Глубинный жемчуг

1. Юстициар Энфри Теннериан выходит из приёмной рив-куратора и недобрым словом поминает расклад сегодняшнего утра. «Неожиданная встреча». Нет, Энфри — отвратительный мантик, и именно потому она с завидным упрямством каждое утро обращается к оракулам, а потом сравнивает прошедший день с предсказаниями. Не сбывается почти ничего. «Неожиданная встреча», ясно обозначившаяся с утра на картах, выглядит как насмешка — с её-то работой, где каждый день только из них и состоит…. Если это не встреча с полной, как говорят эфемы, гуарьей жопой. Всё это назначение — настоящее дно. Особенно, что ей в напарники (опять!) дали Бередила. Ничего не может быть хуже, чем Бередил. Все его любят и считают подающим надежды, а Энфри хочется его придушить каждый раз, когда он открывает рот. Думать о том, какой Бередил занудный урод, куда привычнее, чем о том, что в Карнвастенских пещерах объявился слоад, причём месяц или два назад, а выплыло это только сейчас. Вдобавок один сапиарх пропал, а второй погиб. Слоада требуется осмыслить, смерть сапиарха — расследовать, пропавшего — найти (если это всё вообще связано)… на самом деле — полная катастрофа, но юстициары не должны поддаваться эмоциям. Единственное, что вообще держит Энфри на плаву, с её-то сомнительными талантами — это хладнокровие. Она отправляется на квартиры, находит Бередила, в очередной раз показушно штудирующего учебник про криминалистике времён Тринимака, и вкратце излагает дело. — Мы должны отправиться в Лилландрил немедленно? — Бередил закрывает свою книжку и подкручивает усы. — Какое приключение! Я счастлив. Мы отправляемся в опасную миссию! Это шанс показать себя. «Чтоб тебя Дагон забрал с твоим бравурным бредом», — думает Энфри, но ограничивается инструкциями — когда, где и с какой экипировкой его ждёт. Вообще-то Бередил должен и сам знать такие вещи, но с ним происходящее всегда лучше контролировать. Каким-то невероятным образом именно в самых важных вопросах Бередил ухитряется облажаться — всё менее существенное исполняя без сучка и задоринки. Снабдив указаниями горе-напарника, Энфри заходит к себе — переодеться и собраться, и там снова раскладывает карты. «Поражение обернется выигрышем», — указывают те. — Без вас не догадаюсь, — вздыхает Энфри. Пора бы хоть чему-нибудь им обернуться. 2. Первым делом по прибытии следует сделать три вещи: опросить свидетелей, осмотреть личные вещи мага Сиринве, который и обнаружил слоада, а потом, гм, то, что осталось от самого Сиринве. Лилландрил Энфри не нравится; не потому, что каждый раз здесь случается какое-то дерьмо, не потому, что карстовые воронки — источник неприятных археологических открытий, не потому, что этот город в прямой связи с Коллегией Сапиархов и Псиджиками, и даже не по той причине, что в местной Гильдии Магов регулярно что-то вытворяют небарра. Вокруг Лилландрила огромные поля, на которых постоянно цветут, Мерунес их пожги, цветы, от которых у Энфри слезятся глаза и распухает нос, потому приходится варить себе довольно крепкие зелья. Лошади переставляют копыта, в носу свербит, Бередил не затыкается — и солнце шпарит так, что даже чары на доспехах не справляются. Бередил-то в Лилландриле первый раз и, только завидев стены издали, разражается целой тирадой об истории города, о сосуде Лилландрила, о великих предках, красоте архитектуры и всём том, что он сутки назад вычитал в энциклопедии — но подаёт это с видом знатока, причастного к великим мира сего. — Чудно, чудно, — Энфри украдкой отпивает заранее приготовленного зелья. — Обязательно передам кинледи, что ты глубоко интересуешься местными обычаями. Кстати, что думаешь об истории с Алсилдилве? Бередил затыкается и дальше едет молча, потому что сказать, что он ничего не думает и даже не знает, кто Алсилдилве такая, ему страшно, а начать нести чушь наугад — страшно в два раза больше. Энфри только вздыхает. Нет, не стыдно быть невежественным. Особенно если ты не самого высокого и не самого образованного рода. Алаксон предков Бередила состоял то ли в поимке рыбы, то ли в плетении сетей. Увы, пятый сын плести умел только языком, а ловить решил преступников. Алаксон предков самой Энфри… ах, о нём было лучше не думать. Потомственные чародеи… только кончившие плохо. Карьера юстициара, для Бередила ставшая вершиной возможных мечтаний, для Энфри была шансом хоть как-то искупить грехи рода, но на деле — по алаксону — чудовищным падением. К сожалению, откусить напарнику голову хочется не за его происхождение или туповатость. Кого другого за такие старания Энфри бы уважала: нет, стать из сына рыбака воином — достойно уважения. Но на этом хорошие слова, которые она может сказать, заканчиваются. Слава Богам, мытарства, обиженное молчание и зной заканчиваются: юстициары добираются до места. Тело Сиринве, сапиарха, изучавшего Карнвастенские болота и пещеры, разместили в одном из подсобных помещений Гильдии Магов. Миновав официальную часть с приветствиями, обменом любезностями и бумагами, Энфри оставляет Бередила оформлять протоколы, а сама, в сопровождении лекаря и коронера, идёт осмотреть останки сапиарха Сиринве. Когда-то он числился другом другого сапиарха, Вейрака, которого она ищет уже почти год. Имя Сиринве проскальзывало и в деле Анкеано Нивара, некроманта и апраксика, скандалу вокруг которого уже скоро десятилетие… теперь эта ниточка уже никогда и никуда не приведёт, если её не изучить самым тщательным образом и прямо сейчас. Если два «висяка» — дела пропавших Вейрака Лаэрана и Нивара Анкеано — породят третий, Сиринве Рулириона — то ей достанется чисто юстициарская кличка «висельной вдовы». И Бередил будет дразнить. Непременно. Уже на подходе к подвалу ощущается некротическая аура. Тяжёлая, густая… увы, привычная для Энфри и почти не неприятная (уж куда лучше цветов). Тело сапиарха лежит на столе, и, надо сказать, осталось от него мало что — скорее выжженная оболочка, мумифицировавшаяся противоестественным образом и фонящая целым спектром неблагих чар. Выслушав доклад коронера, Энфри кивает и просит оставить её с трупом наедине. Маги удаляются неохотно, но спорить с юстициаром из Алинора — себе дороже. А вот Энфри наконец вздыхает свободно — и начинает работать своими методами, то есть снимает перчатки и дотрагивается до сухой плоти, используя врождённый дар. Лучше, наверное, многим и многим не знать, какие иногда «кадры» служат Королеве Айренн, чьи свободные взгляды уже в поговорки входят. И дело не в том, что Энфри некрасива. По альтмерским, конечно, стандартам: рыжие вьющиеся волосы, лицо в веснушках и бирюзовые глаза — это какая-то вопиющая генетическая бездарность. Совершенно ужасно. Но в юстициаре ценятся другие качества, потому даже с внешностью без пяти минут хулкинда её уважают. Энфри родилась с талантом к общению с мёртвыми, а весьма своеобразное воспитание в молодые годы этот талант… подчеркнуло и огранило. Что ж, теперь он — на страже Родины. …И сколько им ни пользуйся, Сиринве, сволочь, совершенно «глухой» покойник, можно сказать, не покойник, а скорее уже компост. Обычно непогребённые мертвецы месячной давности ещё как разговорчивы — но этого кто-то словно выел ложкой изнутри и облизал стенки. Отвратительно. И надо беречь от Бередила подробности, если не хочется слушать лекцию об ужасных ужасах ужасной некромантии, богопротивной всем живым существам, о которой Бередил когда-то писал статью, но не дописал, как и сотни других. Итак, Сиринве убит с применением чар контроля разума, предварительно, скорее всего, инфицирован ягра-лихорадкой. Печально, что такая участь досталась сапиарху — но примечательно, что тот всё-таки сумел дать знать о себе и о проблеме. А вот как — уже вопросы к свидетелям. Энфри оттирает руки, забирает образец плоти в форменный пузырёк, произносит краткую молитву Аркею, чтобы очистить помещение от следов своей работы, и поднимается наверх. Дело воняет слоадами. Но если задуматься, такого рода магией пользуются не только они. 3. Свидетель остался только один. Второй, как радостно сообщает Бередил, куда-то делся, и ничего конкретнее этого «куда-то» и открытого окна у следствия нет. Выживший — человек, бретон, бывший телохранителем Сиринве. Собственно, он успел толкнуть своего нанимателя в портал, который тот открыл перед атакой слоада, прыгнуть туда сам и закрыть портал при помощи зачарованного кольца, которое от остаточной магии взорвалось, лишив беднягу руки. Портал был нестабилен и вышвырнул умиравшего Сиринве и раненого бретона в лес, где их нашла община апраксиков. Доложили о случившемся они далеко не сразу, потом местное отделение Божественного Надзора с какого-то рожна решило им не верить — и поверило только тогда, когда апраксики разжились телегой и привезли почти околевшего эфема и труп сапиарха под самые ворота. Все беды на свете от слоадов, людей и апраксиков… по крайней мере, так принято считать, а собственное мнение Энфри держит при себе. Бретон этот поправился и теперь обретается при Гильдии Бойцов — куда его ещё деть, никто так и не разобрался. Впрочем, Бойцам не на что особенно содержать лишний рот, так что все только рады, когда Энфри приходит наконец «ознакомиться» с тем, кого до завершения расследования они не имеют права вытолкать взашей. — Эфем на заднем дворе. Тренируется, — морщит нос первый же спрошенный «гильдеец». Разве они не должны… быть терпимее к другим расам тут? Ах, не важно. Энфри и правда встречает на площадке для тренировок человека. Нечастые они гости на Саммерсете — конечно, остров Ауридон был чуть более открыт, чем сам Саммерсет, но… всё же. Человек скачет вокруг манекена с тренировочным мечом. В основном уворачивается, пытается «ранить», но часто промахивается; останавливается отдышаться. Он чуть ниже ростом, чем средний альтмер. Но надень на него шапку, уложи нормально непослушные соломенные волосы — издали можно и спутать. Вблизи не получится — хотя глаза и не совсем человеческие. Чёрные почти, чуть раскосые. Что-то среднее. Одно слово: бретон. Диренни в Первую Эру заводили целые гаремы из человеческих наложниц, и вот что вышло… — Клятый манекен, — ругается человек, отирает со лба пот тыльной стороной ладони, не выпуская меча, и замечает Энфри. — Эй! Вы, милсдарыня. Умеете обращаться с мечом? Я бы не отказался от партнера. Если вы не против. Руки у него и правда нет. Правой. Почти до локтя — обрубок в снежно-белых бинтах выглядывает из подшитого рукава. Сам человек одновременно загорел и бледен, и под глазами у него тени, как у многих, кто недавно перенес тяжелую болезнь. Тренировка — неплохой способ начать допрос, «прощупать почву». Энфри вооружается бокеном, подходит и встаёт в стойку. Фехтование ей нравится. Довольно бесполезная наука, если не встревать в дуэли, но дисциплинирует ум, тело и волю. — Медленно, — обозначает бретон. Наверное, в его понимании следующая серия ударов — это «медленно». Но, на самом деле, и не быстро. Нельзя не отметить, что своё ремесло он знает, только вот рука не особенно привыкла, и ошибки довольно типичные — промедление тут, отвод не в ту сторону. Но это не отменяет общую проработанность боя. Бретон получает несколько синяков, но и до Энфри добирается пару раз. Она с удивлением ловит себя на мысли, что соскучилась по спаррингам — не с Бередилом же, в самом деле, этим заниматься? В конечном счёте человек поднимает остаток правой руки и останавливается, чтобы отдышаться. — Спасибо, милсдарыня. Жаль, не могу вас уделать, как подобает. Меня зовут Жермен. Из Кре. И я не шпион Ковенанта, если что. — Разве шпион не сказал бы именно это? — улыбается Энфри. — Ты неплохо справляешься. Для человека. Только вот «жало гадюки» у тебя ужасное; зачем второй отвод? Его можно и вовсе избежать… могу показать как, если желаешь. — Желаю. И очень. Сейчас только… А, скамп возьми, ставил же здесь воду… кошка, что ли, опрокинула… Он вешает меч на крюк, подбирает ковш, в котором ещё что-то осталось, пьёт с чистой стороны. Выгоревшие на солнце волосы падают на ему лоб. — Я родился в Кре, это верно. Но давно не служу никому, кого волнуют война и политика. Отставляет ковш, снова берется за меч. Что-то не так с его ударами… Всё до банального просто: он устал, потому замедлен. Делает ещё несколько попыток, потом словно открывается второе дыхание. Но это просто злость — холодная, отчаянная. Она не туманит ум, но разъедает тело. Лицо у Жермена открытое, честное, в глазах светится ум — и вообще, наверное, для человека он весьма неплох собой. Если убрать бледность, синяки под глазами и общую потрёпанность. Энфри его не щадит — выискивает огрехи, повторяет те выпады, на которые он реагирует с опозданием или ошибкой, повторяет снова. Это напряженная работа, но Энфри в радость — пока бретон не выдыхается окончательно. — Вижу, ты не бережёшь силы. Похвальное прилежание, — наконец опускает меч она. — Передохни. — Верно, не берегу. Хочу узнать, где они теперь заканчиваются. Я был не так уж плох до всего этого. Правда, милсдарыня. Даже срубил пару голов даэдра, клянусь. А они ребята крепкие, — Жермен сплевывает. — Конечно, против настоящего рыцаря меня только удача спасет. А теперь… надо быть в два раза ловчее. — Я верю, что ты был и _будешь_ неплох, эфем, — усмехается Энфри, подходя ближе и произнося заклинание восстановления запаса сил. — Спасибо за магию!.. — Жермен сдувает волосы с носа. Вероятно, они были подстрижены аккуратнее, пока он не заболел. Светлая щетина тоже выбрита кое-как. — И за доброе слово… только меня сейчас скамп прирежет. А таких, как я, один клинок и кормит. Выставят меня отсюда скоро, вот и пойду, куда глаза глядят. Уж лучше в форме, чем полумёртвым, так что моё время коротко, уж не обессудьте, сколько его есть, всё пытаюсь оклематься… есть, куда гнать. — Пока идёт расследование, ваше содержание оплачивает город, так что можете не волноваться, одного чужеземца Лилландрил как-нибудь прокормит. Дело какое-то время… и дальнейшие события будут полностью зависеть от того, как вы себя проявите, Жермен. Позвольте представиться: старший юстициар Энфри Теннериан из алинорского управления Божественного Надзора, — Энфри совершает приветственный жест, уместный для эфема. — Барра, Жермен из Кре. Думаю, нам стоит поговорить в более располагающих условиях. А то ты неровен час схватишь солнечный удар или рана откроется. — Надо же. — Если у нас будет время, мы продолжим, — сама не зная зачем, предлагает Энфри. Вот дёрнул Дагон за язык… Но Жермен просто расцветает. — От тренировки я бы не отказался, милсдарыня. Не каждый день выпадет выйти против благородных. Энфри фыркает даже слишком… выразительно, услышав последнее слово. — Вы уж простите. Не думал, что это вам не по душе. Просто сразу видно, кого умные учили держать меч, а кто сам выучился где как, вот я и говорю — не каждый день выпадет хороший противник… Жермен тащится за ней и явно не рад, что совершил даже маленький промах. Даже чуть обгоняет. — Эй, милсдарыня. Ну право, простите! Откуда мне разуметь, что там у вас за история? Если хотите знать… я-то тоже наслушался всякого, только в основном про шелудивую собаку. И язык у меня без костей. Извиняется он вовсе не подобострастно; нет, даже с достоинством. Видимо, не любит никаких нечёткостей. Но язык — и правда без костей. Показать бы эфему, небарра, где его место, но… нужно быть хитрее. — Всё в порядке. Просто слышать рассуждения эфема о благородстве несколько забавно. — А, ну да. Я-то у себя на родине и вовсе бастард, милсдарыня. У меня даже фамилии нет. Многим это кажется важным. Он смотрит прямо, грустновато улыбается. Пытается почесать в затылке правой рукой и только крякает, когда понимает, что… гм. — Воина делает не древность крови, а качество, — говорит Энфри довольно тихо, а потом открывает дверь Гильдии, не давая Жермену ответить. 4. — …Мой наниматель, господин Сиринве, был очень обеспокоен, что не сможет справиться с грозящей ему опасностью при помощи чар, и купил аж пять телохранителей в обход Гильдии Бойцов или похожих организаций Саммерсета. Не хотел, чтобы это были желтомо… высокие эльфы. Болтали бы, наверное. Кто его знает! В общем, нанял нас, вольных клинков. Меня, потом Мэлрис, лучницу-бретонку, Сакхейру, каджитку-мага, Яргонка-орка и Холдалу Рени, данмерку, мастерицу работать с щитом. Как выяснилось, беспокоился он не напрасно. Карнвастенские болота — место гиблое, — рассказывает Жермен, за обе щеки уплетая жаркое. Он одет довольно бедно, обычная домотканая рубашка да жилет, какой зашнуровывают и надевают под средний доспех. Штаны и вовсе слова доброго не стоят — и может быть, они из лазарета. Энфри велела дать ему нормальной еды, а не тех помоев, которыми Гильдия «исполняла свой долг перед городом». И, конечно же, рядом за длинным общинным столом тут же нарисовался Бередил со своими записями — всё контролировать и учитывать. — Сперва слоад подчинил его ученицу и Сакхейру и творил всякие мерзости — продолжал Жермен. — Девка и кошка как начали чудить на привале, так потом и вовсе исчезли, а вернулась одна эльфийка, раза в пять поперёк себя шире и ну… словно к ней ещё других меров пришили. Ужасное дело… «атронах из плоти». Зарубили мы, конечно, эдакую-то мерзость, куда деваться, хотя жалко было, что уже не спасти ледьку. Господин Сиринве хотел мстить… признаться, мы с ребятами не очень знали, на что шли. Теперь все мертвы, а мне просто повезло, что я рядом стоял, когда господин Сиринве открыл портал. — Зачем он отправился в пещеру? — Говорил, что какой-то его друг пропал, и в пещерах полно маормерских пиратов, а тот друг был связан с маормерами… ахэм, слоада встретить никто не ожидал. — Опишите слоада и то, как именно проходил бой, — встревает Бередил. Энфри, потихоньку цедящая мате из круглой чашки, только морщится. Задавать наводящие вопросы — надо. Но только после того, как опрашиваемому нечего будет сказать самому. Если пропавший друг — это сапиарх Вейрак, то впору прыгать и танцевать, потому что «висяк» вдруг отрастил хилый, но всё же стебелёк надежды. — Знаете, милсдарь, я такого дерьма в жизни не видывал… Жермен смотрит с некоторым сомнением, сперва на Бередила, потом на Энфри; понижает голос. — Стоило нам увидеть жабу, Холдала с Яргонком стали просто резать себя, собственным оружием. Жаба их за голову взяла и заставила. Мне сперва тоже хотелось, но я… Я вроде как в богов верю. Стал молиться Аркею. И долбанул по такой здоровенной колдовской штуке вроде жемчужины; та лопнула, и парней отпустило. А у меня меч рассыпался, как ржавый, и вся ладонь почернела. Срань даэдротова, помилуйте меня боги… потом жаба призвала ещё жемчужин, и стало совсем плохо. Мэлрис по ним стреляла, а потом Сакейра пустила ей сноп молний в горло. Ну, дальше я рассказывал — Сиринве портал открыл, в это время жаба в него чем-то угодила. Я толкнул его в портал и сам прыгнул. Некого уже было больше спасать. — Что вы планируете делать дальше? — зачем-то спрашивает Бередил, когда заканчивает записывать показания и морщиться от их просторечности. Жермен и сам видит, что выражается как-то… неблагородно, и это его огорчает — но он не хочет вступать с Бередилом в споры. Божественный Надзор, как-никак. Скажешь что не то, сам же потом и будешь расхлёбывать… — Не знаю, — тянет он, смотря на Энфри и словно разговаривая только с ней. — Пока не выставят, буду здесь. А скорее всего, как мислдарь лекарь уедет, так сразу и выгонят в шею. Идти мне некуда, не в разбойники же подаваться… они любой сброд примут, да только лучше в речке утопиться. Думаю, пойду попрошусь охранять какое-нибудь поле… с волками я ещё справлюсь. Здешние, городские, все нос задирают. Я, признаться, и не выжил бы, если бы не лекарь из Гильдии Магов. Славный парень. Вроде важная птица, но замолвил слово, чтобы дали оправиться. Денег-то у меня почти нет, да и тут не постоялый двор… Звучит это всё не очень. Ему лет двадцать пять. Всю жизнь охранять поля — весёлое дело! — Эфем, ты всего лишь лишился руки! — надувает щёки Бередил. — Ты остался воином. Просто поменять правую руку на левую, это же просто — переложил меч и всё… как оружие сменить. Меч там на копьё… принципы те же!.. Воистину, люди очень непонятливы. Энфри смотрит на Бередила как на заговорившую табуретку. Интересно, как он всё-таки попал в юстициары? Да, он маг и писарь, и вроде даже не прогуливал занятия по физической подготовке и фехтованию, но какой-то элементарный уровень осмысления реальности, НЕ входящей в опыт самого Бередила, должен быть? Жермен же усмехается, но ничего не говорит. Сказать тут и правда нечего. Богатых и чистокровных никто не гонит со двора, едва успели встать на ноги. Богатым и знатным везде рады… ну, если исключить дома ещё более богатых и знатных. Кто наймёт человека без руки, когда полно здоровых?.. Может, разбойникам он и пригодится, да вот только самому тошно… Старается есть молча — одной рукой это не всегда удобно, и всё внимание уходит на то, чтобы ничего не уронить. — От воина не только выносливость требуется, но мастерство, — продолжает Бередил. — Я когда-то писал… — Всё, хватит, — заявляет Энфри. — Жермен. Вы, как я вижу, знаете путь в пещеры и несколько недель вместе с Сиринве разведывали местность. Сможете ли вы провести туда мой отряд? Послать напарника Молаг Балу на хер ей не позволяет устав, субординация и присутствие эфема, но мысленно она прикладывает Бередила рожей об стол. Жермен смотрит на Бередила, на Энфри. Подчёркнуто улыбается ей. — Если будет нужно, я пойду в Карнватсен снова, керувал. В конце концов, я видел, что у жабы есть брюхо и кишки, а значит, для меня найдется работа. Я хочу помочь вам. Та штука — мерзость. Погибли хорошие люди, и я думаю, что не они одни. Так не должно быть. — Отлично. Отправляемся на рассвете. Бередил, выпишите ему ордер на довольствие и экипировку и проследите, чтобы он получил всё, что требуется. Бередил не особенно рад тому, что придётся «нянчиться» с каким-то человечишкой, но приказ начальства есть приказ — как и предписание с утра двигаться в Карнвастен. Ничего хорошего в этих болотах и пещерах нет. С самого начала не было. В них собирались отступники, которые потом ушли за Велотом. В них регулярно базируются пираты и апраксики — а теперь ещё и слоады. Увы, входы туда не закрыть — потому с каждой напастью приходится разбираться отдельно… 5. Заметив тёплое отношение юстициара Теннериан к эфему, Бередил, как говорят данмеры, «меняет сапоги во время полёта на осе». Все шесть часов езды до Карнвастена он пытается объяснить Жермену, что тому нужно тренироваться, ведь иначе он не сможет заработать на хлеб; что потеря руки — не приговор; что важно само усилие и старание, и его дух воина — очень ценен, и даже защищает его от нападок, которых никто не делал, доказывая, что родиться человеком и не на Саммерсете — не так уж позорно. На привале Энфри оценивает совершенно зелёное лицо бедного бретона и снова творит восстанавливающее заклятье. Тот благодарит, садится, утирает лицо тряпицей — молчит… — Можешь не стесняться, — фыркает Энфри, когда Бередил отлучается по малой нужде. — Милсдарыня, Аркей свидетель, я сейчас что-нибудь скажу такое, что не положено говорить чужеземцам на этом острове, и вы меня посадите, — сокрушается тот. — Даю тебе индульгенцию на две минуты, эфем. Буду совсем-совсем глухой. И Жермен…. высказывается, сперва на бретике, потом на редгардском, потом на смеси наемничьего жаргона с портовой бранью. Общий смысл сводится к тому, что скриб может как угодно учить грифона охотиться, но пока не станет хотя бы квам-воином, его скорее всего заклюют. Энфри хохочет — да, ей хочется, пусть это всё и полное нарушение субординации. Но деревенщина (и человек, не надо забывать — человек!) Жермен хотя бы развлекает её. Вносит нечто свежее. Двое молчаливых наёмника из Гильдии, откомандированных в помощь следствию, конечно косятся на них, но в глубине души и сами устали от нравоучительного пустословия Бередила. Отсмеявшись, Энфри резко серьёзнеет и спрашивает, что Жермен ещё может сказать о контроле слоада над разумом. Только ли молитва Аркею помогла? И не было ли в пещерах… других странностей. И как продвинулись поиски таинственного друга. — Если только вы мне поверите, — косится Жермен. — Там и правда были маормерские пираты. Но, как бы сказать. Не очень живые. — Почему ты не сказал раньше? — Живые мертвецы? Я сам-то не уверен, что видел именно их. Может, просто больные или тоже жабьи куклы. — Слоады, которых ты называешь жабами, давно не угрожали Саммерсету. Но никто не верил, что они исчезли. Трасс был сильно уязвлён Флотом Всех Армий и Сирабейном лично, но слоады не умеют сдаваться. Их магия включает некромантию. — Тогда это были слоады. Мэм, я не хочу в вас сомневаться, но вы уверены, что знаете, как справиться со слоадом? Господин Сиринве не был недоучкой. И у него ничего не вышло. Энфри хочет ответить, что у неё есть пара тузов в рукаве, но возвращается Бередил. Приходится снова говорить о природе и погоде, а потом подниматься и двигаться дальше. В небе маячит, протыкая облака, Кристальная-как-Закон… вот ведь соседство! Карнвастен — крупная система гротов, пещер, расселин в северной части острова Саммерсет, веками использующаяся контрабандистами и пиратами как теневые морские врата. Какого только дерьма там ни происходило. Гнездились пираты, пропадали путники, заводилась всякая нечисть, хищники утаскивали туда малых детей, вдов, сирот и чьих-то ручных животных, маги-студенты ставили там опыты, а безутешные хулкинды создавали общины. Что хорошего может происходить в месте, где когда-то, по легендам, проповедовал Велот? По данным Энфри, контроль над Карнвастеном на данное время удерживает шайка пиратов под названием «Ночные Бегуны». С ними не должно возникнуть проблем, Надзор умеет договариваться с пиратами перед тем, как всех перебить. Только на позывные никто не откликается и нужных дозорных на местах не стоит. Энфри оценивает обстановку и оставляет Бередила снаружи — пусть, если никто из них не вернётся в ближайшие пять часов, отправляется обратно в город и бьёт в набат. Ну то есть как? Пишет отчёты, что Карнвастен надо в тысячный раз опечатать и никого туда, ха-ха, не пускать. В пещерах темно и воняет. В них всегда воняет, иногда терпимо, мхом, мокрым камнем и илом, иногда мерзко — яграми, рыбой, дохлятиной… в этих — всем сразу. Энфри морщится и идёт за Жерменом, вызвавшимся показать путь, воины прикрывают сзади. Что ей вовсе не нравится, так это то, что в пещерах пусто. Даже мелкая сволочь вся разбежалась, попрятались саламандры, зарылись в песок морские гадюки, нигде не пищат личинки ягр. Нижние залы пещер, обжитые саламандрами, пусты, даже их гигантская, вечно голодная матка, Гиллерук Клейкая, куда-то подевалась… Не к добру это…. Потом начинают попадаться трупы. Довольно старые и потрёпанные. Жермен останавливается прочистить желудок, а Энфри присаживается их осмотреть. Трупы явно поднимали, причём бесцеремонно, по нескольку раз — так делают слоады или некроманты, которые совсем оборзели и потеряли стыд, совесть и минимальное почтение к мёртвым. Альтмер по имени Тендиррион, если судить по надписи на его кольце, был и вовсе захвачен живым, убит контролем и использован как марионетка несколько недель… Поднять вот это вот ещё раз она бы сама не взялась — столько внутри… остаточных эманаций самого поганого качества. Помимо прочего, трупы выглядят так, словно попадали разом, когда с них сняли чары. Несколько — изрублены, на остальных — ничего, кроме следов естественного разложения. Жермен приходит в себя и идёт дальше. Ему, очевидно, страшно, но он не подаёт виду, и Энфри мысленно делает заметку купить ему выпить, когда они попадут в таверну. Плевать, что парень — небарра, кто на это острове, если задуматься, вообще — барра? У каждого какой-нибудь грешок за плечами. Ответы, как ни странно, находятся довольно быстро, в западных пещерах. Приходится прорубиться к ним через стаю совершенно обезумевших ягр, но три с половиной мечника делают это быстро. Магию Энфри не расходует, бережёт… да только оказывается, что напрасно. Туннель заканчивается гигантским карстовым провалом, на дне которого плещется озеро. В самой дальней его части воняет так, что глаза слезятся — потому что в воде плавает вздувшимся пузом кверху мёртвая самка слоада. В плоти поселились жирные чёрные черви, которые даже издали выглядят неаппетитно, но Энфри обязана осмотреть всё. Одного червя она насаживает на кинжал и собирает в походную колбу — у неё свои методы… для всего. Потом обращает внимание на несколько рун, выбитых на скале над трупом. Айлейдис… вот айлейдиса ей не хватало. Перерисовав их на бумагу, Энфри спешит ретироваться. Аура у дохлой слоадши — помимо физической вони, от которой недолго схлопотать обморок от отравления газами — просто отвратительная. Останки наёмников — Сакджеры, Холдалы Рени и Мелриссы — Энфри кремирует по быстрому ритуалу и забирает по частице пепла. Их похоронят и упокоят снаружи. — Подумать только, — Жермен уже не может быть бледнее, чем есть, но у него получается. — Я мог быть… на их месте. — Но выжил, — Энфри становится неловко за слишком резкий тон почти сразу, но подобные мысли её почти всегда злят. «А если» и «бы» — мысли-паразиты. Всё случается, как случается, а кто пудрит себе голову тем, то могло быть, но не произошло — попусту тратит нервы. Если бы Жермен плавал сейчас в этом озере вниз лицом и раздувался, как любой утопленный покойник, Энфри было бы, скорее всего, плевать, потому что её профессия не располагает к сантиментам, а то, что бретон — славный малый, она бы не знала. Но всё иначе. И славно. Ничего больше не остаётся, как уйти. Что искал Сиринве — пёс его знает. Огромный такой пёс, вероятно, Барбас… От западной бухты вглубь Карнвастена ведут два прохода: верхний и нижний. Жермен ведёт их верхним, и Энфри снова приходится брести по туннелю, радуясь, что сапоги крепкие, и в них не заливается бурая вода. Туннель заканчивается в западной части большого грота, переоборудованного в порт. Здесь есть и склады, и причалы, у которых пришвартованы корабли, и лагеря для пиратов-контрабандистов — совершенно пустой. В юго-западной части грота под деревянным навесом юстициары находят труп лидера бунтовщиков — Маджи. Крабы обожрали ей лицо и руки, и едва получается понять, кем она была, но в ориентировках чётко указаны пол, раса и возраст, так что Энфри думает, что никем, кроме Маджи, труп быть не может. Странно одно — маормеров среди погибших нет. В восточной части грота в небольшом тупике в окружении личинок их встречает ягра-чудовище. Ещё работа для мечей… рядом с его гнездом Энфри обнаруживает обглоданный скелет и почти нетронутую сумку. Чудовище звали Шамар — и сожранный им идиот его и призвал. Какой стыд. Небольшая маормерская шхуна, пришвартованная у причала, — и обыскивать больше нечего. Энфри не надеется уже ничего найти, но в трюме её ждёт очередной омерзительный сюрприз — всю команду кто-то связал и запер вместе с огромным голодным змеем, судя по характеру поверждений и дыре вместо одного из орудийных окон. Никто не выжил. На палубе снова надпись рунами… уже на маормерском. Это более понятно: «Эти матросы посмели взять под контроль Лаэрана. Никто не смеет трогать Диренни» Час от часу не легче! Маормеры, конвой и Лаэран — скорее всего, речь о пропавшем сапиархе Вейраке. Но почему здесь и кто в таком случае его защитник? Или это сделал он сам? В капитанской каюте — обгорелые обрывки бумаг… их Энфри прихватывает с собой. Может, хоть что-то прояснится. Потом командует уходить. Карнвастен не просто давит, любому некроманту в нём становится… слишком искушающе уютно. Снаружи — надо же, всё ещё светит солнце. Бередил охает и ахает, отвешивает какой-то неуместный комментарий насчёт извозившегося в грязи Жермена и довольно подозрительно смотрит на Энфри, но ей плевать. Все живы, не пришлось особенно много драться и — слава Аури-Элю! — использовать свои специфические чары. Обратно Энфри открывает портал — хоть куда-то сжечь магию, которая после Карнвастена ощущается словно заляпанной, и хочется вымотаться, стряхнуть её с рук хоть каким-то заклинанием… портал — самое то. Дерьмовый был день, но хоть принёс свои плоды. В комнате таверны, снятой на сутки — просто потому, что в казарме Энфри не собирается заниматься своими опытами — Энфри кладёт листок с рунами, которые срисовала со стены пещеры, на стол, достаёт карманный справочник айлейдиса… нет, она умеет на нём читать, но со словарём. «К’Гарза — воровка. Она не заплатила долг и нанесла вред моему наставнику. Вот что я с ней сделал. Лорд Нивар Ксол» Энфри протирает глаза. Потом протирает их ещё раз. Нет, все слова правильные, и предлоги тоже, и падежи. Потом Энфри берёт планшет, в котором ведёт заметки по делам, и медленно долистывает до суммы прегрешений некроманта Анкеано Нивара, который, как известно, был сожжён как еретик год назад. Анкеано Нивар, став вне закона и начав свою ослепительно отвратительную карьеру некроманта, стал именоваться в честь айлейдской ветви своего рода, как Нивар Ксол. Его род происходил из младших — уже не имевших связи со старшими — ветвей Диренни, те во времена Гегемонии и позже часто роднились с айлейдами, это-то понятно… потом всё замяли и забыли, а у таких, как этот Нивар, зачастую всплывают странные способности. Энфри и о себе-то не уверена, что её дар — не наследство какой-нибудь согрешившей с айлейдским колдуном прабабушки. Наставником Нивара мог быть и сапиарх Вейрак — Лаэраны довольно знатный клан Диренни, а юный некромант искал знаний с целеустремлённостью фанатика. Вейрак же к определённому моменту, судя по собранной о нём информации, знал многое о маормерской чёрной магии и магии крови, хоть официально никогда и не практиковал. Как правило, все тёмные лошадки знают друг друга. На Саммерсете это — круговая порука. Есть над чем подумать. Потому что дохлой слоадке было, наверное, с неделю — тут Энфри ошибиться не может никак. Нивар сгорел год назад, но вот он в Карнвастене, варит уху из конкурентов, ну или кто-то прикрывается его именем. Кто вообще способен в одиночку убить слоада, и ещё ради развлечения писать на скале довольно ровными рунами? До сих пор, если Надзор кого-то сжигал, приговорённый потом мирно лежал в колумбарии анафем в виде горстки опечатаного пепла. Энфри тяжко вздыхает. Что ж. Сиринве мёртв, некромант жив, посол Вейрак в плену — но всё это она выяснила исключительно благодаря тому, что сама… некромант. За это её и держат на службе. За это её когда-нибудь сожгут саму. Энфри устало трёт виски. Придётся… выкручиваться, как обычно. Изобретать средства расследовать всё это дерьмо, чтобы не быть очень заметной самой, потом писать просто гору отчётов, выше Кристальной-как-Закон. И наверняка лично отчитываться перед Айренн. Но всё это — не сегодня. Сегодня она пойдёт вниз, в общий зал, купит Жермену выпивки, и себе тоже, а потом, наверное, попросит его рассказать каких-нибудь бретонских баек, потому что ей совершенно не улыбается сидеть в Гильдии Магов или в офисе Надзора и слушать бредни Бередила. Завтра будет новый день, и с самого утра она начнёт думать. Но он будет завтра.