Дети Дракона

Аксель и остатки его отряда провели у горячего озера несколько пасмурных ветреных дней. У воды было достаточно тепло, и потому сюда на зимовку перебирались некоторые виды птиц и животных. Солдаты ходили на охоту, приносили в лагерь мелкую северную дичь, из которой отрядный повар готовил уже всем порядком надоевшие похлебки. Аксель смотрел на своих оголодавших, сильно одичавших воинов в рваных сапогах и обмотках, и испытывал от этого зрелища едва ли не большую боль, чем от своих ран. Мантус несколько раз в день делал ему перевязки, не давая почерневшим от обморожения рукам покрыться сухой коркой и потрескаться. На второй день после того, как Аксель пришел в себя, омега повел его вдоль обрывистого берега озера по одному ему ведомой тропинке. Они шли сквозь туман, который постоянно висел в этих местах из-за влажных испарений. Мантус привел их к какому-то зловонному болоту, вокруг которого не было никакой растительности. Поверхность его хлюпала и выпускала пары, от запаха которых Акселя едва не затошнило. Омега встал на колени, притянул альфу к себе, наклонился, зачерпнул теплую болотную жижу и обмазал его лицо. Аксель дернулся от отвращения, но стерпел. Саднившая, словно содранная с лица кожа мгновенно согрелась, и перестала зудеть. Потом Мантус разбинтовал руки альфы и заставил погрузить их в болото. Аксель подчинился, потому что уже научился ему доверять. Обмороженные руки не сразу почувствовали тепло, но постепенно оно стало наполнять почерневшие, отекшие пальцы, и вместе с возвращенной чувствительностью пришла и боль. Мантус чутко уловил это, и едва Аксель дернулся, поднес к его рту фляжку с тем же пахучим напитком, которым поил все эти дни. Питье не слишком помогло, болотная грязь разогревала обмороженные участки кожи, причиняя боль, и альфа все силы тратил на терпение. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сквозь зубы сказал Аксель и закрыл глаза. На веки стекала болотная жижа, дышать было почти невыносимо. Но он был готов вытерпеть и не такое, чтобы сохранить конечности и лицо. Аксель слышал о том, как люди теряли руки и ноги, лишались носов, отморозив их в северных походах или зимних штормах. И судя по тому, что он видел во время перевязок, остаться без кистей рук было его ближайшей перспективой. Постепенно боль ушла, а вновь приобретенная чувствительность осталась. Аксель еще не мог толком сгибать пальцы, но уже частично владел мышцами. И это вселяло в него надежду, что вскоре он сможет окончательно восстановиться. Они провели на болоте пару часов и вернулись в лагерь уже в сумерках. По дороге Аксель с удовольствием выкупался в горячем озере, вода там была как в ванне, что наполнял для него Сим когда-то в королевском замке. Альфа вспомнил старого верного слугу, и у него сжалось сердце. Его убили первым во время мятежа, который вспыхнул после возвращения Акселя от Ледяного дракона. И эта была самая горькая потеря всего похода.   Плескаясь в теплой озерной воде, ощутимо пахнущей серой, Аксель смотрел на сидящего на берегу Мантуса. Тот отказался идти с ним в воду, а лишь тщательно вымыл руки и лицо. Он был все так же совершенно непонятен альфе, как и в первый день их знакомства. Какие мысли были в его голове, какие чувства он испытывал к чужаку, вырвавшему его из лап судьбы, которую тот выбрал, повинуясь своим варварским обычаям? Аксель не знал, но доверял Мантусу на каком-то глубинном уровне. Он понимал, что в этих всеми богами покинутых землях омега был его единственной надеждой на благополучное возвращение домой. Ночью, после очередной перевязки, Аксель положил руку омеге на плечо и тихо сказал: — Я не могу тебя даже обнять… и целоваться я теперь тоже не могу. Омега не ответил, но едва заметно улыбнулся. И тогда Аксель навалился на него, придавив к воловьим шкурам, которые устилали пол шатра. Его тут же пронзила боль в руках, и он со стоном перекатился на спину. — Не думал, что когда-нибудь скажу такое. Но ты можешь быть сегодня за главного? Аксель не был уверен, что омега его понял. Он приподнялся и посмотрел Мантусу в лицо. В неясном свете костра зеленые глаза омеги блестели, как у кошки. Он привстал и навис над альфой, скользнул рукой по его груди, спускаясь ниже. У Акселя сразу стало тесно в штанах. Он их сдернул с себя уже ставшим привычным движением, без помощи пальцев. Мантус помог ему раздеться догола, а потом стянул с себя одежду. В неровном свете костра альфа не видел выражение его лица. Аксель хотел бы удостовериться, что тот будет заниматься с ним сексом, потому что сам этого хочет. Хочет, даже когда альфа ранен и не способен приласкать его так, как омеге нравится. Мантус прильнул к Акселю и обхватил рукой его член. Альфа порывисто вздохнул и подтолкнул омегу забраться на него сверху. Тот охотно подчинился, раздвинул ноги и сел на Акселя верхом. Мантус сам направил член в себя, а потом медленно осел на нем, впуская в себя альфу. Тот стал толкаться внутри тела омеги, прижимая его бедра к своим. Внутри было влажно, так как и должно быть, когда омега готов к сексу и хочет его. Аксель отпустил эту мысль от себя и позволил своему телу получить долгожданную разрядку после всех испытаний. Они двигались синхронно, словно были частью единого механизма, Мантус чутко подстраивался под ритм движения Акселя и с готовностью впускал его в себя. Вскоре омега хрипло задышал, и альфа почувствовал на своей груди влагу от его спермы. Мантус задрожал, на мгновение замер, а потом позволил Акселю продолжить. Альфе было непривычно заниматься сексом в такой позе, он чувствовал, что его тело еще не восстановило свои силы, и потому оргазм получился неярким. Но сразу после, когда Мантус лежал на его груди, Аксель ощутил блаженный покой и мгновенно заснул. *** Повинуясь указаниям лекарей, Офер стал регулярно питаться и совершать неспешные прогулки по саду в сопровождении слуг, а иногда и самого короля. Арс так беспокоился за своего младшего сына, что тот не удивился бы, корми он его из ложечки, если бы омега решил отказаться от обеда. Офер безропотно сносил эту опеку, просто потому что у него не было сил на сопротивление. И когда его оставляли в покое, он сидел на широком подоконнике и смотрел в окно, откуда был виден въезд в королевский двор. Он уже успел перечитать все книги из королевской библиотеки, в которых были хоть сколько-нибудь стоящие сведения о Севере, Зеленых и Скалистых островах и других сопредельных территориях. Офер читал отчеты королевских хронистов о войне, которую вел Арс Десятый вместе со своим омегой Сирилом, чтобы покорить белых варваров. Глядя на карту, он прикинул, что такие обширные территории могли быть покорены всего за одно лето лишь благодаря волшебству. И этим волшебством был Черный дракон, в которого превращался Сирил и наводил ужас на врагов одним своим появлением. Ирония состояла в том, что магией в этом мире обладали только самые слабые существа — омеги. Офер любил старинную легенду о том, как человечество разделилось на четыре пола. В начале был лишь хаос, из которого вышли мать-земля и отец-океан, они породили все сущее, включая первых людей — мужчин и женщин. Те стали плодиться и населять землю, и тогда морской бог, чье истинное имя знают лишь посвященные жрецы, взревновал, почему люди живут на суше, и не населяют его владения? Он унес всех женщин на Скалистые острова, отделив их от мужчин непреодолимой морской пучиной и грядой рифов. Люди взмолились к богам, чтобы те не дали им погибнуть окончательно. Но морской бог был глух к их молитвам. Мать-земля не могла ослушаться своего мужа, и тогда она сделала часть мужчин способными производить на свет потомство, а другую часть наделила недюжинной силой, способностью укрощать свой страх и даже бросить вызов богам. Так появились альфы и омеги. Альфы построили корабли, переплыли океан и вернули женщин на землю. А справиться с бурями и штормами, которые насылал на них морской бог, им помогли омеги, которым мать-земля даровала часть своей волшебной силы. С тех пор люди ее почитают как Благую богиню, спасшую человечество от истребления и подарившую ему магию. Офер понимал, что это всего лишь легенда, но она хорошо объясняла, зачем нужна была магия и почему она есть только у самых слабых существ. Само их появление было актом магии, и потому они несли ее в себе. Омеги были лучшими лекарями и предсказателями, они могли укротить стихию или навести морок на врага, им были ведомы тайны мира теней, куда уходят души после смерти. Офер знал об этом из книг и рассказов родителей. Сирил, проживший свое детство и юность в Сумрачном лесу, был пропитан магией, но говорил о ней только с посвященными — своими учениками-омегами. И потому Офер гораздо больше узнавал о чудесах, сотворенных Сирилом, от короля. Тот рассказывал совершенно удивительными вещи о том, как они жили в Сумрачном лесу до момента, когда трон королевства опустел и ему пришел черед его занять. В детстве Офер часто просил пересказать одни и те же истории — про сумрачных коней, разрушенный город и храм, где Арс видел призраков, грядущих с цветами и корзинами фруктов на праздник. Офер живо представлял это и очень хотел побывать в этом таинственном месте, но король всегда опасался этого желания и прерывал свои рассказы на самых интересных местах. Читая книги, Офер понял, что магия есть у всех народов, и везде ее носители — омеги, или, что гораздо реже — женщины. В королевстве Берсонов магия долгое время была под запретом, а омеги считались ошибкой природы и мальчиками для утех. Арс, придя к власти, изменил положение дел и часто говорил, что процветанием его государство обязано именно раскрепощению омег — они стали полноправными членами общества и сделали его гораздо здоровее. Правда, Офер в своей семье не чувствовал себя таким же полноправным сыном, какими были Аксель и Баграт. Король Арс поменял законы своей страны, но не поменял себя — он не считал своего сына-омегу достаточно самостоятельным, чтобы вершить свою судьбу без его указки. Впрочем, думая об этом, Офер напоминал себе, что и Аксель был не властен в полной мере над собой. И все же омегу тяготила мысль о том, чтобы и дальше жить в тени отца, под его неусыпным контролем и бесконечной опекой. Он любил Арса всем сердцем, но все больше чувствовал, что в родном доме ему словно не хватает воздуха, чтобы вздохнуть полной грудью. От этих мрачных мыслей Офера отвлек сам король, вошедший в покои сына после вполне формального стука. — В твоей спальне шесть окон, почему ты всегда сидишь на этом? — с усталой улыбкой спросил Арс, подойдя ближе и заглянув ему через плечо. — Из этого королевский двор виден лучше, — ответил Офер и протянул отцу руку, тот помог ему встать с подоконника. Омега прошел к камину и сел в кресло. Тут же бесшумно вошел слуга и поставил поднос с травяным чаем и сладостями, которые всегда подавались во время визитов короля в покои сына. Король редко пил вино, демонстрируя своим детям и всему двору пример, хотя по слухам в юности был тем еще гулякой. — И что ты там увидел сегодня? — поинтересовался тот. — Прибытие посланника с островов. Расскажешь? Офер отпил обжигающе горячий напиток и посмотрел на отца сквозь поднимающийся над чашкой пар. — Не думаю, что тебе стоит в это сейчас вникать. — Моя жизнь и так довольно скучна в последнее время, — недовольно протянул Офер и поставил чашку на стол с громким стуком. — Не делай ее еще скучнее, скрывая от меня события, происходящие в стране. Я не душевно больной и не пятилетний ребенок. — Но ты… — Не напоминай мне о моей беременности, я еще не впал в маразм и прекрасно это помню, — отмахнулся Офер. — Ты приходишь сюда почти каждый день, словно я твой ручной попугай. Хотя ему бы ты точно рассказал больше, чем мне! Король тяжело вздохнул и усмехнулся. — Знаешь, Фейри, в такие моменты ты напоминаешь мне Сирила, каким он был до того, как стал драконом. — Знаю. Поэтому ты и приходишь сюда, — выпалил Офер и отвернулся от короля. — Сегодня прибыл посланник со Скалистых островов, — начал Арс и остановился на полуслове, ловя взгляд сына. Тот не выдержал, посмотрел на него с любопытством, и на лице короля тут же появилась улыбка. — Они знают, что я стягиваю войска к побережью и во избежание конфликтов предлагают встречу. — Во избежание конфликтов? — удивленно спросил Офер. — Так было написано в послании. Нарвал написал его лично. Не думал, что он вообще способен на такие обороты, — мрачно ответил король. — Расскажи о нем. — Мне ничего не известно, кроме того, что я говорил тебе раньше. Он отъявленный бандит. Проиграв сражение за Зеленые острова, он уплыл за риф и с тех пор двадцать лет сеял смуту в моих владениях. А сейчас как будто сменил тактику. И я бы очень хотел знать, что он на самом деле замышляет. — И что ты ответил на его письмо? — Я еще не ответил, — недовольно отозвался король и задумчиво почесал свой заросший щетиной подбородок. — Хочешь посоветоваться с Сирилом? — предположил Офер. — Уже посоветовался. Он не сказал мне ничего такого, чего я бы и сам себе не сказал. Если эта встреча сможет предотвратить войну, то надо соглашаться. — И что тебя смущает? — И ты еще спрашиваешь?! — громовым голосом воскликнул Арс, а потом осекся, вспомнив с кем он сейчас разговаривает. Но Офер был привычен к подобным вспышкам и с нетерпением ждал объяснений. — Я король, а он никто, мелкая вошь, которую я никак не могу раздавить. И эта вошь возомнила себя вправе диктовать мне условия! — мрачно сказал Арс, глядя куда-то в пространство, словно говоря это не сыну, а миру в целом. — Но я пока не слышал ни о каких условиях. Только о желании встретиться с тобой, — возразил Офер. — Разве открытый диалог не лучше, чем эта бесконечная партизанская война? — Это зависит от того, до чего мы договоримся. Но я вообще не хочу разговаривать с этой мразью. Не хочу, но, очевидно, буду. Твое счастье, Фейри, что у тебя нет такой необходимости. — Ты находишь? — Офер поднял бровь, иронично глядя на отца. Тот тяжело вздохнул и улыбнулся. — Ты устал от разговоров со мной? — Не от всех. Только от тех, в которых ты обращаешься со мной как с младенцем, — примирительно ответил Офер, поднялся с места и положил руку на плечо короля. Тот тут же накрыл ее своей тяжелой горячей ладонью. — Просто я очень люблю тебя, Фейри, — тихо сказал он. — Я знаю. И я тоже тебя люблю, папа. Король посмотрел ему в глаза, скользнул взглядом по выпирающему из свободной туники животу и положил туда руку. Офер вздрогнул, но не отстранился. Он позволил отцу это прикосновение, хотя раньше всячески избегал подобного. Такое прямое указание на его беременность пробуждало в нем подавленный стыд, который многократно возрастал в присутствии отца. Эти месяцы он прожил, отгораживаясь от мысли о будущем ребенке, словно бы его беременность ни к чему такому не вела. Офер нервно сглотнул и сделал шаг в сторону. Арс покорно его отпустил. — Как ты его назовешь? — спросил король. — Пока не решил, — уклончиво ответил Офер и коснулся рукой игральной доски. — Обычно альфа называет своих детей. Но ни слова о нем! Давай лучше сыграем в камни. Нам обоим нужно отвлечься на что-то более приятное, чем судьба королевства и рождение нового бастарда Берсонов. *** На следующее утро Офер проснулся, как от толчка. Он не понял сразу, что его потревожило — растущий внутри него ребенок или что-то внешнее. Лежа в кровати, он прислушивался к своим ощущениям. Младенец в его утробе спал и не шевелился. Офер тяжело приподнялся на кровати, придерживаясь за живот. Что-то заставило его встать и подойти к окну. Там в мутной пелене зимнего утра почти ничего не было видно. Но зато даже сквозь стекло были слышны топот и ржание коней. Офер прильнул к окну, пытаясь хоть что-то разглядеть. Он увидел, как со стороны ворот дворца вышли стражники, неся в руках факелы. Их свет вырвал из тьмы лишь одного всадника, но этого было достаточно, чтобы из горла Офера вырвался крик. — Аксель! Омега забрался на подоконник, пытаясь открыть тяжелую раму. Он словно в каком-то безумии хотел выпорхнуть из своей клетки навстречу брату, но руки в темноте не могли нащупать засов. Офер в отчаянии прильнул к стеклу, вдруг подумав, что это всего лишь сон или ночной бред. Он видел, что во дворе становится все больше света, пространство заполнилось людьми, и они заслоняли того, кого омега так хотел увидеть. В какой-то момент Офер увидел лицо Акселя, тот сорвал с головы шлем, бросил его подбежавшему слуге, спешился и помог спешиться кому-то еще. Человека не было видно в неровном мелькании огней. Но Офер понял — брат привез домой омегу. Эта мысль словно вырвала из него сердце, он тяжело опустился на пол и отвернулся от окна.