* * *
Сама группа изначально была невелика и включала в себя тех, кто хоть что-нибудь знал о маормерах. На первый взгляд назначение Синдрена в качестве военного куратора было оправдано: мало кто столько времени посвятил маормерам и способам от них избавиться, а ведь когда твоя задача — предугадать противника, поневоле изучаешь его достаточного хорошо. Таким же оправданным выглядело и присутствие культурного куратора Лариэля — мера бойкого, имевшего переговорческий опыт, доброжелательного и вместе с тем хитрого. Миссия была предельно простой: встретиться с представителями Пиандонеи в открытом море, точнее — в плавучей маормерской крепости «Змеиный Глаз», провести переговоры, узнать, чего хочет Оргнум для перемирия и, не усугубляя положение, вернуться. Само предложение о подобной встрече появилось на столе у рив-куратора Алинорского дворца, привязанное к большой электрической мурене, достаточной живой, чтобы шарахнуть током первого, кто до неё дотронется. Долго Хайделлит не думал: собрал тех, кому доверял и кто мог быть полезным, велел подобрать удобное судно, смена курса которого не вызовет ни у кого подозрений, и благословил. Выбор пал на «Руту», где совершенно случайно уже третий месяц сапиарх-аспирант Вейрак проходил практику. Официально «Рута» являлась научно-исследовательским судном. Поскольку что там в море такого особенного — и не военного — можно изучать, кроме популяции неполовозрелых слоадов, было ясно только сапиархам, рыбакам и лоцманам, все кивали головами и не задавали вопросов и без тайных миссий — но уже первые же дни Вейрак понял, что наукой на «Руте» прикрывают не просто дыру в форме Ситиса, а открытый шпионаж, а когда во время остановки в Шиммерине на борт поднялся его дядя капитан Синдрен в сопровождении ещё десятка крайне именитых и совершенно не выносивших друг друга меров, всё резко встало на свои места. Судно сменило курс… а Вейрак, дождавшись удобного момента, явился к Синдрену с вопросами. Ответы ему дали довольно простые и очень быстро, поскольку любопытный племянник в Синдреновы планы входил ещё меньше, чем живые маормеры. Первое: да, причина смены курса — прямые приказы короля. Миссия неофициальна и в случае неудачи всё свалят на загадочную атаку пиратов, бурю и явление Мерунеса Дагона. Второе: да, провал крайне нежелателен. Третье: нет, он, Синдрен, всегда говорил, что маормеры никого не слушают, и что единственное, что с ними можно делать, это душить в колыбелях, а не устраивать посиделки посереди моря. Но это его частное мнение. — Тогда почему ты не отказался от участия? — поинтересовался Вейрак. — Видишь ли, — ответил ему дядя. — Это дело чести. Мы, потомки альдмери, сохраняем свои родословные. Это позволяет нам не забыть, откуда мы произошли, и что стоит испытывать на этот счет. Наш общий… — он назвал слово, что на общетамриэльский переводилось бы как двенадцать-дед, и обозначало прадеда в дюжинном поколении, — …был в дружине Огрнума в далёкие дни и собирался плыть с ним. Потом, конечно, так этого и не сделал, остался по правильную сторону… но записи всё помнят, и короли всё помнят. И гобелены в Кристальной-как-Закон, Дагон бы побрал тех, кто смахнул с них пыль. — То есть… наш калан мог бы сейчас жить на Пиандонее? — Вполне. Всё зависело от решения одного мера, и он решение принял — плыть на Саммерсет с основными силами. — Неужели такие старые сомнения что-то значат? — Значимо направление духа. Так что запомни. Если корона приказывает, мы не можем занимать в морском вопросе какую-то невнятную позицию. Мои знания нужны сейчас больше моей ненависти. А ты… раз уж оказался здесь, будешь мне, гхм, ассистировать. Вейраку было, о чём подумать. Алаксон — то понятие, которое слишком долго объяснять эфемам; это не стандартное «все в моём роду были пекарями, вот и наследуй семейное дело», и не «на нашем гербе написано нечто про отвагу» — нет… тоньше, глубже. Алаксон — это духовная нота рода, крови… ты либо соответствуешь ей, либо всю жизнь чувствуешь мучительный диссонанс. Кто-то глух к мистическому аспекту и ощущает скорее необъяснимый дискомфорт, но кто-то в полной мере осознаёт… всё. Свою «неправильность» и ненастроенность, словно ты — мандолина, слишком долго лежавшая у огня, лак на которой облупился, струны растянулись и даже дерево рассохлось и превратило звучание в кошачьи вопли. Вейрак ненавидел играть на мандолине, а вот настраивать инструменты любил. В том числе сам себя. Потому он даже радовался доверию дяди, особенно, когда «Рута» причалила наконец к сходням плавучей маормерской крепости, что представляла из себя настоящий искусственный остров, выращенный из огромных чёрных деревьев, чьи корни сплетались и уходили в море, удерживая странные радужные шары, наполненные газом, а плоские кроны были подстрижены и тоже переплетены между собой, но уже в качестве фундамента. Маормерские матросы и погодные заклинатели помогли гостям подняться к воротам и пройти на «улицу» — узенький путь, круживший вокруг тоже выращенных помещений крепости, и упиравшийся в зал собраний, возведённый из странного материала, больше всего напоминавшего скорлупу гигантского яйца, распиленного пополам. Послы шли в молчании; Вейрак, назначенный ассистентом и писарем, подмечал все детали и лихорадочно соображал, как в случае чего спасать себя и остальных. Ещё на «Руте» он понял, что в миссии нет единогласия; молодой, амбициозный и слегка восторженный Лариэль слишком преуменьшал масштабы ненависти, что Пиандонея питала к Саммерсету, а Синдрен — преувеличивал; остальные же держались разных позиций вдоль всего растянувшегося между этими двумя мнениями спектра. Наблюдая за ними и сравнивая всё с собственным скромным опытом в составлении учебных команд — бравших чаще всего первые и вторые места, — Вейрак видел, что по замыслу того, кто формировал миссию, энтузиазм, живость и полная неосведомлённость Лариэля о маормерах должны были уравновешиваться прямотой, ненавистью и опытом Синдрена; Райколь, переводчице, следовало как-то сглаживать углы, ещё пятеро подразумевались служить своеобразным хором, который подхватывает рефрены, а он, ассистент Вейрак, обрекался выполнять роль декорации. На деле получалось, что каждый у кого было мнение, считал его наиболее правильным, а у кого не было — сомнениями тормозил остальных. Навстречу делегации вышло несколько богато одетых маормеров — ещё более белёсокожих и отливавших чешуёй, чем рядовые воины. Вейраку казалось, что он может различить вены под их кожей, больше всего напоминавшей кожу с рыбьего брюха. Встречающие начали, судя по всему, какой-то длинный церемониал, и Вейрак следил и за действием, и за реакцией старших по званию — никак не умея отделаться от мысли, что всё происходящее уж очень напоминает алинорское «приветствие Тринимака в доме Закрсиса». — …поверенный истинного короля трёх архипелагов, Оргнума, наследник волн, Абернас, приветствует вас! — Истинного короля каких именно архипелагов? — в обход церемониала поинтересовался Синдрен, точно зная, что услышит в ответ: — Пиандонейского, Трассианского и Саммерсетского. И точно зная, что после этих слов вся миссия уже будет провалена — словно хрустальный шарик, что уже выпал из рук и пока что ещё летит, но подхватить его некому, и каменный пол слишком близок, Синдрен ухмыльнулся… — Неслыханная наглость. А чьи же тогда, позвольте поинтересоваться, мы тогда представители? — Захватчика и узурпатора Запада. — Думаю, дальше и продолжать… Лариэль перебил его, встряв с извинениями и выступив в том ключе, что нахождение некого общего знаменателя по титулатуре должно стать краеугольным камнем начала повестки обсуждения сближения… — Абернас, — Синдрен словно вообще забыл об этикете. — Я знаю и ты знаешь, каракатица, что я потопил двадцать твоих судов, три из которых — галеоны водоизмещением больше пятисот тонн. Мне просто интересно, из чего вы построите новые, чтобы дальше угрожать нам на море. — Синдрен, — улыбнулся Абернас. — Синдрен из Лаэранов Диренни. Я знаю, что твой калан в прошлом мог влиться в ряды эльфов Моря… но струсил свободы. Я знаю и ты знаешь, что я буду грабить Гнездо Кенарти, и ничего ты с этим не сделаешь. Нам не нужны громоздкие корабли из дерева, когда мы приручили живые. Велена!.. Кхиртан!.. Велену в первый раз Вейрак увидел тоже именно тогда. Прямую, быструю и резкую, как молния, женщину с глазами цвета аметиста, смотревшую на альтмерскую делегацию, как на змеиный корм. Жрица Сепа не могла быть другой. За ней стоял её брат, Кхиртан — и Вейрак, тогда ещё не зная, какую роль эти двое сыграют в его дальнейшей судьбе, всё равно запомнил необычные, резковатые лица, слишком яркие для маормеров: серебристая кожа была плотнее полупрозрачно-белёсой, тёмно-сливовые губы — насыщеннее серо-голубых, а глаза выделялись за счёт насыщенного аметистового цвета. Сепарды — наследники Сепа, дрессировщики змеев, жрецы Крутящейся Бездны, вот как их называли. Вейрак догадывался, что под Сепом маормеры понимают вовсе не то, что Йокуданцы. В конце концов, букв и звуков в мире ограниченное количество, особенно атрибутированных Змею. Повинуясь приказу Абернаса, Велена и её брат синхронно произнесли заклинания, и из морской пучины по обе стороны крепости вынырнули огромные морские змеи. Прежде Вейрак не видел таких — их размеры существенно превышали любых сухопутных змей. Чешуя этих монстров блестела на солнце, а с клыков капал… ну, Вейрак наделся, что не яд. — Мы хотели узнать, насколько вы, альтмеры, глупы. Вам предложили мир, но всё, что нашёл для нас Хайделлит — это старый головорез и сопливый бюрократ. Пусть поищет получше. Пусть поищет как следует… Стоя и смотря, как два монстра крушат в щепки «Руту», Вейрак запоминал не катастрофу, а каждую деталь происходившего в крепости. Как вооружена стража, где стоит. Сколько придворных и военных окружает Абернаса. Какой школой магии предположительно пользуются сепарды... Он продолжал регистрировать подробности и выжигать их в мозгу, даже когда его схватили. Змеи, демонстрируя чудеса покорности, склонили головы внутрь крепости — и каждый разинул пасть над указанной ему целью. Синдрен и Лариэль умерли быстро — им перекусили позвоночник. Ещё двое альтмеров сожраны были просто так. Вейрак выскочил мимо стражей — и в прыжке повалил сепарда Кхиртана на спину, усевшись сверху и приставив нож к горлу. — Я Вейрак из Лаэранов! Мы могли пойти за Оргнумом, но отказались. Меры чести не меняют присягу. Но тот, кому мы присягали, велел нам отправиться сюда и выслушать… Абернас спустился с тронного возвышения и подошёл к нему очень близко. Вейрак не давал Кхиртану встать, но и сам оказался прикован к нему. — Твоего родственника только что сожрали, а ты внезапно хочешь слушать? — ухмыльнулся Абернас, внимательно рассматривая и Вейрака, и заклинателя. — И ты не убил врага. Кажется, среди вас всё-таки есть кто-то с мозгами, жаль, что сопливый юнец. Велена! Оставь четверых. Тех, кого не убили змеи, Абернас велел определить на галеры гребцами. Конечно, змеи были более чем эффективны, но товары и воинов в их брюхе провезти бы не получилось, и флот не утрачивал актуальности. Убивать таких молодых, энергичных рабов было необдуманно… да и получившееся унижение Абернасу нравилось. Он же говорил Оргнуму, что альтмеры все сплошь — недалёкие и высокомерные ублюдки. Стоит душить их в колыбелях. Правильно?..* * *
Вейрак и хранитель печатей оказались за одним веслом. Переводчицу Райколь куда-то увели, как и очень смазливого молодого секретаря Лариэля, и лишь сильно позже Вейрак осознал, что на самом деле им пришлось пережить. Ему самому приходилось только грести — часами, монотонно повторять одни и те же изматывающие движения и следить, чтобы веслом занимались все, кто сидит с ним на одной скамье. Ослушание или нарушение ритма карались плетью. Вейраку хотелось бы запомнить что-то о Пиандонее, но он смог высмотреть только зелёный туман, наполненный взвесью не то семян, не то спор; каких-то светящихся насекомых и белесокожих бестий с кнутами, что перегоняли рабов с одной галеры на другую — или в бараки, или куда-то ещё. Бараки были тесными, но чистыми, другие рабы — со всех концов Тамриэля, имелся даже акавирец, но вот ничего полезного о самой Пиандонее усмотреть не выходило. Никто просто не желал вести рабов на «большую землю». Потому он задавал вопросы — и тщательно запоминал ответы, даже самые грубые и невероятные. Проплавать, совершенствуя мускулы и медленно тупея, пришлось пару месяцев. Галера использовалась для перевозки рабов и всякой мелкой всячины, а торговала с Трасом, но через посредника. К концу третьего месяца Вейрак был вовсю занят продумыванием плана побега, когда их с соседом и Райколь — секретарь к тому времени умер от заражения — выкупила на личные средства заклинательница Велена. Вейрак навсегда запомнил её спокойные аметистовые глаза — и такие же, но полные ненависти, что принадлежали Кхиртану, — когда трёх измождённых высоких эльфов под покровом ночи передавали альтмерскому морскому патрулю в нейтральных водах. Сепарды, как сказали ему позже, себе на уме. Чтобы ладить с морскими змеями, нужны мозги набекрень, и потому никто не оспаривал действий сепардов. Либо будешь мёртвый, либо рыба будет обплывать твою лодку по широкой дуге ближайшие лет сто… Велена никому и ничего не объяснила. Видимо, даже своему брату, потому что на прощание Кхиртан подошёл к Вейраку и выругавшись на маормерисе, двумя быстрыми движениями костяного керамбита вырезал у него на плече руну. Вейрак не дёрнулся даже — только оскалился. Руна означла “непотеряшку” — такую ставили на ездовую лошадь, на лодку, на охотничью собаку… на того, кого хочешь убить позже?.. Конечно же, Вейрак свёл шрам, как только добрался до медицинских зелий. Не из-за страха: он не боялся. Просто Кхиртан оказался первым, кто намеренно, как равный равному, нанёс ему подобное оскорбление. Наверняка взбесится, если не найдёт следов… при следующей встрече. Что она случится, Вейрак не сомневался.