***
Двери в просторный сверкающий зал отворяются, пропуская внутрь фигуру, что вальяжно проходит мимо столиков, ни с кем не встречаясь глазами. Юнги оценивающе проводит взглядом по интерьеру, дорогим платьям и костюмам, и по людям, что взаимодействуют группами, лживо счастливо посмеиваясь и кокетничая друг с другом. Юнги ухмыляется про себя, видя знакомые лица на каждом шагу. Слишком много частных банкиров, депутатов и политиков собралось в одном зале. И эти старые извращенцы и преступники даже не подозревают, сколько раз их смерть заказывали те, с кем они сейчас так мило общаются. Зато знает Юнги. И опять хочется сослаться на издержки профессии. Он проходит дальше и кидает незаинтересованный взгляд на столики, за которыми сидят чьи-то дочки, какие-то молодые фигуристые девушки и жены депутатов, банкиров и политиков. Плевать ему на них. Одни здесь шлюхи, а вторые — шлюхи со стажем, не имеющие никакой морали. Он знает каждого в лицо, от этого ему противно и весело одновременно. Они все живут, потребляют, продают себя, а потом умирают от рук кого-то из присутствующих в этом зале. И кто знает, когда смерть настигнет их? Ах, да. Юнги знает. Парень проходит в зал, по пути перехватывая бокал с шампанским, и залпом на ходу его опустошает, ища свою цель. На глаза попадаются знакомые фигуры, заказчики и их заказы. Как мило, но всё не то. Ему нужен один конкретный человек, которого он найдёт даже в чёрной комнате, даже на том свете, не говоря уже о зале ресторана, и… Он его видит. Чон Хосок стоит в противоположной стороне помещения. На нём бордовый костюм цвета крови из вен, чёрная рубашка и идеально уложенные волосы. Он даже не старается особо, но всё внимание уже приковано к нему. Юнги порой сам себе завидует, что такой мужчина достался ему, и в такие моменты плевать становится на обиды, недопонимания и гордость. Жаль, что лишь на мгновение. Юнги стряхивает с себя оцепенение, смотрит дальше и вмиг звереет. Рядом с его Хосоком стоит какая-то девушка в коротком красном платье и мило беседует, устроив ладонь на мужском плече. И нахуй её. Юнги ей эту руку сломает, конечно, или пригрозит на первый раз, но всё равно нахуй. Внимание приковывает не пассия, а сам Хосок, который на улыбочки отвечает, руку чужую с себя не убирает и мило заигрывает с неизвестной девушкой. Он бы очень хотел сделать вид, что ему всё равно, но не выходит. Злость, раздражение и гнев — это всё прекрасно, но эти чувства лишь на поверхности. На самом деле грудную клетку заполняют тупая боль и обида. Одна только мысль, что Хосоку без него может быть хорошо, что он может дарить свою бесподобную улыбку кому-то ещё, вызывает желание не наброситься на него с кулаками, а пойти в тихое тёмное место, свернуться калачиком, обнять себя за плечи и выть, как раненый зверь. И это ведь гораздо хуже. Они поссорились семь дней назад из-за какой-то ерунды, которую Юнги даже вспомнить не может, но этой недели Хосоку, видимо, хватило, чтобы найти себе новую компанию. Последней каплей становится то, как Чон сам снимает с плеча чужую руку и бережно удерживает в своей. Больно. Вот сейчас, правда. Очень. Одно дело истерить из-за пустяков — совсем другое, когда обида застревает глубоко внутри, сворачивая всё в тугой узел. И как бы сильно ни хотелось сейчас подойти и высказать всё неверному парню и его спутнице, он этого не сделает. Да, больно, но показывать свою боль он никому в этом зале не собирается, поэтому Юнги лишь скрывает это чувство за маской высокомерия и двигается в сторону бара. И что он может сделать со своей обидой? Верно — обидеть другого, чтобы было не так больно. Скажете — по-детски? Будете правы, но Юнги в чувствах всё ещё первые шаги делает, ему простительно. Он не придумывает ничего лучше, чем на ревность вызвать ответную ревность. Мин тоже приковывает к себе взгляды. Его серый костюм, небрежно уложенные волосы вкупе с коронной ухмылкой и лисьим прищуром делают из него объект чужих томных вздохов, но ему нет до них дела. Тонкие пальцы касаются мраморной стойки и тянутся к бокалу с шампанским. Если и привлекать к себе внимание, то только здесь, потягивая игристое в одиночестве. — Добрый день, позволите составить вам компанию? — незнакомый мужчина, которому на вид Юнги бы дал лет сорок, присаживается рядом, подавая бармену какой-то знак. — Зачем этот вопрос, если вы уже сели? — Мин окидывает его взглядом, приподнимая уголок губ. Незнакомец в ответ хрипло смеется и закидывает руку на спинку стула Юнги. — Вы правы, я не смог бы устоять, даже если бы получил отказ. Юнги слышит эту лесть и забавляется с чужой попытки его так нагло склеить, хоть ему это и на руку. И ладно, будь они в каком-нибудь клубе, куда часто приходят в поисках знакомств, но они сидят в грёбаном ресторане на первом этаже Хилтона, и весь зал заполнен бизнесменами, миллионерами и аристократами. Нет. Всеми вместе. — Смирение — это полезная черта, знаете ли. Порой она может сохранить человеку жизнь, — тянет задумчиво, ловя секундное замешательство в чужих глазах. — Ха, о чём это вы? — фигура незнакомца напрягается, и он немного убавляет свою дерзость. Так мило наблюдать за этим замешательством на лице. Юнги улыбается мило, и эта игра начинает ему нравиться, чёрт — он просто безумен, ведь теперь помимо желания вызвать ревность он хочет этому мужчине показать, что именно бывает, когда начинаешь так глупо и нагло лезть к тому, кто тебе не по зубам. — Да так, не берите в голову, — он сияет притворно невинными глазками и отмахивается от вопроса. — Несу всякую ерунду, чтобы себя развлечь. — Так, может, я помогу вам? У меня снят номер в этом отеле, — в голосе явно слышится попытка представить себя в лучшем свете, мол, денег на «развлечения» он не жалеет. — Мы могли бы прекрасно провести с вами время. Юнги улыбается ему спокойно, но в глазах поблескивает та самая нотка безумия. Хотел вызвать ревность, но, видя чужую наглость, теперь хочется крови напиться. Чёрт, этот мужчина попался в его лапы как маленький несмышлёный мышонок. Это было даже проще, чем он думал. И вины или жалости он не испытывает. Вот так опрометчиво флиртовать с ним было самой большой ошибкой этого незнакомца. Юнги уверен, если бы только мужчина знал, что разговаривает с Мин Юнги — ну, тем самым, который уже полгода парень самого опасного человека Кореи — он бы ноги ему лизал от страха. Что ж, они сегодня и правда развлекутся, только кое-кому эти игры не понравятся. Он уже натягивает на губы свою самую обаятельную улыбку и готовится дать своё согласие, как внезапно на плечо его собеседника опускается чья-то тяжелая рука в бордовой ткани. Юнги поднимает растерянные глаза на фигуру, что сейчас возвышается над незнакомым мужчиной, и шумно сглатывает. Краем глаза он видит, как с двух сторон их обходит несколько охранников Чона старшего, и это не сулит ничего хорошего. Бля. — Отдыхаете, мистер Ли? — Хосок тянется второй рукой к бокалу виски, который предназначался для того, кто сейчас сжимается от страха и мелко подрагивает. — Позволите присоединиться? — Чон залпом осушает бокал и переводит взгляд на мужчину, в котором вопреки задорности, что звучит в голосе, этого Ли в котле адском сжигают. Он тут же вздрагивает всем телом, а потом переводит взгляд сначала на охранников, а потом на Юнги. Хосок не выглядит так, как Юнги предполагал. Хотел задеть, хотел обидеть — ха! Недооценил. Ведь в глазах не то что нет этой уязвимости, на которую он рассчитывал — там чёртово пекло ярости. И Юнги, кажется, только что понял свою ошибку. — Г-господин Чон. Клянусь, я не знал, господин, — мужчина оборачивается резко, и лучше бы он этого не делал, не сталкивался с ледяным, крошащим душу молчанием. — Простите меня, я не знал. Мне так жаль, г-господин Чон, пожалуйста… Юнги смотрит на то, как незнакомец чуть ли не воет от отчаяния и страха. Нет, он не сочувствует этому человеку, он сочувствует себе, потому что после того, как Хосок разберется с этим Ли, он придёт за кровью Мина. — Мне тоже жаль, что ты не знал, — об этот холод в голосе можно порезаться. От последней фразы мужчина резко падает на колени и весь трясётся, но на Хосока это не производит впечатления, он лениво дает отмашку своим охранникам, после чего несколько человек подхватывают мужчину и под истошные вопли и мольбы вытаскивают из ресторана. Юнги переводит взгляд на Чона и встречается c ответным. Всё внимание приковано к ним. В помещении стоит мертвая тишина, даже звона столовых приборов не слышно. Юнги слышит только гулкое биение собственного сердца и звук потрескивающего пламени в чужом взгляде. Юнги мысли не читает, но по одному взгляду догадывается, что Хосок всё не так понял. Он хотел заставить ревновать, потом сам хотел развлечься, но измена в его планы не входила. У него ведь в мыслях не было, не то что у… Стоп. Воспоминания о том, как Хосок сам десятью минутами ранее мило беседовал с какой-то девушкой, возникают, картинками проносясь перед глазами и поднимая ответную волну злости. И пусть эта злость — лишь защитная реакция на чужое недовольство и собственную обиду. Плевать. Если Хосок и будет требовать ответа, то Юнги потребует взамен. — Объяснишься? — сухо произносит Хосок, когда за его спиной возникают обеспокоенные лица Чонгука и Тэхёна. — А должен? — Юнги в ответ скалится на него, не собираясь отчитываться за то, чего не совершал. — Прошла всего неделя, и ты уже готов найти себе новую игрушку? Был о тебе лучшего мнения, — эти слова без ножа режут, причем обоих, заставляя сердце истекать кровью. — Хотел сказать тебе то же самое, — Юнги вскакивает на ноги и уже хочет броситься на Хосока, у которого маска напускного безразличия уже по швам трескается, но его вовремя останавливают руки Тэхёна. — Юнги, успокойся, — Ким старается угомонить друга, уберегая от ошибки. — Здесь куча людей, не выясняйте отношения у всех на глазах. Тот смотрит на старшего Чона долгую минуту и всё перебирает в голове картинки: красное платье, бокал виски, бордовый костюм — всё мешается с кровью и сгорает в пламени чужих глаз. — Да пошёл он, — улыбка, что трогает губы, режет своей обреченностью, и Хосок на мгновение вздрагивает от промелькнувшей в чужих глазах обиды. Это он обижается? Это Хосоку здесь грудь себе вспороть хочется. Почему Мин выглядит так, будто он в этой ситуации пострадавшая сторона, если Хосок сам видел, как тот заигрывал с тем мужчиной. Бля. Почему возникает ощущение, словно он что-то упускает? — Хён, пойдем, сейчас начнется презентация, — обеспокоенный взгляд младшего брата возвращает Хосока в реальность, и он позволяет увести себя к столикам. Они занимают свои места за столом в центре, когда на роскошной сцене загорается свет, приветствуя ведущих. Благотворительный вечер, на котором чествуют тех, кто сам же загоняет обычных людей в долговые ямы. Братья Чон здесь лишь приглашённые гости, но к ним внимания чуть ли не больше, чем ко всем этим «щедрым» меценатам. На залитую светом софитов сцену выходит красивая девушка в длинном вечернем платье и приветствует всех гостей. Хосоку улыбаются, кто-то машет руками с соседних столиков, голос ведущей перебивает мысли, но всё, что замечает Хосок, — это то, каким потерянным и притворно спокойным выглядит его мальчик. Юнги постоянно облизывает и кусает губы, тупит взгляд в пол, на Хосока ни разу даже не поворачивается. Вроде здесь Чон должен злиться и обижаться — и он злится и обижается, правда, вот только отчего-то на себя, а не на ангела с голубыми волосами. Что-то он определённо упускает. Что-то, что лежит под носом. Внутренний голос нашёптывает, что не в ссоре недельной давности причина такого странного поведения, и уж точно не в том мужчине у бара. За всеми мыслями Хосок даже не замечает, как со сцены несколько раз звучит его имя. Чонгук толкает его локтем в бок и заставляет вынырнуть из пучин собственных раздумий, возвращая в реальность. В ту самую, в которой все взгляды устремлены на их стол, и в которой под шумные аплодисменты Чонгук выволакивает его вместе с собой на освещенную площадку. Их чем-то награждают, Хосок машинально жмет кому-то руку и так же, не ориентируясь в пространстве, нащупывает стойку с микрофоном. Секунда проходит. Две. Десять. А из горла слова так и не выходят. И Хосок понятия не имеет, почему и что с ним происходит. Чонгук за спиной дергает его за край пиджака, но стоит старшему лишь в очередной раз открыть рот, чтобы сказать что-то, как десятки криков раздаются в просторном помещении, а после… …звучит выстрел. Жизнь нечасто удается поставить на паузу, лишь в моменты максимальной опасности. Вместе с выбросом адреналина в кровь поступает серотонин, заставляя буквально оцепенеть от страха, который мы даже осознать не успеваем. И Хосок не успевает. Он, блять, не успевает ничего сделать. Всего мгновение — и в огромном зале ресторана люди вскакивают со своих мест и бегут в сторону выхода, сопровождая суету криками и грохотом падающих стульев. Придя в себя и вернув контроль хотя бы над глазами, он судорожно ищет одного единственного человека, и слава всем богам — в зале, где все в суматохе бегают и кричат, он с первого раза встречается взглядом с Юнги. Тот цел, но стоит на дрожащих ногах, пошатывается и растерянным взглядом смотрит на сцену, зажимая ладонью рот, чтобы не закричать. И Хосок первое время не понимает, отчего такая реакция, но стоит ему опустить взгляд немного ниже и… Его мир рушится у него на глазах. Медленно соскальзывая на пол, опускается фигура человека. Знакомого человека. Самого родного человека во всём ебаном мире. Чонгук. Чонгук, которого так близко к Хосоку быть не должно было. Но какого-то чёрта брат стоит прямо у края сцены. Хосок слышит истошный вопль Тэхёна и даже не может определить, откуда он доносится. Этот крик со всех сторон, от каждой стены, он внутри самого Хосока стоит, холодя душу, которой нет больше. Она прямо на его глазах исчезает. Он резко падает на колени и подхватывает брата, не давая ему осесть на пол окончательно. На рубашке у того расползается уродливое пятно краски. Хосок хочет верить, что это краска. Чонгук стонет от боли, прошивающей все тело, и зажимает рукой рану на боку, чтобы остановить кровь, хоть это и приносит дикую боль. — Г-гуки, хей, — Хосок давит на пятно тоже, шепча сбивчиво. — Не отключайся только, слышишь? Слышишь, Гук, не смей! — последнюю фразу он кричит, потому что от страха накатившего взять себя в руки не получается. Тэхён сидит рядом и размазывает слезы по щекам, наблюдая за тем, как корчится от боли любимый человек. Хосок не может его сейчас успокоить, его самого успокаивать нужно. Он оглядывается резко и пытается найти в зале хоть одного своего охранника, но потом вспоминает, что сам же отослал их с тем ублюдком. Блять. У него начинается паника. Хосок не знает, что делать. Он падает глубоко, и ему не за что ухватиться. Но вдруг такие родные руки обхватывают его лицо, дергая на себя, и он встречается глазами с Юнги. — Хосок, приди в себя, — он не кричит, его твёрдый голос сквозь пелену долетает до сознания, и он за него цепляется, как за путеводную нить. — Нужно доставить его в больницу. Помоги мне. Этот небольшой по сравнению с ними мальчик — единственный, в ком хватило силы не отдаваться в чёрные лапы паники. Юнги отталкивает рыдающего друга от раненого Чонгука и сам его приподнимает под руку. Хосок тут же в себя приходит и помогает Мину, сразу перехватывая шатающееся и стонущее от боли тело, облокачивая на себя. В нём сейчас будто второе дыхание открылось. И заслуга это только одного человека, который придерживает сейчас младшего Чона, а второй рукой тянет друга на себя, заставляя тоже вернуться. — Тэхён! — рычит он на него, встречая потерянный взгляд. — Взял себя в руки и подогнал машину. Живо! Ким ровно две секунды смотрит в ступоре, обрабатывая слова, а потом всхлипывает и поднимается на дрожащих ногах, быстро, насколько позволяет состояние, рванув к дверям. Благо ресторан находится на первом этаже, да ещё и возле самого входа, поэтому дотащить Чонгука до выхода не так сложно. Сложность возникает тогда, когда они видят пробку на выезде из отеля. После стрельбы все гости, разумеется, покинули ресторан, спешно сбегая из небезопасного места. Уёбки. Они все думают только о своей шкуре. Ещё полчаса назад эти люди лизали пятки, радостно приветствуя братьев Чон. Они, блять, все филантропы, вливающие деньги в благие дела! И именно эти люди оставили раненого человека истекать кровью, даже не вызвав скорую. Но у Юнги нет времени на них злиться. Он подхватывает тело Чона поудобнее и видит подъехавший мерседес Тэхёна, что остановился прямо у лестницы, несмотря на протесты остальных людей. — Мы не сможем выехать, Юнги, — голос Хосока нервно дергается, выдавая все отчаяние. — Я за рулем, — Мин его игнорирует и проходит к машине со стороны водительского сидения. — Юнги, сейчас не время! Что мне делать, Юнги?! — Замолчи, блять, и посади Чонгука внутрь! — Юнги кричит на него в ответ и садится в салон, дверь пропускает внутрь. Хосок дергается от чужого крика, но послушно усаживает брата на заднее сидение и сам залезает следом. Чонгук укладывается телом на Тэхёна и тяжело дышит, пока Хосок все силы кидает на то, чтобы как можно сильнее давить на рану. Младшего трясет, он бледный весь и в испарине. Юнги смотрит на него через зеркало заднего вида, и эта картина становится последним толчком, после чего чёрная машина срывается с места. Ему сейчас насрать на всё кроме одного — он обязан довезти Чонгука до больницы, чего бы ему это ни стоило. Вся дорога на выезд забита машинами, через которые не пробраться, поэтому Юнги делает то, что в любой другой момент могло бы быть смертельно опасным. Но знаете, когда у тебя в салоне человек, жизнь которого, можно сказать, висит на волоске — своей смерти ты как-то перестаешь бояться. Поэтому Юнги удобнее перехватывает руль и резко сворачивает с дороги на газон. Шины кусками срывают зеленое покрытие, ветки и кусты попадают под колёса, но Мин скорость не сбавляет ни на секунду. Смерть чужая дышит ему в затылок, и на этот раз она реальнее некуда. Они вылетают за территорию отеля через сад и сразу попадают на дорогу. Юнги, оказавшись на асфальте, маневрирует между рядами машин, втапливает педаль в пол и выжимает из машины представительского класса всё что можно. Несколько раз мерседес чуть не встречается носом с несколькими фургонами, но это Юнги не пугает — распаляет только больше. Добраться до больницы удается за рекордные несколько минут, за которые Чонгук теряет с лица последние краски. Сейчас он белее белых стен в коридоре больницы, по которому его везут в реанимацию. Тэхён бежит следом, умоляя врачей спасти жизнь любимого человека. Он им свою взамен отдать готов: кровь, сердце, душу — всё, что на операционном столе может понадобиться. Когда дверь закрывается перед носом, а тело Чонгука пропадает в голубых стенах, ноги предательски подкашиваются, и он падает на колени прямо перед операционной, воя нечеловечески. Ни Юнги, ни Хосок не знают, что делать. Парень волосы на себе рвет и не замечает даже, потому что страх потерять туманит голову и всё происходящее, а физическая боль перед душевной отступает. Он ни на шаг не отойдет от дверей, будет настолько близко, насколько может, Тэхён сам здесь костьми ляжет, если ему страшные вести из голубой комнаты принесут. Надежда и отчаяние — две противоположности сплетаются, сводя его с ума. Юнги сам, пошатываясь, подходит к другу, предпринимая попытку поднять его с холодного пола, но терпит крах. Ким чужие руки скидывает, истерично мотает головой и лишь сильнее воем заходится. На крики из конца коридора выбегают врачи и тоже стараются успокоить умирающего от боли Тэхёна, но тот и им не дается. Он не со зла всё это, просто воспаленное сознание сейчас не готово переваривать ужасную правду. Для него она сейчас одна — Чонгук там, за этими дверьми, поэтому он никого к нему не подпустит. Ни один человек больше не войдет туда, а Тэхён со своего поста не сдвинется, иначе произойдёт что-то ужасное. — Отпустите! Вы не понимаете! — кричит Ким, когда двое санитаров перехватывают его руки и вводят в плечо шприц. — Нет! Мне нельзя! Чонгук!.. Юнги в шоке смотрит на то, как ломается на глазах его лучший друг. У Хосока от этой картины тоже внутри холодеет. Он за всю жизнь видел много ужасных вещей — смерть, убийства, предательства, насилие, но то, что происходит сейчас с этим светлым мальчиком, всё вышеперечисленное затмевает. Вокруг Тэхёна стоит черный смог неистовых страданий и боли, будто у младшего сердце наживую из груди вырывают. Кажется, так и есть. Тэхён брыкается, когда Юнги подходит ближе и с силой прижимает его дрожащее тело к себе, позволяя врачам вколоть успокоительное. — Всё будет хорошо, милый, — Ким не отвечает ничего, только всхлипывает беспомощно и обмякает в чужих руках от действия лекарства. — Поспи, а мы тут останемся. Мы его никуда не отпустим, я тебе обещаю. Тэхён медленно проваливается в сон, когда санитары перекладывают его на койку и везут в свободную палату. Юнги провожает его беспокойным взглядом и смотрит теперь на Хосока, что падает на скамейку, обессилено уронив голову вниз. Сейчас самый опасный человек Кореи и глава мафиозного клана Чон Хосок выглядит как никогда слабым и обессиленным. Кажется, даже если на него сейчас с оружием пойти, он и с места не сдвинется. Юнги больно смотреть на него, но никакие слова ему легче не сделают. Пока Чонгук не будет рядом со своим братом улыбаться по-кроличьи — любые утешения бесполезны. — Это всё моя вина, — тихий голос нарушает воцарившееся в коридоре молчание. — Не говори так, — Юнги подходит ближе и останавливается в десяти сантиметрах. — Пуля предназначалась мне, но Чонгук помешал, — Хосок сжимает собственную голову так сильно, что руки начинают дрожать. — Я должен был быть на его месте. — Чонгук защитил тебя, Хосок, и я уверен, что он сделал бы это ещё раз. Так же, как и ты. — Я будто чувствую его боль. Он там за стеной лежит на операционном столе, а жизнь выходит из меня. Юнги не находит, что ответить, лишь сокращает оставшееся расстояние и прижимает его голову к животу, позволяя самому сильному человеку выплакать свою слабость. Все обиды забываются в мгновение. Он перебирает в руках его красные пряди, пока трясущиеся плечи выдают чужие слезы. — Это нечестно, — слова звучат обречённо, прерываемые тяжелым дыханием. — Смерть пришла за одной душой, а получит две. — Чонгук никуда не уйдет. Мы смерти другую жизнь предложим. Хосок отрывает голову и смотрит расфокусированным взглядом, пытаясь понять, что Юнги имеет в виду. — Я видел стрелка. Нет — я знаю стрелка. — Кто? — произносит одними губами Чон, в мгновение возвращая себе силу, которая яростью питается. — Это был человек из клана Чхве. Волна злости проходит по каждой клеточке, и пламя адское разгорается в чёрных зрачках. Ему не нужно проверять — если Юнги сказал, что знает, значит, это так, и ошибиться он не может. — Я убью его, — все живое в пределах километра режется об эту сталь в голосе. — Убьёшь, — Мин заботливо оглаживает острый подбородок и лицо, что за последние часы потеряло краски., — И я тебе помогу, но не сейчас. Да. Не сейчас. Нужно дождаться новостей из палаты. От них будет зависеть, как именно он убьёт Чонсока — нового главу клана Чхве, который несколько месяцев назад почти уничтожил Чон. А пока новостей нет, а ярость застряла в теле, Хосок его уничтожает мысленно и думает о том, что он сделает с теми, кто не помог его брату в том ресторане. Ох, улицы Кореи будут залиты кровью, а верхушка, правящая после этой ночи, заметно поредеет. Эти суки прямо сейчас, скорее всего, судорожно собирают свои вещи и сбегают из страны, но это бесполезно. Возмездие в лице Чон Хосока всё равно до них доберётся. Иначе и быть не может. Пока Юнги стоит рядом и прижимает к себе чужую голову, а Хосок мысленно расправляется со всеми ублюдками, из палаты выходит уставший врач, попутно снимая с себя перчатки. Хосок, стоит только услышать чужие шаги, резко подрывается на ноги и по лицу доктора пытается прочитать все ответы. Он не может ничего сказать, не может ничего спросить, потому что знает — если услышит что-то плохое, то его жизнь прямо тут оборвётся. Юнги, видя его состояние, задает вопрос сам. — Как он, доктор? — Нам удалось достать пулю и остановить кровотечение. Ему повезло, что пуля не задела важных органов и попала в бок, — по голосу доктора сразу становится понятно, что дальше последует «но»., — Но он потерял много крови. Сейчас состояние стабильное, но когда пациент придет в себя — мы сказать не можем. «Чонгук жив» — единственная мысль на повторе. — К нему можно? — Хосок, только услышав, что брат жив, еле удерживает себя от того, чтобы не упасть на колени и завыть от счастья. — Пока не стоит, сейчас его переведут в палату, поэтому лучше приходите завтра, — с этими словами врач оставляет двух людей, что еле сдерживают рвущееся наружу облегчение. Чон опять присаживается на лавку, но теперь ронять слезы хочется от радости. Он чувствует, как клеточка за клеточкой жизнь возвращается в его тело, и поворачивает голову в конец коридора, смотря в панорамное окно. Там ничего нет, кроме тьмы, но Чон знает, кто стоит за стеклом. Смерть отступила, не забрала их с братом жизни, но взамен взяла обещание, что Хосок ей чужую подарит.И он без сомнения соглашается на эту сделку.