***
Финрод с печалью смотрел на свой народ. Самые стойкие и отважные среди нарготрондцев сейчас были растеряны. Баэнион, не услышав обещаний Государя, но услышав слова Куруфина, что обет короля Смертному всё равно не будет исполнен, и все жертвы будут бессмысленны, закрыл глаза и умолк. «Всё погибнет…», — думал эльф про себя: и его сады, в которые вложено столько сил, и родичи, и друзья, и любимый город, и главное — погибнут напрасно. Король даже не может обещать, что его обет принесёт победу, а значит… будет поражение, и Берен, ради которого это всё затевается, тоже всё равно сгинет… Подобным образом думали и многие другие эльфы, находившиеся в зале. В разум и сердца нарготронцев впечатывались слова феанариони и порождали в этих сердцах безотчётный страх потерять всё, навсегда разрушить свою мирную жизнь. И в охваченных ужасом квэнди сказанные фэанариони слова преломлялись так, как едва ли желали Лорды Келегорм и Куруфин. Ставший перед всеми выбор — идти им за Финродом или нет — для большинства жителей города превратился в выбор: продолжать им прятаться в Нарготронде и остаться живыми и процветающими, или бессмысленно сгинуть, раскрутив маховик войны, в которой всё равно не победить… И всё больше умы эльфов Третьего Дома склонялись к тому, что нужно прятаться. Причём прятаться не так, как до сих пор, когда в Нарготронде принимали беженцев, а из города посылали вестников; когда воины Нарготронда выходили на Дагор Браголлах и порой участвовали в мелких стычках с врагом; когда военачальники посылали дозорных к границам и старались отбить мало-помалу северную часть земель Нарготронда, что была захвачена орками; когда присоединялись к охотам Келегорма и Куруфина; и когда были готовы идти освобождать Дортонион… Нет, теперь почти все нарготрондцы понимали, что им нужно было прятаться куда лучше. Им нужно было укрыться ото всех, не ввязываться в войны, не допускать в Город никого чужого, кто мог бы угрожать его покою… …Не допускать в Город никого.*(5) Таков был выбор, сделанный большинством жителей Нарготронда в своём сердце. Но об этом вслух пока не говорил никто. Об этом пока не знали ни Лорды Келегорм и Куруфин, ни совсем побелевший Ородрет. — Одумайтесь! — негромко воскликнул брат короля Фелагунда, глядя в зал, сам понимая, что этим ничего уже не поправить. Эльфы в зале напряженно молчали, повисшая тишина буквально звенела. Поправить и в самом деле, наверное, было уже ничего нельзя, но Финрод, всё ещё бывший королем Нарготронда, ощущая, что беда нависла над его цветущим и любимым Городом, тоже пока не знал о том страхе, что закрался в души его всё ещё подданных. Инголдо думал о том, что сейчас, как и было им же предсказано, настал час, ведущий его к гибели, и в эту тяжелую минуту король Третьего Дома не думал, что эльфы его Дома, многих из которых он знал с раннего детства, оставят его. И когда Куруфинвэ и Тьелкоромо закончили свою речь и сели, Финдарато поднялся с трона и встал перед своим народом, и хотя хранил тень обречённости во взгляде, заговорил с прежней твёрдостью. Более того, король заговорил, вкладывая жар своей души в каждое слово: — Мой народ… Однако продолжить Фелагунду не дали. Звенящая тишина лопнула, и эльфы, собравшиеся перед тронами, вслед за Динконатом наперебой начали выкрикивать: — Мы ушли из мрака не для того, чтобы снова сойти во мрак! — Не для того, чтобы стать рабами Моринготто! — Или долго тосковать в Мандосе, как было предречено! — Мы не послушали и вестника Валар, а ты — не Вала! — Даже Арафинвэ не Вала, только младший из сыновей Финвэ! И, наконец, многоголосо подхваченное: — Ты — не Вала! Финрод Фелагунд стал в глазах своего народа тем, кто хотел привести их к гибели, лишить их всего из-за своего безумия. А фэанариони, наоборот, благоразумно пытались остановить его… Но иначе это видел и воспринимал сам Фелагунд. Финрод с гневом смотрел на… тех, кто ещё только сегодня, ещё только в начале Совета был его народом, а ныне отрёкся от своего Короля и Лорда. Предал его. Ни один из тех, на кого рассчитывал Финрод, на кого полагался, не подал ему доброго совета, даже не начал искать другой выход. Ни один не поверил ему, говорившему о надежде и знаках. Ни один не доверился словам своего Лорда. Ни один из собравшихся не сказал: «Да, мой Король, я иду за тобой». Ни один не встал на его сторону. Даже из тех, кто только что гордился честью быть его Верным. Ни один из тех, кого Финрод называл своими друзьями, и верил, что у него в самом деле есть друзья здесь, и есть его народ, что последует за своим королем. Фелагунд видел себя оставленным всеми. И тогда он с гневом и горечью сорвал с головы серебряный шлем, что был короной Нарготронда, и бросил его на пол. В этом зале и в этом городе у него были родичи… но подданных не было, как не было и Верных*(6).***
Когда над залом повисла звенящая тишина, Куруфинвэ понял, что в этой тишине отчётливо читается протест и отказ. Народ Нарготронда восстал против желания Финдарато идти войной на Ангамандо, и Куруфинвэ возрадовался этому всем сердцем: им удалось избежать ещё одного раскола среди нолдор. Третий Дом останется жить, а не сгинет во мраке, прихватив с собою ещё и других эльфов. Обведя зал взглядом, Лорд Первого Дома остановил его на короле Фелагунде. Тот был мрачен и суров. Такого гнева и скорби Куруфинвэ не видел уже давно, пожалуй, с тех пор, как его отец понял, что Нолофинвэ в очередной раз предал его, и не собирается следовать за старшим полубратом, как обещал перед троном Манвэ*(7). Ни одному эльда Куруфинвэ не желал оказаться в таком положении, и в своём сердце скорбел о боли Финдарато. Но уж лучше один Фелагунд падет жертвой этого несчастья, чем все нолдор. Тем более, что проблема так усугубилась именно по вине самого Финдарато. Но Фелагунд снова удивил фэанариона: король Нарготронда поднялся и явно собирался бороться, отстаивать свою позицию и вновь призывать народ идти за собою. Куруфинвэ видел, что поступать так — очередная большая ошибка, такая же, как дразнить злую собаку, но он не успел предупредить или остановить кузена (да и не хотел, наверное). И, как и следовало ожидать, почти сразу эльфы внизу с гневом начали обвинять Финдарато, а потом Куруфинвэ вновь услышал уже многоголосое: «Ты не Вала», обращенное к королю Фелагунду. Что это значит, феанариону до конца не было понятно, но было очевидно, что ничего хорошего это заявление не несло. И все же — теперь Финдарато никуда не пойдёт, а это главное. Невесёлые мысли короля Куруфинвэ были прерваны самым неожиданным из мыслимых способов — корона Третьего Дома со звоном упала на каменный пол. Это заставило всех замереть. Всех, даже Куруфинвэ. И в зале вновь воцарилась тишина, теперь уже… испуганная. Отныне судьбы всех нолдор должны были измениться.***
Тьелкормо ожидал, что арафинвинги в конечном итоге выступят против «блестящего плана» Фелагунда, но что народ Нарготронда доведёт своего короля до отречения от престола… Нет, этого он не ожидал. Крики несогласия из толпы смолкли в тот момент, когда корона Нарготронда, с грохотом и лязгом влетела в пол. «Теперь Фелагунду точно конец», — грустно сказал внутренней голос Тьелкормо. — Мне жаль тебя, — с горечью прошептал Охотник, глядя на Артафиндэ, но тот не мог слышать, ведь голос короля Первого Дома был так тих, что никто, кроме Хуана, да может быть, еще Куруфинвэ, не могли услышать его. Когда Финдарато швырнул на пол корону, все эльфы, находящиеся в зале, сначала замерли, но через несколько бесконечных мгновений толпа загудела. И этот шум, сначала неуверенный и тихий, начал постепенно нарастать. — Теперь он умрёт, — негромко произнёс Тьелкормо, в этот раз уже чуть громче, так чтобы брат точно слышал его. — Завтра, послезавтра, через неделю, но Финдарато погибнет. Вдвоём с Береном у них нет шансов даже дойти до ворот Ангамандо. Впрочем, если даже с королем пойдет отряд в сотню или несколько сотен эльфов, они все равно не дойдут, их убьют ещё на подходе к Андфаукасто *(8). — Говоря это, Лорд Тьелкоромо смотрел в лицо бывшего правителя Нарготронда и читал в нем обиду, злость, и отчаяние. Что же, в любом случае теперь все знаки над техтами были расставлены.*(9) Куруфинвэ едва заметно кивнул брату. Теперь, во время всеобщего смятения, когда никто из бывшего народа Финдарато не знал, что сказать, Куруфинвэ чувствовал себя неуютно. Когда он предвещал беды Нарготоронду в случае следования за Финдарато, он знал, что удачным исходом его речей будет то, что народ скажет своему королю: «Мы не хотим этой войны». В представлении фэанариона, народ Нарготронда должен был сказать Артафиндэ, что не желает этой войны и этого похода, после чего Финдарато был бы вынужден отступить, следуя желаниям своего народа. В конце концов, сам Фэанаро во время Исхода слушал нолдор, и долгое время следовал их пожеланиям*(10). Кто же знал, что у обычно мягкого Финдарато взыграет гордыня и, вместо того, чтобы поступить благоразумно, король Третьего Дома вдруг обидится и откажется от короны? Куруфинвэ совершенно не был доволен тем, что получилось. Все вышло совсем не так, как должно было быть, и… Это выглядело как предательство. Потому что после поступка Артафиндэ, более чем четко обозначившего, что на самом деле он призвал всех не на совет, а потребовать службы и повиновения, нарготрондцы, как минимум приносившие личные клятвы и дававшие присяги (потому Тьелкормо и говорил о нескольких сотнях, что могут пойти за Финдарато), должны были заявить Фелагунду о своей готовности следовать за ним. Но… никто не спешил подтвердить свою верность. Куруфинвэ знал, что то, как поступил народ Нарготронда, было разумнее, чем идти войной на Ангамандо, но сам нолдо не пожал бы им после этого руки. Это было сложной дилеммой, которую решить было бы почти невозможно для того, кто не из Первого Дома. Но феаноринг знал точно, что разумность — не всегда главное. Он знал это, ведь помнил, насколько неразумно было, на взгляд Валар, решение Феанаро идти в Средиземье, чтобы призвать Моринготто к ответу. В ситуации безумия всегда нужно выбирать верность.***
По тронному залу пронёсся потрясённый вздох, и Фелагунд с гневом и болью обратился к народу. — Преступайте свои клятвы, а я свою не стану! — Ни один из тех, кто приносил Финдарато клятвы верности, не двигались с места. Иные, как Гвиндор, выглядели совершенно ошеломлёнными, смятёнными, и взгляд их метался от Государя Нарготронда к Лорду Куруфину и обратно; некоторые отводили глаза и отступали назад, за чужие спины, как Нимрос, оруженосец Фелагунда, или прятали лицо в ладонях, как Баэнион. Многие и глаз не отводили и, по всей видимости, уверяли себя, что они правы в своих словах и выборе; они — Третий Дом, они светлы и чисты от зла, и вовсе не вероломны. Просто… их Государь стал безумен, а как можно следовать за безумцем? Но не только Верные не пошли за своим Лордом — весь зал, заполненный эльфами, был словно отсечён пропастью от Фелагунда. Некоторые эльфы, стоящие в зале (большей частью девы и жёны), плакали. И почти все думали об одном: о невозможности, бессмысленности, гибельности того похода, куда их призывал Финрод; о бедах и ужасах, которые придут вслед за попыткой эльфов посягнуть на невозможное; о том, что грозит Городу и им самим, их близким… Болью и страхом вставали перед эльфами Третьего Дома тени прошлого: погибшие и пленённые в Дагор Браголлах, да и раньше, начиная с Исхода, словно являлись перед нолдор, пророча им ту же участь. И словно читая в сердцах стоящих перед ним эльфов, и видя их, но оставаясь непреклонным в своём безумии, Финрод продолжил: — Я оставляю свой трон, своё королевство и народ, что отверг меня. Я ухожу. — Среди множества взглядов, обращённых на Фелагунда, встретилось несколько тех, что резко отличались от прочих: в одном читался гнев, в другом боль, в третьем ошеломление от того, как поступили вчерашние друзья и братья. На один такой взгляд и наткнулся Финрод. Взгляд Гвэтрона, Давшего-обет. «Возможно… я всё же не один», — мелькнула мысль в голове Фелагунда. И король расправил плечи, и вскинув голову, продолжил. — Но если в моём городе остался хоть кто-то, не побеждённый страхом… «Нет, не так», — остановил сам себя нолдо: фэанариони и их воинов ведёт не страх. — Хоть кто-то, кто по-прежнему верен мне, то я не останусь без спутников. Пусть их будет мало, но я уйду не один, словно нищий, которого вышвырнули за ворота*(11). Не успел Финрод договорить, как Эдрахиль встал со своего кресла и двинулся к королю. Проходя мимо феанариони, он чётко и тихо, так, что слышали их лишь братья и ближайшие к ним, произнёс: — Наш государь не уйдёт… так, — пусть предстоящая задача виделась Эдрахилю столь же немыслимой, как и другим, он не сомневался в своём Лорде и друге. — А вы со своей злосчастной Клятвой не будете править Нарготрондом. Фэанариони взглянули на Эдрахиля с недоумением, и Куруфинвэ уже хотел было ответить что-то резкое, но Тьелкормо коснулся руки брата: «Молчи. Не время». Для Тьелкормо слова, произнёсенные Эдрахилем, в их с братом адрес были смешны и глупы: прикрываясь Клятвой отца, захватить власть в Нарготронде? Такие глупости не были достойны обиды короля Первого Дома нолдор. Когда Куруфинвэ услышал слова брата о предрешённой судьбе Финдарато, он лишь пожал плечами. Может, Тьелкормо и прав, а может, и нет, и Фелагунду посчастливится выжить тем или иным образом. В конце концов, тут нет ничего совсем уж невозможного. Но когда фэанарион услышал от Эдрахиля, что ему, Атаринкэ, не видать короны, это заставило Лорда дернуться, как от пощёчины. Одна мысль о том, что он говорил всё то, что говорил… ради узурпации власти в Нагротронде оскорбляла нолдо и приводила в праведный гнев. Тем не менее, Лорд лишь повернул голову к Эдрахилю, и холодно смерил его взглядом. Почти одновременно с Эдрахилем, но с другой стороны, к Финроду подошёл Гэллвэг, двоюродный брат короля по матери. Вслед за ним к трону подбежали сыновья Гэллвэга. Старший из них, Гильдин, с недоумением и ожиданием оглядывался на остальных нарготрондцев, почти уверенный, что сейчас все они очнутся и поддержат своего Короля. А глаза младшего, Гильдора, ещё не успевшего достичь зрелости и стать воином, горели решимостью. Юный эльф понимал, что… скорее всего, ему скажут, что он ещё мал и не может идти в этот поход вместе с отцом, братом и королем… В толпе тем временем тоже возникло движение: через неё к стоявшим полукругом креслам быстро пробирался Гвэтрон*(12). Примечания. *(1) «Шибболет Феанора»: «К имени Финарфина префикс был добавлен Финродом только после гибели Финголфина в поединке с Морготом». То есть имя Арафинвэ на синдарине звучало как Арфин, пока Финдарато не превратил его в Финарфин, таким образом сообщив всем, что он не признает Финдэкано Нолдораном и считает Нолдораном своего отца. Однако Первый Дом, если ещё мог смириться с тем, что Нолдораном является Финдэкано, спасший Маитимо из плена, не признавал Верховным Королем Арафинвэ, даже не ушедшего в Исход, чтобы отомстить за убийство своего отца. *(2) Подробнее об этом смотрите рассказ «Птичка в клетке», выложенный с аккаунта Noremeldo Arandur. *(3) В квэнья есть такие слова, как enya — механизм, двигатель (MQ) (device, method, trick, machine, engine). Исходя из того, что эльфам в принципе известны слова «двигатель» и «механизм», им также наверняка известно понятие «маховик». *(4) Хотя Клятву вернуть Сильмарилли принес только Фэанаро и его сыновья, многие стоявшие тогда рядом кричали: «Ваши клятвы — наши клятвы», таким образом Клятва добыть Сильмарилли распространялась на многих. *(5) После того, как в Нарготронд придут спасенные пленники с Волчьего Острова, и Артаресто прогонит Тьелкормо и Куруфинвэ, Нарготронд закроется ото всех и не будет пускать к себе никого, даже родичей, стреляя во всех отравленными стрелами, чтобы никто, подошедший слишком близко, не ушёл и не рассказал об охраняемых землях — ведь это могло бы выдать тайну Нарготронда. *(6) «Лэ о Лэйтиан»: «И лорд их Финрод средь толпы Стоял один, высок и прям; Он снял серебряный венец И бросил вниз, к своим ногам Нарготронда блестящий шлем, Корону светлую свою…» *(7) Как известно из «Сильмариллиона», Нолофинвэ у Таниквэтиля даст обещание: «Полубрат по крови, я стану тебе настоящим братом по духу. Тебе вести, а мне следовать за тобой. Да не разделят нас впредь никакие новые горести», и Феанаро примет его, ответив: «Я слышал тебя. Да будет так». Слова «Тебе вести, а мне следовать за тобой» в клятве — это фактически присяга, принятие долга быть вассалом; а слова «Я слышал тебя» — формула-принятие присяги или клятвы (такие формулы часто встречаются с средневековых текстах, которые Профессор прекрасно знал; и спустя Эпохи Денетор почти теми же словами, очевидно, традиционными, ответит на присягу Перегрина). Однако Нолофинвэ вскоре нарушит данную клятву следовать за Феанаро: как известно из «Сильмариллиона», он воспротивится Исходу; по «Шибболету Феанора», согласившись идти, объявит себя Нолдораном (т.е., не он следует за Феанаро, а хочет, чтобы все нолдор, включая Феанаро, следовали за ним). И наконец (и по «Сильмариллиону»), в Арамане затеет споры, кому переправиться первым (т.е., будет настаивать на том, что первым переправится он — снова нарушая присягу, уже и в том, чтобы формально идти следом за Феанаро в Исходе). *(8) Andfaucasto — квэнийское название Anfauglith. *(9) В квэнья tehta — (written) mark, sign, symbol, written letter (PE22/149) Техта — название «согласных» письменных знаков, в то время как гласные обозначались точками, штрихами и дугами над техтами. *(10) Подробнее об этих событиях в трактате о Первом Доме «О Фэанаро и его потомках», выложенного на фикбук с аккаунта Тирендиль. *(11) «Лэ о Лэйтиан». «Что ж, нарушайте клятвы вы! Но должен я сдержать мою. Я ухожу. Но, может быть, Хоть кто-то есть в моей стране, Чьё сердце в страхе не дрожит, Кто остаётся верен мне. Тогда я спутников найду — Хотя бы нескольких теперь — И одиноким не уйду, Как нищий, выгнанный за дверь — Из королевства своего, Отвергнут, изгнан от ворот, Оставив здесь свой гордый трон, Свою корону, свой народ». *(12) Подробнее о Гвэтроне сказано в рассказе «Я шёл к тебе, Государь», выложенного с аккаунта Noremeldo Arandur.