Дети Дракона

Когда Офер вышел на поляну, гонг смолк. Он оглянулся по сторонам и почувствовал, что у него кружится голова, и все выглядит каким-то слишком ярким и нечетким. Люди в толпе тихо перешептывались, и это было похоже на шум волн. Старый слепой жрец медленно подошел к Оферу, и сказал: — Ты должен выбрать альфу. — Зачем? — не сразу спросил омега. — Чтобы совершить обряд. — И в чем он состоит? — Офер повернул голову к жрецу и посмотрел в его пустые глаза. Лицо старика еще носило следы былой красоты. Длинные седые волосы были стянуты в хвост на затылке, уши оттягивали тяжелые серьги с черным жемчугом поистине варварских размеров. — Когда-то я тоже был квелем, во мне жил священный огонь богов, — неожиданно сказал старик. — И в этой толпе есть несколько моих внуков и правнуков. Возможно, кто-то из них будет тем, кто высечет из тебя искру, способную долететь до небес и вызвать молнию. И на землю прольется долгожданный дождь. — Мне надо выбрать альфу, чтобы он меня трахнул у всех на глазах? — мрачно спросил Офер и снова обвел взглядом толпу. — Вся суть обряда только в этом? — Так он выглядит для непосвященных, — спокойно возразил жрец. Он подтолкнул Офера к толпе, и тот послушно пошел. Омега понимал, что отказаться уже не может, да и воли к мятежу и побегу у него не было. Эти люди ждали чуда, верили в силу ритуала, и его отказ в нем участвовать перечеркнул бы все, чего они с мужем с таким трудом добились. Изображение в глазах все больше расплывалось, ноги еле держали, когда Офер медленно шел в сторону толпы. Видимо, напиток, который ему дали выпить, действовал так, чтобы отключить разум и волю. Он лишь надеялся, что правильно запомнил место, где стоял вместе с мужем, и сможет найти его в толпе. Подходя ближе к ней, он едва не упал, инстинктивно вытянул руку и нашел опору в протянутой ему твердой ладони. Подняв глаза, Офер не сразу узнал Зигфрида. — Ты мне нужен, — выдохнул омега и дернул его из толпы. Альфа подчинился, дал ему на себя опереться и вместе они пошли к центру поляны. Зигфрид привел его к черному камню, который служил алтарем, усадил на него омегу и сказал, не глядя ему в глаза: — Не надо было нам сюда плыть. — Ты же веришь в судьбу и богов. Нет смысла на них роптать сейчас, Зигфрид. Делай, что должен, и будь что будет, — отозвался Офер, обхватил мужа за плечи и раздвинул ноги. Альфа приспустил штаны и дернул омегу на себя. Тот почувствовал, как в него толкается еще не совсем твердый член. — Нам хотя бы можно поцеловаться? — с кривой усмешкой спросил Офер. — Или мы будем трахаться как овцы на скотном дворе? Альфа не ответил, но прижался губами к его губам, сжал его в объятиях и стал медленно двигаться внутри тела омеги. Офер, конечно, совсем не был возбужден, но его тело выдавало привычную реакцию на близость с альфой, раскрылось навстречу, и боли не было. Он дышал в такт с мужем, закрыв глаза и слушая ритмичные звуки гонга, которые раздавались в такт их движениям. Это длилось довольно долго, Офер чувствовал, что впадает в странное полусонное состояние и как будто отделяется от своего тела. Он мотнул головой, посмотрел на небо, плохо видимое сейчас за дымом костров, и мрачно сказал: — Что, если дождь не прольется? Мы будем трахаться бесконечно? — Когда я кончу, меня заменит другой альфа, — хрипло отозвался Зигфрид. Офер застыл, осмысляя услышанное. Трахаться у всех на глазах с законным мужем было еще как-то приемлемо, но становиться храмовой шлюхой, в которую будет пихать член кто-то из этой толпы, было уже слишком. Он оттолкнул Зигфрида и встал на ноги. — Нам не дадут уйти, Фейри, — попытался его удержать альфа. — Здесь моя власть почти ничего не значит. — Они хотят дождь? Они его получат! — выкрикнул Офер, с ненавистью глядя на шумящую толпу. Он попытался вспомнить полузабытые навыки магии, которые практиковал до замужества. Ему никогда не нравилось заглядывать в мир теней, откуда его отец Сирил брал свои магические силы и где волшебство было гораздо более зримым. Попасть туда сейчас оказалось довольно просто, вероятно, напиток, которым его опоили, помог. Офер увидел, что от жертвенных костров и алтаря, на котором проходил ритуал, вверх к небесам тянулись тонкие нити волшебства. Они тонули в дыму и сгущающихся над поляной облаках. Омега этим же магическим зрением увидел, что внутри него разгорается огонь предстоящей течки. Он словно алый цветок расцветал в центре его живота. И нужно лишь направить этот огонь по магическим нитям в небеса, чтобы оттуда пролился дождь. Все это пронеслось у Офера в голове за пару мгновений. Он оглянулся на альфу, бесстыдно задрал на себе белый жреческий балахон и скомандовал: — Закончи то, что начал. Зигфрид обхватил его за задницу и снова в него вошел. Он двигался медленно, что обычно было ему не свойственно. И омега понял, что он так оттягивает оргазм, не желая уступать своего супруга другому альфе. Офер попытался заставить свой внутренний огонь, ту магию, что жила внутри него, выйти наружу и сделать то, чего все ждали. — Зигфрид, помоги мне, — попросил омега, понимая, что не справляется. — Трахни меня так, как ты любишь. Мне нужна сейчас твоя сила! Альфа сделал то, что, о чем просил Офер. Тот почувствовал жесткие толчки, стал громко стонать в такт, не сводя взгляда с тяжелых туч, которые сейчас сгущались над ними. Он сжал свой член в руке, его словно что-то распирало изнутри, как было с ним когда-то перед родами. Офер стал двигаться навстречу движениям мужа и через несколько минут кончил. Вскоре Зигфрид излился внутри него струей горячей спермы. Офер упал всем телом на алтарь и на пару мгновений отключился, а потом почувствовал, как на него упали первые тяжелые капли дождя. Сверкнула молния, почти сразу ударил гром, и поляну огласили восторженные крики толпы. Дальнейшего Офер почти не помнил. Он был без сил, из него как будто сейчас вынули половину внутренних органов, он был в прямом смысле слова опустошен и едва мог пошевелиться. — Ты сделал это, малыш! — с почти детским восторгом закричал Зигфрид и заключил омегу в объятия. — Унеси меня отсюда. Пожалуйста, — одними губами прошептал Офер, которого окончательно покинули силы. Но альфа понял его, натянул штаны и подхватил омегу на руки. Но пошел он не в сторону гавани, а ко входу в храмовую пещеру. Офер уже не мог ему возражать и отключился окончательно. *** Жизнь в Бергофе шла своим чередом, в середине осени местные аристократы стягивались в столицу, чтобы принять участие в королевской охоте. Аксель был здесь главным — король уже давно в ней почти не участвовал, и вообще ее как будто разлюбил. Несмотря на то, что именно во время нее он когда-то встретил в лесу Сирила. Альфа замечал стремление отца ограничить круг людей, с которыми он постоянно общается. Он все реже собирал большой королевский совет, обсуждал дела лишь со своим главным советником Бернардом и сыновьями. Баграт все больше увязал в делах законодательства и торговли, в любой день его можно было встретить в коридорах дворца с кипой писем и отчетов от наместников. Аксель взял на себя надзор за армией и внешними сношениями. И это отнимало почти все его время, потому сезон охоты, также как и ежегодный поход на север были едва ли не единственной возможностью выехать за пределы столицы и отвлечься. Осматривая охотничью амуницию накануне выезда, Аксель встретил во дворе вереницу придворных дам во главе с королевой Мартой. Они выходили из королевской капеллы после богослужения. Он поклонился матери, и та поманила его к себе. Они мало общались в последние годы. Королеву не устраивал выбор супруга, который сделал Аксель, и она, несмотря на свойственную ей мягкость, не могла скрыть своего разочарования. — В этом году на охоту прибыло больше людей, чем обычно, — заметила она после короткого приветствия. Дамы, сопровождавшие ее, почтительно отошли в сторону, давая возможность наследному принцу поговорить с ней наедине. — Да, и среди новых гостей много дворян с дочерями на выданье, — в тон ей ответил Аксель, глядя матери в глаза. Она не выдержала его взгляда и отвернула голову в сторону капеллы. — Богиня учит нас, что долг каждого на этой земле — завести семью и оставить потомство. И королевских детей это касается в первую очередь, — сказала она и скрестила руки на груди. — Баграт семью не завел. Однако тебя это не беспокоит, — холодно возразил Аксель. — У Баграта есть бастарды. Мальчик и две девочки, я навещаю их несколько раз в год, когда бываю в окрестностях Бергофа, — невозмутимо сказала королева и вновь посмотрела сыну в глаза. — Предлагаешь и мне брюхатить прислугу? Так тебе будет спокойнее? А как же благочестие, которое велит блюсти твоя Богиня? — Аксель говорил спокойно, стараясь не выдавать свой гнев ни лицом, ни поведением, чтобы не давать поводов для слухов. Он видел, что за их беседой наблюдают не только спутницы матери. — Ты можешь заключить тройственный союз, как сделал когда-то твой отец, — напомнила она. — Я еще пять лет назад сказал, что это неприемлемо для меня, — возразил Аксель и тяжело вздохнул. — И с тех пор я своего решения не поменял. Мантус вскоре может забеременеть… — Не тешь себя иллюзиями, твой омега бесплоден, — перебила его королева, громче, чем следовало. — И твой долг посадить на трон после себя наследника. Чем бы ты ни был обязан своему дикарю, это не отменяет твоего долга перед короной. — Моим наследником станет сын Офера… — Сын пирата, мятежника и убийцы, ты хотел сказать, — снова перебила его мать, все больше выходя из себя. — Такой наследник не придется по нраву дворянам с континента. Могут начаться мятежи… — Мама, позволь мне решать вопросы политики. И моей личной жизни, — резко оборвал ее Аксель. — Хочешь помочь — молись своей богине обо всех нас. И в особенности о тех бастардах, что живут где-то в деревне среди овец, хотя являются внуками великого короля Арса Десятого и благочестивой королевы Марты. Аксель развернулся и направился на тренировочное поле, хотя изначально собирался вернуться в казармы и переговорить с начальником стражи о завтрашнем выезде на охоту. Но сейчас ему нужно было выпустить пар и возвратиться к своим обязанностям в нормальном расположении духа, чтобы не наломать дров. Его утешала лишь мысль, что следующие несколько дней они с Мантусом проведут за городом, ночуя в охотничьем домике, где никто не будет давать ему непрошенных советов. Среди своей гвардии, костяк которой оставался с ним еще с того первого северного похода, он чувствовал себя гораздо лучше, чем в атмосфере королевского двора. Приближал к себе Аксель тоже только тех дворян, кто был силен в оружии, а не в придворных интригах и разврате. Наверное, он со своей верностью супругу казался кому-то скучным и чересчур строгим, но его это совершенно не волновало. Альфа не был ханжой, и в свое время тоже куролесил, но считал, что долг будущего короля давать хороший пример своим подданым. И не поощрять дурные наклонности в своем окружении. Потому королевская охота под его началом никогда не превращалась ни в бессмысленную бойню, ни в многодневную попойку на природе, что было не редкостью. Акселю регулярно приходили донесения о драках и смертоубийствах во время таких осенних выездов в разных частях королевства. На следующее утро охотники вышли в путь. Было очень рано, тусклый свет солнца еще не до конца разогнал ночную мглу. В воздухе висел туман, от вчерашнего дождя дорога размокла, и вереница всадников двигалась медленно. Впрочем, Аксель никуда не спешил. В первый день редко когда удавалось загнать крупную дичь, обычно довольствовались перелетными гусями и зайцами, обустраивались в охотничьих угодьях и устраивали пир в честь начала сезона. Мантус ехал рядом на вороной кобыле, его лицо было сосредоточенным и спокойным. Аксель стал внимательнее следить за его настроением после того странного видения с призраками волков и медведя в северной глуши. Он никогда не пытался обсудить это с омегой и не был вполне уверен, что ему это просто не приснилось. Да, Мантус постился четыре дня, лежа в своем шатре — это Аксель хорошо помнил, а чем закончился этот пост, он бы под присягой не показал. Очевидно было одно — омега разрешил какой-то давний спор с самим собой, и потому стал немного счастливее. И хоть он по-прежнему молчал, Аксель ощущал, что их отношения стали теплее, чем были. У Мантуса было особое свойство не привлекать к себе внимания в мужской компании. Среди охотников были люди разных полов и возрастов, но в ближайшем кругу, который сопровождал принца, были лишь альфы и их омеги. Последних было не много — не все они желали отправляться из теплых покоев в размокший от осенних дождей лес. Кто-то из альф намеренно не брал супруга с собой, чтобы отдохнуть от семьи. Аксель видел, что те немногочисленные омеги, что следовали в его свите, млели от внимания альф, перешучивались и даже намеренно вызывали ревность у своих мужей. Конечно, ярче всех выделялся Берти, который флиртовал со всеми подряд, несмотря на присутствие своего строгого пожилого мужа. Омега с превосходством поглядывал на Мантуса, понимая, что выглядит гораздо эффектнее, а тот словно бы не замечал этого. Аксель видел, что тому и вправду как будто безразлично, что о нем думают. Он ни разу не проявил ревности, даже когда на пирах альфу окружали молоденькие подвыпившие омеги и увлекали его за собой в веселый танец. Сам Мантус тоже ни разу не дал повода себя ревновать. Он никогда не смотрел на других альф, а те относились к нему с уважением. Не только потому, что он являлся супругом наследного принца, а потому что представлял из себя гораздо больше, чем разряженный в шелка и драгоценности пустоголовый Берти. Иногда Мантус посреди охоты вдруг застывал в седле и указывал на следы дичи, которые упустили другие охотники. Однажды он одним точным выстрелом убил дикого вепря, который неожиданно вылетел из кустов на спешившихся охотников и едва их не покалечил. Омега всегда был внимателен в дороге и сосредоточен на важных вещах. А его скромность и благочестие были всем известны. И сейчас, когда Мантус вдруг остановился и спешился, Аксель поднял руку и велел всем встать. Омега, не обращая внимания на других охотников, шагнул в гущу подлеска. Умело раздвигая колючие ветви орешника, он быстро удалялся, альфа поспешил за ним. В такие моменты он особенно досадовал на то, что Мантус не разговаривает и не может объяснить, куда его несет. Они прошли довольно далеко по зарослям колючего орешника, спускаясь с пригорка к оврагу, заваленному большим упавшим деревом. Омега остановился и поднял руку, давая Акселю знак остановиться. Послышался треск и шорох опавшей листвы, и из оврага вылезла молодая медведица. Сзади альфа услышал крики подошедших охотников. Зверь зарычал и встал на задние лапы. Рядом показался годовалый медвежонок. В них полетело несколько стрел, но цели они не достигли и резко упали на землю от взмаха руки Мантуса. — Не стрелять! — заорал Аксель, хотя сам уже держал медведицу на прицеле. Наступила напряженная пауза. Зверь продолжал рычать и одновременно пятиться, оттесняя детеныша в гущу валежника. Мантус спокойно стоял и смотрел медведице в глаза. И она вдруг успокоилась, опустилась на четыре лапы и стала рыть землю у себя под ногами, а потом, словно потеряв интерес к происходящему, развернулась и нырнула в овраг, быстро скрывшись в валежнике. — Не дайте ей уйти! — крикнул кто-то из охотников. — Пусть уходит. В этом сезоне мы не будем охотиться на медведей, — громко сказал Аксель. — Возвращайтесь к лошадям. Сам он опустил лук, подбежал к Мантусу и схватил его за плечи. — Что ты творишь?! Не делай так больше! Омега опустил глаза и тихо вздохнул. Альфа прижал его к себе и только сейчас почувствовал бешеный стук своего сердца. Он по-настоящему испугался за Мантуса. Тот позволил себя обнять, а потом отошел и опустился на колени у места, где совсем недавно стояла медведица. Он внимательно осмотрел землю, которую она раскапывала, и вынул оттуда большой медвежий коготь. Он отчистил его от грязи и прижал к груди, как великий дар. Аксель закрыл глаза и покачал головой. Мантус все еще мыслил как северный шаман, был готов ради таких трофеев идти в лапы зверю и рисковать жизнью. — Надеюсь, это того стоило, — мрачно произнес он. Омега мягко улыбнулся и потянул его за собой в сторону оставленных лошадей и других охотников. Остаток дня Мантус улыбался больше обычного. *** Офер проснулся в комнате с низким каменным потолком. В полутьме где-то рядом потрескивал огонь, пахло чем-то пряным и сладким. Он приподнял голову и увидел, что лежит на широкой кровати, застеленной белой козлиной шкурой. Рядом с ним на низких скамейках тихо сидели двое незнакомцев. Увидев его пробуждение, они почтительно улыбнулись. Это были омеги, одетые в жреческие одеяния. — Где мой слуга? — хрипло спросил Офер, плохо соображая. — Мы будем вам служить, принц, — вежливо произнес один из жрецов. — А где мой муж? — В храме, — ответил второй и помог Оферу встать с кровати. Ему и вправду понадобилась помощь, потому что им владела странная слабость. Он с трудом дошел до отхожего места, которое ему указали, потом умыл лицо и руки. Вернувшись в комнату, омега обнаружил поднос с едой на низком круглом столике у кровати. — Я хочу, чтобы вы позвали Зигфрида. И моего слугу. Мне нужна моя одежда, — приказал Офер, напившись воды и отщипнув несколько ягод мелкого винограда. Один из жрецов поклонился и вышел, а второй налил в золотой кубок красного вина и протянул омеге. — Выпейте, это придаст вам сил. — Мне не нравятся местные напитки, — мрачно возразил Офер и опустил голову на подушку. — Вы совершили великое чудо! Дождь все еще идет! Слава Морскому богу! — с восторгом сказал жрец и настойчиво протянул ему кубок с вином. — Рад это слышать, — равнодушно отозвался омега и закрыл глаза. Пить здесь что-то кроме воды он больше не собирался. Офер прислушался и вправду услышал мерный стук дождя, доносящийся откуда-то снаружи. Прислуживающий ему омега по его просьбе удалился, и через несколько минут в комнате появился Зигфрид. Он выглядел очень довольным, сел на край кровати, схватил супруга за руку и прижал ее к губам. — Вижу, что Морской бог посулил тебе что-то хорошее, — заметил Офер, глядя ему в лицо. Зигфрид усмехнулся, упал рядом с ним на кровать и сжал его в своих объятиях. — Ты оставил меня здесь одного в компании этих фанатиков, — с упреком сказал омега. — Ты проспал трое суток, Фейри, — Зигфрид навис над ним и заглянул в глаза. — То, что ты сделал — настоящее чудо! — Я уже слышал об этом. — Ты не понимаешь! — убежденно возразил Зигфрид. — Такие ритуалы идут по многу часов. А ты смог сделать это практически сразу. — Мне просто не улыбалось трахаться со всеми подряд на потеху толпе, — неприязненно возразил Офер и отвернулся. — Послужить так Морскому богу — не грех, Фейри. — И тебе было бы безразлично смотреть, как меня трахает кто-то другой? Кто-то, кого вызовет из толпы тот слепой старик?! — Говори тише! — Зигфрид обхватил руками лицо омеги. — Конечно, мне было бы не все равно. Но это был не мой выбор, и не твой. Тебя бы никто не осудил. Напротив, ты бы почитался как избранный богом. Теперь ты им стал! И то, что ты сделал это, когда был со мной… Лицо Зигфрида озарилось почти благоговейным восторгом. Как у тех омег, что недавно прислуживали Оферу. — Считай, что я сделал это ради тебя, — устало сказал тот и закрыл глаза. Видеть религиозный экстаз Зигфрида было неприятно. — Ты не просто вызвал дождь. Ты доказал островам, что ты и я принесли сюда благодать. Что мы особо отмечены Морским богом. — Это я как раз отлично понял, — заверил Офер. — Отвези меня домой, Зигфрид. Я не хочу здесь больше оставаться. — Мы выйдем в море после того, как кончится дождь. А он пока не собирается заканчиваться, — довольно отозвался Зигфрид. — У тебя будет время прийти в себя. — Мне нужен мой лекарь, — обреченно сказал Офер. — Сюда его не пустят. Это место доступно лишь жрецам и особо отмеченным Морским богом. — Еще одно слово про него, и я тебя укушу, — раздраженно отозвался омега и свернулся в комок. Зигфрид прижал его к себе и поцеловал в макушку. — Я знаю, что тебе сейчас плохо. По-другому и не бывает после таких обрядов. Я сам проспал целый день. Чтобы вызвать дождь, нужно отдать много сил и принести большие жертвы. Их собирали общинами всех островов. — Ты так и не сказал, кого там сожгли. На тех кострах, — напомнил Офер. — Животных белого цвета. Они стоят очень дорого. Жрецы их тщательно отбирают для обряда. Ты сейчас спишь на шкуре одного из таких, — объяснил Зигфрид. — И чувствую себя примерно так же, — мрачно пошутил Офер. — У меня начиналась течка. Но сейчас ее уже нет. — Это была наша с тобой жертва. И она пришлась Морскому богу по вкусу. Офер протяжно застонал и закрылся шкурой с головой. Зигфрид еще полежал рядом с ним, а потом заставил его поесть. Он не пытался к нему приставать, и омега был ему за это благодарен. Последнее, что ему сейчас хотелось — это трахаться. Они провели в храме еще пару дней. Офер внял увещеваниям жрецов и пил по нескольку кубков терпкого вина, настоянного на травах, каждый день. Напиток и вправду помог ему прийти в себя. Омега очень скучал по дому и детям, по той привычной жизни, что они с Зигфридом вели на Бланке. Он с трудом сдерживал свое раздражение при виде жрецов, одетых в белые и голубые одежды (муж объяснил, что различие в цветах означает степень посвящения). Все они почтительно кланялись им при встрече и возносили хвалы Морскому богу. Офер устал от всех этих атрибутов религии, ему не нравилось быть здесь, вдыхать аромат пряных трав, которые постоянно воскурялись в больших напольных светильниках, слышать монотонные молитвы, которые возносились хором утром и вечером. Они были похожи по ритму на шум прибоя, и от их звуков омегу как будто укачивало. Он терпеливо ждал возможности вернуться домой и опасался, что его кто-нибудь попытается обратить в свою веру или посвятить в еще какое-нибудь таинство. Офер даже спросил у мужа, не захотят ли его оставить здесь навечно. Эта мысль вызывала в нем животный страх. К счастью, страх оказался беспочвенным. Когда дождь стих, Офер тут же стал поторапливать Зигфрида выдвигаться на Бланку. На прощание их пригласили к верховному жрецу, который встретил их в главной пещере скального храма, где в центре бурлил большой водоворот с морской водой. При взгляде на него Офера замутило, и он в ужасе схватился за руку мужа. — Сила Морского бога пугает, — понимающе сказал жрец. Им оказался как раз тот слепой омега, который вел церемонию вызова дождя. Офер удивился, что глава культа божества, покровительствующего самым сильным мужчинам — омега. — Ты можешь попросить дар за свое служение, — сказал он. — Было честью сделать это. Мне не нужна награда, — вежливо ответил Офер. — Я знаю, что ты не хотел этого, — улыбнулся жрец. — Много что в жизни к тебе приходит помимо твоей воли. — Люди моего происхождения не могут жить по-другому, — заметил Офер и отвернулся от водяной воронки, которая находилась всего лишь в нескольких шагах от него. Зигфрид молчал, видимо, понимая, что он тут лишь сопровождает омегу в этой беседе с верховным жрецом. — Важно, чтобы ты и дальше не избегал исполнять волю богов. Ты отмечен их особым даром, а кому многое дано, с того многое спросится, — многозначительно произнес жрец со странной улыбкой. — Подойди и возьми свою награду. Он указал на кромку каменистого берега, о которую бился водный поток, закручивающийся в воронку и уносящийся куда-то в бездну. Офер на ватных ногах шагнул ближе. Вдруг вода у берега вскипела и выбросил на камни горсть крупных жемчужин черного цвета, потом это повторилось вновь, и омега увидел куски самородного золота. Третья волна вынесла на камни россыпь розового жемчуга неправильной формы. — Дары Морского бога всегда наделены смыслом, — произнес жрец, глядя невидящим взглядом куда-то поверх головы Офера. — Собери их и покажи мне. Офер подчинился и вскоре оказался перед ним, с трудом удерживая в ладонях выброшенные морем сокровища. Зигфрид стоял в стороне и наблюдал, но приближаться не смел. — Черный жемчуг считают несчастливой драгоценностью, — сказал старик, трогая дары худыми морщинистыми пальцами. — Тебя ждут испытания. Но такой дар сулит тебе долгую молодость и многие годы жизни. Он продолжил шарить в ладони Офера, ощупывая мокрые самородки и жемчуга. Его лицо стало отрешенным, словно бы он весь ушел в себя. Голос был тихим и глухим. — Золото — редкий дар от владыки морских глубин. Ты будешь носить корону. Розовые жемчужины носят как залог взаимной любви и счастливого брака. Но твои не годятся для таких украшений. — Что это значит? — спросил Офер и покосился на Зигфрида, который наблюдал за разговором, но вряд ли его слышал из-за шума воды. — Ты получил свои дары, омега. Их значение ты поймешь в свое время. Соедини их в одной вещи, и это будет твоим самым сильным оберегом, — жрец странно улыбнулся и отвернулся в знак окончания разговора.