Глубинный жемчуг

Когда Вейрак заканчивает читать срочное донесение и осторожно разрывает его по линии сгиба, то ровным и совершенно спокойным голосом просит слугу принести воды. Пьёт мелкими глотками. Разглаживает ладонями и без того идеальное сукно на столешнице. У него есть несколько минут, чтобы успокоить сердце. Действовать, конечно, нужно очень быстро, но несколько минут в запасе — есть, и их можно тратить с расчётливой бережливостью, как воздух, когда ныряешь. Там, на другой стороне шахматной доски, сепарды Заклинатель Тайн Кхиртан и шторм-рив Велена мертвы. Вейрак всегда знал, что так будет. Что рано или поздно Оргнуму — а скорее всего, кому-то из его родни — надоест водить всех за нос, но Вейрак надеялся, что впереди ещё лет двадцать. Что у них с Кхиртаном есть время выстроить обходные пути прочнее, чем мостик над пропастью… что у всего этого смертельно опасного танца на морской пене будет другой финал. Что Велена дотянется до всех длинных языков… Вейрак знал и то, что с — увы, неизбежной — смертью Кхиртана закончится не только его собственная тайная миссия, но и верность алинорским интересам; чьим-либо интересам, если уж на то пошло, кроме собственных. Он присягал королю Хайделлиту боле полувека назад, а Айренн служил скорее из уважения к её отцу и нежелания бросать дело, стоившее стольких сил. Теперь ему всё равно. Хуже, чем есть, он не сделает — а тому недоумку, что тронул Кхиртана, и стоящим за ним другим недоумкам стоит понимать, что безнаказанно убирать с доски такие фигуры не получится. Белая Акула выходит в море, чуя смерть, и даже Гирцин, царь оборотней, устрашился бы, увидев, во что могут превращаться раненые меры настолько древней и сильной крови. Клочок бумаги с дурными вестями рассыпается белым пеплом. Вейрак пишет нужные письма. Активирует необходимые чары, чтобы взорвалась лаборатория на пустынном островке к северо-западу от алинорского побережья. Потом поднимается из-за стола, проверяет запирающие чары на дверях своего кабинета. Открывает в дальней его части портал на Пиандонею, оснащённый личным стабилизатором — и перешагивает порог. Портал выводит его к заводи в тропических зарослях, что окружают архипелаг. Душно и жарко, всюду сломанные ветки; живые мангровые деревья жмутся друг к другу и предпочитают стоять на месте, плотно сплетясь корнями… был шторм. О, Кхиртан наверняка не продал свою жизнь дешево, если понадобилась мощь самого Оргнума, чтобы лишить его сил и казнить! Вейрак чувствует, что Кхиртан мёртв, каждую секунду. Нет ни слёз, ни проклятий, ни боли, просто он ощущает сквозную дыру под сердцем, словно его проткнули насквозь и вставили внутрь ледяной кол. Раненый хищник всегда сражается свирепее. Вейрак — Белая Акула, в которую попал гарпун. Морской Змей, которого он приручил, ждёт его. Змей уже знает, что случилось, он тоже почуял кровь в воде — змеи могут не только «услышать» кровь за многие лиги, но и узнать, чья она. Он почуял боль, всплеск магии, разрыв связи. Смерть, которая обозначает другие смерти. Змей тоже готов идти до конца. Вейрак осёдлывает его. Чародеи Оргнума наверняка уже засекли необычное перемещение. Если нет, то тем лучше. Для ритуала Вейраку нужны жертвы — как минимум трое; скала, усиливающие камни — и удача. Сперва он, стараясь не привлекать внимания, подплывает к Храму — и выманивает нескольких жриц. Одну — опасно, трёх — ещё опаснее, но Вейраку незачем беречь силы. Он подчиняет их разум, как могут слоады. Их с Кхиртаном упражнения не были шутками. Когда жрицы достаточно хорошо усваивают, что от них хотят, Вейрак отпускает их. Если за полчаса они не справятся, то должны будут убить себя. Он движется дальше, и врывается на виллу Наргеллиона, что расположена на тёплом островке Като Идур. Никто не ждёт нападения, ведь Наргеллион празднует успех, но стражи всё равно достаточно. Змей Вейрака расправляется со змеями-патрульными — более мелкой и неядовитой породы, — сам же Вейрак соскакивает на сушу, вооружённый лишь боевым посохом стихий, выточенным из айлейдского лунного эбена и кости слоада, и проходит сквозь охрану словно раскалённый нож сквозь масло, не задумываясь о том, этична ли та магия, которую он использует. Ему всё равно. Он высушивает кровь в жилах, убивает электричеством и огнём, призывает атронахов, а за его спиной павшие, не обратившиеся в прах, поднимаются, чтобы уничтожать. Через десять минут Като Идур превращается в пепелище, а на крышу виллы выходит Наргеллион, бледный, словно смерть. Между его лопаток стрела, уже задевшая сердце, но остановленная; с ним две его жены и наложник. Перед смертью ему приходится смотреть, как Вейрак окропляет их кровью стабилизирующие камни, которые устанавливает в чаши, что когда-то использовались для священных омовений. В небе сгущаются тучи, набухая грозой. Напряжение всегда есть в воздухе; нужно лишь создать точки притяжения, чтобы оно сконденсировалось вокруг них, как вода… Дождь могут вызвать даже гоблинские шаманы. То, что пытается призвать Вейрак, должно утопить половину Пиандонеи как минимум — потому что для обычной бури нужна кровь раба, пара камней для направления энергии и змей, что преобразует энергию — а Вейрак использует целых пять, и последний окропляет кровью потомка Оргнума. Воздев руки к почерневшему небу, он призывает Йормкахала, чья чешуя бела, как жемчуг — и Оргнума, который ездит на этом чудовище. Но Оргнум не желает сражаться с каким-то альтмером и наверняка устал после всех сегодняшних битв. Великий Йормкахал приплывает один, привлечённый аурическим диссонансом от убийства Наргеллиона, ведь тот приходился Оргнуму внуком. Великий Йормкахал возвышается над островом, словно гора. Тело его сияет, словно луна, зубы его остры, как клинки, и длины, словно копья. Он поглотил Кхиртана… Он поглотит само солнце, если Оргнум придумает, как. Тогда Вейрак призывает Аури-Эля и швыряет свой посох в глаз твари, словно копьё, вложив в него всё своё отчаяние — и копьём тот и становится, пробивая череп и мозг. Такие вещи совершают раз в жизни: сам бог направляет его руку. Наверное. Вейрак не в том состоянии, чтобы верить во что-то. Великий Змей рушится в море и на сушу, поднимая волны, сотрясая остров. Вейрак призывает грозового атронаха и велит ему расколоть череп твари и вскрыть чешую на груди. Он не знает, что ищет — не останки же — но тварь слишком огромна, и искать там нечего, потому он вырезает оба её сердца и прокусывает каждое. Кровь черна и окрашивает его одежду. Ею же Вейрак чертит проклятые руны на земле, на воде и в воздухе. На острове Като Идур ничто и никогда больше не будет расти; и вода, смешанная с кровью, начинает собираться в водовороты, а те — вытягиваются вверх, сливаются вместе, «впитывают» в себя волны, вытягиваются к ревущему вверху облаку, образуя огромный смерч. Теперь Оргнум — там, в своём дворце, — но разумом повсюду в своём владении — понимает, что сделал ошибку. Священный Змей мёртв; в сердце его государства зреет шторм, вызванный чужаком. Вейрак вкладывает в смерч остатки своих сил — а потом просто стоит на руинах виллы и смотрит, как буря разрушает соседние острова. Он выжат. Он мог бы напроситься на быструю смерть или убить себя сам, но этого слишком мало. Вейрак хочет посмотреть Оргнуму в глаза — и ждёт. Ждёт, пока погодные маги Оргнума успокоят море, ждёт, пока к Като Идур причалят их змеи и лодки, ждёт, пока рослые левиафаны — их с Кхиртаном творение — возьмут его под стражу и конвоируют на борт судна, где установлена антимагическая клетка. Оргнум будет судить его лично за убийство близкого родственника — словно половина острова не состоит с ним в той или иной степени родства, ха-ха. Вейраку всё равно. Он знал, на что идёт — и готов заплатить сполна. Смерть за смерть. Поражение за поражение. Внуков у Оргнума чуть ли не сотни — а Великий Змей был древним и единственным в своём роде. Дороговато за причуды одного дурака? Впрочем, уже всё равно. Месть подают холодной, и у Вейрака в груди действительно всё замёрзло — дыра ширится, растёт и занимает всё его существо. Его могут казнить, как захотят — невозможно убить то, что уже умерло раньше. Когда он видит наконец Оргнума — как и рассчитывал, во дворце, в зале, полной перепуганных придворных — то три жрицы, стоящие в толпе, вдруг хватают стоящих рядом с ними советников и перерезают им глотки. Вейрак смеётся, пока его не вырубают ударом, но жрицы продолжают убивать, пока не умирают сами от атак охраны. Белая Акула в стае более мелких рыб. Чем это могло кончиться, кроме крови? Не-Диренни бы замял конфликт, проглотил личное, сделал вид, что не заметил, попытался бы наладить контакт снова… Вейрак же давно понял, что Оргнум родом из меретической эры и уважает только злую силу. Дипломат всегда учит язык той страны, с которой налаживает общение — даже если это язык Сатакала. Когда Вейрак снова открывает глаза, то лишён возможности даже смеяться — но ему всё равно. Он высказался. Он ждёт ответа. Он погружается в медитацию, из которой его не выведут ни пытки, ни чары, ни контроль разума, ни возможная смерть, и Оргнум одобрительно усмехается. Много поколений назад род Лаэранов должен был стать его личной охраной.