Глубинный жемчуг

Первый раз Вейрак увидел маормера ещё подростком. Мать часто навещала его дядю, боевого мага Морской Крепости, а там с пиратами не церемонились. «Ты уже взрослый. Посмотришь на казнь», — обрадовал племянника капитан Синдрен, приглаживая серебряные, как у всего калана, волосы, и хмуро созерцая горизонт в окне. Ни тучки, ни пятнышка-корабля в море — ни соринки на мундире, ни задоринки в карьере. Синдрен уничтожал пиратов везде, где сталкивался с ними, особенно маормерских, чем приносил королю Хайделиту заметную пользу. Пиратам бы очень хотелось уничтожить Синдрена и принести пользу королю Оргнуму, но пока что им это удалось лишь частично — у капитана отсутствовали левый глаз, несколько пальцев и, как поговаривали, кусок стопы. Протез глаза был незаметен, на руке Синдрен носил перчатку, а видела его без сапогов, наверное, только жена, да и та в очень редкие минуты. Вейраку дядя представлялся сделанным из белой, обкатанной волнами гальки или даже древесины, что волны выносят на берег. Дядю тоже выбросило вот так, целиком, вместе с несгибаемым характером; кто-то подобрал его, счистил ракушки, оправил в мундир… и указал цель, что должна быть уничтожена. И Синдрен стал деревянной стрелой с каменным наконечником — таким острым, что тот рассекал не только плоть, но и планы, намерения, злые козни. Мир в его понимании был словом из трёх букв. * * * Предназначенный к казни маормер сидел в клетке; клетка помещалась на заднем дворе, а Вейраково любопытство — в самом центре юного, едва разменявшего двенадцатый год сердца. Конечно же, юный наследник рода Лаэран оказался разглядывающим пленника почти разу же, как Синдрен отстал от него с формальностями, наставлениями и краткой экскурсией по крепости. Клетку приспособили просторную — предназначенную для вёльв и индриков — вроде потому, что в тюрьме крепости случилось какое-то магическое дерьмо и там теперь «проветривали». Маормер, одетый в обрывки того исподнего, что носил под доспех, сидел, опершись спиной на прутья, и что-то насвистывал. Это был довольно рослый мужчина, весь изрубленный — шрамы покрывали плечи, ноги и даже лицо — но с волосами, носившими некое воспоминание о сложной прическе, и с кожей, что отливала радужным перламутром, как чешуя, там, где не было белых татуировок. Волосы, глаза, ресницы, ногти — всё у него было даже не серебряным, как у Лаэранов, а белым, белесым, полупрозрачным. По мнению Вейрака, пираты, сволочи, опустошители берегов et cetera (а также полные уроды) не должны были сидеть так вальяжно и уж тем более насвистывать. Потому Вейрак подобрал слежавшийся комок грязи и кинул в клетку (стараясь, впрочем, угодить не в пленника, а в пол у его ног). — О, барчонок вылез, — осклабился маормер, демонстрируя острые зубы и неплохое знание альтмериса. — Сам ты барчонок, — обиделся Вейрак. — Для тебя, падаль, я керувал. — Керувал, в рот ...ал, — маормер сплюнул. — Ждёшь не дождёшься завтрашнего утра? — Тебя четвертуют, — Вейрак задрал нос и подошёл поближе. Сам он был одет в сшитый по фигуре мундир, потому что ещё с рождения был зачислен — пусть формально — в королевскую морскую гвардию, и в таком месте, как Крепость, должен был выглядеть соответственно. Пусть мальчишка в мундире и вызывал у офицеров некоторое раздражение — но это был мальчишка Диренни. — А по какой причине, тебе рассказали? — По причине того, что такие как ты грабят наши земли, нарушают территориальные границы наших вод, воруют рыбу и… и постоянно портят погоду. А ещё сотрудничают со слоадами. — Угу. И наверное в мигренях твоей мамки тоже мы виноваты, — фыркнул пленник. — Ты на своей сияющей помойке хоть понимаешь, что со слизнежабами вообще не договориться? Они сделают так, как хотят. И заставят тебя считать, что ты их об этом попросил. — Только слабые духом поддаются на магию контроля разума. Это все знают. Нужно тренировать ум, если он у тебя есть. В последней фразе слишком очевидно прозвучала интонация Наставника Орана: Вейрак даже сам поморщился. Когда наставник Оран пытался применить — разумеется в целях тренировки — магию контроля разума, голова болела у всех в доме, но подчинялся ему в итоге только безмозглый щенок вёльвы, который и без того гадил под себя. — Знаешь, — лениво протянул маормер. — У меня есть сын. Ему сейчас столько же, сколько тебе, и он недавно из юнги стал младшим матросом. Меня-то вы придавите, но он обязательно появится. И надеюсь, перережет твоему отцу горло. И тебе тоже. — Мой отец мёртв. — Значит, твоей мамаше, а твою сестру изнасилует. А потом она достанется команде. Вейрак решил, что пленнику ни к чему знать, что сестры у него нет, по крайней мере, пока что — и что ещё один комок грязи будет очень к месту. Пленник поймал этот импровизированный снаряд и раскрошил в пальцах, почему-то расхохотавшись, а глиняной пылью провел себе по лицу. — Весело тебе? Ты завтра умрёшь! Чему ты смеёшься? — Тому, что ты мне дал. Вы думаете, нам нужно ваше золото, или ваши бабы, или ваше барахло. Вот, что нам нужно! Земля, маленькая ты дрянь. Почва. Огрнум поднял со дна морского целый остров… в основном из базальта. Вырасти еду на базальте, керувал. Всматривайся в каждый корешок, что пытается зацепиться за жизнь — чтобы потом дать жизнь тебе, и дрожи над ним больше, чем над своим ребёнком. Или жри только рыбу и водоросли, а потом выплёвывай свои зубы один за другим… Мы решили эту проблему, мы решили много проблем, керувал, но тот, кто швыряет землю как оскорбление, тот жжёт молоко своей матери. Вейрак понял, что кидаться чем-либо ему резко расхотелось. — То есть вы живёте на острове из сплошного камня? И там ничего не растёт? — Растёт. Теперь. Только тебе-то какое дело? — Расскажи. Маормер аж поднялся, переместился к самой решётке, словно желая рассмотреть Вейрака получше. И ухмыльнулся, заметив в глазах «барчонка» неподдельный интерес. — Что ж, я завтра сдохну, а вот ты останешься, пока что. Кажется, у тебя мозгов больше, чем у всех здешних яйцезвонов. Может и поболтать с тобой, всё равно скучно. Только не надейся, что я расскажу что-то важное. Вейрак пожал плечами и пододвинул к клетке бочку, на которую и уселся. Охранники покосились на него осуждающе, но все расстояния были безопасными. Указывать племяннику Синдрена было себе дороже. — А ты не надейся, что мне интересно. Но здесь всё равно скучно! Маормер потребовал себе кружку воды… а потом заговорил. * * * Следующим утром, когда казнь привели в исполнение, Вейрак не отводил глаза. И всё же Синдрен был удивлён, что мальчик не высказал того энтузиазма, которым полнился накануне. Может, конечно, дело было в том, что пират нашёл способ сдохнуть быстрее, чем его четвертовали, и кровавого, назидательного акта справедливости не вышло — всего лишь скучное формальное убийство. Мать же, леди Белори, заметила, что сын вертит в пальцах не то продолговатую бусину из кости, не то зуб левиафана — на прямой вопрос Вейрак только пожал плечами и показал пустые ладони. На Пиандонее жилы меры. Маормеры… но у каждого пирата были мать, сестра, отец или сын. Там, в море, огромное государство, окружённое туманом, пыталось выжить, произвести товары и еду, оружие, может быть даже вино и что-то приятное для жизни. Обо всём этом такие, как Синдрен, не думали: враг был врагом, не имевшим лица и иных целей, кроме убийства, грабежа и бессмысленного использования Очень Дрянных Чар. Вейрак решил, что станет умнее, чем Синдрен. И возможно, сохранит глаз, пальцы и всё прочее… не только себе. Больше всего в маормерах поражало то, что они ещё живы. Да, он обменял одну из мамашиных склянок с отравой на амулет определения ядов и свежести воды — иронично — но кто знает, что ещё и у кого можно получить, если даже смертник готов к бартеру. У живых обычно больше нужд — а это означает больше возможностей управлять ими. Вейраку же с самого детства твердили, что Диренни приходят в мир именно затем, чтобы управлять его течениями, а не плыть по ним.