***
Дилюк заполнял очередной отчёт, когда услышал раскат грома за окном. Аделинда к нему не заходила, а значит она всё ещё на улице, вместе с Кэйей. Чувство волнения неприятно заныло в груди, и Рагнвиндр решил проверить двор. Аделинда хоть и была достаточно строгой, но упрямству маленького Кэйи можно было только удивляться — никогда не знаешь, что он выкинет на этот раз. Дилюк вдруг понял, что чувствовал его отец, когда они вместе, подстрекаемые опасными идеями Альбериха, куда-то убегали. Поблизости к винокурне ни Кэйи, ни Аделинды Рагнвиндр не обнаружил, и противная тревога в сердце забилась с новой силой. Он спешно осмотрел виноградники, посылая на поиски всех попадающихся на его пути сотрудников. Хлынул дождь. — Мастер Дилюк! — через всю улицу окликнула его Аделинда, выбегая из леса. — Кэйа убежал в ту сторону! Рукой она указала в направлении статуи Анемо Архонта. Дилюк сразу понял, куда убежал Кэйа. Дождь усиливался с каждой секундой, потому Рагнвиндр не стал терять время, бросив горничной только, чтобы готовила горячую ванну для Кэйи. Дилюк мысленно выругался на скользкую поверхность склона, по которой не смог бы забраться, и поспешил обойти с другой стороны. Он хорошо знал дорогу к этому месту; бежал почти интуитивно. И хотя Кэйа обладал чудесным талантом выходить сухим из любой ситуации (кроме одной единственной, разве что), беспокойство в груди никак не унималось, с каждой секундой разгораясь всё сильнее. Чем только думал этот ребёнок, когда сбегал от Аделинды? — Кэйа! — в сердцах воскликнул Дилюк, увидев трясущегося от холода мальчика. Грязного, растрепанного, с какими-то ссадинами, и от этой картины невольно сжалось сердце. Рагнвиндру резко захотелось прижать это безобразное чудо к себе, что он и сделал, закутав Кэйю в свой сюртук. — Святые Архонты… Больше не делай так. — Братишка, — протянул Альберих, крепче прижимаясь к груди Дилюка и вдыхая родной запах. Он ощущал тепло, исходящее от тела Рагнвиндра. От этого становилось так хорошо и уютно, что, казалось, ни одна беда в мире не способна достигнуть его.***
На винокурне Кэйю в срочном порядке отправили отогреваться в горячую ванну, после чего, накормив, уложили в кровать отдыхать. — Апхчи! — Теперь ты заболел, молодец, — устало вздохнул Дилюк, укрывая Кэйю мягким одеялом. — Я схожу за лекарем. Но Альберих был явно против такого решения Рагнвиндра, потому крепко схватил его за предплечье обеими руками. — Что такое? — недоумённо спросил винодел. — Не уходи, пожалуйста, — едва ли не со слезами на глазах произнёс Кэйа. — У тебя же столько слуг, которые могут посидеть со мной, так почему бы не отправить их? — Кэйа, ты чего? — Дилюк удивился, увидев подступающие слёзы мальчика. Он и не думал, что Альберих принимает его поведение так близко к сердцу. Должно быть, Рагнвиндр совсем отвык от того, что Кэйе есть до него хоть какое-то дело, и неосознанно проецировал всю неприязнь и обиду на этого ребёнка, который ещё не успел ничего совершить. Дилюку вдруг стало стыдно за своё поведение, и он решил постараться быть чуть мягче с маленьким Кэйей. Он обязательно выскажет всё своё недовольство рыцарю, когда Лиза найдёт способ вернуть его в прежний вид, но пока придётся потерпеть. Хотя бы ради собственного душевного спокойствия: он же не монстр, чтобы доводить детей до слёз, в самом деле. — Ладно, сейчас вернусь, — согласился Рагнвиндр, но мальчик хватку не ослабил, будто не поверил ему. — Обещаю. Только после этого Кэйа отпустил руку Дилюка и позволил ему выйти. Альберих нервно сжимал одеяло, боясь, что тот его обманет и снова оставит, послав вместо себя очередных слуг. Но опасения не подтвердились — через пару минут Дилюк вернулся, присев на край кровати. — И почему ты убежал? — отцовским тоном спросил винодел, с укором смотря на Кэйю. — Брати-ишка, — протянул мальчик, садясь на кровати и несмело обнимая Дилюка, — я так счастлив видеть в твоих глазах хоть что-то, кроме безразличия. Я поэтому и убежал… Хотел вывести тебя на эмоции, прости. — Больше так не делай, — Рагнвиндр неловко приобнял того в ответ. Он не знал, правильно ли поступает, но сейчас больше боялся спугнуть Кэйю. Мало ли, что он снова может вытворить, а ему потом разгребать. Какое-то время они так и сидели в тишине, каждый думал о чём-то своём, но обоих не покидало единое чувство мягкой теплоты. Дилюк не знал, почему ощущает это; не знал, как ему следует реагировать, но сейчас совсем не хотелось об этом думать; хотелось просто насладиться таким редким моментом давно забытого внутреннего спокойствия. Кэйа вдруг отстранился, пристально уставившись на него. — Взрослый я сделал что-то плохое, да? — Почему ты так думаешь? — удивился Дилюк столь неожиданному вопросу. — Я же не слепой, и вижу, как тяжело тебе даётся общение со мной. Похоже, что в будущем мы поссорились, верно? Рагнвиндр тяжело вздохнул, удивляясь проницательности мальчика. Он даже задумался — а может ему стоит все рассказать? Но тут же отогнал эту мысль, едва осознав её. Дилюк не хотел ещё сильнее бередить и без того кровоточащие раны, а тут ещё и расстраивать маленького Кэйю, что, в какой-то момент, ему показалось просто ужасным поступком. — Наши пути разошлись, но не более. Когда становишься взрослым, такое часто случается, — пожал плечами Дилюк, как будто Кэйа спросил самую очевидную вещь в мире. Он надеялся, что был достаточно убедителен, на всякий случай потрепав того по влажной голове и слегка улыбнувшись. Кэйа сделал умный вид, будто полностью понял изречение брата, но в глубине души чувствовал, что тот недоговаривает, и от этого внутри закрадывались определённые подозрения.***
Мальчик тихонько сопел, держа большую ладонь названного брата обеими руками и так умиротворённо выглядел, что Дилюк не мог оторвать от него взгляда. Пока они ждали возвращения слуги с лекарем, Альберих успел задремать, а Рагнвиндр всё это время сидел на краю его кровати, и ловил себя на мысли, что ему очень уютно. Кэйа даже во сне так крепко держал его ладонь, будто бы боясь, что Дилюк может уйти. А сам винодел был бы и рад это сделать, да вот только это ощущение давно забытого, но такого родного тепла так согревало сердце, что все обиды и злость на взрослого Альбериха отходили куда-то на второй план. Ему хотелось бы насладиться моментом, но он всеми силами сопротивлялся этому желанию. Дилюк понимал, что весь этот уют — простой самообман, и не более. Каждая секунда, проведённая возле маленького Кэйи — это всего лишь напоминание о былых днях, о счастье, выстроенном на лжи, и снова наступать на эти грабли Рагнвиндр не собирался. Он осторожно поднялся с кровати, стараясь не разбудить Кэйю, но тот только сильнее сжал его ладонь и во сне нахмурился. — Обещаю, отец… — едва различимо прошептал Альберих, ослабляя хватку и позволяя виноделу освободиться. Он всмотрелся в лицо Кэйи — вроде не проснулся, — а после прошёл к двери. Дилюк не придавал большого значения словам мальчика — в детстве он часто разговаривал во сне. Кэйа никогда не признавался, что же ему снилось, предпочитая отшучиваться и делать вид, что не понимает о чем речь, и вообще Дилюк на него наговаривает всё. Винодел, выйдя в коридор, спустился на первый этаж. Подождать возвращения слуги с лекарем он решил у камина — огненные языки пламени всегда помогали Рагнвиндру собраться с мыслями, что сейчас ему было очень нужно. Прошло почти два дня с момента появления маленького Кэйи в особняке, а он уже успел сбежать, заболеть и что будет дальше — страшно представить. Не то, чтобы Альберих был неуправляемым ребёнком, нет, просто Дилюку совсем не хотелось разбираться с этими проблемами. Это его утомляло, а ещё вызывало давно забытые чувства, которые винодел так старательно пытался игнорировать. Он не позволит себе вновь быть обманутым, не потянется за призрачным и мимолётным ощущением, которое по итогу разобьётся на сотни острых осколков. Блики от огня в камине скользили по задумчивому лицу Рагнвиндра, отражаясь в алых глазах. На столе рядом стоял его любимый напиток — виноградный сок, а в горле что-то совсем пересохло, и он потянулся за ним, отпивая глоток. Кисловатый привкус на языке отчего-то напомнил ему детство, заставив мужчину раздражённо выдохнуть и вернуть стакан на место. Он не хотел всё это вспоминать, не хотел снова ощущать себя зависимым от внимания Альбериха — а долгое время именно так оно и было. Воспоминания хлынули неудержимым потоком, заставляя мужчину сильнее сжать подлокотник кресла от раздражения. За каких-то пару секунд он будто бы заново пережил всё время, проведённое с Кэйей, и от этого стало слишком тяжело дышать. Дилюк всегда старался оправдать ожидания отца. Самым большим счастьем для него было видеть признание в глазах мастера Крепуса, гордость за родного сына, и Рагнвиндр делал всё, чтобы этого достичь. Но было кое-что ещё, что стояло на несколько ступеней ниже, но даже так, всё равно очень важное и ценное — их с Альберихом дружба. Дилюк всегда замечал, как искренне Кэйа радуется его достижениям, и в то же время видел, как он старается быть равным ему, не отставать, но всё равно всегда оставался в тени, затмеваемый достижениями Рагнвиндра. И даже так, Альберих никогда не смотрел на него с завистью или злостью. Вспоминая всё это, Дилюк не понимал, как можно было так красиво лгать, заставлять верить в то, что он действительно не последний человек в жизни Кэйи, чувствовать себя нужным. Несмотря на все свои достижения, какая-то часть Дилюка вот уже больше трёх лет ощущала сильное одиночество, как бы он ни пытался загнать это чувство в самый далёкий уголок души. И всё это было из-за чёртового кавалериста, который бросил его в самый тяжёлый момент жизни. Прежде, с Кэйей, Рагнвиндр никогда не испытывал одиночества, а когда «их пути разошлись», оно будто бы ненасытный зверь пожирало его изнутри. Дилюк заглушал это чувство безмерным количеством работы, даже вон таинственным героем с дурацким прозвищем заделался, и хотя это было больше для того, чтобы защищать Мондштадт и его жителей, затыкать ноющую боль в груди тоже помогало. Кэйа раздражал его всем. Манерой общения, глупыми разговорами, полной безвкусицей в одежде, этими ухмылками, от которых сводило зубы; раздражал своей ложью и притворством — ну неужели так тяжело быть чуточку искреннее? А теперь, когда наверху мирно сопит всё тот же раздражающий, но немного видоизменённый Кэйа, Дилюк злится — и не может понять на кого больше: себя или Альбериха, — из-за того, что ему хочется стать мягче и вновь поверить этому лжецу. Сейчас Кэйа казался таким беззащитным и слабым, что невольно вызывал чувство жалости и какого-то странного сострадания в сердце мужчины, но осознание того, что он всё тот же агент Каэнри’ах, всё тот же предатель, бросающий близких, когда они нуждаются в нём больше всего, не давало пойти на поводу у этих чувств. Да, он обещал себе стать помягче с Кэйей, пока тот в юном возрасте, но это ведь не значит, что Дилюк и сам должен проникаться к нему тёплыми чувствами. Входная дверь хлопнула, вырывая Рагнвиндра из тяжёлых мыслей и заставляя встать. На пороге стояла Моко, а рядом с ней — Барбара. — Добрый вечер, Мастер Дилюк! — приветливо улыбнулась девушка. — Моко мне всё рассказала про сэра Кэйю. Винодел кивнул, жестом приглашая Барбару на второй этаж, после чего и сам поднялся следом. Он попросил девушку немного подождать — требовалось разбудить мальчика, прежде чем Барбара войдёт в комнату. Рагнвиндр приоткрыл дверь, уже с порога понимая, что не зря оставил девушку в коридоре — Кэйе снова снился кошмар, и он дрожал, судорожно вдыхая ртом воздух; что-то говорил, почти что плакал. Дилюк тяжело вздохнул — это случалось почти каждую ночь, но даже Мастер Крепус не смог узнать, что же такое ему снится, и как от этого избавиться. Никакие лекари не смогли понять, в чём дело, а неподготовленных людей, вроде Барбары, такой тревожный сон мог сильно испугать. — Кэйа, — мягко окликнул его Дилюк, вспоминая, как то же самое делал отец, когда ему приходилось будить Альбериха в таком состоянии, — просыпайся. — Мм… — мальчик перевернулся со спины на бок, ловко сцапав пальцы Дилюка, и, кажется, это помогло ему успокоиться. — Кэйа, — повторил мужчина, фалангами ощущая жар, исходящий от Альбериха. Видимо, всё серьёзнее, чем он думал. Простуда быстро одолела неокрепший организм. Дилюк осторожно освободил свои пальцы и вышел к Барбаре. — У него сильный жар. — Тогда будить его не имеет смысла, — кивнула девушка, доставая из наплечной сумки какие-то лекарства. — Мои способности применимы по большей степени к открытым ранам, но и против простудных заболеваний у меня есть несколько настоек. Пусть выпьет, как только проснётся. Винодел согласно кивнул, после чего, поблагодарив девушку за помощь, проводил её вниз. Кэйа не так часто болел в прошлом, но каждый раз, когда это случалось, он словно медведь, завалившийся в спячку — раньше следующего утра уже точно не проснётся. Дилюк оставил отвары на прикроватной тумбочке Альбериха, и тут же положил аккуратную записку: «выпей это, когда проснёшься». Завтра у Рагнвиндра есть дела в городе, а потому раньше заката он вряд ли объявится на винокурне. Он опасался оставлять Кэйю одного, учитывая сегодняшнюю выходку этого сорванца, но и взять на деловые переговоры больного ребёнка не мог. Оставалось надеяться, что сил у мальчика на шалости не найдётся, а служанки будут более бдительны. — Спасу… Обещаю… — прошептал Альберих, вновь переворачиваясь на спину. Он снова хмурился, шевелил губами, и едва-едва различимы были его слова, но чуткий слух Дилюка давно привык слышать всё, и даже больше. Ему вдруг стало интересно — а взрослый Кэйа тоже мучается от кошмаров? Но он быстро отогнал эту мысль, чувствуя себя как-то совсем неправильно. С чего бы это ему интересоваться проблемами кавалериста, пусть сам с ними разбирается и, желательно, не втягивает в них Рагнвиндра, как это было сейчас. Где этот павлин вообще был, что подцепил эту… Болезнь? Проклятие? Дилюк нахмурился, думая, как можно было бы обозвать то, что произошло с Альберихом, но к чему-то вразумительному так и не пришёл. Он ещё раз обернулся на Кэйю, глядя, как тот беспокойно дышит, и виноделу вдруг захотелось подойти к мальчику, погладить его по волосам, ласково прошептать, что всё это — сон, что бояться нечего, и он бы успокоился. В детстве Дилюк часто, когда просыпался ночью из-за криков Альбериха, ложился рядом и говорил, что он не один. Даже прикосновение Рагнвиндра действовало словно успокоительное — Кэйе всегда становилось лучше. Мужчина не знал, почему каждый раз вызывал такую реакцию у мальчика, но ему было приятно это осознавать. По крайней мере, раньше. Сейчас же Дилюк только раздражённо выдохнул, отгоняя мимолётное наваждение прочь, и развернулся к выходу из комнаты. «Только не снова, Кэйа. Я не позволю себя обмануть ещё раз»