Дети Дракона

В разгар лета в королевском дворце всегда устраивался большой пир. Ради него из загородных имений в столицу съезжались аристократы, привозили с собой подросших детей, чтобы устроить им смотрины. В эту пору часто заключались соглашения о браках, а свадьбы традиционно играли осенью. Король Арс окончательно отошел от придворных дел, и потому Акселю пришлось брать на себя все приготовления к этому ежегодному событию. И это последнее, чем он хотел сейчас заниматься. Известие о новой беременности Офера хоть и не было сенсацией, почему-то выбило его из колеи. Омега отказался уходить от мужа и даже письмо брату не написал. Баграт, очевидно, смягчил формулировку его устного ответа, но Аксель достаточно хорошо знал Офера, чтобы все понять. Брат шел своим курсом, о котором и сообщил ему той зимней ночью, когда почему-то решил лишь на миг с него свернуть и переспать с ним. Альфа не мог выбросить из головы дурацкую мысль, что Офер забеременел в тот же день, когда выскользнул из его объятий. Он уже тогда пах предстоящей течкой, от которой его отделяла каких-то пара часов. Он вполне мог понести от Акселя, но предпочел лечь в постель с Зигфридом и принять его семя, чтобы родить ему нового наследника. Альфу тошнило от этой мысли. И даже беременность его собственного омеги не прогоняла эту досаду. Мантус по-прежнему скрывал все от окружающих, и Аксель просто диву давался, как все вокруг остаются совершенно слепы к его метаморфозам. К середине лета омега заметно прибавил в весе, ходил медленно, больше ел за обедом, а его живот уже не скрывала никакая одежда. Очевидно, он умело отводил всем глаза с помощью магии. Аксель терпеливо ждал момента, когда омега будет готов оповестить мир о том, что на самом деле было очевидным. Лишь однажды он затронул эту тему, когда они лежали рядом в постели. Альфа притянул Мантуса к себе, погладил его остро торчащий живот и сказал: — Малыш, мы не сможем и дальше скрывать нашего ребенка. Тебя обязательно должен осматривать дворцовый медик и оповестить о беременности двор. Офера он навещал чуть ли не ежедневно. Это не просто забота об омеге и ребенке. Это в первую очередь забота о королевской крови. Ты принял мое семя и носишь ее в себе, потому должен следовать правилам. И рожать тебе придется при скоплении лекарей и слуг. Все знают, что ты шаман. При дворе до сих пор ходят упорные слухи, что ты меня приворожил. Я не могу позволить кому-то сомневаться в том, что этот ребенок появился вполне традиционным способом, а не стал плодом твоих чар. Мантус выслушал это довольно спокойно и кивнул. А потом с тем же спокойствием отдал Акселю супружеский долг. Альфа понимал, что сейчас для омеги вынашивание было гораздо важнее, но все равно не мог не ощущать досады оттого, что его ласки больше так не зажигают Мантуса, как это было раньше. Наверное, эта досада вполне явно читалась на его лице в последние дни и особенно во время дворцового праздника. Лишним доказательством тому стало поведение некоторых омег, которые, видя одиноко сидящего за столом Акселя, бросали в него призывные взгляды. Мантус быстро устал, альфа это понял и увел его в покои, как только представилась такая возможность. Потом ему пришлось вернуться и продолжить веселье. Хотя веселиться совсем не хотелось. Уже под конец праздника, когда Аксель вышел в соседние покои, чтобы подышать воздухом, за ним увязался его когда-то почти жених Берти. Альфа знал, что совсем недавно он разрешился от второй беременности и наверстывал упущенное, окунувшись в пучину светской жизни. Замужество как будто совсем его не поменяло, а лишь добавило статуса и необходимости продолжить род своего альфы. До Акселя доходили слухи о том, что верность мужу Берти трактует весьма широко. — Уже уходите, ваше высочество? — с широкой улыбкой спросил он, возникнув у альфы на пути. — А ты, как я вижу, уходить не собираешься? Кстати, вас с мужем можно поздравить? — Еще один омега. Милый, но крикливый, — благодушно отозвался Берти. — Мы с мужем решили на этом пока остановиться. — Вот как? И почему? — спросил Аксель. — Чтобы обеспечить выгодную партию, за омегу нужно давать приданое. А мой муж не настолько богат, и, если у нас родится еще один омега… Иногда я думаю, лучше быть бездетным, — рассмеялся Берти. А Аксель подумал, зачем он все это сказал? Хотел намекнуть, что пора двигать его мужа по службе и прибавлять жалование? Или уколоть Акселя тем, что он живет в бездетном браке и упустил такого плодовитого супруга? Берти меж тем продолжал свои излияния, не забывая принимать соблазнительные позы, стоя у окна и ловя вечерний свет так, чтобы он подчеркивал его золотистые локоны и благородную бледность кожи. — Позвольте мне быть откровенным, жизнь в супружестве — еще та смертная скука. Спасают только балы и приемы. И благодаря вам, ваше высочество, бедный Берти еще жив. Сегодняшний праздник вышел превосходным! — Рад, что тебе понравилось, — сухо отозвался Аксель, оглядывая комнату и думая, как бы не слишком грубо от него отвязаться. — Хорошо бы и продолжение праздника вышло приятным, — Берти посмотрел на него с явным намеком. — А твой муж разделяет твои надежды? — спросил Аксель, глядя омеге в глаза. — Мой муж несет службу по защите столицы во время праздника и придет домой лишь под утро, — Берти плотоядно улыбнулся. — Я думаю, здесь ты без труда найдешь того, кто сможет скрасить твое ожидание, — бросил Аксель и вышел вон. Он шел прямиком в кабинет отца, который теперь полностью стал его собственным. Сначала он даже не понял, зачем туда следует. И лишь когда рухнул в уже ставшее привычным кресло и поднял глаза, встретился взглядами с портретом на стене. Офер смотрел на него спокойно и с достоинством. Даже некоторым самодовольством. И Аксель отвел взгляд. Предложение от Берти его не только разозлило, но и взволновало. И выпей он на празднике больше вина, вполне бы мог им воспользоваться. От этой мысли стало противно. Секс с братом той зимней ночью, несмотря на всю его преступность, Аксель не считал настоящим грехом. Потому что между ними была любовь. Пусть ее природу никто до конца не понимал, включая их самих. А сейчас он едва не поддался на самый грязный соблазн. Хотя, по большому счету, были ли такая уж большая разница между поведением Берти и Офера? И тот и другой с юности были в него влюблены. И он это прекрасно знал, просто предпочитал не замечать. Пусть и по разным причинам. Аксель вернулся глазами к портрету. Дети на нем были совсем маленькие — не то, что сейчас. А вот Офер почти не изменился, разве что его красота сейчас казалась еще более спелой и вызывающей. Аксель встал, подошел к картине ближе и коснулся нарисованных губ брата, скользнул рукой вниз и отдернул ее. Это надо было прекратить. Бесполезные терзания, которыми он себя мучил, лишали его сил и радости жизни. Наверняка, Мантус чувствовал это. Не мог не чувствовать. Офер сделал свой выбор, остался со своим постылым мужем и связал будущего короля обещанием, которое тот не сможет нарушить. Хотя бы из чувства вины перед ним. Аксель встал и направился к себе в покои. Он думал застать супруга спящим, но тот сидел у огня и перебирал какие-то свои шаманские принадлежности. Альфа сел рядом и посмотрел в огонь. — У вас на Севере ведь отмечают праздник середины лета? Мантус улыбнулся и кивнул. — Хочешь встретим его вместе? Там у подножья Драконьей горы? Омега улыбнулся еще шире и прижался к плечу мужа в порыве благодарности. Аксель снял с себя парадную одежду, переоделся во что попроще и ждал, когда Мантус будет готов. Тот сложил в сумку бубен, пучки трав, несколько керамических сосудов для курений и отдал альфе. Потом облачился в свободную белую тунику поверх черных штанов, повесил на грудь амулет из кроличьей лапки и потянул Акселя на выход. Двор еще гулял, когда они по боковым коридорам и черным лестницам вышли в сад. Здесь уже стояла вечерняя прохлада. Солнце село, ветер шевелил кроны деревьев, в воздухе пахло экзотическими цветами с клумб. Они прошли по тропинке в дикую часть сада и зашли в шатер. Аксель тут не был довольно давно. Из-за навалившихся на него обязанностей он просто не успевал проводить время со своим омегой так, как тот любил. И сейчас он снова ощутил свою вину перед ним. За невнимание, невольную грубость в постели, которую допускал, когда был устал или зол. И за ту зимнюю ночь в объятиях Офера, конечно. Мантус не спешил выходить из шатра с северной его стороны. Он развел огонь в очаге, вынул все из своей сумки и разложил в одному ему понятной последовательности вокруг себя. Потом аккуратно разделся, налил в сосуд воды, бросил туда перетертой травы или какой-то другой сыпучей субстанции и начал медленно омывать свое тело мочалкой из грубой шерсти. Аксель молча следил за его действиями. Очевидно, Мантус готовился к какому-то ритуалу. В его действиях не было никакого сексуального подтекста. Он практически никогда не вел себя соблазнительно, даже когда они были только вдвоем. Разве что во время течки, подчиняясь инстинктам, бросал на альфу призывные взгляды, давая ему понять, что готов к спариванию. Эти мысли пришли в голову Акселю, пока он наблюдал за тем, как Мантус моется, и невольно сравнивал его с Берти, который разве что ноги на него сегодня не забрасывал. Альфа покачал головой. Так глупо было даже в мыслях соблазниться этим смазливым дурачком, когда рядом с ним было его настоящее сокровище — Мантус. Тот встал рядом с костром, сложил руки на груди и простоял так довольно долго, чтобы потом быстро одеться и утянуть Акселя наружу. У подножия Драконьей горы было сильно холоднее, чем в королевском саду. А небо было заметно светлее, как бывает только летом на севере. В долине стелился молочный туман, из расположенного неподалеку лагеря старателей доносились нестройные голоса. Очевидно, там тоже отмечали Праздник середины лета. Пока Аксель осматривался, Мантус развел огонь в костровой яме и расстелил несколько шкур вокруг нее. Альфа не пытался ему помочь, хотя очевидно, что омеге в его положении это было тяжеловато. Он давно усвоил, что во время его шаманских практик тот делает все сам. А если ему нужна помощь, он сможет это до него донести. Омега усадил его на одну из шкур, сел с другой стороны огня и взял в руки бубен. Он стал тихо настукивать какой-то медленный монотонный ритм, и Аксель не сразу заметил, что к этому звуку вскоре добавился еще один. Мантус как будто тихо рычал. Это был какой-то глубокий грудной звук, идущий из самого его нутра. Альфа с удивлением уставился на него, но не сказал ни слова. Просто наблюдал. Мантус, несмотря на свое вечное молчание, все же иногда издавал звуки — во время секса или плача. Но сейчас это было что-то новое и абсолютно осознанное. Ритм бубна и это тихое рычание ввели Акселя в странное состояние, которое он уже испытывал при шаманских практиках своего супруга. Теперь ему казалось, что светлая летняя ночь стала гораздо темнее, а звезды стали светить ярче и как будто приблизились к ним. Казалось, подними он сейчас руку, и можно будет достать их руками. Но вместо этого звезды Созвездия Медведя сами упали с неба и превратились в огромных зверей. Это были медведи. Сначала они казались ярко белыми и продолжали светиться, но потом стали темнеть и превратились в черных зверей, очень похожих на земных обитателей лесистых гор к северу от Бергофа. Они расселись кругом рядом с костром и как будто вели друг с другом странный молчаливый диалог. Аксель сумел разглядеть, что они все немного разные. Кто-то покрупнее, а кто-то поменьше и как будто помладше. Звери, казалось, не замечали людей и продолжали переглядываться, иногда открывать пасть, при этом не издавая ни звука. Это продолжалось довольно долго, но потом как-то резко прекратилось, словно медведи приняли какое-то решение. Все, кроме одного разом исчезли, оставив лишь самого старого и большого зверя. Тот поднялся и медленно пошел на Мантуса. Омега спокойно взирал на огромную массу, возвышающуюся над ним. Казалось, что от дыхания чудовища его волосы шевелились. Медведь посмотрел ему в глаза, а потом стал уменьшаться, пока не превратился в маленького медвежонка. Тот толкнул омегу, вошел в него целиком и растаял. Мантус обнял свой живот и улыбнулся. С этого момента Аксель знал, кто родится в его семье. Они вернулись в свои покои, когда уже рассвело. Томас, обеспокоенный их отсутствием, с облегчением их встретил и подал им свежую одежду. Акселю только сейчас пришло в голову, что Мантус отвел вчера прислуге и гвардейцам глаза, и потому они ушли в сад совершенно незаметно для всех них. Несмотря на бессонную ночь, омега выглядел бодрым и довольным. Перед выходом из покоев он перехватил руку своего альфы, прижал ее к своему животу и на мгновение заглянул ему в глаза, чтобы тут же их отвести. Аксель притянул его к себе и поцеловал. В королевской трапезной уже сидели все, кроме Сириллы и ее семьи. Они часто пропускали завтрак, а уж после такого праздника, какой был вчера, было бы удивительно их здесь увидеть. Они ничем, кроме светской жизни, не занимались. Аксель усадил Мантуса на его место, а сам остался стоять и обвел взглядом семью. Все уставились на него с непониманием. — Я хочу сообщить, что вскоре у нас с моим супругом родится ребенок. После этих слов в помещении наступила звенящая тишина. Королева Марта в каком-то оцепенении смотрела на Мантуса и, очевидно, видела, что слово «вскоре» как никогда подходит случаю. Живот омеги, что называется, уже лез ему на нос. Это же вдруг разом увидели и другие. И только Сирил не выглядел удивленным. Он первым встал и поздравил Акселя. Следом это сделал Баграт. Вскочил и крепко обнял брата. — Ну вы даете! — потрясенно выдохнул он ему в ухо. Обычно Баграт следил за своей речью и не употреблял просторечных выражений. Но сегодня был особенный случай. — Это невозможно! — тихо воскликнула королева Марта и всплеснула руками. Ей на плечо мягко легла рука Сирила, чтобы ее успокоить. Он шепнул ей что-то на ухо, а потом обернулся к королю и тоже что-то ему тихо сказал. Арс сохранял молчание и смотрел не на Мантуса, как все, а на Сирила. Потом король поднялся и обнял своего супруга, пряча лицо у него на груди. Аксель не ожидал такой реакции. Король плакал. Сирил стер слезы с его лица и погладил его по волосам. Этот жест был таким интимным, что Аксель отвел взгляд. Он чувствовал, что сердце готово вырваться у него из груди. Отец подошел к нему, обнял, коснулся плеча Мантуса в знак одобрения и вышел за дверь. Так ничего и не сказав и не притронувшись к еде. Сирил тоже обнял Акселя, а потом быстро пошел за королем. В трапезной остались только королева, Баграт и они с Мантусом. — Но почему вы все скрывали?! — в слезах спросила королева Марта. Очевидно, такая нежданная, пусть и хорошая новость отбила аппетит не только королю. Аксель как-то попытался ее успокоить, налил ей в бокал воды, велел слугам подать вина. — Да, за это и вправду стоит выпить, — довольно сказал Баграт и улыбнулся матери, чтобы вернуть ее в чувство. Между ними всегда была какая-то особая связь, какая у Акселя когда-то в детстве была с Сирилом. Альфа наконец сел на свое место и посмотрел на Мантуса. Всю эту сцену тот просидел тихо, как будто речь шла не о нем. Его лицо выражало безмятежность. Это было странно, учитывая то, как королевская семья встретила новость о его беременности. Аксель ободряюще ему улыбнулся и велел слугам наложить всем еды. Спокойствие Мантуса передалось ему, а потом и королева успокоилась. Они вместе поели и разошлись по своим делам. Впрочем, дело у Акселя сейчас было одно — обставить так, чтобы внезапно открывшуюся беременность его омеги двор воспринял не как скандал, а как праздник. Он позвал в свои покои королевских лекарей, чтобы те засвидетельствовали состояние Мантуса и сказали о сроке родов. Тот послушно дал себя осмотреть и знаками отвечал на вопросы, если их задавали. — Не говорите пол ребенка, пусть это будет тайной до самых родов, — сразу объявил Аксель, прежде чем лекарь что-то сказал. Это был уже не мэтр Кирик, а другой, более молодой омега Филип, которого альфа назначил на эту должность по совету своего помощника Томаса. — Как вам будет угодно, — понимающе отозвался лекарь и поклонился. — Тогда я могу вам сказать, что беременность вашего супруга развивается благополучно и разрешится приблизительно через полтора месяца. — Хорошо. Осматривайте его регулярно и держите меня в курсе дела, — распорядился Аксель. Когда все ушли, он сел рядом с Мантусом на кровати и обнял его. Это было самое простое, что он мог сделать, чтобы его поддержать. Омега уткнулся лицом в его грудь и тихо вздохнул. Он выглядел усталым. Аксель уложил его в постель, задернул шторы, подождал, пока он уснет, и вышел давать распоряжение о новом пире в честь будущего прибавления в семействе наследного принца. Вернувшись в свои покои, он и сам решил немного отдохнуть. Разделся, лег рядом с Мантусом и вскоре задремал. Ему приснилось, что на севере, у подножья Драконьей горы вырос новый город, и в нем правит король с карими глазами черного медведя. *** Праздник в честь скорого прибавления в королевском семействе отгремел, и все как будто затихло в ожидании. Томас постоянно докладывал Акселю о настроениях при дворе и самых разных слухах, которые ходят по столице. Конечно, всех больше всего занимал вопрос, родит ли Мантус наследника альфу или принца омегу. На это даже принимали ставки. Большинство ставило на омегу. Видимо, они уже привыкли считать наследником сына Нарвала, мальчика при дворе уже многие полюбили, несмотря на островное происхождение. Также придворные до сих пор обсуждали будущее отречение короля Арса, строили догадки относительно его причин. Аксель и сам бы хотел их знать. Обстоятельства, в которых это было объявлено, не дали ему разобраться и что-то понять. Слишком много всего навалилось разом — приезд Офера, их тайное свидание в библиотеке, скандал с его мужем, объявление Зигги будущим наследником, беременность Мантуса и, наконец, решение короля Арса оставить трон ему. Они так и не поговорили об этом с отцом за прошедшие месяцы. На Акселя только все больше наваливалось государственных дел, а король все больше от них удалялся, проводил время в своих покоях или в саду в компании супруга. Все попытки Акселя откровенно поговорить король игнорировал. Молчал или отделывался парой малопонятных фраз. Альфа поймал себя на мысли, что уже давно не слышал голос своего отца. Во время общих трапез тот всегда молчал, а государственные дела они за последние несколько недель вовсе не обсуждали. Аксель уже сейчас был фактическим правителем королевства. Главный советник Бернард приносил ему все отчеты и выполнял его распоряжения. Аксель решил расставить все по своим местам до рождения сына и официальной коронации, которая была запланирована на начало зимы. Он положил руку на плечо Сирила, когда однажды утром зашел в трапезную. — Я хочу поговорить с тобой. Мы можем встретиться в моем кабинете? Король, сидящий рядом, посмотрел на Акселя, потом на Сирила, а потом уставился в свою тарелку. — Да, Аксель. Думаю, время такого разговора настало, — ответил Сирил. Но ответил не вслух, а в голове Акселя. Внешне Сирил лишь коротко кивнул. Аксель прождал его в кабинете до позднего вечера. Слуги зажгли свечи во всех светильниках и принесли напиток из тонизирующих трав, к которому альфа пристрастился от постоянной загруженности делами. Он успел разобрать доклады и дипломатическую почту, а потом встал и уставился в окно, где были видны всполохи красного заката над горами. Он вспомнил, что отец тоже любил глядеть в окно с этого места, когда уставал от государственных дел. — Вечер — время безрадостных раздумий, а утро — время важных дел, — с улыбкой произнес Сирил, зайдя в кабинет. Он начал их разговор со старой пословицы, которую иногда говаривал король Арс во время заседаний государственного совета, когда они затягивались. Это обычно означало, что дальнейшие обсуждения бесполезны, и пора сделать перерыв до утра, чтобы принять правильное решение и начать действовать. — Но ты пришел сюда вечером, значит, ничего радостного наш с тобой разговор не сулит, — Аксель нахмурился и сам отодвинул стул, чтобы Сирил смог сесть. Тот тихо вздохнул и занял место напротив кресла короля. И Аксель сел в него и тяжело посмотрел на королевского омегу. — Мой отец серьезно болен? — Да. — Это излечимо? — Нет. — Он скоро умрет? — на третьем вопросе голос Акселя дрогнул. — Нет. Его жизни ничего не угрожает. Аксель поднялся с места и посмотрел в потолок, чтобы унять волнение. Внешнее спокойствие Сирила, так ему свойственное в любые моменты жизни, сейчас казалось на редкость неуместным. — Я не понимаю. Объясни. — У болезни твоего отца долгая история, Аксель, и началась она довольно давно, — сказал Сирил и замолчал, ожидая, когда альфа вернется на свое место. — Я готов тебя выслушать. Но я прошу говорить прямо и без обиняков. Я знаю, ты так не умеешь, но это слишком важно, чтобы допускать недопонимания. — Между реальностью и нашим пониманием ее всегда есть зазор, Аксель, — спокойно возразил Сирил. — Но я постараюсь дать ответы на твои вопросы. — Что с отцом?! — Он погружается в сумрак, из которого соткан мир теней, воспоминаний и магии. — Сходит с ума? — Забывает. Имена, лица, слова. Путает далекое прошлое, настоящее и будущее, — Сирил прижал руки к губам и тяжело вздохнул. Вероятно, это было самое сильное выражение чувств на лице королевского супруга, которое Аксель видел за много лет. — Это никак нельзя остановить? — Можно, но не здесь. — В Сумрачном лесу? — догадался Аксель. — Ты хочешь забрать его туда? Сирил кивнул и закрыл лицо руками. Наступила долгая пауза. Аксель чувствовал ком в горле и никак не мог осознать услышанное. — Почему он заболел? Он ведь не старый, чтобы впадать в маразм, — наконец сказал он. — В его болезни виноват я, — печально отозвался Сирил. — Вернее, наша с ним связь. Во мне слишком много магии, и она с каждым годом отравляла твоего отца. Я Сумрачный дракон, суть моей магии — тьма, из которой все исходит и куда все возвращается. Таким, как я, нельзя находиться в связи с живыми людьми. Они от этого рано или поздно начинают блуждать во тьме и терять понимание реальности. Я честно сказал об этом твоему отцу, когда вернулся из Сумрачного леса. Я предложил разорвать нашу связь. Ради него, ради вас, его детей, ради королевства. — Но он не согласился, — сказал Аксель. Это не было вопросом. Он прекрасно знал своего отца. — В Сумрачном лесу время течет не так, как здесь. Там я смогу поддерживать состояние Арса, и он обретет долгожданный покой и мир в душе. Вдали от постоянных забот государства, которым он посвятил всю свою жизнь. — Он забудет нас? Сирил не ответил. И Аксель понял, что отец уже почти забыл его. И потому заплакал, услышав о том, что скоро у него родится внук. — Чего вы ждете?! Почему ты не увезешь отца в лес уже сейчас, пока он еще… — Мы хотим увидеть рождение твоего сына, Аксель. Ты ведь нам позволишь? — Сирил грустно улыбнулся и протянул к нему руку. И в этот раз заплакал Аксель. Он плакал на руках у Сирила и принимал его утешение, как маленький мальчик утешается в объятиях отца. И ему не было стыдно за эти слезы. Но стыд шел следом за горем, и Аксель, вытерев глаза рукой, посмотрел в лицо Сирила и признался: — Я переспал с Офером. — Знаю, — тихо отозвался Сирил и погладил его по голове. — Я знаю, что ты знаешь, — Аксель откинулся назад в кресле и посмотрел на портрет брата. — Мне было важно это сказать, потому что я устал таскать эту тяжесть внутри себя. — Ты сожалеешь о содеянном? — Это не важно, — Аксель мотнул головой. — Я бы сделал это снова, будь сейчас он тут. Вы так хотели нас разлучить. И у вас получилось. Но только стал ли кто счастливее от этого? — У тебя скоро родится сын. Ты бы смог отказаться от этого ради Офера? — Я сын своего отца. Ты его знаешь лучше всех на свете. Вот и ответь на этот вопрос сам, — Аксель встал с места и вышел из кабинета. Он услышал и сказал в этот вечер гораздо больше, чем ему первоначально хотелось. В эту ночь он не пошел прямо в свои покои, а вышел в королевский сад, чтобы прийти в себя и не вываливать на беременного Мантуса свое состояние. Бродя по дорожкам вдоль клумб, он услышал, как где-то в кустах кто-то занимается сексом. Аксель усмехнулся и поспешил покинуть этот участок сада. Когда он уже решил вернуться во дворец, ему встретился Берти. Его щеки горели румянцем, помада на губах была смазана. — Тоже прогуливаетесь по ночам, ваше высочество? Аксель кивнул, не скрывая иронии во взгляде. Берти вспыхнул и попытался привести себя в порядок. Альфа отвернулся и двинулся домой быстрее. Видеть Берти и его ухажера из кустов совсем не хотелось. Когда Аксель вернулся в свои покои, он застал Мантуса в постели. Тот не спал, дожидался мужа. — Малыш, прости, я теперь часто прихожу слишком поздно. Не жди меня в следующий раз, — сказал альфа, расстегивая одежду. Омега покачал головой и откинул одеяло. Он был под ним голый, Аксель приучил его к этому, хотя на Севере по понятным причинам такое было не принято. Оставшись нагишом, альфа подошел к супругу, опустился на колени перед низкой кроватью и обхватил руками его живот. Потом поцеловал и приложился к нему щекой. Аксель почувствовал шевеление плода внутри. Мантус широко улыбнулся и раздвинул ноги. Его маленький член было совсем не видно за животом. Аксель уложил омегу на кровать и навис над ним. — Я не знаю, стоит ли нам теперь трахаться, — с сомнением сказал он, глядя на супруга сверху. — У тебя слишком большой живот, я боюсь тебе навредить. Вместо ответа Мантус лег на бок и притянул мужа к себе. Аксель подчинился, обнял омегу сзади, целовал его загривок, прижимался пахом к его заднице, ставшей за время беременности гораздо больше и круглее, чем раньше. Альфа уже возбудился, но не спешил, он продолжил гладить и целовать Мантуса, просунул пальцы ему в анус, который выделил уже довольно много смазки. Сам вход стал за последнее время гораздо податливее и шире. Аксель протолкнул туда член и начал медленно двигаться. Омега почти сразу стал постанывать, и чем дальше, тем громче. Альфа сначала испугался этих стонов, но Мантус дал ему понять, что все в порядке. В этой позе трахаться было не особенно удобно, но, раз омега выбрал ее, альфа спокойно подчинился. Они медленно дошли до финала, не особенно яркого, но оставляющего чувство приятной расслабленности. Ровно того, что сейчас так нужно было Акселю после тяжелого дня и еще более тяжелого объяснения с Сирилом. Засыпая, он прижимал Мантуса к себе и ни о чем не думал. Последующие несколько недель прошли тем же чередом. Аксель много работал, приходил поздно, занимался любовью с супругом, чей живот рос с каждым днем и уже не позволял ему покидать покоев. Мантус передвигался с трудом. Он был слишком хрупкий для тяжести, растущей внутри него. Но, конечно, ничем не выдавал своей усталости, напротив, выглядел счастливым и умиротворенным. Альфа беспокоился, как он переживет роды, справлялся об этом у лекарей. Те лишь могли заверить, что сделают все, что в их силах, чтобы все прошло благополучно. Никаких гарантий в этих делах дать было нельзя. Роды и выкидыши по-прежнему, как и в древние времена, были главной причиной смерти омег. Если они их переживали, то обычно жили дольше альф, причем намного. Если бы Аксель был верующим, он бы истово молился сейчас о благополучии своего маленького супруга. Но у него была только вера в то, что Сирил, знавший о беременности Мантуса, вероятно еще до ее наступления, оставался вместе с Арсом в столице для того, чтобы разделить с Акселем радость, а не скорбь. В день рождения своего сына альфа не покидал своих покоев. Едва проснувшись, он услышал тихие стоны омеги и хотел позвать лекарей, но тот его остановил. Мантус лежал на боку, поджав ноги под себя и постанывал. Он взглядом попросил альфу побыть с ним наедине, и, поскольку никакой гримасы боли на лице омеги не было, он подчинился. Держал его за руку и ждал, когда тот будет готов попросить о помощи. В какой-то момент у Мантуса отошли воды, и он кивнул альфе, что пора звать лекаря. За минуту покои наследного принца наполнила толпа слуг. Омега лежал голый на кровати, прикрыв глаза и не обращая на них внимание. Аксель стоял рядом и следил за происходящим. — Все скоро закончится, ваше высочество, — заверил его лекарь. — Нда? — удивился альфа. — Ваш супруг рожает уже примерно часов пять-шесть. Ребенок вот-вот появится. Лекарь не соврал. Мантус вскоре зашевелился и при помощи лекарей принял позу, в которой ему было удобнее вытолкнуть из себя плод. Перед этим он особенно громко застонал, а потом затих, чтобы через минуту тишину прорезал громкий плач новорожденного. Аксель потрясенно смотрел на большой шевелящийся кусок плоти, который махал непропорционально большими руками и издавал истошный крик. Одни лекари принялись его обмывать, а другие помогали Мантусу. Тот лежал бледный с полузакатившимися глазами. — Как он? — срывающимся голосом спросил Аксель. — С вашим супругом все будет хорошо. При его телосложении и возрасте он прекрасно перенес свои первые роды. Альфа родился очень крупным и, как это часто бывает, повредил родителю родовые пути, — объяснил лекарь. — Что это значит? — глухо спросил альфа, глядя в лицо Мантуса. — У него больше не будет детей. — Мы и раньше это знали, — отмахнулся Аксель. — Главное, что он наконец родил сына и остался жив. — Да, ваше величество, поздравляю вас, — лекарь низко поклонился и хотел отойти от принца, но тот его удержал. — У него больше не будет течек? — Почему? Будут. Его роль как вашего супруга не пострадает. Мы поможем ему быстро восстановиться, чтобы вы могли… — Понятно, — оборвал его Аксель. — А ребенок? Он выглядит странно… — Как все новорожденные, ваше высочество, — улыбнулся лекарь. — Наследник престола вполне здоров. Кроме того, что он… — Косолапый! — это первое, что сказала королева Марта, когда увидела ребенка на руках Акселя. При церемонии наречения младенца по традиции не пеленали, чтобы все могли видеть его целиком. Одна его нога действительно была странно вывернута, но это не мешало ему ею дрыгать и даже брыкаться. Он больше так громко не кричал, но зато был очень беспокойным, и Аксель его еле удерживал на руках. Король подошел к сыну и взял у него младенца, поднял у себя над головой, пристально глядя в его лицо, которое было совсем не похоже ни на него самого, ни на Акселя. На нем явно угадывались черты Мантуса и вообще северных народов — темноволосых, узколицых и раскосых. — Славный король Арс Первый по легенде был рожден от медведицы, — сказал король, продолжая держать младенца высоко, чтобы его все видели. — У него были медвежьи глаза и медвежья нога. А вторая нога была человечья. В нем жили звериная сила и трезвый ум короля. Он будет править долго. Сказав все это, король передал ребенка Сирилу, тот с нежностью принял его и прижал к груди. — Пусть боги даруют ему долгую жизнь и славную участь! — произнес он старинную формулу пожеланий новорожденному и вернул его отцу. Аксель взял младенца в руки и приступил к церемонии наречения. Полагалось называть имена его предков с двух сторон до седьмого колена. Альфа, конечно, не знал имен предков Мантуса и собирался называть только своих. Но когда он открыл рот, омега с удивительной легкостью поднялся с кровати и встал рядом с мужем. И когда тот начал называть имена, Мантус тихим грудным голосом проговаривал незнакомые северные имена в том же порядке, в котором называл их Аксель. Сначала деды, потом прадеды, потом прапрадеды… Все были потрясены этим, но в этот день случилось гораздо большее чудо — рождение долгожданного наследника престола по прямой линии. Потому заговоривший после стольких лет молчания омега просто дополнил этот момент деталью, которые так любят придумывать менестрели и летописцы, когда описывают события далекого прошлого. С той лишь поправкой, что все происходящее сейчас в покоях Акселя было правдой.