Дети Дракона

Аксель получил известие о рождении Зигфрида Нарвала младшего, когда выходил из душных приемных покоев в прохладу весенней ночи. Ему хотелось скорее попасть в сад, где в шатре уже ждал его Мантус. Альфа прочел короткое послание короля и как-то отстраненно подумал о том, что этот ребенок может стать его преемником. В памяти всплыла сцена годичной давности, когда Офер произвел на свет своего первенца, довольное лицо Нарвала и изможденное родами — брата. Аксель ощутил, что хочет пережить ту же радость и гордость, что, очевидно, испытывал сейчас Зигфрид, который без тени скромности назвал ребенка в честь себя. Подавив приступ досады, альфа решил, что напишет Оферу письмо и лично его поздравит. Их связь, сейчас такая тонкая, еле уловимая, все еще существовала. Альфа чувствовал ее внутри себя. Еще пару дней назад, когда, очевидно, Офер разрешился от родов, он внезапно проснулся среди ночи и долго смотрел в низкий потолок шатра Мантуса. Тот спал чутко, проснулся, бросил на него внимательный взгляд и быстро отвернулся. Словно понимал, что сейчас мысли его альфы не с ним. Акселя разбудило внезапное воспоминание об Офере. Вдруг в памяти всплыл эпизод из самого раннего детства, как брат лежал в колыбели и плакал. Почему-то в этот момент в детской никого не было, хотя обычно королевских детей, особенно Офера, тщательно опекали. И Аксель подошел к нему и протянул руку. Омега схватил его за большой палец, сунул его себе в рот и успокоился. Этот малозначительный эпизод вспомнился ему именно в ту ночь, и он тогда подумал, что Офер сейчас, возможно, рожает. Это было так странно: сопоставлять полузабытое воспоминание о брате, когда тот был младенцем, и мысль, что сейчас он сам стал родителем. Аксель размышлял об этом по дороге в сад, но, когда вошел в шатер Мантуса, мысли о брате его покинули. Супруг встретил его призывным взглядом, по которому альфа уже научился понимать приближение у омеги течки. Это еще не был период острых спазмов, которые всегда мучили Мантуса перед ней. Но незадолго до них у него всегда был момент, когда он становился особенно чувствительным к ласкам. Аксель шагнул к нему, стащил с себя плащ, и пока возился с застежками на тунике, омега, стоя на коленях перед ним, расстегнул ему штаны и освободил от одежды его набухший член. Мантус взял его в рот, Аксель блаженно выдохнул и отдался этой ласке. После тяжелого дня это было так желанно, так необходимо. Он не сдерживал оргазм и кончил довольно быстро, зная, что в такие моменты омега предпочитал не заниматься анальным сексом. Мантус проглотил сперму и откинулся назад. Аксель быстро разделся и навис над ним. Он поцеловал его в губы, ощущая на них свой собственный запах, стащил с омеги тунику и штаны, взял в рот его член и медленно, никуда не торопясь, довел его до оргазма. Мантус несколько раз вздрогнул и прижался к альфе всем телом. Тот почувствовал, как в нем начинается разгораться огонь. Кожа омеги была горячей — верный признак приближающейся течки. Аксель обнял его, поцеловал в висок и сказал: — Офер родил альфу. Мантус никак на это не отреагировал. Альфа хотел добавить, что теперь у них нет настолько острой необходимости рожать своих детей, но промолчал. Очевидно, что для омеги эта тема была слишком болезненной. Через пару дней у Мантуса началась течка, и Аксель был с ним почти все это время в шатре, а когда из него вышел, король и Сирил вернулись в город. Пришлось возвращаться к реальности и держать отчет перед отцом. Тот имел вид хмурый и недовольный. Молча выслушав доклад о делах, Арс внимательно посмотрел на сына и сказал: — Мне не нравится, что ты постоянно ночуешь со своим дикарем в саду. Я понимаю твое желание быть ближе к супругу, но это выглядит странно. — Я исполняю свои обязанности. От моих ночевок в шатре кто-то пострадал? Или просто мама решила тебе пожаловаться на мое плохое поведение, как делала когда-то в детстве? — мрачно спросил Аксель. — Ты и сам находишь свое поведение странным, раз вспомнил об этом, — заметил король. — Я лишь прошу тебя не забывать о том, кто ты. — Ни на минуту, — отозвался Аксель и вышел за дверь. Встретив Мантуса в саду этим вечером, он сухо сказал, что ночевать они будут в замке. Тот кивнул и больше никогда не пытался остаться в саду на ночь. Даже во время течки. Он проводил дни на воздухе и внутри своего шатра, занимаясь одному ему понятными шаманскими практиками, но к вечеру возвращался в покои Акселя, почти всегда опережая его приход туда. Так прошел год, другой, третий. Время текло незаметно, и в Бергофе, казалось, ничего не менялось. Король по-прежнему правил и почти не выезжал за пределы дворца. Аксель опять отправился в короткий северный поход со своим омегой и верным отрядом гвардейцев, и эти походы стали ежегодной рутиной, но были самой любимой порой для альфы. Они с Мантусом ночевали в том самом шатре, который стоял недалеко от разросшегося лагеря золотодобытчиков. И эти недели короткого северного лета давали Акселю передышку от навалившихся на него обязанностей по управлению королевством, которые отец постепенно ему передавал. Омега по-прежнему грустил после каждой течки, не принесшей ему желанного плода, а Аксель внутренне смирился с тем, что после него на трон взойдет сын Нарвала. Из коротких писем Офера, которыми они регулярно теперь обменивались друг с другом, всегда держась братского тона, следовало, что маленький альфа растет бойким и сильным. Аксель несколько раз приглашал брата приехать в гости в столицу, но тот всегда находил повод эти приглашения отклонять. О личном они друг другу никогда не писали. Офер рассказывал о подробностях путешествий по островам и окраинам соседних южных стран, куда они с Нарвалом несколько раз отправлялись с дипломатическими и торговыми миссиями. Эти письма скорее напоминали путевые заметки, довольно детальные и дельные. В них Аксель находил много важных сведений о южных соседях, с которыми сам никогда дел не имел. Он по-прежнему осваивал север, наладил бесперебойную доставку золота и меди оттуда и тем значительно обогатил казну. Иногда он заговаривал о том, чтобы самому поехать на острова в качестве королевского посланника, но Арс такие предложения отклонял. Он и сам больше не ездил на Бланку и постепенно сдавал, становился молчаливым и замкнутым. Сирил теперь был с ним почти неотлучно, и Акселю казалось, что королевский омега выглядит как молодой супруг при престарелом муже. Но их взаимная любовь так бросалась в глаза, что никаких сомнений в их семейном счастье быть не могло. В своем кабинете король повесил портрет своего младшего сына с детьми, который по его заказу был написан, когда младшему Зигфриду исполнился год. Аксель каждый раз вздрагивал при взгляде на картину. Офер там был как живой, но при этом выглядел совсем не так, каким запомнил его альфа при расставании. Взгляд омеги был спокойным и уверенным, даже слегка высокомерным. На нем было роскошное парчовое одеяние, серьги с крупными черными бриллиантами спускались до плеч, в длинные, уложенные в прическу волосы были вплетены нитки жемчуга, пальцы унизаны перстнями. Он сидел в огромном резном кресле и держал на колене своего сына-альфу, старший — Олли стоял рядом, держась за подлокотник кресла. Но Аксель никогда не смотрел на детей, его взгляд всегда приковывало лицо Офера, такое родное и в то же время какое-то незнакомое. Словно это был какой-то брат-близнец Фейри, выросший не с Акселем и живущий где-то далеко. В последнем письме, которое Аксель получил накануне своего двадцать седьмого дня рождения, омега неожиданно отошел от своей обычной манеры не касаться личных тем. «Дорогой брат, глядя на своих детей, мне больно сознавать, что ты лишен этой радости. Думаю, ты и твой супруг уже прибегали к услугам дворцовых лекарей. По себе знаю, что главный из них — болван. Если позволишь дать совет в столь деликатном деле, обратись к старику по имени Лисип. Если он все еще жив, а я почему-то твердо уверен, что он переживет нас всех, он единственный, кто способен вам помочь. Ведь именно благодаря ему на свет появился я.» Прочитав эту часть послания Офера несколько раз, Аксель задумался, почему именно сейчас тот решил об этом написать. Возможно, он снова ждет ребенка, и потому эта тема всплыла в его голове. Конечно, Аксель обращался к дворцовому лекарю, тот приводил с собой еще двух ученых от медицины, они одним своим присутствием нервировали Мантуса, который после их осмотров по нескольку часов лежал лицом к стене и почти не реагировал на присутствие альфы. Но ничего нового эти манипуляции не дали, и потому Аксель решил оставить своего супруга в покое, закрыв для себя тему рождения наследника. Аксель сначала решил забыть о совете брата, но мысль об этом то и дело всплывала у него в голове, и тогда он спросил у своего слуги Томаса о Лисипе. — Старик живее всех живых, — заверил его Томас. — Мой супруг иногда обращается к нему за советом в лечебном деле. И довольно часто его навещает. — У вас ведь нет детей? — спросил Аксель. Слуга чуть смутился и ответил: — Через пару месяцев будет. Старик помог нам в этом. — Рад за вас, — сухо отозвался Аксель. — Я хочу, чтобы ты привел этого Лисипа ко мне в покои. — Старик много лет не выходит из своей комнаты, — сбивчиво проговорил Томас. — Значит, притащи его на руках. Не сможешь сам, возьми на помощь гвардейца, — неожиданно разозлился Аксель. — Приведи сюда этого старого колдуна! В этот момент он почувствовал прикосновение Мантуса, который, как он думал, был еще в саду. Он появился из тьмы покоев, где в ранних осенних сумерках еще никто не успел зажечь вечерний свет. Омега положил руку на плечо мужа и покачал головой. Аксель понял, что такое обращение со стариком он не одобряет. — Ладно, в пекло этого Лисипа! — окончательно разозлился альфа, толкнул дверь и вышел из покоев. Он отправился на тренировочное поле для гвардейцев и охранников замка и до ночи дубасил манекен своим легким мечом, который всегда носил на перевязи. Осенняя прохлада остужала его взмокшее от активности тело, но не давала остыть гневу. Аксель сам не знал, на что злился. То ли на Томаса, который несмотря на свое увечье, сумел обзавестись достойным супругом, способным к деторождению. То ли на брата, который дал ему непрошенный совет и тем разбередил уже почти зажившую рану. То ли на себя самого, верящего, что какой-то старый маразматик способен дать им с Мантусом надежду на чудо. Вернувшись в свои покои, он застал омегу, сидящим на полу у камина. Там для тепла всегда была расстелена шкура большого северного медведя. Стулья, как и любые возвышения подобного рода, Мантус в их личных покоях не признавал. Аксель лишь пару лет назад уговорил его спать на кровати, для чего приказал спилить с нее ножки. Омега почему-то никак не мог принять именно то, что между ним и полом во время сна будет какое-то пространство. Лицо Мантуса было отрешенным, он смотрел в огонь и лишь на секунду перевел взгляд на вошедшего альфу. — Пойдем спать, — сказал тот и стащил с себя мокрую от пота тунику. Омега поднялся не сразу, подошел к нему, взял его за руку и потянул к двери. — Куда ты собрался? — удивленно спросил Аксель. Мантус заглянул ему в глаза, и альфа понял, что тот хочет идти к Лисипу. — Не стоит. Не хочу тешить себя надеждой, — мотнул головой альфа. Но омега настаивал, и Аксель подчинился. Как всегда, когда Мантус действительно о чем-то его просил. Он натянул на себя свежую тунику, крикнул слугу и велел отвести их в комнату старого лекаря. Томас постучал, дверь долго не открывали, но потом на пороге появился слепой старик. Двигался он медленно, впустив пришельцев без всякого удивления и вопроса, прошел и сел в низкое кресло, накрытое потемневшим от времени тканным покрывалом. В комнате пахло лекарствами и старостью. Когда за слугой закрылась дверь, Лисип вперил свои пустые белые глаза в Мантуса и сказал: — Подойди ближе, сын Великого Волка. О тебе много болтают в замке, и в основном ерунду. Голос старика был глухим, негромким, невозмутимым. Словно бы к нему каждый день приходит в гости наследный принц. Мантус подчинился, подошел и опустился на колени перед креслом Лисипа, склонив голову в знак уважения. Акселю стало не по себе от этого жеста. — Ты многое пережил, — спокойно констатировал старик, кладя свои сухие руки на голову омеги. — И прошлое тебя не отпускает. Вернее, ты его не отпускаешь. И потому твой альфа привел тебя ко мне. — Офер сказал, что ты можешь помочь, — надтреснуто сообщил тот. — Юный принц, в котором горит великий огонь, — усмехнулся Лисип, не сводя своих пустых глаз с Мантуса. — Самый смелый и безрассудный омега, из тех, кого я встречал. Он еще сумеет тебя удивить. Аксель промолчал, думая о том, откуда этот старик так хорошо знает Офера. И почему тот обращался к помощи Лисипа, если, очевидно, не страдал бесплодием, как Мантус. Тот продолжал стоять у ног старика, Лисип ощупывал его лицо, шею и постепенно спускался ниже. — Раздевайся, — коротко приказал он и поднялся на ноги, указывая рукой на кровать, застеленную овечьими шкурами. Мантус безропотно подчинился. Он встал на четвереньки на кровати, и Лисип принялся его трогать в самых разных, порой неожиданных местах. Он долго шарил рукой по его загривку и спине. — Почему ты не поставил на нем свои метки, принц? — спросил старик. — Потому что это варварство, — удивленно отозвался Аксель. — Ты женился на северянине. Метки — это первое, что делает там альфа, когда берет омегу себе. — Он никогда не просил меня поставить ему метку, — с сомнением сказал Аксель. — Он вроде не разговаривает, — саркастично заметил Лисип, продолжая шарить руками по телу омеги, который сейчас покорно стоял, словно лошадь, которую обсуждают лекарь и хозяин. — Мантус вполне умеет доносить до меня свои желания, — твердо заявил Аксель. — Метка — это дело альфы, ставить их — его решение. Омега никогда не будет об этом просить. — Какое это вообще имеет отношение к тому, что мой супруг не может понести? — В его случае — самое прямое. Он все еще считает себя членом клана Великого волка. И в его крови до сих пор есть след его первого альфы. — На нем нет его меток, — возразил Аксель, подходя ближе. — Твой омега их стер. Но окончательно убрать след другого альфы можно, лишь поставив свежие метки. Твоему брату это не помешало бы забеременеть. Он способен понести даже от ветерка. Но твой омега — совсем другое дело. — Потому что он маг? — спросил альфа и положил руку на плечо Мантуса в знак поддержки. Тот продолжал тихо и послушно стоять на четвереньках. — Его магия как раз не проблема, она природного свойства, не такая, что лишает потомства, — уверенно возразил Лисип и скользнул рукой в сторону ануса омеги. — Королевский лекарь сказал, что у Мантуса недоразвиты органы, — тихо сказал Аксель, стыдливо отводя взгляд при виде манипуляций старика с телом его омеги. — Это у Кирика недоразвиты мозги, если он так тебе сказал. Твой омега просто невелик собой. И у него все маленькое. Разве что задницу ты ему сумел расширить неплохо, родит без помех, — усмехнулся Лисип, просовывая в тело омеги пальцы и одновременно надавливая другой рукой на живот. — Но не жди от меня чудес, принц. Эти ворота выпустят в мир лишь одного живого младенца. — У него уже был ребенок, — мрачно сказал Аксель. Мантус от этих слов едва заметно вздрогнул, а Лисип отошел от него, видимо, давая понять, что закончил осмотр. — Мертвый волчонок, которого ты все еще держишь рядом с собой, — сказал старик, обращаясь к Мантусу. — Ты хочешь родить ребенка, которого потерял в утробе. Не даешь его душе уйти к предкам. Но ты никогда не родишь волка от медведя. И потому твои течки ничем не заканчиваются. Аксель нахмурился. Слова старика звучали странно. Но Мантус, услышав их, поднялся с кровати, закрыл лицо руками и отвернулся. Его сотрясали сухие неслышные рыдания. Альфа обнял его, а потом помог ему одеться. Омега был сильно расстроен, двигался машинально, инстинктивно подчиняясь воле Акселя. В это время Лисип вернулся в свое кресло и молча ждал, когда гости обратят на него внимание. — Поставь ему свои метки. И обновляй их каждую течку, — сказал он, обращаясь к альфе, а потом перевел свой пустой взгляд на омегу, безошибочно уловив, где каждый из них сейчас находился. — А ты отпусти мертвеца. И тогда в твое лоно войдет душа, которая хочет быть рожденной в этой семье. Мантус подошел к старику, низко поклонился, а потом направился к выходу из комнаты. Аксель молча последовал за ним. Вдруг омега ускорил шаг и почти побежал в противоположную сторону от их покоев. Альфа рванул за ним, но звать не стал, зная, что бесполезно, к тому же это привлекло бы лишнее внимание слуг и охраны. Аксель сразу понял, куда направился Мантус. Конечно, в свой шатер в саду. Альфа, не задумываясь, пошел туда. Сейчас в середине осени там было холодно и мокро от недавнего дождя. Он то и дело поскальзывался на размокшей земле и мокрых камнях, которыми были замощены узкие дорожки между клумбами и деревьями. Было темно, ветер шумел в наполовину облетевших деревьях. В мутном осеннем небе тускло светились два серпа лун, звезд почти не было видно. Аксель слышал легкие шаги омеги впереди и не спешил, давая ему возможность дойти до шатра в одиночестве. Тот всегда в нем нуждался, когда был расстроен. Но оставлять его одного в этом состоянии альфа сейчас не хотел. Он шел по ночному саду, дышал сыростью и тленом опавшей листвы, чувствуя странную смесь досады и вновь вспыхнувшей в душе надежды. Если старик сказал правду, Мантус сможет родить от него ребенка. Аксель сейчас понял, что ему было безразлично, кто это будет — альфа или омега. Главное, чтобы Мантус обрел, наконец, то, чего так долго жаждал. Аксель будет счастлив уже одним этим фактом. Ему самому этот ребенок был не то, чтобы не нужен, просто он не знал, что это за чувство — быть родителем. К чужим детям он никогда не испытывал никаких особых чувств, даже к своим племянникам. Детей Офера он никогда не видел, а дочери-близнецы Сириллы, которых сестра родила в прошлом году, были слишком малы, чтобы его заинтересовать. Конечно, если бы Мантус родил альфу, это бы разрешило династическую проблему и позволило королевской семье окончательно принять выбор Акселя. Но тот уже так давно похоронил эту надежду, что, воскреснув, она перестала иметь для него практический смысл. И потому ему было важно лишь то, что его омега будет счастливее, став родителем. Зайдя в шатер, Аксель застал его пустым. Он несколько секунд тупо пялился по сторонам, освещая себе обзор факелом, прихваченным со стены, и позвал омегу по имени. Но тщетно. Альфа выскочил наружу и снова позвал. Сад был темен и пуст. Аксель сам отпустил гвардейцев, и те не поспешили за ними сюда. В такую пору никому бы и не пришло в голову идти в сад. Разве что одному Мантусу. Аксель был сбит с толку, он еще раз позвал, походил вокруг шатра и понял, что омеги здесь нет. Он снова вошел внутрь. Там было темно. И, ему показалось, что он просто мог не заметить омегу в темноте. Бросив факел в очаг, в котором Мантус всегда оставлял свежие дрова, когда уходил, Аксель принялся шарить руками. Вдруг с противоположной стороны от входа в шатер он нашарил свободно открывающийся полог, которого раньше никогда не замечал. Отодвинул его, он вывалился наружу и не поверил своим глазам, потому что оказался по колено в снегу. Аксель ошарашенно огляделся и заметил маленькую фигурку Мантуса, стоящего неподалеку и глядящего на звезды. Небо было чистым, и над их головами рассыпались мириады ярких созвездий. — Мантус, — позвал Аксель, приблизился и обнял его. Тот бесшумно плакал и уперся лбом в грудь мужа. — Как это возможно?! Альфа осознал, что они вдруг оказались на Севере, рядом с шатром, который стоял у лагеря золотодобытчиков. Его не заносило снегом, не повреждало ветром и дождем, и никто не мог подойти сюда, кроме Акселя и Мантуса. Магия омеги, которая уже давно перестала удивлять альфу, оказалась гораздо более мощной, чем он мог себе вообразить. Омега смог создать портал между королевским замком и подножием Ледяной горы. — Ты бываешь здесь без меня? — догадался Аксель, и его сердце сжалось от мысли, что Мантус проводил свои дни вовсе не в шатре, а на своей родине, куда открыл путь таким странным образом. Омега вздрогнул, едва заметно кивнул и замер, словно ожидая за это наказания. Аксель и вправду чувствовал сейчас гнев на него. — Тебе так плохо со мной, что ты убегаешь сюда один? Мантус отрицательно покачал головой и всхлипнул. — Ты сделал этот портал в тот год, когда закопал здесь камни из Бергофа? — снова задал вопрос Аксель, постепенно осознавая произошедшее. При этом он еще крепче прижимал омегу к себе. Мантус коротко кивнул. Альфа тяжело вздохнул и взглянул на очертания Ледяной горы, которая сейчас тонула в мареве зимней северной ночи. — Ты должен был мне сказать, — сказал Аксель, отошел на шаг назад от омеги, чтобы заглянуть ему в глаза. — Поклянись мне, что ты никогда не уйдешь от меня этим путем. Мантус распахнул свои огромные глаза, несколько раз испуганно моргнул и кивнул. Потом он обхватил голову альфы руками, и тот услышал у себя в голове его голос «я твой омега и не могу тебя оставить». — Как оказалось, не совсем мой, — мрачно сказал Аксель, окинул взглядом снежную пустыню вокруг себя. Он начал замерзать, притянул к себе Мантуса и направился в сторону шатра. Тот безропотно пошел за ним. Войдя внутрь, они сели у огня, и Аксель спросил: — Ты хочешь родить ребенка от меня? Мантус сразу кивнул в ответ, глядя на альфу влажными от слез глазами. — Ты хочешь, чтобы я поставил на твоем теле свои метки? И в этот раз омега кивнул, не задумываясь. — Ты сможешь отпустить того мертвого ребенка, которого не смог когда-то родить? — продолжил Аксель, не сводя с супруга глаз. Тот зажмурился, его лицо было мокрым от слез, пальцы побелели, сжимая шкуру медведя, на которой он сейчас сидел. Альфа терпеливо ждал ответа. И спустя некоторое время Мантус пришел в себя, открыл глаза, посмотрел на мужа и кивнул. — Тебе нужна моя помощь? — спросил альфа и сел ближе. — Все, что угодно. Я сделаю все, чтобы тебе помочь. Мантус впервые за весь вечер улыбнулся и положил руку на сердце альфы. Тот притянул его к себе и нежно поцеловал. Омега жарко ответил на поцелуй и позволил уложить себя на пол и раздеть. Аксель взял его в эту ночь дважды, он нуждался в этой близости, чтобы избавиться от тревожных чувств и переживаний. Чтобы вновь обрести власть над омегой, которым обладал уже несколько лет, но ни на йоту не приблизился к его полному пониманию. И когда он кончил в широко раскрытый ему навстречу анус супруга, тот тоже выгнулся, задрожал от волны оргазма, а потом подставил шею для укуса. Аксель поцеловал ее, потом чуть прикусил, а потом все же сжал зубы на нежной коже Мантуса так, чтобы ощутить вкус его солоноватой крови. Омега вскрикнул и снова задрожал, словно кончил еще раз. Его глаза широко раскрылись, мышцы ануса крепко сомкнулись на члене мужа, как бывало между ними только в течку. Аксель слизал кровь из ранки, поцеловал Мантуса в губы и еще долго лежал на нем, не желая выходить из его тела. Они так и заснули у костра в шатре, укрывшись шкурами. Альфе в эту ночь снился странный сон. Он видел, как вереница людей идет среди снегов след в след. И Мантус, еще совсем юный, с длинными черными волосами, выбивающимися из мехового капюшона, сидит на приземистой северной лошади, обхватив рукой свой торчащий под одеждой живот.