Дети Дракона

Отряд Акселя выдвинулся в дорогу ранним утром жаркого летнего дня. Альфа не стал брать с собой большое войско, поскольку не считал этот поход военным. Король Арс официально не признал Север территорией королевства, но Аксель ее считал таковой. Ему было ясно, что никакого существенного сопротивления местное население ему не окажет. Да и сам он не собирался его притеснять или облагать данью. Его интересовало золото и медь, залежи которых были в северных горах. Ледяной дракон обещал не чинить препятствий для добычи золота Акселю и его потомкам. И пока из тех сведений, что он получал, было ясно, что никаких ужасных происшествий с теми, кто отправился на Север для добычи золота, не произошло. Впрочем, Аксель не велел идти в горы и строить там шахты, а приказал ограничиться сбором золотоносной руды и мытьем золота в реке. Поэтому он распорядился поставить лагеря старателей подальше от гор. Руководить их организацией он послал своего верного помощника Питера Класа. Он не отказался идти на Север второй раз и Аксель назначил его руководителем королевской миссии. Если бы король признал Север официально территорией своего государства, Клас бы стал наместником. И Аксель считал, что однажды так и будет. Надо лишь немного обжить эти земли, привести туда больше людей. Желающих пойти мыть золото в северных горах нашлось немало. Солдаты тоже охотно пошли в этот поход, несмотря на то что из предыдущего возвратились далеко не все. Однако почет и богатство тех, кто вернулся с наследным принцем в столицу, быстро стали известны в армии. Некоторые из тех, кто сопровождал Акселя на Север, пошли с ним снова. И альфа это очень ценил. Выйдя из Бергофа, отряд шел без остановки целый день и лишь к вечеру остановился у заставы на границе леса. Мантус, молчаливо ехавший рядом с альфой, спокойно провел весь день в седле. Было видно, что он не отвык от походов и ему гораздо комфортнее вне стен королевского замка. Аксель поймал себя на мысли, что в пути рядом с ним он чувствует себя необыкновенно спокойно. Словно бы они шли не туда, где едва не погибли совсем недавно. Лицо Мантуса было сосредоточенным, но не выражало никакой тревоги. Аксель сказал ему, что это лишь короткий поход для устройства северных поселений старателей. Альфе показалось, что Мантус был рад вернуться на родину даже на короткий срок. Он тщательно готовился к походу и даже сумел без слов объясниться со слугами, какие вещи ему в нем понадобятся. У него сложились теплые отношения с Томасом, который легко понимал молчаливого Мантуса без слов. Аксель даже иногда ревновал. — Калека калеку всегда поймет, — объяснил Томас, даже не сразу сообразив, что таким образом оскорбил супруга принца. Но тот не стал обижаться. Аксель понял, о чем Томас хотел сказать. Увечье слуги, которое по приказу господина омеги-маги из башни Сирила подлечили, но не смогли исцелить до конца, сделало его внимательным и чутким к другим — редкое качество для альфы. Он находил общий язык и с Акселем, и с его омегой, и с солдатами его отряда, при этом многое подмечал. Своими наблюдениями он делился, если господин его об этом спрашивал. А спрашивал он регулярно, потому что Аксель был как раз из тех, кто не любопытен до жизни других. Томас часто раскрывал ему глаза на отношения людей в его окружении и при дворе. Приглядевшись, Аксель понимал, что выводы, сделанные Томасом, чаще всего верные. Эта прозорливость и наблюдательность, а также умение ладить с людьми сделали его незаменимым слугой и помощником Акселя. И тот щедро за это платил, считая, что ему очень с ним повезло. В походе Томас тоже стал безупречным помощником. Он руководил солдатами, отвечающими за хозяйственные нужды так, словно полжизни служил полковым комендантом. На ночном привале был тут же организован ужин и комфортный ночлег. Пока Аксель обсуждал с командиром отряда план на следующий день, Мантус сидел у костра, подогнув ноги под себя и неотрывно глядя в огонь. В полутьме его зеленые глаза горели, как у кошки. Аксель бросил на него внимательный взгляд и вдруг понял, что в его облике что-то изменилось. Мантус перестал брить голову, и теперь над поверхностью его черепа стали отрастать черные волосы. Они были еще довольно короткие, но раньше омега никогда не оставлял даже таких. Ночью, прижимая Мантуса к себе, он ощутил, как отросшие жесткие волоски колют ему плечо. — Ты решил отрастить волосы? Омега вздрогнул от этого вопроса и сильнее вжался в него, словно ища спасения от какой-то опасности. Аксель приподнялся и навис над ним, пытаясь разглядеть выражение его лица в неровном свете костра. Было видно, что Мантус расстроен, его глаза увлажнились. — Эй, что случилось? — спросил альфа и обхватил его лицо руками. Омега мотнул головой и сморгнул слезы. Аксель тяжело вздохнул и прижал его снова к себе. Он ощущал, что омега испытывает скорбь по чему-то далекому, утраченному. Что его слезы не вызваны событиями сегодняшнего дня. О чем скорбел омега, доставшийся ему в супруги от самой судьбы? О своем прежнем альфе, о ребенке, которого он когда-то потерял? Или о соплеменниках, сгинувших в снежной лавине, и всей своей старой жизни, исчезнувшей вместе с ними? Аксель не знал, а Мантус не мог дать четкого ответа. С ним альфа все время гадал и никогда не знал, правильно ли он понимает омегу. Они были настолько разными, что сложно было придумать что-то, что добавило им еще больше несходства. Но это не мешало им быть вместе. Аксель чувствовал, что именно Мантус был ему нужен для того, чтобы стать по-настоящему взрослым человеком, осознать, что далеко не все в его власти. Для того, кто однажды вступит на престол, это знание необходимо. Каких-то пару лет назад жизнь казалась Акселю вполне понятной, а люди - существами простыми и предсказуемыми. И потому не заслуживающими внимания. Гораздо интереснее было участвовать в турнирах и ходить в военные походы в приграничные земли. Странствия и подвиги — вот, что всегда манило Акселя. И людей он воспринимал лишь как средство для достижения своих целей. Будь то солдаты, которые шли за ним строем, или омеги, подставляющие ему зад. И тех и других он покупал, и потому, не считал себя им хоть чем-то обязанным. Северный поход и встреча с Мантусом его изменили. Он видел, как его люди гибли ни за что, лишь потому что он решил выйти за границы известных карт. А омега, которого ему отдали в пользование по варварскому обычаю, совсем не интересовался его богатством и титулом, не пытался ему понравиться. И мотивы его поступков для Акселя до сих пор оставались загадкой. Альфа не соврал Сирилу, когда сказал, что любит Мантуса. Он любил его душой и телом, хоть совсем не понимал. Но в сердце его всегда оставалось особое место, в котором жил только Офер. Аксель часто думал о нем и перебирал драгоценные воспоминания о брате, их детстве, совместных ночевках и походах, и о том единственном их поцелуе в день Зимнего праздника. Но когда он был в постели с Мантусом, там не было места этим воспоминаниям. Аксель всегда занимался любовью именно с Мантусом. И сейчас, когда тот беззвучно плакал о своих неведомых потерях, альфа стал целовать его лицо, вытирая слезы с его лица и стараясь утешить так, как мог. Омега несколько раз судорожно вздохнул и вдруг обмяк на руках альфы, чтобы отдаться его власти и впустить в себя его желание вместе с его любовью. И в эти минуты они были только вдвоем. *** На следующее утро Офер проснулся позднее обычного и не сразу понял, где находится. Над ним низко нависал грубый, крашенный известкой потолок. Они с Зигфридом ночевали в каморке, отгороженной от внешнего мира шкурой какого-то южного животного. За ней узким коридором вилась искусственная пещера. Она разветвлялась и образовывала странный лабиринт, высеченный в горах. Там и жил клан Нарвала все те годы, что Зеленые острова принадлежали королевству Берсонов. Крохотное пространство почти полностью занятое деревянным настилом, укрытым шкурами животных, подушками и бархатным покрывалом, было освещено слабым фонарем, висящим у изголовья. Окон тут, конечно, не было. Офер догадался о том, что проспал дольше обычного лишь по тому, что рядом не было Зигфрида. Он огляделся и прислушался. Где-то раздавались голоса, гулкий топот по каменным коридорам. Омега поднялся и отодвинул полог. Там он наткнулся на несколько человек собственной охраны и лекаря, сидящего на полу. — Они не дали тебе места для ночлега? — поинтересовался Офер. — Дали. Я просто ждал вашего пробуждения. У Офера мелькнула мысль, что Зигфрид его ждать не стал и не разбудил. И это было странно, учитывая его привычку к утреннему сексу. Это вселяло неясную тревогу. — Что там происходит? — Грузят лодки. Они начали прямо с рассвета, — ответил Макс. — Как вы себя чувствуете? — Нормально, — неуверенно отозвался Офер и направился туда, где вчера ему показали нужник. Лекарь последовал за ним, видимо опасаясь за своего подопечного. И в этом было не так уж мало смысла. Отхожее место в этом каменном лабиринте представляло из себя просто дыру в отвесной скале, не такую большую, чтобы через нее можно было свалиться в море, но достаточную, чтобы при падении там застрять или что-то себе повредить. Выйдя оттуда, Офер посмотрел в глаза Максу и тихо сказал: — Я никогда не думал, что когда-нибудь окажусь в таких условиях. — Это еще не самые ужасные условия, ваше высочество. Я видел и похуже. — А я нет, — Офер сделал акцент на слове «я» и продолжил, — и я вышел замуж за человека, который полжизни так прожил. Он продолжал думать о том, что за люди тут живут и каков их образ мысли. Ему стало понятно, что тяга Зигфрида к показной роскоши была во многом следствием такой жизни. Офер и Макс прошли ветвистыми коридорами к выходу из пещеры. Их сопровождали гвардейцы, которые уже разузнали дорогу и не дали заплутать в этом каменном лабиринте. На пересечении коридоров им попадались члены клана Нарвала. Они почти не реагировали на охрану, делая вид, что ее нет вовсе. А вот на Офера они заглядывались со странной смесью любопытства и уважения. Но уважения не как к принцу или достойному человеку, а как к чему-то не совсем одушевленному. Например, как к статуе бога. Так показалось Оферу, когда он ловил их взгляды. Причем, так смотрели на него все, от малых детей, до стариков и женщин. Альф он в пещере и на поверхности не встретил, все они занимались погрузкой на корабль. Когда они вышли на поверхность, Офер огляделся и понял, что остров совсем небольшой. Он состоял практически из одной скалы, на плоской вершине которой располагалась стоянка клана. По обрывистым склонам росли чахлые оливки, дикий виноград и пожелтевшие от солнца травы. Вокруг во все стороны было лишь море и подводные скалы, чьи верхушки местами торчали над поверхностью воды. В месте, где вчера было собрание клана и пир, теперь горел один костер, вокруг которого сидели старики и бегали дети. Рядом под навесом была кухня, а чуть поодаль стояли грубо сколоченные столы. Оферу предложили сесть и тут же принесли еду — куски жаренной в травах рыбы, маринованные оливки и ноздреватый плоский хлеб. Омега указал Максу сесть рядом и разделить с ним трапезу. Ели молча, Офер задумчиво смотрел на людей вокруг и пытался понять, как они к нему на самом деле относятся. Они вели себя спокойно, доброжелательно, но отстраненно, не пытались с ним заговорить. И Офер был им за это благодарен. Он не знал, о чем и как с ними нужно разговаривать. Солнце уже стояло высоко, когда на плато поднялся Зигфрид в сопровождении людей из своего отряда и альф рода Нарвала. Увидев омегу, он улыбнулся и двинулся к нему. — Как ты? — спросил он и сел рядом. Кто-то тут же принес ему большое блюдо с жареным мясом. — Ты не дождался моего пробуждения, — тихо сказал Офер, скользнув взглядом по лицу мужа. — Тебе надо было отдохнуть, вчера ты был сам не свой. — Когда мы отплываем? — поинтересовался омега. — Завтра или послезавтра. Ну или позднее, если понадобится. — Почему не сегодня? — Офер внимательно посмотрел Зигфриду в глаза, тот притянул его к себе и обнял. — Ты не готов к обратной дороге. — С чего ты так решил? — Я спросил твоего лекаря. Да и сам это вижу. — И все эти люди будут ждать, когда я буду готов? — удивленно спросил Офер. — Да, — просто ответил Зигфрид. — Твоя беременность — это самое важное для меня сейчас. А значит, и для них тоже. — Я нормально себя чувствую, — отмахнулся омега и хотел отодвинуться от мужа, но тот не дал. — Ты не сказал, что ждешь ребенка. Я не учитывал это, когда мы плыли сюда, и ты выбился из сил, — недовольно произнес Зигфрид. — Все время забываю, что ты совсем мальчишка. — Я не мальчишка! — вспылил Офер и толкнул мужа в грудь. — Будь это так, ты бы позаботился о себе и нашем ребенке. Ты бы сказал мне, — убежденно возразил Зигфрид, лишь плотнее обняв омегу. — Твои родители не научили тебя быть разумным и уравновешенным, ставить интересы семьи выше своих собственных. — Это неправда, — прошептал Офер и закрыл глаза руками. В последнем его вряд ли можно было обвинить, ведь он с детства был громоотводом для королевской семьи, проводил вечера в компании своего отца, а не в играх со сверстниками. — В любом случае, тебе надо отдохнуть. Да и корабль мы сегодня не погрузим до конца. — У вас так много вещей? — Когда живешь почти 20 лет на одном месте, всегда найдется чем набить трюм. — Добытые пиратством трофеи? — поинтересовался Офер. — Не без этого, — спокойно подтвердил Зигфрид и велел принести вина. Омега тоже пригубил — напиток был терпким и сладким, его изготавливали из местного винограда, который уже к середине лета превращался в изюм на корню. После обеда Зигфрид вместе с Офером отправились отдыхать в отведенную им комнату в пещерном лабиринте. Да и все остальные члены клана ушли с палящего солнца по своим норам. Как омега понял, это был обычный распорядок дня здесь — очень ранний подъем, работа до обеда, потом отдых до ужина в тени, а далее снова какие-то дела до заката и позже. Омега даже с радостью вернулся в их каморку, потому что солнце припекало слишком сильно, и ему снова стало тяжело дышать. Это заметил лекарь и подсунул ему все то же пахучее зелье, от вдыхания паров которого Оферу становилось немного легче. Видя эти манипуляции, Зигфрид призвал Макса к ответу и допросил его о состоянии омеги так, словно тот был, к примеру, его скаковой лошадью, то есть существом неразумным. Офера это задело, но видя, как о его самочувствии серьезно разговаривают двое взрослых и небезразличных к нему людей, он просто принял их заботу и не стал сопротивляться. Ему хотелось просто лежать и не принимать никаких решений, ни о чем не думать. Жара его очень утомляла, и оказавшись в прохладе пещерной спальни, он сразу впал в дрему. Проснулся Офер от мерного похрапывания мужа, который обнял его сзади, плотно прижавшись к нему пахом. Омега не стал его будить и смотрел на узоры ковра, которым была оббита стена рядом с кроватью. Это был дорогой ковер, такие вышивали женщины в южных городах из тончайшей шерсти горных коз. Даже в королевском замке их было немного, ими украшали гостиные и прочие видные места. Один из них лежал у ног короля в тронном зале. А здесь это искусно выполненное изделие было прибито к скале грубыми гвоздями прямо насквозь. Офер пошевелился, отчего Зигфрид заворочался во сне и вскоре проснулся. Он тут же облапал задницу омеги и задрал на нем длинную нательную рубашку. Офер не стал сопротивляться, хоть и был обижен на альфу. Он приподнялся, стянул с себя одежду и вернулся к мужу. Зигфрид плотоядно улыбнулся и уложил его на живот. Омега с готовностью раздвинул ноги. Но альфа не спешил, а навис над ним и стал покрывать поцелуями его шею и плечи. Он спускался ниже, целовал спину и ягодицы, а потом раздвинул их и стал вылизывать анус. Офер застонал и выгнулся навстречу. Зигфрид не часто практиковал подобные ласки. Ими он довел омегу до обильного истечения смазки и лишь потом ввел в него член. Начав двигаться плавно, альфа не дошел до обычной своей скорости и напора. Офер понял, что разговор с Максом возымел над Зигфридом действие. Омега почувствовал новый приступ досады, ведь муж так старался не ради него, а ради своего будущего наследника. Теперь до его рождения Офер как будто переставал существовать отдельно от своей функции воспроизводства потомства. Эти неприятные мысли не дали ему сосредоточиться на сексе и дойти до оргазма. Но это не было сейчас определяющим для него качеством секса. Изливаясь в него, Зигфрид поддерживал в нем оптимальный баланс гормонов для течения его беременности. Офер в последние дни стал это чувствовать очень четко и без регулярного секса физически страдал. Сейчас он зависел от альфы в гораздо большей степени, чем когда носил в себе Олли. И осознание этого лишь усиливало его досаду. Словно его собственное тело предавало его, ставя в эту зависимость и подтверждая мнение Зигфрида о том, что Офер сейчас неотделим от своей функции вынашивания его наследника. — Не грусти, малыш, мы скоро вернемся домой, — по своему истолковав состояние омеги, сказал альфа, обнимая его после секса. Офер не ответил и подумал, что под словом «домой» до сих пор понимает Бергоф, а вовсе не Черный замок. Он положил руку себе на живот и искренне пожелал, чтобы рождение второго ребенка на островах изменило его отношение к этому месту. *** Продвигаясь все дальше на север, Аксель то и дело узнавал места, по которым они шли в прошлый раз. Но тогда он гнал коней и не обращал внимания на местность, а теперь у него было время ее разведать. Северные пределы королевства Берсонов были мало обитаемой областью, поросшей еловыми лесами. Местные аристократы были достаточно бедны, поскольку немногочисленные крестьяне, живущие на их землях, практически не занимались земледелием и жили лесным промыслом. Грунтовая дорога была тут проложена прямо через чащу, и дорожные заставы попадались не часто. Они были устроены так, чтобы между ними был целый день езды на тягловых лошадях. Сейчас было начало лета, от леса тянуло прохладой и влажностью, погода была самая приятная. Аксель ехал рядом с Мантусом и наслаждался покоем. Это было совсем не похоже на то чувство, что владело им в прошлом походе. Вырвавшись из дома на этот раз, он ощущал свободу и радость от предстоящего путешествия в компании своего супруга, а не боль от разлуки с семьей и обиду на отца, как в прошлый раз. Когда они миновали последнюю заставу королевства, их путь шел по лесостепи, характерной для Севера. Мантус улыбался, узнавая родные места и часто просил Акселя сделать остановку. Он собирал среди цветущих сорных трав одному ему известные растения. В это время солдаты и старатели находили мелкую, еще не спелую землянику, которой тут было очень много. Аксель ощутил себя по-настоящему счастливым в этом спокойствии и какой-то природной радости короткого северного лета. Он переводил взгляд от Мантуса, собирающего травы, на членов своего отряда, а потом на дальние горы и думал, что готов остаться тут навсегда. Будущий венец отсюда казался слишком тяжелой ношей, навязанной его происхождением. Он бы с радостью сейчас обменялся участью с кем-то из своих солдат и не думал о долге, о том, что его бездетный брак сулил проблемы государству. Это бы была просто частная жизнь Акселя и его омеги. И альфа спокойно бы принял свою бездетность. У него никогда не было интереса к семейным делам и любви к детям. Его бы вполне устроила жизнь с Мантусом, который был его верным спутником в путешествиях и партнером в сексе. С обретением омеги он стал счастливее и спокойнее. Но становиться отцом большого семейства ему никогда не хотелось. Он воспринимал это как свою обязанность, которая шла придатком к его будущей короне. Аксель теперь стал больше понимать отца в том, что он не хотел жениться на матери ради его рождения. И он был уверен, что сам на такой шаг никогда не пойдет. *** С острова Нарвала (так теперь на картах именовался кусок суши посреди моря, на котором клан проживал долгие годы) они отплыли через три дня после своего прибытия. Все они слиплись для Офера в один, поскольку мало отличались друг от друга. Он много спал, ел местные дары моря и проводил часы после полудня в постели с мужем. Зигфрид все так же был с ним нежен и аккуратен, оставив свою привычку брать омегу с наскока. Даже по утрам старался его возбудить, стремясь сделать выполнение супружеского долга для Офера не столько необходимой рутиной, сколько удовольствием. Тот постоянно чувствовал сонливость и потому редко испытывал оргазм по утрам, но старательная нежность альфы ему нравилась больше, чем прежнее обхождение. Он стал ощущать, что его тело меняется, вновь теряет юношескую угловатость и приобретает мягкость очертаний. Офер знал, что живот будет виден лишь через пару месяцев, но уже сейчас часто клал на него ладонь каким-то инстинктивным жестом. Зигфрид ловил его на этом и улыбался во все лицо. Грубое, располосованное рваным шрамом на левой щеке, оно в эти моменты преображалось, и Офер ловил себя на том, что любит своего альфу. Это была трудная любовь, ее исток был в их физической тяге друг другу, животном инстинкте, который толкал Офера в объятия Зигфрида. Омега в эти моменты вспоминал, как тот звал его замуж, прекрасно зная, что он любит другого. Альфа был уверен, что сможет вытеснить эту любовь, обладая Офером физически. И омега должен был признать его правоту. Нося в себе его второго ребенка, он уже мало вспоминал об Акселе. Тот был осколком старой жизни, самым драгоценным воспоминанием, но не предметом его тайных воздыханий. Его связь с Зигфридом сейчас была столь прочна, что между ними не оставалось места ни для кого другого. Офер понимал, что эта связь — главное, что сейчас поддерживает в нем росток новой жизни, а значит, и его самого. Выкидыши у омег были одной из основных причин их смерти. И потому они инстинктивно цеплялись за своих мужей во время беременности. Офер долго бегал от своей природы, считая себя особенным омегой, способным прожить без альфы. Но судьба оказалась хитрее, послав ему одну беременность за другой и тем крепко привязав его к бывшему пирату и врагу его семьи.