Дети Дракона

Когда Мантус построил свой шатер за границами лагеря, прошло два дня, прежде чем он о нем вспомнил. Аксель видел, что омега и на следующий день выглядел усталым и тихо сидел у костра рядом с большим деревянным домом, который построили в центре лагеря специально для принца и его приближенных. Альфа поставил на всякий случай у шатра дозорных, хотя внутренне был уверен, что Мантус защитил это место с помощью магии. Как она работает, он совершенно не понимал. И на самом деле не чувствовал ее от своего омеги так, как, например, от Сирила или других магов, которых когда-то встречал. Аксель инстинктом воина ощущал исходящую от них силу и опасность. Мантус был другим, возможно, только для Акселя. Тот видел, на что омега был способен, когда в этом была необходимость. Но в другие дни Мантус никак не проявлял свои магические способности, если не считать камлания с бубном. Его магия была невидимой, неощутимой и оттого еще более непонятной. Когда Аксель вернулся из разведывательной вылазки в горы на следующий день, он застал Мантуса у входа в лагерь. Тот стоял на границе и послушно ждал возвращения альфы. Аксель отметил, что приказ никуда без него не ходить, омега не нарушил. — Куда ты собрался на ночь глядя? — спросил Аксель, спрыгнув с коня. Мантус одними глазами указал на холм, где стоял шатер. — Хочешь там переночевать? — уточнил альфа, и омега кивнул.   — Ладно, — согласился Аксель, хоть не особенно хотел идти к шатру. Он устал и был голоден, с удовольствием бы сейчас нырнул в бочку с водой, чтобы смыть с себя дорожную пыль, съел кусок копченого окорока и лег спать. Но отказать Мантусу не смог. Альфа быстро перехватил какой-то еды, вылил на себя ведро воды, даже не раздеваясь, и вернулся к границе лагеря, где ждал омега. Пошли пешком — шатер находился совсем недалеко, хоть и не был виден из него за холмом. Мантус взял с собой свою сумку, по виду довольно тяжелую, но от помощи отказался, нес сам. Аксель дорогой смотрел на него, видел сосредоточенное выражение лица омеги, складку между бровями, взгляд, обращенный вовнутрь и понимал, что сразу спать они не лягут. Что в планах у Мантуса какой-то очередной шаманский обряд. Когда они подошли к шатру, омега выставил руку, жестом показав, что альфа должен остаться снаружи. Аксель подчинился, сел на землю и смотрел в закатное небо. Несколько солдат его гвардии окружили шатер широким кольцом, им был дан приказ ближе не подходить и следить, чтобы никто принца и его омегу тут не потревожил. Аксель рассеянно оглядывал местность: гору, вершина которой была затянута низкой облачностью, поросшие редким лесом склоны холмов, сорные травы, выстилающие долину, малиновые стрелки цветущего кипрея. В тишине был слышен плеск Глиняной реки, свистели ночные насекомые. Ветер шел со стороны гор, и потому шум лагеря не доносился до ушей альфы. Сидя на земле возле шатра, он впал в какое-то медитативное созерцание, ощущая в душе покой и тихую радость. За это он и любил дальние походы — за возможность быть среди дикой природы в тишине, вдали от придворных интриг и забот королевской семьи. Мантус провел в шатре не меньше часа, прежде чем вышел и протянул альфе руку. Аксель взялся за нее и вошел внутрь. Тут было все почти так, как в шатре Мантуса, где они впервые встретились и занялись сексом больше года назад. В центре горел небольшой очаг, дым выходил через отверстие в самом центре, где жерди, поддерживающие шатер, перекрещивались. Шкуры животных, наложенные внахлест были закреплены ниже этого отверстия с помощью кожаных шнуров. Акселю приходилось нагибаться — встать в полный рост он тут не мог. Его привлек странный запах, он осмотрелся и заметил, что у стенок шатра расставлены керамические сосуды, из которых чуть заметно поднимался ароматных дымок. Не особенно приятный, какой-то терпкий и смолянистый. Аксель обернулся на Мантуса и увидел, что он снимает с себя одежду и аккуратно складывает около настила из нескольких овечьих шкур — ими северяне обычно выстилали только спальное место. Альфа подошел ближе и обхватил лицо Мантуса руками. Хотелось заглянуть ему в глаза, и если не понять, то хотя бы почувствовать его настроение. Зеленые глаза омеги поблескивали в полутьме, в них альфа прочел призыв. Он потянулся к Мантусу губами и поцеловал его медленно и нежно. Омега ответил, как обычно робко, но достаточно ясно, чтобы альфа продолжал. Он сбросил с себя одежду и повалил супруга на овечьи шкуры. Аксель вдруг явственно ощутил запах его желания, и даже пахучий дым, наполнявший пространство шатра, не мог его скрыть. Мантус пах сладко-горько, как пахнет растертая в ладонях цветущая горная полынь. И этот запах заводил, звал к себе. Альфа раздвинул ноги омеги, устроился между них и продолжил его целовать, оставляя влажные дорожки от шеи к соскам, а потом ниже к паху. Мантус лежал неподвижно, и лишь тяжелое дыхание сейчас выдавало его возбуждение. Его член оставался вялым, но Аксель уже знал, что эрекция у его омеги появляется не сразу. А иногда она не появлялась вообще, что не мешало получать ему удовольствие от секса. Потому что в эти моменты анус омеги обильно выделял смазку, и оргазм приходил от движений альфы внутри его тела. Аксель чувствовал, как Мантуса трясет, как его внутренние мышцы обхватывают член мужа, а из вялого члена самого омеги выделяется несколько капель спермы. Мантус был абсолютным пассивом в постели, и Акселя это совершенно устраивало. Он даже слышал о таких омегах, у которых вообще не бывает эрекции. Но ему таких не встречалось, потому что, вероятно,  такие редко работали проститутками в местах, куда ходил когда-то Аксель. Притязательным клиентам обычно нравится иллюзия того, что шлюха его хочет, а какое доказательство лучше, чем вставший член? Даже если в нем нет никакого толку, и омегу все равно будут драть в зад. В своих походах по публичным домам Аксель обычно встречал омег, которые вели себя в сексе  смело, напористо и даже могли занимать активную роль. Но альфа в глубине души считал это извращением. Он не был ханжой. Пару раз он брал в борделе нескольких омег сразу, и пока трахал одного, остальные занимались сексом друг с другом. И это выглядело очень порочно, и потому заводило. Но эти практики были для него  исключительно бордельным развлечением. Сейчас все это было в прошлом. Аксель не искал больше ничьей любви, кроме робкой любви Мантуса. В его маленьком, на вид подростковом теле он любил каждый изгиб и уголок. Любил его натруженные узкие ладони, чуть заостренные на концах уши, раскосые большие глаза, маленький рот, так зовущий к поцелуям. Любил тонкую талию, по-мальчишечьи узкие бедра, маленький член с открытой розовой головкой и упруго торчащую задницу. Любил просовывать туда руку и ощущать   послушно раскрывающиеся ему навстречу мышцы ануса. Они были чуть вывернуты наружу, как часто бывало у омег, и когда альфа брал его в колено-локтевой позе, ему нравилось наблюдать этот ярко розовый, зовущий,  блестящий от смазки вход.  И сейчас, лежа с ним в шатре, Аксель ощущал себя счастливым от обладания им, от его податливости, доходящей до полной покорности. Альфа возбуждал его поцелуями, спускаясь все ниже, обводя языком источающий смазку анус, еще сомкнутый, но уже через мгновение открытый навстречу мужу. Аксель словно пробовал Мантуса на вкус, слизывал выступившие на поверхность капли, проталкивая язык внутрь. Это очень заводило. — У тебя скоро будет течка, — хрипло сказал Аксель, поднимая голову и глядя Мантусу в глаза. Это не было вопросом, но омега кивнул и раскрылся навстречу. Как бутон раскрывается навстречу солнцу. Аксель толкнулся в него, Мантус выдохнул и протянул к нему руки. Альфа приподнял омегу и усадил его на свой член до упора. Он любил эту позу, потому что она давала возможность видеть лицо Мантуса во время секса, целовать его в губы, дышать в такт. Он был легкий, удерживать его навесу и трахать снизу альфа мог сколько угодно долго. Аксель насаживал омегу на себя, каждый раз погружаясь как будто еще глубже. Он тонул в нем, как в маленьком, но глубоком горном озере, и не искал спасения. Ведь на дне его ждало сокровище. Мантус обхватил альфу за плечи, закрыл глаза и дышал все быстрее, вместе с убыстряющимся ритмом, с которым Аксель насаживал его на себя. Тот видел, что омега на грани, и продолжил в том же темпе, чтобы спустя минуту ощутить дрожь и услышать его тихий стон. На грудь Акселя попало несколько капель его спермы. Альфа положил руку ему на член, он был наполовину эрегирован. Едва дав Мантусу пережить оргазм, Аксель стал ласкать его член рукой, продолжая двигаться внутри. Член омеги стал твердеть, Мантус сорвался в хриплый стон, но не сопротивлялся, а уронил голову альфе на плечо, позволяя ему довести себя до новой волны эйфории через эту сладкую пытку. Аксель опустил его на ложе, лишь ощутив на своих пальцах свежую сперму омеги. Сам он не кончил, да и не думал сейчас о своем оргазме, полностью отдавшись стремлению извлечь из Мантуса эти стоны наслаждения. Эти доказательства того, что ему с ним хорошо и сладко. Омега не мог сказать это словами, и секс был для них возможностью признаться друг другу в любви. Но Аксель все же сказал, глядя в затуманенные негой глаза Мантуса: — Я люблю тебя. Люблю и сделаю для тебя все, о чем попросишь. Взгляд омеги вскоре стал осмысленным, он чуть заметно улыбнулся, приоткрыл рот и облизал губы. Аксель накрыл их поцелуем и лег рядом с Мантусом. Тот положил руку на мокрый член альфы, обвел пальцем твердую головку, а потом его облизал. — Хочешь взять его в рот? — спросил Аксель. Омега отвел взгляд, робко, словно стыдясь. Альфа приподнялся и сел, раскинув ноги. Мантус подполз к нему и, не глядя ему в глаза, коснулся губами его члена. Они никогда не пробовали так раньше. Аксель не особенно любил оральные ласки, просто не был достаточно чувствительным к ним. Ему нравилось двигаться, долбиться внутри податливого тела, ощущая горячее нутро омеги, постигая его изнутри. Теперь Мантус словно пробовал альфу на вкус. Он несмело водил языком по головке, вбирал ее в рот, а потом выпускал наружу. Аксель понимал, что целиком его огромный член в рот маленького Мантуса никогда не поместится. И он и не стремился сейчас погрузиться в него так. Вид омеги, вылизывающего его член, заводил, хотелось перевернуть его на живот и продолжить трахать, чтобы наконец излиться, но что-то останавливало от этого шага. Супруг редко о чем-то его просил, в постели — тем более. И потому Аксель сдержался, а Мантус продолжал сосать его член, медленно и сосредоточенно. — Обхвати его так, — хрипло попросил Аксель и сам положил ладонь омеги на корень своего члена. Мантус подчинился, ухватил его двумя руками, но даже так не накрыл его целиком. — Хочешь, чтобы я кончил тебе в рот? — спросил Аксель. Омега вздрогнул и еле заметно кивнул, не поднимая глаз. — Тебе нечего стесняться, — уверил его альфа. — Я хочу, чтобы ты делал в постели то, что тебе нравится. Что угодно. Мантус не отреагировал на эти слова, но продолжил сосать. Далеко не так умело, как делали это бордельные мальчики. Но с гораздо большим чувством и желанием. И для альфы это было намного важнее. Он откинулся назад, предоставляя Мантусу свободу действия, прикрыл глаза и просто наслаждался процессом. Возбуждение сейчас было уже не настолько сильным, чтобы ему хотелось прерывать омегу, повалить на живот и управиться за пару минут самостоятельно. Аксель теперь никуда не спешил, тяжело дышал и плыл в потоке удовольствия. Он даже не сразу понял, что близок к оргазму, слишком расслабился, когда вдруг резко дернулся и излился в раскрытый рот Мантуса потоком горячей спермы. Тот проглотил ее в несколько глотков, не выпуская член изо рта, словно боялся проронить хотя бы каплю. — Иди сюда, — хрипло позвал его альфа, и Мантус послушно лег ему на грудь. — Я бы хотел услышать хоть раз, что ты любишь меня, — тихо сказал Аксель. Но омега, конечно, не ответил. Он просто тихо вздохнул и зарылся руками в волосы на груди альфы. Тот подумал, что этот минет вполне можно было считать признанием. По крайней мере, ему хотелось так думать. *** Летняя жара покинула Бланку в один день. Наступило время, которое Зигфрид и все островитяне называли оливковым летом. Оно длилось несколько недель, в течение которых стояла приятная теплая погода, без сильных ветров и дождей. На Бланке собирали урожай, мариновали оливки, солили рыбу, делали вино. Словом, готовили запасы еды до следующего сезона. В воздухе пахло сухой травой и спелыми яблоками. С уходом летнего зноя Офер стал чувствовать себя гораздо лучше. И потому стал больше вникать в жизнь местных, иногда посещал встречи мужа с главами кланов и написал несколько обстоятельных писем королю. В них он описывал не только дела наместника, но рассказывал о местных особенностях погоды, рыболовства и земледелия. Омега даже решил, что после того, как разрешится от бремени, напишет детальное описание жизни островитян. Книги, которые он читал о них раньше, сейчас казались ему поверхностными, неточными. Авторы были тут чужаками и не жили среди местных жителей подолгу, потому их трактовки часто были ошибочными. Офер много раз в этом убедился. Иногда он говорил об этом с Зигфридом, и тот поддержал его намерение, обещал показать супругу больше разных земель и познакомить с обычаями, которые на каждом острове немного отличались. — Я знал, что в оливковое лето ты будешь лучше себя чувствовать, — довольно сказал ему Зигфрид, когда они сидели в саду теплым вечером. — Это самое приятное время года. В этот сезон рождаются счастливые дети. Я сам был рожден в это время. — Наш сын родится весной, — напомнил Офер и положил руку на свой живот. — Время, когда на свет приходят сильные духом, — одобрительно отозвался Зигфрид и накрыл ладонь омеги своей. — Почему так? — Это самый суровый сезон на островах, — пояснил альфа. — Зима у нас длится недолго, бывает несколько сильных штормов, но в целом это хорошее, спокойное время. К островам приплывает много рыбы, часто бывают дожди. А в начале весны море очень злое. Морской бог собирает свою жатву. Не все отваживаются ходить под парусами. Кто приходит на землю в это время, обладает большой силой духа. — По-моему, ты ей тоже обладаешь, — с улыбкой заметил Офер и прильнул к мужу. Что-то в тоне мужа его встревожило. — Я всегда полагался на свою удачу, — ответил Зигфрид, прижимая омегу к себе. — И мне правда часто везло. И до сих пор везет, иначе бы ты не стал моим. Но я долго не умел справляться с неудачами, с достоинством принимать удары судьбы. За это меня всегда ругал мой отец-омега. Я никогда не был его любимцем. И по иронии судьбы оказался его единственным выжившим в войне сыном. Гай был как раз силен духом с рождения. Иначе бы не смог пережить смерть мужа и стольких своих детей. — По-моему, он несправедлив к тебе. — Ты просто не знал меня в юном возрасте, — засмеялся Зигфрид. — Я был на редкость упрямым и неразумным. Мог начать драться с тучей, если она закрывала мне солнце. Зигфрид коротко рассмеялся. — Не знаю, как Олли согласился за меня пойти. Наверное, посчитал, что без него я точно пропаду. — Расскажи о нем, — попросил Офер и заглянул мужу в глаза. Тот посмотрел на него и поцеловал в нос. — Не стоит. Сейчас ты мой омега, и вся моя жизнь теперь связана с тобой и нашими детьми. — Малыш Олли вчера пытался встать на ноги, — тихо сказал Офер. — Я тоже это видел пару дней назад, — с теплотой отозвался Зигфрид. Он всегда уделял время сыну по утрам, приходя к нему сразу, после того, как покидал свои покои. Офер в это время еще нежился в кровати после секса, который его никогда не бодрил в отличие от альфы. Тот мог спустя пару минут после того, как вынул из омеги член, играть с ребенком или раздавать распоряжения подчиненным. Оферу же было нужно время, чтобы остыть и прийти в себя. Секс для него сейчас был не супружеским долгом, не телесным удовольствием, а физической потребностью. Он ясно ощущал, как его тело от любви Зигфрида наполнялось силами, которые все без остатка уходили на питание плода его же семени. Альфа как будто поливал свой сад, ухаживал за ним и ждал добрый урожай. И Офер был этим садом, до капли впитывал в себя влагу, которую приносил ему садовник, давая прорастать внутри себя новой жизни. Это был долгий процесс, требующий терпения и любви. Офер часто лежал в кровати или в беседке, разморенный негой, ощущая влагу внутри себя, подсыхающую сперму на своих бедрах и думал о растущем в нем ребенке. И однажды он научился его видеть сквозь собственную плоть. Видел непропорционально большую голову, ручки, сжатые в кулаки, ножки, поджатые к животу, пульсирующие вены и артерии под прозрачной кожей. Этот вид не пугал Офера. Ему нравилось наблюдать, как день ото дня плод внутри него все больше становился похож на жизнеспособного младенца. И тот стал напоминать о себе все чаще — толчками и внезапными переворотами. Офер к ним привык, хоть они были для него весьма болезненными. Он помнил, что такого размера Олли стал лишь перед самым рождением. А будущий альфа уже к середине срока беременности был очень крупным и  активным. Иногда его толчки и кульбиты заставляли родителей прервать занятие любовью. Офер застывал, хватаясь за живот, и говорил Зигфриду: — Подожди. Тот понимал без дальнейших слов и помогал супругу принять удобную позу, чтобы уменьшить боль. Как ни странно, чаще всего легче Оферу становилось с высоко поднятым задом. Он опускал голову и плечи на постель, сдвигал ноги в коленях  и отводил таз назад. Живот в этом положении свободно свисал. Плод внутри шевелился, занимал другое положение и снова затихал. Но вскоре мог опять начать пинаться. Чаще всего они продолжали заниматься любовью в этой же позе. Зигфрид пристраивался сзади и быстро доводил дело до конца — омеге в это время было не до оргазма. Он мог подолгу оставаться в этой позе и после секса. И лишь когда ребенок в утробе наконец засыпал, Офер осторожно ложился  и подолгу отдыхал. Боялся разбудить спящего в утробе альфу и спровоцировать новую серию сердитых пинков под ребра. — Он перестал получать удовольствие от секса, — ответил Зигфрид, когда лекарь спросил, что беспокоит, во время очередного осмотра. Он предпочитал приходить по утрам и пользоваться тем, что анус омеги после секса был раскрыт и податлив, что позволяло не тревожить его лишними манипуляциями. — Неправда, — отозвался тот, лежа на боку и ощущая мягкие прикосновения Макса к своей промежности. — На самом деле, это нормально, — успокоил лекарь, — яркий оргазм может оказаться слишком сильной встряской. Сейчас тело принца настроено на вынашивание, и потому не дает ему его переживать, как раньше. К тому же большой живот давит на нервные окончания. Это тоже влияет на ощущения. —  Меня это совершенно не беспокоит. Я хорошо себя чувствую, — заверил их Офер и сел на кровати, поняв, что осмотр окончен. — На самом деле, я хочу спросить о другом. Мне надо поехать к источнику Бланка. Снова. Офер увидел растерянное лицо лекаря и мгновенно нахмурившиеся брови мужа. — Не потому что хочу просто развеяться, — добавил омега, обнимая свой живот. — Просто чувствую, что надо. — Что скажешь? — спросил лекаря Зигфрид. — Я уже рекомендовал воздержаться от поездок, — ответил лекарь, — помня то, как тяжело далось то плавание в начале лета. Но с другой стороны, до источника ехать недолго. Если принц чувствует такую потребность, вероятно в поездке есть смысл. — Недолго — это если верхом, — возразил Зигфрид. — А дороги у нас такие, что в повозке его растрясет. — Значит, надо ехать медленно, чтобы не растрясло, — с улыбкой сказал Офер. — Мы можем заехать на ночь в дом Нарвалов, — предложил альфа. — Это в получасе езды от источника. Тогда ему не придется трястись в повозке весь день. — Это разумное решение, — поддержал лекарь. Офер облегченно выдохнул и сразу почувствовал прилив сил. Ему, конечно, надоело сидеть в замке, но дело было не только в скуке. Он не соврал, его и вправду тянуло к источнику, вернее, к статуе Богини, рядом с которой он ощутил себя так спокойно. Которая дала ему силы и мужество принять свою новую беременность. И сейчас он надеялся получить у Благой силы на благополучное разрешение от родов. До них еще было несколько месяцев, но Офер понимал, что это время может оказаться самым тяжелым. И, пользуясь тем, что он стал лучше себя чувствовать, омега решил совершить новое паломничество к источнику. Дорога туда и вправду заняла гораздо дольше времени на этот раз. Процессия двигалась медленно. Офер удобно сидел с вытянутыми ногами, обложенный подушками и покрывалами, и с интересом смотрел в окно. Пейзаж изменился с момента его первой поездки. Сейчас большинство полей стояло сжатыми, со стогами уже изрядно пожелтевшего сена. В оливковых рощах женщины  собирали побуревшие плоды в большие плетеные корзины. В воздухе пахло выгоревшей на солнце травой. У источника их встретила главная жрица Ника. Офер просто по ее взгляду понял, что его приезда здесь ждали. Зигфрид всю дорогу был собран и молчалив. Омега без труда считал его тревогу. Не только за то, как его супруг доберется до источника, но и за то, что будет происходить внутри. Ведь его самого там не будет. — Мы вас давно ждали, — вместо приветствия сказал жрица. — Меня призвала Богиня, — с улыбкой сказал первое, что пришло на ум Офер. — Да, сейчас ее время на земле — сбор урожая, — кивнула Ника, ничуть не смутившись ироничного тона омеги. Они прошли лабиринт молча. Макс, как и в прошлый раз, следовал вместе с Офером. Тот чувствовал здесь, в этом круге из белых камней, становящихся все выше к центру лабиринта, небывалый прилив сил. Выйдя к фонтану, Офер заметил, что женщин тут теперь меньше, зато было довольно много омег. Все они уставились на него, и ему вдруг стало не по себе. — Их тоже призвала богиня, — пояснила жрица. — И сегодня они получат особое благословение. Она поманила Офера за собой куда-то в другую часть лабиринта. Он безропотно пошел и вскоре оказался перед большой каменной купелью. Ее форма напоминала лодочку. — Мне надо там искупаться? — уточнил омега. — Да, — просто ответила Ника. — Вы всех беременных сюда водите? — Только тех, кого призывает сюда Благая. Офер хотел сказать, что он пошутил и на самом деле пришел просто за успокоением и медитацией, в которую впал у ног статуи в прошлый раз. Но руки сами потянулись к застежкам на одежде. Сейчас не было жарко, купаться на открытом воздухе вряд ли кому пришло в голову, но Офера тянуло в эту купель, и он поддался этому порыву. Макс хотел потрогать воду рукой, но жрица его остановила: — Вам нельзя. — Я не хочу, чтобы его высочество простыл, — нахмурившись, сказал лекарь. — Этого не случится, — заверила его Ника и приняла у бесшумно подошедшей  жрицы большой кусок белой ткани. Такой же, из какой шили одежды хранительницы культа Благой богини. Она помогла омеге укутаться в нее, как в плащ. Хотя он бы не побоялся нырнуть и голышом. — Здесь теплая вода, — заверил лекаря Офер, опустив руку в воду. Он увидел, что дна купели не видно, а вода не прозрачная, а мутная, как разбавленное молоко. Ника помогла Оферу зайти в воду, которая вдруг как будто вскипела и забурлила от соприкосновения с его телом. Макс испуганно дернулся к нему, но жрица его остановила. Омега же не почувствовал от этого странного явления ничего, кроме тепла. В воде было приятно, невидимое дно было шершавым и не скользким. Он погрузился в купель по грудь, потом нырнул и вынырнул несколько раз. — Что это было? — спросил Макс. — Он источник, — с торжеством ответила Ника. — В каком смысле? Дальнейших слов Офер не слышал, он стал нырять в приятную, пахнущую молоком и пряными травами воду, в его теле вдруг появилась полузабытая легкость. В этой купели его беременность не ощущалась бременем. Он обхватил руками свой живот и просто наслаждался моментом. Вода обволакивала, убаюкивала и напоминала о самых ранних днях его детства. Когда его на руки брала королева Марта и поила своим молоком. И он испытал сейчас горячую благодарность к ней, к той, что кормила сразу двух детей разом — родного сына Баграта и того, кто вышел из утробы Сирила слабым и недоношенным. И не подпускала к ним ни одну кормилицу. Офер сейчас даже ясно вспомнил момент, когда сидел у нее на коленях и сосал ее грудь, глядя при этом на Арса, находящегося рядом. Марта кормила его до трех лет, поскольку он был слабым и болезненным. И часто от опустевшей груди королевы Офер сразу попадал в руки короля, который мог носить его на них сколь угодно долго. И сейчас колесо жизни сделало круг, и теперь уже он даст жизнь новому ребенку, которого на руки возьмет Зигфрид с той же любовью и заботой, что и когда-то Арс. Офер очнулся от этих мыслей, ощутив легкий толчок внутри живота. Ребенок, о котором он думал сейчас, напомнил о себе. Омега открыл глаза и встретился взглядом с Максом и Никой. Он понял, что пора возвращаться. Офер протянул им руки, и они помогли ему выйти из купели. Тут же он был освобожден от мокрой ткани и накрыт сухой. — Со мной все хорошо, даже очень, — ответил на невысказанный вопрос лекаря Офер, принимая от него помощь с одеждой. Ника в этот момент их покинула, унося ворох белой материи, в которую только что был укутан омега. — Я хочу пойти к статуе богини, — сказал Офер вновь появившейся жрице, когда уже полностью был одет. Та кивнула и указала путь. Вскоре они вышли к фонтату, где застали странную сцену. Все паломники собрались в одном месте и рвали ткань, в которую только что кутался Офер, на мелкие лоскуты. — Что они делают? — с тревогой спросил тот. — Хотят получить благословение богини через вас. — Потому что я жду ребенка? — уточнил Офер. — Потому что вы живой источник. Квель, — ответила Ника со значительностью в голосе, которая выдавала ее собственный трепет от сказанного. Офер уже слышал это странное слово, когда был на острове Нарвала. Но тогда ему было не до особого любопытства к деталям местного наречия. Он подумал, что это другое название, которым именуют омег, и забыл об этом. — Через вас боги посылают в мир людей, способных его изменить, — пояснила Ника. Это звучало пусть и значительно, но весьма абстрактно. К тому же плохо вязалось с едва ли ни дракой, которая развернулась из-за мокрых тряпок, лишь на короткое время соприкоснувшихся с телом омеги. Оферу неприятно было на это смотреть, и он поспешил к статуе. Там, у ее ног, он уселся на землю, устланную мягкой травой. Макс предусмотрительно захватил с собой небольшую подушку и подложил ее под Офера для большего удобства. — Ты понял, что это на самом деле значит? — спросил тот у лекаря, не сводя со статуи глаз. — Лишь то, что вы отмечены  особой способностью к деторождению. Я сделал этот вывод еще при первом нашем общении. Офер кивнул. Вероятно, островитяне придавали большое значение плодовитости омег, ведь только они наверняка могли породить сильного альфу, способного встать во главе клана. Омега быстро переключился с этих мыслей на созерцание статуи Благой и окружающей ее оливковой рощи. Плоды тут пока не собирали, они уже местами побурели, но в большинстве оставались еще зелеными. Как и в прошлый раз Офер ощутил тут покой и умиротворение, готовность нести свое бремя с радостью до момента, когда младенец будет готов увидеть свет. Пусть даже это произойдет в самый суровый период года. Офер вышел из лабиринта уже ближе к закату. Солнце висело низко, словно спелый абрикос, готовый сорваться с ветки. Небо было окрашено в какой-то теплый зеленоватый оттенок. И омега подумал, что оливковым летом этот период года, возможно, называют и за этот эффект. Вечера стали длиннее, в самый разгар лета солнце закатывалось очень быстро, а сейчас медленно плыло к морю, окрашивая все в различные плодовые оттенки — желтые, красные, салатовые. От этих мыслей его отвлек Зигфрид, подскочивший к нему у входа в лабиринт. — Почему так долго?! — Все в порядке, — успокоил его Офер, увидев в глазах мужа накопившуюся тревогу. Зигфрид распорядился выступать в дорогу и помог омеге забраться в повозку. В пути Офер даже немного задремал — так был расслаблен и умиротворен после посещения источника. Ему бы даже в голову не могло прийти раньше, что он будет совершать подобные паломничества. Королевская семья, пережив жестокое противостояние с Орденом Благой богини, сколько себя помнил Офер, сознательно дистанцировалась от любой религии. Королевскую капеллу навещала одна лишь королева Марта и ее женское окружение, остальные бывали тут только по большим праздникам и официальным торжествам. Даже Сирил там появлялся редко, хотя именно он многое сделал для того, чтобы восстановить культ Благой в королевстве. Но его вера в богов не была сопряжена ни с какими общественными ритуалами или религиозной доктриной. Он если и молился когда-нибудь, то перед статуей, поставленной им в саду еще во времена, когда не был драконом. Офер поймал себя на мысли, что стал похож на своего родителя в вопросах веры. Ему нравилось созерцать и медитировать на культовые статуи, не вникая в суть религиозного учения. Когда они въехали во вновь обретенные владения клана Нарвала на Бланке, солнце уже скрылось за горизонтом. Зигфрид, увидев в повозке сонного супруга, без промедления схватил его на руки и отнес в дом, отведенный им для ночлега.  Офер устал с дороги и мгновенно уснул, едва слуга помог ему раздеться и умыть лицо от дорожной пыли. Наутро он проснулся раньше мужа, что случалось довольно редко. Зигфрид спал голым поверх одеяла, раскинув ноги и являя миру свое внушительное мужское достоинство. Офер приподнялся на кровати и огляделся. Они ночевали в довольно просторной комнате, деревянные стены которой были местами оббиты коврами и шкурами животных. В центре был большой камин, дрова там уже прогорели, но в помещение еще сохранилось приятное тепло. Мебели было мало — лишь не особенно широкая деревянная кровать, стол с двумя скамьями, в углу стоял сундук. Окна были небольшие, низкие и без штор. Их и не требовалось — стекла были мутно-серые, непрозрачные. Офер знал, что островитяне не умели делать прозрачное стекло, и привезенное с континента, оно стоило очень дорого. Хотелось пить и одновременно посетить уборную. Омега, стараясь не будить мужа, переполз через него и подошел к двери. За ней его ждал слуга Шон, который помог хозяину с его потребностями. Офер прошел по темной прихожей  и выглянул наружу. Было раннее утро, солнце только вставало и окрашивало приятным лазоревым светом небосвод. Их дом стоял в центре небольшой деревни, которая, очевидно появилась здесь совсем недавно — все дома были новые. Они были похожи друг на друга и стояли полукругом на плато между двумя холмами, поросшими оливковыми деревьями. В центре поселения камнями было огорожено место для большого костра. Несмотря на ранний час, люди в деревне не спали и занимались хозяйственными делами — чинили рыболовные сети, таскали корзины с какими-то запасами в амбар, чистили денники в конюшнях. — Офер! — услышал омега громовой голос своего мужа из спальни и поспешил вернуться туда. Альфа стоял посреди комнаты, и его встревоженный взгляд смягчился при виде супруга. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Зигфрид, подходя ближе и по-хозяйски обхватывая лицо Офера. — Хорошо. На самом деле отлично, — с улыбкой отозвался тот и прильнул к мужу, ощущая бедром его эрегированный член. Зигфрид стал жадно целовать омегу, и тот послушно вернулся в постель. Альфа стащил с него ночную рубашку и довольно огладил задницу и живот супруга. Офер встал на кровати в колено-локтевую позу. По утрам они по-прежнему занимались сексом почти без прелюдий. Альфа погрузил палец в раскрывающийся навстречу ему анус омеги и чуть помассировал. Офер глубоко вздохнул и подался навстречу мужу. Тот просунул в него второй палец, а потом и третий. — Ты стал как будто шире, — заметил альфа. — Наверное, потому что у тебя большой член, — хмыкнул омега и сильнее раскрылся навстречу. — А еще я жду ребенка, который разорвет мне задницу в клочья, если мое тело не подготовится. — В прошлый раз ты был таким уже накануне родов, — с сомнением сказал Зигфрид, продолжая двигать пальцами внутри тела омеги, отчего тот почувствовал новый прилив возбуждения. Его анус уже достаточно увлажнился, и Офер нетерпеливо повел бедрами. — В прошлый раз я рожал впервые. Тебе не нравится размер моей задницы? — уязвлено спросил он. — Мне все нравится, — успокоил альфа и толкнулся в него сразу на всю длину. — Просто я беспокоюсь о тебе и твоей беременности. — Зигфрид, я хочу, чтобы ты меня трахнул и перестал болтать. Я есть хочу, — огрызнулся Офер и сжал член мужа внутри. — У тебя сегодня боевое настроение. Мне это нравится, — примирительно хмыкнул альфа и стал набирать темп. Он почувствовал, что омеге сейчас хочется более сильных ощущений, двигался энергично, но без грубых толчков. Ближе к финалу Зигфрид просунул руку под животом Офера и обхватил его член. Тот был наполовину эрегирован, но быстро отозвался на ласку. — Я сейчас кончу, — вскоре вскрикнул омега, дернулся и тихо застонал. Зигфрид застыл, потому аккуратно помог омеге лечь на бок. Тот тяжело дышал, держа одну руку на своем животе, другую на члене. Он излился несколькими каплями спермы впервые за несколько недель. Это не значит, что все это время он ни разу не кончил. Просто его оргазм стал другим — более глубоким, но менее интенсивным. Тогда анус сжимался вокруг члена мужа и чуть вибрировал. И эти волны удовольствия плавно разливались по всему телу и оставляли в нем чувство наполненности, которого хватало до следующего любовного акта. Но сейчас он ощутил лишь короткую разрядку, которая не принесла ему настоящего удовлетворения. — Не делай так больше, если я не попрошу, — сказал Офер, открыв глаза и чувствуя, что Зигфрид пристраивается к нему сзади. — Тебе было больно? — Нет, просто сейчас мне нужно по-другому. Альфа кивнул, протолкнул член в анус омеги и стал медленно двигаться. Офер уже не ждал нового оргазма и просто тихо дышал в такт движениям мужа. Тот дернулся в нем последний раз, поцеловал в шею и крепко обнял руками и ногами, оставляя член внутри. — Я люблю тебя, малыш, — тихо сказал Зигфрид. — Это ты сейчас ему говоришь? — хмыкнул Офер, тут же ощущая шевеление плода в своей утробе. — Вам обоим. Но тебе в большей степени. Поскольку мы дольше знакомы. И глубже, — с усмешкой поддержал Зигфрид. — Ты на йоту не достаешь членом до его лба. Вряд ли это можно назвать поверхностным общением, — уже в голос заржал Офер и осторожно поднялся на кровати. Зигфрид тоже привстал и обнял супруга сзади. — Вчера на источнике… — Офер порывисто вздохнул, ощущая вдруг приступ внезапного волнения, — меня назвали странным словом… — Квель, — подсказал Зигфрид и еще сильнее прижал его к себе. — Что это значит? Зигфрид задумчиво что-то промычал, прежде чем ответить. — У нас верят, что среди омег изредка рождаются те, кто благословлен сразу двумя богами. Квель — это старинное название любого источника. Дословно — дыра в земле. Дыра, которую проделал Морской бог в теле Матери-земли, чтобы оттуда потекла вода. Ты понимаешь, каким органом он это сделал, — Зигрфид толкнулся Оферу в спину еще не совсем потерявшим твердость членом. — Звучит не слишком романтично, — заметил омега. — Древние вообще не были романтиками. У них на это времени не было, — резонно возразил альфа. — Но они верили, что иногда рождаются те, кто соединяет в себе силу этих двух стихий — земли и воды, мужского и женского начал, и из их утробы выходят дети, влияющие на судьбы многих людей и даже поколений. Боги благословляют квелей большой способностью к деторождению. — Твой отец омега тоже был квелем? — спросил Офер. — Нет, — Зигфрид покачал головой. — Гай просто рано вышел замуж за моего отца и начал рожать с шестнадцати лет, потому что видел в этом свое главное предназначение. Я был третьим его ребенком. И вторым, кто родился живым. А квели всегда дают сильное жизнеспособное потомство. Причем, делают это на протяжении долгих лет. Когда-то жрецы ездили по островам и искали таких омег. Их забирали еще детьми, отвозили в храм Морского бога на острове Тирос. — И что с ними потом делали? — спросил Офер, внутренне готовый услышать не слишком приятный ответ. — Квель оставался служить при храме. Накануне его течки жрецы вопрошали богов, от кого он должен зачать. В древности все властители культа Морского бога были детьми таких омег от лучших воинов, которые убивали друг друга за право его покрыть. — Звучит довольно дико, — глухо отозвался Офер. Ему почему-то захотелось встать и выйти на воздух, но альфа крепко держал его в объятиях. — На самом деле, жрецы, конечно, мухлевали, — продолжал Зигфрид, — они брали огромные богатства за то, чтобы глава какого-нибудь клана мог покрыть квеля и получить от него наследника. Тот с рождения считался благословенным богами и никто в клане не смог бы его сместить с места вождя в будущем. Даже если это был омега. Часто жрецы делали так, чтобы квель рожал детей от глав враждующих кланов, и эти единоутробные братья в будущем уже не могли продолжать вражду. — То есть квель — это храмовая проститутка, которую подкладывают под того, кто больше заплатит, — сделал вывод Офер и поморщился. — Это было его служение. Тут нет позора,  — спокойно возразил Зигфрид. — Многочисленное потомство от самых уважаемых людей на островах приносило ему почет и обеспечивало безбедную старость. К тому же после того, как его источник иссякал, он мог уйти из храма и выйти замуж. — Как щедро, — поморщился омега. — Квели рождаются очень редко. Раз в два-три поколения. С началом войны эта традиция прервалась, я не слышал с тех пор ни о ком, кого бы старейшины назвали живым источником, — сказал альфа, словно не слыша досаду супруга. — И я так счастлив, что ты стал моим. — Тебе снова повезло, — хрипло подтвердил Офер, закрывая глаза руками. — Гай мне тоже так сказал в тот день, когда я привез тебя на Скалистые острова. — Послушай, Зигфрид, — неожиданно оживился омега, вырвался из объятий мужа и встал на ноги. — Мне все равно, кем меня считают твои соплеменники. Но я не буду рожать тебе детей каждый год. У нас с тобой была договоренность! На лице Зигфрида за короткое время сменилось сразу несколько выражений, он схватил омегу за руку и притянул к себе. — Тогда я не знал, что ты квель. — Это не отменяет нашего соглашения! — с нотками истерики в голосе воскликнул Офер. — Ты мне поклялся, что не будешь требовать от меня новых детей после рождения альфы! — Успокойся. Я помню свою клятву, — голос Зигфрида едва заметно дрогнул. И омега понял, что на самом деле альфа не придавал такого значения этому уговору, как придавал сам Офер. — Если ты нарушишь свое слово, Зигфрид, я могу нарушить свое. Твердо это запомни, — тяжело дыша, произнес омега и позвал слугу, чтобы прекратить этот неприятный разговор и не слышать больше ни о каких местных суевериях. В особенности тех, которые указывали ему, скольких детей он должен произвести на свет.