Дети Дракона

Офер сидел на широком подоконнике в своих покоях и глядел в сад сквозь толстое тусклое стекло. Облетевшие деревья поливал холодный косой дождь, лишь белые хризантемы продолжали стойко цвести несмотря на наступившую осень. Офера не радовал их вид. Он напоминал о снеге, который совсем скоро выпадет, а это значило, что Аксель вряд ли вернется домой до весны. Если вообще вернется. От него так и не было ни одной весточки с тех пор, как он со своим отрядом перешел северную границу королевства. Офер все больше проводил время в одиночестве, не покидая покоев. И дело было не в желании скрыть беременность, о которой уже знали все вокруг. Ему было плевать на то, что о нем думали. Но видеть укоризну в глазах сестры, скорбь на лице королевы, слышать легкое презрение в голосе брата при обращении к нему надоело. Король стал приходить к Оферу реже, и как тот подозревал, из-за того, что не хотел его тревожить разговорами о предстоящей войне. А неясные слухи о ней витали в воздухе. Офер видел, как королевские гвардейцы почти каждый день конвоируют в дворцовую тюрьму новых пленников. И все эти пленники были островитянами. В такие моменты Офер вспоминал о Зигфриде. Если тот еще жив, очевидно, он мутит воду вместе с другими варварами. Если не возглавляет их сам. Слова отца о Нарвале со шрамом на шее постоянно всплывали в памяти Офера, и он не мог отделаться от мысли, что это один и тот же человек. Он слез с подоконника, когда наступила ночь, и за окном расстилалась густая, как смоль, мрачная осенняя мгла. Офер увидел на столе давно остывший ужин, крикнул слугу и велел убрать. Есть не хотелось. Он лег в постель, желая уснуть и не просыпаться до весны, вернее до дня, когда Аксель вернется домой. *** Аксель проснулся от криков, которые раздавались откуда-то извне. Он открыл глаза, первым делом удостоверился, что Мантус рядом. Тот сидел полностью одетый у потухшего костра, уставив взгляд в золу и пепел. Аксель крикнул слугу, тот тут же вбежал, бледный и испуганный. — Что там случилось? — мрачно спросил Аксель. Сим только нервно пожал плечами и кинулся подавать господину одежду и снаряжение. Выйдя из палатки, Аксель увидел, что большая часть отряда собралась на границе горного уступа, который переходил в тропу, ведущую на юг. Он прошел сквозь толпу притихших воинов и увидел, что внизу на скалах виднеются человеческие останки. Причем, совершенно растерзанные. — Кто это? — Аксель повернул голову в сторону командира отряда Питера Класа. — Я не досчитался троих на утренней поверке, — угрюмо ответил тот. — Исчезли вместе с лошадьми. И большей частью найденного золота. — Допрашивал дозорных? — А это и были дозорные. — Ясно, — мрачно отозвался Аксель. Хотя ясно ему ничего не было. — Тут некуда особенно бежать. Утренний туман рассеется, мы их увидим впереди. Или не увидим. Седлайте коней. Отдав последнее приказание, он поспешил вернуться к своей палатке. Ему почему-то было важно сейчас увидеть Мантуса. Словно между ним и этими исчезновениями была какая-то связь. Омега в это время помогал Симу складывать палатку. Делал он это ловко и умело, было видно, что физический труд знаком ему с раннего детства. Мантус старался не глядеть Акселю в лицо, словно он был ему неприятен. Альфа чувствовал досаду, что вкупе с исчезновением солдат, окончательно испортило ему настроение. Он сам оседлал своего коня, сел верхом и велел всему отряду выходить в путь. Но прежде он выехал в авангард отряда, развернулся и громко сказал: — Если кто-то из тех, кто исчез, найдется, я сам сброшу его со скалы. Я убью каждого, кто посмеет забыть о присяге. Каждый, кто вернется со мной в столицу, будет награжден. Но любой, кто ослушается приказа, будет казнен немедленно. Аксель пришпорил коня и поехал впереди отряда. Рядом с ним ехал Мантус. Перевал уходил вниз, путь скрывал густой утренний туман, и альфа, чтобы не дать омеге отъехать от него далеко, схватил его гнедую кобылу за повод. Рука Мантуса соскользнула с него, словно бы одно прикосновение к Акселю было неприятно. — Не дергайся. Я не буду больше тебя трахать, если тебе это так не нравится. Ты меня сам вчера спровоцировал. Эти слова не принесли ему облегчения. Тягостная атмосфера, царящая в отряде, который вышел в поход не поев, усиливала досаду Акселя. Было не столько жалко потерянного золота, сколько терзала мысль, что его воины оказались ворами и предателями. Хотелось домой. К нормальной жизни, к родным, к Оферу. Он бы полжизни отдал сейчас, чтобы только оказаться в своих покоях, где никогда не любил бывать и всегда стремился оттуда вырваться. Но этот поход так вымотал его, как не выматывал никакой другой. И это была не физическая усталость. Его тревожила неясная угроза, которая отнимала в ночи его солдат, и даже найденное месторождение золота не делало этот поход удачным. А еще его бесил странный молчаливый омега, которого почему-то не хотелось терять из вида ни на минуту. Словно бы именно от него зависела сейчас вся его жизнь. К середине дня туман стал сгущаться, пришлось остановиться на привал, который затянулся до следующего утра. Место было выбрано неудачно, к ночи пошел ледяной дождь, быстро перешедший в снег, и ветер едва не сносил палатки и снаряжение с узкого плато, открытого всем ветрам, на острые скалы. Но уйти отсюда не было возможности. Вокруг почти ничего не было видно, темное небо, заволоченное низкими тучами, не давало ни единого шанса ночным светилам хоть как-то осветить путь. Факелы шипели и быстро гасли, от влажности одежда была мокрой насквозь и к ночи стало нестерпимо холодно. Аксель сидел в своей палатке у слабого костра, мрачно глядя на карту, где от воды буквы расплывались и становились совершенно нечитаемыми. Впрочем, альфа и не искал там никаких важных сведений. На карте эти горы были отмечены финальной точкой, за которой находился край света. Выходит, его отряд сейчас пытается вернуться из небытия в изученную часть суши. Это считай, как с того света вернуться. Но только домой дойдут не все. Ожидаемо, они никого не встретили на пути, и Аксель сомневался, что исчезнувшие дозорные еще были в живых. Он все больше склонялся к мысли, что их унесло чудовище, что однажды на секунду показалось ему в облаках. Незадолго до привала один из солдат неудачно проехал по краю тропы, горная порода под ним осыпалась, и он вместе с конем ушел вниз. Это произошло так быстро, что ему никто не успел помочь. Воин исчез в тумане, его крик затих где-то через пару мгновений, а конь еще долго издавал отчаянные, какие-то не свойственные этому животному крики. Аксель хотел организовать спасательную вылазку вниз в надежде подобрать раненого. И в тот момент, когда он собирался скомандовать начальнику отряда снаряжать добровольцев, Мантус впервые за день приблизился к нему, осторожно тронул за плечо и покачал головой. — Думаешь, он мертв? — спросил Аксель. Омега коротко кивнул, достал из заплечной сумки свой бубен и сел на край пропасти. — Не здесь, — отрезал альфа. — Не хватало еще тебе туда провалиться. Он велел останавливаться на привал и проследил за тем, чтобы омега отошел от опасного места. В этот раз Мантус не помогал Симу разбирать снаряжение, не притронулся к еде, а лишь тихо и монотонно бил в свой бубен. Глаза у него при этом были открыты, но закатились, как у спящего. Это зрелище еще больше испортило настроение в отряде, Аксель видел тревогу и страх на лицах воинов. Но прервать Мантуса не решился. В итоге шатер растянули прямо над тем местом, где он сидел на голой земле. Аксель чувствовал, что временами робеет перед этим омегой. Особенно в минуты, когда тот то ли колдует, то ли просто уходит в какие-то одному ему известные шаманские медитации. О религии северян Аксель знал мало. Не только потому, что не верил в богов, а потому что об этом вообще не было никаких точных сведений. Кто-то писал, что на севере поклоняются медведям, кто-то — орлам, а кто-то — духу подземных вод. Аксель подозревал, что все это было правдой, только относилось к разным племенам. Мантус вот был из племени, чьим первопредком считался волк. Он носил на шее волчий клык, а ворот его куртки из шкуры овцы был оторочен волчьим хвостом — сизым и облезлым. И понятно было, что его пришили не для тепла. В округе водились животные с мехом побогаче. Те же горные козы, овцы, зайцы и лисы, которых они достаточно забили по дороге к перевалу, обладали гораздо более ценным мехом. Аксель бросил косой взгляд на омегу. Тот уже давно закончил свои камлания, но продолжал сидеть с полуоткрытыми незрячими глазами у еле тлевшего костра. Альфу клонило в сон, он встал и тихо тронул его за плечо. Мантус пришел в себя не сразу, огляделся, как после тяжелого сна и вдруг бесшумно разрыдался. Это было так неожиданно, что Аксель оторопел. На лице омеги он раньше почти не видел настолько сильных эмоций. Мантус плакал горько, беззвучно, безутешно, не скрывая слез, не вытирая их с лица. — Эй, — Аксель легонько его потряс, поднял с пола и заставил на себя посмотреть. Омега подчинился, но не перестал плакать. Альфа прижал его к себе и стал утешать, как когда-то в детстве утешал Офера, который расшибал коленки или видел страшный сон. Он говорил какие-то слова, которых совершенно не помнил, гладил Мантуса по лицу, а потом поцеловал в губы. Омега неожиданно ответил на поцелуй, и Аксель, помня о том, что тот любит целоваться, протолкнул язык в рот Мантуса. Он подхватил его на руки и отнес к лежанке, где уже были разложены воловьи шкуры и теплые меха. Опрокинув туда омегу, Аксель стал быстро раздеваться, забыв про холод и свое обещание не трахать Мантуса без его воли. Тот не сопротивлялся, но и явных приглашающих жестов, как прошлой ночью не делал, отвечал только на поцелуи, сам не раздевался и Акселя не обнимал. — Ты хочешь меня? — хрипло спросил тот. Омега не ответил, уставив в лицо альфы свои огромные глаза. Аксель скрипнул зубами, встал, хотел, было, уйти, но потом рухнул рядом с Мантусом и вновь впился губами в его рот. Они целовались, казалось, вечность. У Акселя кружилась голова, в паху сладко ныло и он думал, что может кончить прямо так — с полуспущенными штанами, трясь о бедро омеги. Но он предпринял еще одну попытку и глухо спросил: — А сейчас хочешь? Мантус порывисто вздохнул и еле заметно кивнул. Акселю и не нужно было большего. Он стащил с омеги штаны едва ли не в одно движение, рванул на его груди меховую куртку. От жара их тел в холодном сыром воздухе шел пар. Оказавшись голым, Мантус приподнял и широко раздвинул ноги. Аксель устроился между ними и обхватил их руками. Он увидел, что член омеги эрегирован, скользнул пальцами к его анусу и ощутил выступившую смазку. — Конечно, хочешь, — констатировал альфа и вошел в тело Мантуса сразу на всю длину своего члена. Омега издал тихий всхлип. — Прости, — хрипло сказал Аксель, обхватил лицо Мантуса руками, наклонился и жарко его поцеловал. — Все время забываю, что я большой мальчик. Почувствовав, что омега расслабился, альфа начал медленно двигаться. Он не хотел разгоняться, потому что и так был почти на пике. Но ему не удалось сдерживать свой оргазм достаточно долго, он с рыком кончил и упал на тело Мантуса. Придя в себя, Аксель перекатился на бок, лег рядом и заглянул в его глаза. Омега положил руку на свой член, но альфа смахнул ее и сам помог ему кончить. Порывисто дыша, Мантус выгнулся, Аксель прижал его к себе и поцеловал в висок. Какое-то время они лежали молча, а потом альфа приподнялся, укрыл омегу шкурой, а сам сел рядом. Его тело было еще разгоряченным, и окружающий холод казался даже приятным. — У тебя были дети? — неожиданно спросил Аксель и внимательно уставился в лицо омеги. На секунду ему показалось, что тот сейчас снова расплачется. Но Мантус лишь шумно вздохнул, зажмурился и коротко кивнул. — Ты хочешь родить от меня ребенка? Мантус закрыл глаза и уткнулся Акселю лбом в грудь. Тот принял это за знак согласия. Он обнял омегу, прижал его к себе, гладил по худой спине и плечам, в голове его роились какие-то обрывки мыслей, но все они никак не складывались в какое-то оформленное решение. На границе сна и яви Аксель почувствовал, что Мантус пытается отодвинуться от него. Альфа пресек этот порыв, прижался голым пахом к спине омеги и тут же заснул. Утром он проснулся от холода, хоть и лежал под двумя теплыми шкурами. Со стен шатра местами свисали сосульки, от дыхания шел густой пар. Аксель вскочил с места и оглянулся. — Мантус! — позвал он, поняв, что в шатре совершенно один. Костер погас, снаружи проникал мутный свет начинающегося утра. Аксель, как был голый, выскочил из шатра, едва натянув на себя сапоги, и увидел, что все горы засыпаны толстым слоем снега, от белизны которого слезились глаза. Белые хлопья размером с большую муху плавно кружились в воздухе. Палатки солдат были похожи на сугробы, лошади стояли по колено в снегу. Альфа обвел глазами спящий лагерь и увидел на самом его краю Мантуса. Он стоял без верхней одежды, в одной длинной холщевой рубахе и смотрел на горный пик, теряющийся в тяжелых тучах и снежном мареве. Аксель дернул его за плечо. — Я же говорил никуда без меня не ходить! — рявкнул альфа и потянул Мантуса к шатру. Тот подчинился, в его глазах была тоска, лицо казалось бледнее, чем обычно. Аксель решил, что омега замерз, усадил его на лежанку и накрыл шкурами. Сам он принялся разжигать потухший костер. Звать слугу он для этого не стал, хотелось привести мысли в порядок в одиночестве, которого молчаливый Мантус почти не нарушал. А вот его отсутствие в поле зрения сейчас мгновенно выбивало из колеи. Аксель долго возился с отсыревшими дровами, и когда все-таки слабый огонь запылал в костре, встал и натянул на себя полотняную рубаху и штаны. — Я не знаю, что делать, — признался он, не глядя на Мантуса. — По такому снегу мы не двинемся с места. Но и оставаться тут нельзя. Омега пошевелился на лежанке, Аксель повернул к нему голову и увидел, что тот выскользнул из-под шкур и роется в своей заплечной сумке. Он достал оттуда бубен, какую-то странную круглую посудину, выдолбленную из цветного камня, и пучок трав. — Твое колдовство растопит эти снега? — скептически поинтересовался Аксель. Омега поднял на него взгляд и встал у входа, давая понять, что хочет выйти наружу. Альфа натянул на плечи шубу, протянул Мантусу его меховую куртку, но тот отрицательно покачал головой. Омега так и вышел на холод в одной рубахе, кожаных штанах и коротких сапогах. Мантус прошел к той части плато, откуда вниз была проложена тропа на юг. Омега шел по снегу легко, он под ним даже как будто не проминался, в то время как Аксель еле передвигался и с каждым шагом проваливался все глубже. Было страшно не найти под снежной шапкой твердой почвы и свалиться вниз, как вчерашний бедолага. — Куда ты собрался? — запоздало спросил Аксель, чувствуя, что загреб в сапоги столько, что скоро там будет хлюпать. Омега не обернулся, опустился на колени, вытащил бубен и стал ритмично в него бить. Этот звук был не похож на тот, что он издавал раньше. Ритм был не заунывный, а почти боевой. Эти звуки разбудили солдат, которые чертыхаясь, стали выбираться из палаток. Вскоре подошел хмурый Питер Клас. — Устрой поверку, все ли на месте, — тихо сказал ему Аксель, не отводя глаз от Мантуса. — И собери отряд подальше отсюда. Командир коротко кивнул и отошел. Аксель сам не знал, почему в такой момент потакает прихотям этого дикаря, словно какая-то часть него хотела верить в чудо, которое сможет вырвать их из снежного плена. И Мантус был единственным, кто это чудо мог сотворить. Тот в это время продолжал ритмично бить в бубен, стоя на коленях, широко расставив ноги и закрыв глаза. Через несколько мгновений снежное марево поредело, снег перестал валить так густо, и вскоре небо прояснилось. Аксель не знал, сколько времени прошло, бой бубна ввел его в некое подобие транса, из которого он вышел, когда звук затих. Мантус обессиленно поник вниз головой, отложив бубен в сторону. Альфа сделал шаг к нему, но тот выставил руку, давая понять, что приближаться не стоит. Омега смочил пересохшие губы снегом, а потом и вовсе им умылся. Лицо его было бледное и уставшее, но при этом выражало решимость. Подрагивающими руками он взял странный круглый сосуд из зеленого камня с черными прожилками, бросил туда пучок трав и сотворил какой-то странный жест пальцами. Аксель не сразу понял, что так он наколдовал огонь — из сосуда заструился слабый дымок. Запах от тлеющих трав был резкий, сладковатый. Омега поднялся на ноги с сосудом в руках и вдыхал дым, глядя на юг. Аксель скорее чувствовал, чем понимал, что сейчас происходит что-то таинственное, не зримое глазу. Мантус долго простоял без движения, и когда травы прогорели и дым перестал подниматься, опустил сосуд на снег и тихо присвистнул. В этот момент рядом с ним образовался вихревой поток, который поднял огромные массы снега и стал спускаться вниз с гор в долину, унося с собой все заносы и обнажая каменную тропу. Аксель от этого зрелища застыл в изумлении и очнулся только когда заметил, что Мантус рухнул на колени и опустил голову в снег. Он подбежал к нему и потряс за плечи. — Эй, ты чего? Омега поднял на него усталый взгляд и махнул в сторону тропы. Аксель понял, что надо выдвигаться в путь. Он подхватил Мантуса на руки, обернулся, увидел солдат, стоящих поодаль и потрясенно глядящих на сотворенное омегой чудо, и велел седлать коней. Аксель усадил Мантуса на его гнедую кобылу, но, видя, что тот едва держится в седле, пересадил на свою лошадь. Омега не возражал и практически лежал на альфе, пока они медленно спускались по горной тропе в долину. Спуск занял несколько часов. Вихрь, вызванный Мантусом, расчистил путь до самого подножия горы, и стало понятно, что к концу дня они уже будут по ту сторону горного хребта. Это очень воодушевило солдат, которые словно бы позабыли про погибших и исчезнувших товарищей. До Акселя доносились обрывки разговоров о предстоящем возвращении в родные края, трактирах, шлюхах и прочих радостях солдатской жизни. Он и сам чувствовал, что к нему возвращается уверенность в том, что этот поход окончится благополучно. И даже главная цель, которую он в нем преследовал, уже в его руках. По краю сознания проплывали мысли об Офере и прочих членах семьи, но все они казались сейчас такими далекими, словно бы разлука длилась не несколько месяцев, а несколько лет. Рана, оставленная в его сердце младшим братом, если не зажила, то точно затянулась и лишь тупо ныла, напоминая о себе на границе сна и яви, подкидывая воспоминания об их общем детстве, танце на Зимнем празднике и поцелуе в библиотеке. Но когда рядом был Мантус, боль покидала его. И отчасти поэтому постоянно хотелось держать его в поле зрения, а еще лучше ощущать кожей, обладать. Аксель чувствовал приятную тяжесть тела омеги у себя на груди, тот практически лежал на нем, сидя с ним на одной лошади, пока они спускались по горной дороге. Альфа знал, что и в эту ночь трахнет Мантуса и заставит его дрожать от оргазма, и будет это делать и впредь. И пусть этот омега — дикарь, бреющий голову налысо и не говорящий ни слова. Он — именно тот, кто ему нужен. Аксель понял это окончательно, когда они спустились к подножью горы, обессиленные, во мгле раннего зимнего заката.