неужто… Титан? Год за годом он возносил мольбы олимпийцам, и они никогда не отзывались так быстро. Они вообще не отзывались. Однако не далее как прошлой ночью титаны смогли одним словом перенести Хосока на небеса…       Надежда и ужас наполнили его душу. Мужчина знал: если титаны проявят милосердие и помогут ему, то он действительно сделает для них что угодно. Если же они задумали дурное, и из-за них девушке станет ещё хуже… Чонгук стиснул гневно кулаки. «Они приказали Хосоку убить четырёх невинных женщин, — напомнил себе он. — Едва ли им стоит доверять. Чёрт! Как мне общаться с этим богом? Заискивающе? Или Титан расценит это как слабость?»       «Всё, что угодно? — повторил голос и рассмеялся. — Подумай хорошенько, прежде чем ответить, и помни, что жизнь твоей женщины висит на волоске».       Чонгук посмотрел на Лейлу, окинул взглядом её дрожащее тело, искажённые болью черты бледного лица и вспомнил, как она, счастливо улыбаясь, предложила ему насладиться тишиной. Как стояла перед ним и благодарила за еду. Как пыталась защитить его от собственных друзей. Эта женщина нуждается в нём, как никто и никогда прежде.       «Я не могу допустить, чтобы она вот так страдала», — подумал он. Решение созрело: он вступит в игру с титанами. Чего бы они на самом деле ни хотели от воинов, какими бы ни были их истинные цели, даже если это они подослали ищеек и Лейлу, чтобы наказать его за неуважение, — он разыграет эту карту.       Мучимый дурными предчувствиями, которые, однако, не смогли заставить его передумать, он ответил:       — Да, всё, что угодно…