Дети Дракона

Аксель выскочил из палатки без сапог и ошарашенно посмотрел по сторонам. Гул, казалось, надвигался отовсюду. Часовые испуганно смотрели в сторону гор, и тут до Акселя дошло, что к ним приближается мощный селевой поток. Воды реки резко поднялись, вспенились и стали бурыми. Это были уже не воды, а потоки жидкой серой грязи вперемешку с камнями, корнями растений и прочим мусором. Поток стремительно покидал русло реки и растекался все шире. — Всем срочно отойти от реки. Снимаемся! — заорал Аксель, рванул в палатку за сапогами и оружием. Его встретил испуганный слуга и трясущимися руками принялся натягивать на Акселя доспехи. Следующий час тот все время ловил себя на мысли, что спит и видит дурной сон. Вода все прибывала, они не успели сняться с места, тяжелые подводы остались на месте и их засыпало щебнем и песком, принесенными рекой. Несколько солдат в ужасе убежали, бросив коней и палатки. Питер Клас пытался организовать скорую эвакуацию, но его крики тонули в гуле все разрастающегося селя. Аксель велел бросить все, спасать только оружие и лошадей. Они кое-как смогли оттащить на безопасное расстояние пару телег с продовольствием, но большая часть припасов осталась под слоем грязи. Аксель велел отступать и не останавливаться, было не понятно, насколько разольется река. Искать тех, кто убежал от опасности вглубь холмов, он не собирался. Их бы все равно пришлось казнить как дезертиров, так пусть же пустынные земли Севера сделают эту грязную работу за него, думал Аксель, качаясь в седле. Они повернули на восток и шли полдня, огибая одну из двух больших гор, у подножия которых они разбили лагерь. Приближаться к ней близко Аксель опасался. Ее снежная вершина теперь виделась ему потенциальной угрозой. Ближе к концу дня он велел остановиться лагерем между холмами, рядом с пересохшим ручьем. Питер Клас, опытный путешественник, тут же смог найти источник воды и велел двум солдатам копать. Вскоре у них была свежая, пахнущая железом вода. Аксель еще во время селя обратил внимание на куски железной руды, принесенные потоком воды с гор. Очевидно, тут было крупное месторождение, которое он теперь мог отметить на карте. Это была пока единственная удачная находка всего похода — в королевстве не хватало месторождений железа, приходилось закупать его у соседних стран. Если Аксель захватит Север, он, вполне возможно, сможет сам им торговать. Пока повар готовил из остатков запасов нехитрый ужин для уставших путников, Аксель оценил потери. Сегодня он потерял четырех солдат, пять лошадей и три подводы продовольствия. По всему выходило, что их пропитание очень скоро будет зависеть только от охоты, а это было делом абсолютно ненадежным. Он сидел у огня, грел руки и пытался сообразить, что же ему делать дальше. Его мучила мысль о том, что северяне предупреждали его об опасности оставаться в лощине на ночлег, а он посчитал это всего лишь местным суеверием. Аксель пытался детально вспомнить разговор с Паскуалем. Тот говорил о мести Горного орла, очевидно, что сели тут случаются регулярно и потому породили эту легенду. А Аксель, не верящий в богов, просто отмел в сторону предупреждения туземцев об опасности. Он поступил глупо, самонадеянно и даже высокомерно и теперь ясно осознавал это. Аксель не считал северян людьми, равными себе, воспринимал как дикарей, погрязших в суевериях. А ведь чтобы выжить в суровых условиях Севера, им приходилось приспосабливаться к особенностям местной природы и знать источники потенциальной опасности. И пусть они называли сели гневом Горного орла — главное, что они честно предупредили чужаков об опасности. А Аксель пропустил их слова мимо ушей. Он ощущал острое недовольство собой и видел, что настроения в отряде царят самые мрачные. Убежавшие в панике солдаты были чьими-то товарищами, потеря продовольствия всех тревожила, а неясность цели похода раздражала. Аксель понимал, что ему скоро придется принимать тяжелое для себя решение. *** Несколько дней прошли для Офера в томительной праздности. Уехав из столицы, Аксель словно лишил ее самого важного содержания. Дворец казался пустым, впрочем, так оно и было. Приглашенные на праздник аристократы разъехались, и даже те из них, кто обычно жил при дворе, решили провести жаркие дни лета в своих загородных имениях. Офер видел, с какой помпой отъезжал кортеж главного королевского советника Бернарда, как его омега Манфред покрикивал на слуг, пакующих тюки на повозки, и с какой тоской смотрит на эти сборы Берти. Его красота, словно тонкая позолота, казалось, поблекла. В глазах застыло разочарование. Он стоял посреди двора, вокруг него суетились слуги, а он смотрел на окна казармы и тяжело вздыхал. Оферу пришло в голову, что теперь для всех Берти так и останется тем, на ком не женился принц Аксель. Эти мысли будили в нем злорадство, хотя его собственное положение тоже было незавидным. Правда, об истинном масштабе его проблем пока никто не догадывался. Офер отвернулся от окна и положил руку на свой живот. Он не ощущал никакой физической перемены внутри себя, разве что жажда близости немного притупилась. Но Офер определенно чувствовал какую-то перемену в своем душевном самочувствии. Он как будто обрел внутреннее спокойствие и все внешнее его перестало всерьез волновать. Даже отъезд Акселя. Офер как будто заранее знал, что так будет, словно бы он когда-то читал книгу об их судьбах, но со временем забыл ее содержание, а теперь начал вспоминать. Каким-то шестым чувством он слышал шепот судьбы. В одном детском воспоминании Офера Сирил говорил, что довольно часто его слышит. И сейчас Офер вдруг понял, о чем отец пытался ему сказать. Он был словно героем какой-то полузабытой легенды и играл отведенную ему роль, и его чувства и желания не имели никакого значения. Судьбу не интересуют такие мелочи. Осознание ничтожности своей роли в собственной участи дали Оферу странное чувство освобождения. И потому он утратил всякое желание спорить с королем. Его печалил отъезд Акселя, как расстраивает приход зимы или смерть старых людей — то есть, как что-то предсказуемое и неизбежное, что надо просто принять. Офер праздно шатался по королевскому саду, подолгу сидел у пруда и смотрел, как ива то и дело роняет в него свои слезы. Арс больше не навещал его покоев, но однажды, спустя пару недель после отъезда наследного принца, он подошел к Оферу, когда тот сидел в садовой беседке и читал книгу о Севере. Увидев отца, он встал и низко поклонился. Король махнул рукой в знак того, что этикет соблюден, и сел рядом. Омега продолжал стоять и смотреть в пол. — Я знаю, ты злишься на меня, — мрачно сказал Арс и с тоской перевел взгляд на виднеющуюся среди аккуратно подстриженных деревьев омежью башню. — Нет, я тоскую по брату, — честно ответил Офер и сел напротив короля. — Возможно, мы все просто игрушки в руках судьбы. И ты ничем не отличаешься от меня или Акселя, просто исполняешь свою роль. — Сейчас ты еще больше похож на Сирила. Он всегда умел находить смысл в том, что я считал дурным стечением обстоятельств. — Раньше меня раздражала его безучастность, а теперь я вижу, что это чаще всего единственно правильное поведение, — заметил Офер. — Ты находишь? — Арс внимательно посмотрел на сына. Тот, к собственному удивлению, спокойно выдержал его взгляд. — Да. Есть время действовать, а есть время ждать. И сейчас у меня как раз такое время, — Офер улыбнулся и поднялся с места. — И чтобы ожидание не было скучным, я занимаю себя чтением. Но если хочешь, могу сыграть с тобой в цветные камни. Король грустно улыбнулся. Было видно, что он рад тому, что Офер первым делает шаг к примирению. — Может, ты хочешь отправиться в путешествие? Побережье очень красиво в это время года. Можем поехать всей семьей. Марта будет рада… — Всей семьей мы не поедем. Акселя ведь нет, — спокойно напомнил Офер, и король нахмурился. — И нет, я не хочу никуда ехать. Время, когда меня тянуло в походы, закончилось. Омега взял книгу со скамьи, коротко поклонился и вышел из беседки. Этот короткий разговор возобновил их встречи по вечерам, к которым иногда присоединялся молчаливый Сирил. Он неслышно заходил в покои сына, когда там был король, трогал супруга за плечо и садился рядом. Он почти не вмешивался в их разговор и в каком-то одному ему свойственном медитативном молчании следил за их игрой в цветные камни. У Сирила всегда была удивительная манера не напрягать своим молчаливым присутствием. Он был словно свежий воздух, о котором не помнишь, но без которого становится тяжело дышать. Офер видел, что простое присутствие Сирила рядом с королем, того умиротворяет и успокаивает. В компании двух горячо любимых омег Арс мог расслабиться и ни о чем не думать, хотя бы какое-то время. То, что его терзали мрачные мысли и беспокойство за судьбу страны, Офер ощущал без слов. И он знал, что отъезд Акселя очень беспокоит отца, хотя бы потому что это был его единственный сын альфа. Но делиться своими переживаниями король никогда бы не стал, потому что сам нес ответственность за его ссылку. В самом конце лета в саду к Оферу подошел Сирил и сел рядом с ним. Чтение на свежем воздухе теперь вошло у омеги в привычку, никуда дальше королевского сада он теперь не выходил. Не потому, что его стерегли, а просто от отсутствия желания и интереса. Офер словно весь обратился внутрь себя, и в этих мыслях то путешествовал вместе с Акселем к северным горам, а то представлял острова Теплого моря, куда, видимо, отправился Зигфрид. Он вспоминал о нем гораздо реже, чем о брате, и почему-то совершенно не злился на него. Увидев приближение Сирила, Офер поднялся и склонил голову в ритуальном поклоне, который по этикету было положено отдавать королевским супругам. Отец-омега выглядел как всегда задумчивым и немного грустным. Он жестом велел Оферу сесть и сам сел рядом. Его ярко-голубые глаза светились даже днем, в чертах лица не было признаков возраста. Король был младше Сирила лет на двадцать, но сейчас казалось, что наоборот. Магия, живущая в королевском омеге, не давала ему стареть. — Не стриги волосы коротко, Фейри, — тихо попросил Сирил и положил руку сыну на плечо. — Почему? — Омеги отращивают волосы не только, чтобы отличаться от альф и бет. Мы слабые существа, и волосы помогают нам накапливать жизненные силы. Для тебя сейчас это особенно важно, — сказал Сирил и заглянул Оферу в глаза. Тот понял, что отец все знает. Он нервно дернул плечами и встал, желая уйти. Сирил мягко взял его за руку и усадил обратно. — Ты вынашиваешь ребенка без альфы. Это всегда трудно. Но ты сильный омега, гораздо сильнее меня, — сказал Сирил и погладил его по коротко стриженной голове. — Неправда, — сдавленно возразил Офер. — У меня нет той силы, что есть у тебя. — В тебе ее больше, — улыбнулся Сирил. — Ты мне сказал, что во мне нет магии, — напомнил Офер и внимательно посмотрел отцу в лицо. — Я сказал, что тебе не нужно обучаться магии. У тебя другая судьба, — ответил отец-омега, встал и обнял его. — Те, в ком нет магии, не вышибают стекла во всем дворце одним криком. — Так значит, я могу стать драконом как ты? — удивился Офер. — Нет, — Сирил покачал головой. — И это хорошо. Магия не отнимет у тебя способность вынашивать детей. — Поэтому ты сказал, что учиться мне не надо? — Офер поднялся с места и уставился на отца. — Да, — просто ответил тот. — Выноси и роди себе столько детей, сколько будет необходимо тебе и твоему альфе, магия подождет. В свое время я жадно продвигался в ее изучении и утратил способность к деторождению. — Ты мог бы сказать мне об этом раньше, — холодно заметил Офер и сделал шаг из беседки. — Но ты решил не давать мне выбора! Вы оба с отцом обращаетесь со мной, словно я неразумное дитя! Он быстро пошел прочь, влетел в свои покои и рухнул на кровать вниз лицом. Вечером к нему зашел король, но Офер сказал, что не хочет ни с кем сегодня общаться. Он сказал это спокойно и твердо, глядя королю в глаза. И тот не стал спорить, поцеловал сына в лоб и покинул его покои. Офер вдруг понял, что в том, как Арс Десятый смиренно принял его нежелание проводить с ним время, заслуга Сирила. Но он все равно чувствовал злость на родителей, которая распирала его изнутри. Вскоре он почувствовал неприятный спазм внизу живота и тяжело поднялся на кровати. В третьем часу ночи безлунное небо за окном было темным, и так же темно было на душе у любимого сына короля.