Тихая Гавань

      На земле валялись обломки разрушенной стены, а сам Хорнбург переживал не лучшие времена после битвы, которая произошла несколько месяцев назад. Побывав на похоронах Теодена и коронации Эомера, Леголас и Гимли попросили разрешения посетить это место и выполнить клятву, которую они дали друг другу.       Эльф и гном шли среди обломков. После пройденных вместе битв и всех тягот войны между ними образовалась глубокая связь, хоть они и казались самыми неподходящими друзьями.       Многое изменилось с тех пор, как впервые они встретились, и теперь два друга шли с почтением к ушедшим здесь жизням.       - Я заключил сделку с Эомером, – хрипло сказал Гимли, когда они прошли через дыру в Глубокой стене и вышли на простор за ней. – Я сказал ему, что если он позволит мне поселиться в сверкающих пещерах, то я восстановлю для него Хорнбург.       - Я уверен, что ты был немного более убедительным, чем просто заключил сделку, – усмехнулся в ответ Леголас, легко перепрыгивая через несколько камней.       - Вздор! – фыркнул Гимли и слегка надулся. – Даже человек Рохана не может устоять перед очарованием и хитростью гномов, когда они приходят с кружками Эля. – Он улыбнулся про себя на мгновение, но затем повернулся к Леголасу и лукаво рассмеялся, радость шла из глубины души. И Леголас не смог удержаться от звонкого смеха вместе с другом.       Они направились к Белым горам, которые служили спуском для углубляющегося вала, а также хребтом Хорнбурга. У его основания валун скрывал вход, ведущий в подземные пещеры.       - Скоро, мистер Эльф, ты увидишь чудеса, с которыми может сравниться только красота сияющей Леди Галадриэль, сказал Гимли, в его карих глазах светились гордость и отстраненное удивление. – Может быть, когда это путешествие закончится, ты больше не будешь так увлечен великими деревьями, которые тебе так дороги.       - Я действительно дорожу ими, – ответил Леголас с оттенком грусти в голосе, – но, увы, боюсь, Галадриэль была права, предостерегая меня от шума моря, ибо теперь я услышал его и обнаружил, что в оставшееся время на этой земле он будет тянуть мое сердце, пока не разлучит меня с деревьями навсегда.       Леголас заметил, что его слова обеспокоили Гимли, и мягко улыбнулся. Несмотря на насмешки над ним за его связь с деревьями и привычку исчезать в листве, его друг, по-видимому, не имел ничего против этого. Недавно Леголас смог прочесть в его поддразнивании некоторую нежность.       - Возможно, было бы лучше, если бы ты внял ее предостережению и вернулся на свою землю, – нахмурился Гимли.       - Нет, – вздохнул Леголас, закрывая глаза и наклоняя голову к Солнцу. – Много жертв было принесено, чтобы выиграть эту войну. Я бы не покинул ни Арагорна, ни тебя в разгар битвы. Когда я думаю о том, что Фродо отдал за это дело, я понимаю, что мои раны не идут ни в какое сравнение.       - Возможно, ты не так уж много потерял в этой войне, дружище, – серьезно сказал Гимли. Леголас открыл глаза и встретился с проницательными карими глазами гнома. – Но из того немногого, что я слышал, и из того, что я видел собственными глазами, я знаю, что ты потерял больше, чем кто-либо в братстве. Для тебя потерять одну из последних вещей, которые связывают тебя с этой землей…       Леголас глубоко вдохнул свежий воздух. Затем он остановился и положил руку на плечо Гимли. – Я прожил много лет, Гимли, сын Глоина, – тихо сказал он, ласково глядя в глаза друга. – Я уже давно знаю, что мои раны слишком серьезны, чтобы когда-либо полностью затянуться на этих берегах. Поэтому я прошу тебя не горевать по этому измученному жизнью воину, потому что, несмотря ни на что, это была бы моя судьба. Возможно, однажды мы вместе отплывем и увидим красоту благословенного края.       Гимли почувствовал, как смесь досады и печали поднимается в его груди, и неловко откашлялся. Много раз на их пути он сомневался в зрелости своего эльфийского друга, потому что, несмотря на то, через что прошел Леголас, всё ещё были моменты, когда он виделся ему почти по-детски, в том смысле, в котором он, казалось, был поражён каждым аспектом окружающей его природы.       Но даже в эти мгновения над ним нависала тень, которая свидетельствовала о том, сколько веков Леголас скитался по земле и через что ему пришлось пройти. Казалось, Леголас постоянно терялся в воспоминаниях, а когда это случалось, Гимли брал на себя смелость вытряхнуть его из них просто потому, что не мог вынести мрачного выражения лица того, чье лицо всегда должно было озаряться улыбкой.       - Это было бы поистине великолепно, если бы могло сравниться с красотой сверкающих пещер, – хрипло сказал Гимли.       Леголас улыбнулся. – Я еще не видел того, что ты так высоко ценишь, мой друг. Давай посетим эти твои пещеры.       Леголас выпрямился, и они снова двинулись к выходу. Подойдя к нему, Гимли остановился и снял рюкзак, чтобы вытащить один из факелов, которые они принесли с собой. Они захватили с собой достаточно припасов, чтобы провести ночь в пещере, давая себе достаточно времени, чтобы исследовать ее глубины и секреты.       Как только факел был зажжен, Гимли обратил свое внимание на своего эльфийского друга и увидел, что слегка расфокусированные и потемневшие сапфировые глаза эльфа устремлены на темный проем пещеры.       - Ай, спаси меня от меланхолии эльфов, – громко проворчал Гимли. – Можно подумать, что вы прожили достаточно лет, чтобы устать от собственных мыслей…       Леголас мягко усмехнулся в ответ, его глаза вернулись в мир живых в тот момент, когда Гимли заговорил.       - Вообще-то я довольно молод для своей расы, – заметил Леголас.       - Ба! – воскликнул Гимли и возразил, – Молодость не измеряется только годами. Если бы это было так, не было бы никакого объяснения тому, насколько я вежлив и рассудителен по сравнению с твоим глупым, галантным эго.       Леголас приподнял бровь, глядя на него, и эта тень сменилась весельем.       - Но пойдем же, друг мой, ибо, хоть путь и может показаться темным, ты скоро увидишь сверкающие драгоценные камни, достаточно великолепные, чтобы заменить твое заветное солнце, – сказал Гимли и повел их через вход в пещеры, высоко держа факел, чтобы он освещал путь.       Долгое время они шли по узкому туннелю, уходя все дальше и дальше под землю, но вскоре туннель начал медленно расширяться, и они оказались в огромном пространстве. Глаза Леголаса расширились, когда он увидел это зрелище. Гимли ухмыльнулся в бороду, наблюдая за реакцией друга.       Пещера, в которую открывался туннель, была слишком обширной, чтобы ее можно было полностью осветить факелом, но все же мерцающий оранжевый свет освещал горную породу во множестве форм и очертаний. Она свисала со выступами со стен и сосульками с потолка, создавая причудливые арки и спирали. Такие же шпили поднимались из земли, создавая копья, скульптуры и насыпи на каменистой земле.       Сама пещера простиралась во все стороны и, казалось, открывалась в новые пещеры и туннели. В её дальнем конце было большое сине-зеленое озеро, воды которого проходили через пространство в далекие пещеры и туннели, а неподвижная гладь отражала все, что было над ними. Камень свисал с потолка и в некоторых местах уходил под воду, образуя большие колонны, в других же местах сквозь аквамариновую воду поднимались валуны.       Но самыми большими были крошечные блики, которые исходили из некоторых мест на потолке и отражали свет факела. Драгоценные камни из изумруда, сапфира, рубина и хрусталя время от времени встраивались в высокий потолок пещер и посылали мягкие цветные лучи на камень вокруг них.       Глаза Леголаса смягчились, когда он увидел маленькие пятнышки света, и легкая улыбка скользнула по его губам. Он повернулся и посмотрел на своего спутника. – Ты прав, это прекрасно, – сказал он и снова перевел взгляд на пещеру. – Это почти как лес в камне, залитый светом звёзд. – Он на мгновение закрыл глаза, прежде чем сказать, – но я не чувствую здесь жизни.       - Нет жизни? – Фыркнул гном. – Ну, это типично для вас, остроухих древесных ползунов. Конечно, здесь есть жизнь, ее вбил в камень сам Махал. Если ты прислушаешься, то услышишь глубокий и ровный гул, доносящийся из глубины скалы.       Улыбка тронула уголки губ Леголаса, но он послушно снова закрыл глаза, расправляя свои чувства. Его дыхание стало спокойным и глубоким, когда расслабился и прогнал из головы все мысли, кроме той, которая говорила ему искать любые признаки жизни.       Через некоторое время он открыл глаза. – Я верю, что у каждой расы есть свой дар, мой друг. Твой - слышать камень, а мой - слышать лес. – Он посмотрел на Гимли и спросил, –позволишь мне услышать то, что вы слышите?       Карие глаза Гимли смотрели в его глаза, словно пытаясь понять, способен ли он чувствовать что-то через Гимли или нет, но затем он кивнул. – Да, – сказал он. – Я покажу тебе.       Леголас благодарно улыбнулся и посмотрел, как Гимли снова сосредоточился на песне камня. Когда легкий жест гнома сказал ему, что тот готов, Леголас положил свою слабо мерцающую руку на грубую бородатую щеку друга и углубился в его разум, зная, что нужно действовать медленно после его предыдущего опыта с Сауроном.       Вскоре он нашел то, что искал, потому что песнь камня и Гимли, казалось, слились воедино. Сердцебиение гнома колотилось вместе с ровным и сильным гулом, который исходил от камня, и казалось, будто вибрации от земли поднимались вверх по его телу. Жизнь, которую он чувствовал в камне, была далеко не такой яркой и живой, как та, что исходила от природы, но даже при том, что она была слабее, в ней было то же постоянство, что и в никогда не стареющем камне.       Сапфирово-голубые глаза Леголаса снова медленно открылись, отвлекая его мысли от Гимли и оставляя песню, которую мог слышать только гном. Он поймал себя на том, что смотрит в спокойные карие глаза Гимли, и сказал, – ты прав, мой друг, здесь есть жизнь. Спасибо, что показать мне это. Возможно, теперь благодаря этому знанию идея спуститься в пещеры не будет настолько смущать меня.       Гимли громко расхохотался и воскликнул. – Вот и настанет этот день! Эльфы, живущие под землей! Может быть, тогда гномы построят свои залы над землей, на деревьях! Пойдем, друг! Если я уже поверг тебя в благоговейный трепет, то мы должны продолжить наш путь и найти места несравненного великолепия!       Гимли и Леголас следовали по течению подземной реки через гроты, туннели и пещеры, освещенные драгоценными камнями и заполненные скальными образованиями всех форм и размеров, свисающими с потолка и прорывающимися сквозь землю. Пока они шли, Гимли говорил о том, как он превратит пещеры в большие залы и комнаты для своих сородичей. Леголас также узнал о гномьей архитектуре и их обычаях.       Они остановились в том месте, где кончалась подводная река.       Эта пещера была самой удивительной из всех, через которые они прошли. Она был похожа на купол с бесчисленными драгоценными камнями, встроенными в потолок как разноцветные звезды, которые отражались в сине-зеленой воде подводного озера, заполнявшего большую часть купола. Сами стены были разноцветными из-за минералов, а несколько каменных колонн поднимались от озера к потолку. Сталактиты капали водой на своих двойников, которые поднимались из земли, создавая мирную мелодию.       Гимли и Леголас остановились у входа в купол в благоговейном страхе перед пространством перед ними, затем посмотрели друг на друга и улыбнулись, одновременно входя в купол. Некоторое время они бродили по пещере, но потом начали разбивать лагерь у стены у озера.       Как всегда, во время их странствий, Гимли нашел поленья, которые принес в своем рюкзаке, и принялся разводить небольшой костер, чтобы начать готовить ужин. Леголас печально улыбнулся, вспомнив первый и единственный раз, когда он готовил еду для своего друга. После того раза Гимли и близко не подпускал его к горшку.       Лишенный своей обычной работы, которая заключалась в уходе за лошадьми, Леголас еще раз окинул взглядом купол, разглядывая драгоценные кристаллы, вделанные в камень. Блеск янтаря привлек его внимание, и он сразу же переключился на маленький драгоценный камень в стене рядом с их лагерем, сверкающий в медово-желтом свете, который был подсвечен первым пламенем костра. От этого цвета его грудь пронзила острая тоска, смешанная с болью, и он поспешно отвел взгляд в сторону озера.       - Я искупаюсь, – сказал он спокойно, без малейшего признака внутреннего смятения. Гимли проворчал что-то неразборчивое, так что Леголас воспринял это как утвердительный ответ и подошел к краю подземного озера.       Гимли не сводил глаз с того, что делал, пока Леголас раздевался, и поднял глаза в момент, когда эльф вошел в прозрачную сине-зеленую воду. Он вспомнил время, когда Леголас не купался перед ними, и причина была так же очевидна тогда, как и сейчас. На теле эльфа виднелись старые шрамы, свидетельствующие как об их игнорировании, так и о недоедании.       Гимли проснулся от беспорядочных и невнятных криков. Прежде чем он по-настоящему осознал это, к первому звуку присоединился еще один, исходящий от безошибочно узнаваемого голоса эльфа из отряда.       - Sîdh Frodo, – прошептал голос и шикнул на хоббита. – Coiva o sin dûr ôli.       Гимли открыл глаза, раздраженный тем, что эльф говорит на непонятном ему языке. В этот момент глаза Фродо резко поднялись, и он сел, задыхаясь, но эльф мягко толкнул его обратно. Свет костра освещал эльфа, сидевшего рядом со спальным мешком Фродо посреди лагеря.       - Леголас?.. – Задыхаясь, спросил Фродо.       - Да, это я, – успокаивающе прошептал Леголас, проводя рукой по влажным кудрям хоббита.       - Почему ты не спишь? – Фродо что-то пробормотал и опустил глаза, его щеки слегка покраснели.       Леголас улыбнулся. – Ада часто ругал меня за то, что я очень чутко сплю. Я проснулся, когда услышал твое горе, и хотел разбудить тебя прежде, чем тебе пришлось бы иметь дело со всем лагерем, наблюдающим за каждым твоим шагом. – Он наклонился и приподнял лицо хоббита несколькими пальцами под подбородком. – Не беспокойся о грустных снах, ибо это всего лишь облака, которые скоро закроют солнце.       - Тебе снятся кошмары? – Спросил Фродо.       - У меня было больше кошмаров, чем можно сосчитать дней твоей жизни. Я живу уже очень долго, юный хоббит.       Фродо усмехнулся, но вдруг стал морщиться и тереть рану от моргульского клинка. Зоркие глаза Леголаса мгновенно уловили это движение, и Гимли увидел, как эльф встал, подошел к своей сумке, нашел бурдюк с водой, жестяную кружку и мешочек. Эльф опустился на колени у огня и принялся греть воду в одном из котелков Сэма, прежде чем смешать чай из того, что было в мешочке.       - Вот, – тихо сказал Леголас, протягивая кружку и снова опускаясь на колени рядом с Фродо. – Это должно помочь от холода раны и темных снов.       Фродо взял кружку, но его брови нахмурились. – Откуда ты это знаешь? Я узнаю мешочек. Во время нашего пути ты много раз заваривал из него чай.       Гимли уже подумал, что эльф не ответит, но неожиданно Леголас сказал, – я получил подобные раны десятки лет назад, это не была рана от призрака, но Элронд нашел их похожими. Я использую чай, чтобы уменьшить воздействие, которое они оказывают на мой организм. Ты должен знать это: холод, временами головокружение, ночные кошмары, ...боль.       Голубые глаза Фродо слегка расширились, и он посмотрел на Леголаса в шоке и небольшом страхе.       - Разве Элронд не может исцелить тебя?       Леголас мягко улыбнулся. – Элронд и другие целители сделали для меня всё, что могли, но я никогда не избавлюсь от ран и их последствий.… Это бремя, которое я смирился нести. Они слишком сильны и полны тьмы, чтобы легко противостоять им…       - ...Кто это сделал?.. – Прошептал Фродо.       Гимли не мог читать мысли эльфа, не мог видеть сквозь прочный барьер в этих сапфировых глазах, но он видел, как грудь эльфа медленно поднимается и опускается, когда он глубоко вздыхает.       - Кто-то, чье имя я не произнесу здесь, – наконец тихо произнес Леголас. – Ты лучше всех должен знать, о ком я говорю, Фродо.       Хоббит слегка побледнел и, не отдавая себе отчета, поднял руку, чтобы схватить кольцо на шее. Леголас внимательно наблюдал за происходящим.       - Ты сказал, раны?.. – Фродо тревожно вздохнул.       Леголас просто протянул руку и взъерошил Хоббиту волосы, мягко улыбаясь ему. – Не беспокойся за меня, друг мой. Я более вынослив, чем кажусь, – сказал Леголас, вставая. – Выпей чаю, Фродо, а потом ложись спать. Думаю пойти смыть грязь пути с моей кожи.       - Спасибо, Леголас.       - Всегда пожалуйста.       Гимли проследил взглядом за эльфом, когда тот подошел к Боромиру, стоявшему на страже, и сказал ему, что идет к озеру купаться. Гондорец выглядел недоверчивым и ошеломленным, без сомнения из-за того, что ночь была холодной, но тем не менее кивнул,и вскоре Леголас бесшумно двинулся через лагерь к деревьям.       Некоторое время он сидел так, наблюдая, как Фродо пьет чай, но чувствовал, как растет его раздражение на эльфа.       На протяжении всего пути Леголас держался отчужденно и совершенно непредсказуемо. В один момент он пел, прыгая по деревьям, а в другой его глаза темнели, и он становился молчаливым. Когда это случалось, эльф имел дурную привычку не отвечать на вопросы или просто отвечать, как будто он был лучше всех.       - С меня хватит! – Запротестовал Гимли с того места, где он лежал, заставив Фродо вздрогнуть, а остальных проснуться. Ворча, гном встал. – Я покажу этому эльфу, что он не умрет от общения с нами! Я больше не потерплю его высокопарную и грандиозную игру!       - В чем дело, Гимли? – Пробормотал полусонный Арагорн с другой стороны лагеря.       - Эльф пошел купаться в такой час! – Хрипло пожаловался Гимли, поднимая топор. – Я устал от того, что он думает, будто ему должны быть предложены лучшие условия по сравнению с остальными. Клянусь своим топором, я прослежу, чтобы все изменилось.       Хоббиты смотрели на гнома широко раскрытыми глазами, когда он бросился в ту сторону, куда ушел Леголас.       - Эй! – крикнул Арагорн, вскакивая со своего спального мешка и торопливо натягивая сапоги. – Гимли, подожди! Ты не знаешь причин Леголаса! Просто подожди!       Гном к тому времени уже ушел, так что Арагорн выругался, прежде чем побежал за Гимли. За ним последовали хоббиты и Боромир, все, кроме Гэндальфа, который храпел в углу лагеря.       Когда Арагорн подошел к гному, он попытался положить руку ему на плечо, чтобы удержать, и сказал, – Подожди, Гимли, ты не знаешь, почему он…       Но Гимли вырвал свое плечо из руки Арагорна, и они прорвались сквозь другой куст, оказавшись прямо перед озером. Леголас уже стоял в воде по плечи. Он растерянно оглянулся, когда Арагорн и Гимли, спотыкаясь, вышли на берег озера в сопровождении четырех хоббитов и Боромира.       Леголас открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент Гимли направил на него топор. – Я сыт тобой по горло, эльф! – хрипло прорычал он. – Твоя раса всегда думает, что вы намного лучше всех нас! Не думай, что я забыл, как твои сородичи пытались ограбить моих. Как вы заперли моего отца в своей темнице, словно он был каким-то преступником!       - Гимли! – Прорычал Арагорн.       - Нет! Я не понимаю, зачем он вообще пошел с Братством?! – Крикнул Гимли. – Если ты настолько высокомерен, что даже не можешь мыться одновременно с нами, то тебе нет места среди нас! Я, например, никогда бы не доверил кому-то вроде тебя охранять мою спину! Я – …       Гимли резко оборвался, когда Леголас внезапно нырнул под воду. Ощетинившийся гном тут же обругал эльфа на своем языке и продолжил делать это, когда тот появился снова. Леголас невозмутимо откинул мокрые волосы с лица, прежде чем пойти к берегу. Проклятия и ругательства Гимли постепенно стихли, когда из воды вынырнуло еще больше эльфийского тела.       Шрамы проходили по всему телу эльфа. Белые линии тянулись по его туловищу, рукам и ногам. Круглое клеймо, две чуть более почерневшие раны и множество других виднелись на его груди. Несколько прямых белых линий пересекали его запястья, на плече красовался большой ожог, а на предплечье виднелся неровный шрам. На бедре круглый след зажившей раны от стрелы и еще несколько других. Ожерелье с кольцом, которое Гимли не раз видел, когда эльф вертел его в руках, все еще висело у него на шее.       Гимли онемел, хоббиты побледнели, Боромир помрачнел, но в серебряных глазах Арагорна не было ничего, кроме глубокой печали. Леголас шел по берегу, пока не оказался прямо перед Гимли.       - Я не думал, что для тебя будет иметь такое большое значение, буду ли я мыться вместе с остальными или нет, - спокойно сказал Леголас. - Поверь мне, у меня не было намерения обидеть кого-либо из вас. Решив поступить таким образом, я просто пытался избежать дополнительных вопросов. – Он перевёл взгляд на хоббитов. – Также я не хотел вас пугать.       - Мы старше, чем кажемся, – прошептал Фродо, и эмоции в его глазах сменились от удивления до печали.       Леголас тихо усмехнулся. – Да, это так, – улыбнулся он и тихо сказал, – и все же вы прожили всю свою жизнь в Шире в мире. Я бы не стал привносить войну и темные воспоминания в братство, цель которого, я думаю, состоит в том, чтобы создать своего рода безопасное убежище среди всех этих опасностей. Кроме того… я тоже гораздо старше, чем выгляжу.       - А я думал, эльфы умеют заживлять шрамы... – нерешительно произнес Фродо, не сводя глаз с чуть более черных отметин.       Взгляд Леголаса переместился, и он на мгновение уставился в пустоту. – Да, у нас есть такая способность, - сказал он, снова взглянув на Фродо. – Однако со мной случилось нечто, что уменьшило мои эльфийские способности к исцелению…       - Что случилось? – Невинно спросил Пиппин, прежде чем Мерри успел остановить его движением руки.       Леголас некоторое время молчал, теребя кольцо на шее, но потом прошептал, – ... моя феа была разделена пополам. Моя жена… она умерла.       - О... – выдохнул Пиппин, – ты любил ее?       Улыбка слегка приподняла губы Леголаса, и внезапно ему показалось, что печаль и горе, которые он скрывал от них с самого начала, слегка пробились сквозь его защиту. – Да, – прошептал он, – я очень любил ее.       Все молчали, и тогда Арагорн сказал, – Леголас, прости меня.       Сапфирово-голубые глаза Леголаса обратились к нему, зная, что этот человек был единственным в братстве, кто знал хотя бы часть его истории. - Ennasië munta gohena, – негромко произнес он, и эльфийский язык мелодично зазвучал в лесу. [Мне нечего тебе прощать]       Когда вопросов больше не осталось, Леголас повернулся и пошел туда, где сложил свою одежду, деловито начав одеваться, не заботясь о том, что он все еще мокрый. На спине братство увидело такое же количество шрамов, что и на торсе.       Одевшись, Леголас повернулся и сказал, – давайте вернемся и поспим, я вижу, до рассвета еще несколько часов, а завтра дальний путь.       Пока они шли, Пиппин подскочил к Леголасу и спросил, – сколько тебе лет?       - Пиппин! – отругал его Сэм. – Я уверен, мистер Леголас не хочет, чтобы вы задавали вопросы.       - Все в порядке, Сэм, – сказал Леголас и улыбнулся хоббиту. – Я не возражаю. - Он снова повернулся к Пиппину. – Мне почти две тысячи лет. Глаза Пиппина расширились.       - Как долго ты сражаешься? – Спросил Мерри, вероятно воодушевленный тем, что Пиппин продолжал задавать вопросы.       - Ба! – Сказал Гимли. – Эльфы живут так долго, что у них есть неограниченное количество лет, чтобы беречь своих детей! Гномы же закаляются в битвах уже после сорокового дня рождения!       Вздох Леголаса заставил Пиппина и Мерри хихикнуть. – Иногда я действительно задаюсь вопросом, – сказал Леголас, – рассказывают ли гномам хоть что-нибудь об обычаях эльфов, или от предыдущих поколений ничего не передается, кроме старых обид.       - А вы, я полагаю, чем-то отличаетесь? – Гимли возмущенно фыркнул.       - По-моему, – сказал Леголас. – Время, когда не было вражды между эльфами и гномами, все еще помнят эльфы, и знания, собранные в те дни, передавались из поколения в поколение. Я изучил ваш язык, вашу историю и все известные нам обычаи.       В этот момент они снова вошли в свой лагерь. Леголас подошел к угасающему огню и спокойно начал его разжигать. Остальные собрались вокруг, с любопытством наблюдая за эльфом в их компании. Это был первый раз, когда Леголас рассказал им что-то о себе, и они надеялись, что он продолжит, несмотря на комментарии Гимли.       Когда Леголас поднял глаза и увидел, что они нетерпеливо ждут, он мягко усмехнулся, прежде чем продолжить, – чтобы ответить на ваш вопрос, большинство эльфов тренируются с сорокового дня рождения, так же как и гномы, и им разрешено вступать в патрули, когда они достигают совершеннолетия в возрасте пятидесяти лет. Моя собственная ситуация была немного другой, потому что я был сыном короля, так что …       - О да, я наслышан о твоем высокомерном отце, который сначала отвернулся от моей расы, а потом попытался обокрасть их. Держу пари, у него не хватило духу рисковать собственным сыном! – Гимли сплюнул, разозленный тем, что Леголас его игнорирует. – Без сомнения, это он заклеймил тебя, как скотину, не думай, что я не заметил, что буква " Т " выгравирована на твоей коже. Я должен сказать, что даже я не думал, что так называемый "король" будет настолько жесток, но я полагаю, что это было не совсем невозможно.       Выражение лица Леголаса потемнело, и он напрягся, его глаза стали ледяными. Но как раз в тот момент, когда он был готов клюнуть на приманку гнома, кулак Арагорна появился из ниоткуда и ударил Гимли в челюсть, отбросив крепкого гнома в сторону. Арагорн, поморщившись, с болезненной гримасой стал растирать руку.       Прежде чем Гимли успел прикрикнуть на него, Арагорн сердито сказал, – Я бы столько всего тебе мог сказать, Гимли сын Глоина, но это было бы слишком неразумно. Но могу заверить, что король Трандуил никогда не поднимал руку на своих детей. – Леголас внутренне поморщился. – А ты знаешь, откуда я это знаю? Я знаю это, потому что точно такая же марка была на коже моего приёмного брата, и я знаю, что она появилась там через большую боль и трудности, такие, которые ты себе даже представить не можешь!       Арагорн помолчал, прежде чем продолжить, – ...я предлагаю тебе немного отдохнуть, потому что ты явно устал больше, чем думаешь, раз не можешь держать свои мысли при себе.       Гимли собрался было возразить, но, увидев широко раскрытые глаза хоббитов, с ворчанием вернулся к своей постели. Однако, несмотря на то, что он повернулся к ним спиной, он продолжал прислушиваться к разговору.       Арагорн и Леголас некоторое время разговаривали по-эльфийски, не давая кому-либо, кроме Фродо и частично Боромира, понять, о чем они говорят.       Гендальф продолжал храпеть на заднем плане.       Когда Леголас снова заговорил на общем языке, его голос снова звучал безмятежно и спокойно, как будто ничего не произошло. – Так как я был сыном короля, я был больше нужен на полях сражений, поэтому был подготовлен к бою после моего восьмого дня рождения, и присоединился к патрулям к тому времени, когда мне исполнилось восемнадцать. – Он пристально посмотрел на Мерри. – Так что, полагаю, ты можешь сказать, что я сражаюсь уже давно, мистер хоббит. Я действительно сражался очень долго.       Теперь, глядя на Леголаса, Гимли видел, как высокомерно вел себя по отношению к эльфу в самом начале их совместного пути. Он превратился в тот самый образ, который его учили ненавидеть. Оглядываясь назад, он видел, что Леголас никогда не делал ничего преднамеренного, чтобы вызвать к себе враждебность, потому что теперь он был тем же эльфом, единственное, что изменилось, - это то, что он стал более понимающим.       Потому что Леголас был эльфом, о котором нужно было что-то понять, прежде чем делать скидку на его причуды и привычки. Как только этот уровень понимания был достигнут, стало ясно, что Леголас был затравлен, изнурён и слегка разрушен всем, что ему пришлось пережить. Ему было ясно, что Леголас прошел через многое, хотя он знал лишь обрывки его жизни.       Пока Гимли готовил ужин, он наблюдал, как Леголас ловко плавает в прозрачном сине-зеленом бассейне. Эльф нырнул, развернулся и заскользил по воде, как тюлень, легко и грациозно кружа вокруг каменных колонн, которые поднимались из воды. Его серебристо-белые волосы светились так же, как драгоценные камни над ним, а сапфировые глаза сияли от удивления. Опыт общения с Леголасом научил одному из недостатков расы гномов: способности держать обиду и позволять ей расти веками, пока она не переполнит чашу терпения. Это было то, чего он должен был опасаться в будущем.       - Леголас! – Крикнул Гимли, начиная разливать приготовленное им рагу в две миски.       Прежде чем отправиться в путь, Эомер позаботился о том, чтобы у них было много провизии, так что рагу оказалось богатым и мясом, и овощами.       Леголас снова повернулся к другу и застенчиво улыбнулся, прежде чем без особых усилий доплыть до края подземного озера. Выбравшись из воды, он несколько мгновений выжимал её из волос, но в остальном просто натянул одежду, несмотря на то, что был весь мокрый. Гимли это уже не пугало, потому что много раз видел, как он это делает.       Однако в тот момент, когда Леголас оделся, его взгляд немного затуманился. Вместо того чтобы двинуться к лагерю, он снова присел на корточки у озера и позволил своим пальцам скользить по сине-зеленой воде. Казалось, он ласкает любимую…       - Дружище! – Рявкнул Гимли.       Леголас мгновенно очнулся от раздумий, и оторвав руку от воды, уставился на нее широко раскрытыми глазами. Гимли с беспокойством наблюдал, как плечи эльфа поднимались и опускались с короткими, резкими вздохами, когда он изо всех сил пытался освободиться от того, что зацепило его. Затем он резко вскочил и направился к лагерю, сев рядом с Гимли, ни разу не оглянувшись.       Гимли некоторое время молчал, ожидая объяснений. Когда Леголас ничего не сказал, он спросил, – что это было?       Леголас смотрел ему прямо в глаза, не моргая и не выказывая никаких эмоций. – Не знаю, – ответил он.       - Да, это так, – возразил Гимли, но ответа не потребовал и протянул Леголасу миску с тушеным мясом. Будучи преисполненным решимости убрать обеспокоенное выражение с лица Леголаса, он спросил, – так что еще ты можешь рассказать мне о своих внуках?       В тот же миг в сапфирово-голубых глазах Леголаса вспыхнул свет, и на мгновение ему показалось, что они приобрели другой оттенок.       Эффект был мгновенным, и Гимли обнаружил, что улыбка растягивает его собственные губы, когда он слушал, как Леголас оживленно болтает о Каладеле и Нарувире.       Его отец, Глоин, вероятно, отрекся бы от него и выгнал на улицу, если бы знал, сколько сострадания, нежности и заботы тот испытывал к своему эльфийскому другу…       Они проговорили весь вечер, а потом погрузились в дружеское молчание. Леголас некоторое время сидел, прислонившись к стене пещеры, поглаживая кольцо на шее и рассеянно глядя на янтарный драгоценный камень в стене.       Когда кольцо осветилось огнем костра, Гимли смог разглядеть цветок с лепестками из янтаря и сапфира в центре. Само кольцо было сделано из двух тонких переплетенных элегантных серебряных лент.       - Он принадлежит твоей жене? – Тихо спросил Гимли.       Глаза Леголаса снова сфокусировались, и он ошеломлённо посмотрел на него.       - Кольцо, – уточнил Гимли, – принадлежит твоей жене?       Глаза Леголаса смягчились, и он посмотрел на него сверху вниз. – Да, – ответил он. – Принадлежало. – Медленно выдохнув и закрыв глаза, Леголас протянул руку, чтобы расстегнуть цепочку, удерживающую его на шее. Затем он передал кольцо Гимли, чтобы тот мог рассмотреть его.       Гимли благоговейно взял кольцо в руки, зная, какую ценность оно представляет для друга. Кольцо казалось почти священным, ведь оно принадлежало тому, кого его друг любил больше всего на свете.       - Что с ней случилось, друг? – Мягко спросил Гимли, возвращая его. Пока Леголас молчал, Гимли заверил, – Можешь не говорить, если не хочешь.       Леголас покачал головой, не отрывая глаз от кольца в своих руках. – Она истаяла... думая, что я мертв, – прошептал он.       При этих словах карие глаза Гимли заострились.       Прислонившись спиной к стене пещеры, Леголас перевел взгляд на янтарный камень, вделанный в нее. – Ты помнишь, что я рассказывал тебе о том времени, когда твой отец приходил в наши залы? Что Лихолесье было в осаде?       - Да, – ответил Гимли.       - Мне удалось вытащить ее из Залов.… Её, мою дочь и мою сестру.       Его ледяные голубые глаза утонули в янтарных глазах Фанес, и она коротко кивнула, прежде чем схватить Малиэль за руку, чтобы удержать ее на месте.       Слезы, исходившие от дочери, не достигали его ушей, поскольку он продолжал смотреть Фанес в глаза, казалось, целый час, но, возможно, всего лишь пару секунд. Он протянул руку и положил ее на живот жены, посылая часть своей голубой энергии внутрь нее и жизни, которую она несла. Затем он плотно закрыл дверь и запер ее, не обращая внимания на то, как Малиэль колотила в нее и умоляла.       - Я позаботился о том, чтобы они могли уйти из Залов и чтобы мой друг отвез их в Ривенделл… – Леголас продолжил мягко, – все должно было пройти отлично, только вот ... она была беременна… Эльфы, они должны отдавать много энергии своему ребенку, чтобы выносить его, и я не был рядом с ней, чтобы помочь ей. Они скакали изо всех сил, чтобы найти убежище, не имея возможности остановиться из-за врагов, идущих по их следу. Явное физическое напряжение от езды на такой скорости вкупе со стрессом от всего происходящего, а также беспокойство за меня и отсутствие отдыха… Это было уже слишком… Мы ... мы потеряли ребенка …       Леголас почувствовал, как боль пронзила его сердце, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы подавить эмоции, грозившие вырваться наружу.       - ...Ты должен понять, – сказал он слегка охрипшим голосом, – для эльфа потерять ребенка ... потерять ребенка, жизнь... это самое худшее, что может случиться с ним… Такая долгая жизнь означает, что детей так мало... особенно в Лихолесье. Поэтому мы бережём эльфлингов не сравненно…       - Фанес, она… Она думала, что потеря нашего ребенка была ее виной. Еще до того, как я ушел сражаться с Сауроном, она уже была ослаблена и изо всех сил пыталась справиться со всем…       Фанес поднесла руку ко рту, но вскоре перестала сдерживать слезы и упала на колени. Леголас немедленно пробежал мимо Галадриэль и направился к ней. Он обнял ее, и она вцепилась в его тунику, душераздирающе плача в плечо мужа. Он почти не мог дышать, слыша страдания от того, кого он так любил.       - Мне очень жаль. – Фанес всхлипнула ему в плечо. – Мне так жаль.       Леголас знал, что весь двор вокруг них погрузился в тишину, но ему было все равно, его не волновало ничего, кроме жены в его руках прямо сейчас.       Фанес продолжала извиняться перед ним сквозь свои душераздирающие рыдания, так что он силой разорвал связь, которую они разделяли, и их воспоминания и умы слились воедино. Правда ударила его, как пощечина, и на глаза навернулись слезы.       Их ребенок…       - Я обещал ей, что вернусь раньше, чем пройдет два месяца… Я знал, что если бы у нее было время держаться, то ей было бы легче пережила горе…       - Два месяца… Не важно, что ты услышишь, не важно, кто и что скажет про меня, я вернусь через два месяца. – Слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам. – Я и раньше выживал, несмотря ни на что, дай мне время сделать это снова. Обещай, что будешь ждать меня.       Он отчаянно схватил Фанес за руку и тихонько встряхнул, когда она не ответила.       - ...Я обещаю… – Она задохнулась, ее золотые глаза блестели от слез, когда она посмотрела на негг. – Я обещаю…       - Я сражался против Саурона... и некоторые даже сказали бы, что я победил, – прошептал Леголас. – Я выгнал его из леса, но победа не обошлась без последствий.… Я бы вернулся к ней ... но я был так ранен, так ослаблен.… К тому времени, как я вернулся, прошло уже пять месяцев...       - Фанес… она ... она так долго цеплялась за надежду. Она пережила те два месяца, что ты заставил ее пообещать подождать... и она пережила третий ... но тебя не нашли… Каждый день казался ей долгим веком жизни… Леголас покачал головой, его дыхание лихорадочно участилось.       - Она так долго держалась… так долго Леголас… но в конце концов мы уже ничего не могли поделать… Мне так жаль… Мне так жаль, Леголас.       Его отец теперь всхлипывал всерьез, но Леголас просто сидел, широко раскрыв глаза и отрицательно качая головой.       - Нет... – простонал он, прерывисто дыша. Затем он грубо оттолкнул отца и вскочил на ноги, прежде чем броситься в коридор. Кирион попытался дотянуться до него в дверном проеме, но он увернулся от его руки и побежал по длинным коридорам, его разум был в панике.       Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет… Это было неправдой… Это было не так… Она все еще была там... Она ждала его... Он велел ей ждать его...       Он сказал ей доверять ему…       Леголас ворвался в их гостиную, дыша так быстро, что у него перехватило дыхание. Комната была совершенно пуста и холодна. Не теряя ни секунды, Леголас рванул через комнату и распахнул дверь в ванную, обнаружив ее в том же состоянии. Он едва успел заметить, как отец и брат вбежали в гостиную, как он подбежал к двери в спальню и распахнул ее.       Она была пуста.       Мир вокруг него рухнул и раскололся. И он упал на колени, отчаянно тряся головой. Его руки поднялись, чтобы больно схватиться за волосы. Его дыхание было похоже на неглубокий свист, а голубые глаза широко открыты.       - Мне очень жаль, Леголас, – сказал Гимли мягким голосом, несмотря на всю свою грубоватость.       Очнувшись от своих мыслей и постоянного горя, Леголас быстро заморгал, чтобы избавиться от слёз, затуманивших его взгляд на янтарный камень в стене. Насколько знакомый цвет камня и кольцо, которое он держал в руке, заставляли его чувствовать связь с Фанес, настолько они безжалостно причиняли ему боль. Закрыв глаза, Леголас сжал в кулаке ожерелье с кольцом.       Прошло почти восемьдесят лет с тех пор, как Фанес покинула этот мир. Годы, которые должны были быть всего лишь мгновением для эльфа, длились больше, чем целая жизнь, и казалось, что рана в его сердце только продолжала расти. Ему казалось, что в тот момент, когда он наконец решится отплыть в Благословенные земли, от него не останется ничего, кроме внешней оболочки, притворяющейся, что все в порядке…       - Это не твоя вина, – тихо сказал Леголас, открывая глаза и снова поворачиваясь к Гимли. В начале их пути гном бы удерживал победу и мрачное удовлетворение в своих глазах, но теперь Леголас видел только мягкую печаль в коричневых глубинах глаз друга. – Ты хороший друг, Гимли.       - И тебе выпала честь видеть меня, – сказал Гимли, издав грохочущий смех. –Кто знал, что всего через год я опущусь до того, чтобы стану хорошим другом эльфу.       Улыбка Леголаса стала шире, и он покорно покачал головой. Но Гимли продолжал весело смеяться. Сделав глубокий вдох, Леголас силой загнал свои боль и горе внутрь разума.       - Не пора ли тебе найти жену? Ты начинаешь седеть, мой друг. – С усмешкой спросил Леголас.       - Вау! Мне не нужны женщины! – воскликнул Гимли. – В лезвиях моего топора много нежной любви и заботы. Кроме того, женщин-гномов так мало, что сражаться за одну из них, когда тебе это неинтересно, считается оскорбительным.       - Вы сражаетесь за своих женщин? – Удивленно спросил Леголас, расслабляясь у стены пещеры.       - Да, дружище, – ухмыльнулся Гимли. – Каждый год проводится турнир, где мы, мужчины можем показать свою доблесть и силу и тем самым добиться свою женщину. Конечно, женщины могут сами выбирать, за кого выходить замуж, но они известны тем, что выбирают лучших бойцов. Была у нас гномья женщина по имени Рут, которая сказала, что выйдет замуж за гнома, который победит ее в рукопашном бою.       - Похоже, она своенравна, – сказал Леголас с улыбкой на губах.       - Ну конечно! – ответил Гимли. – По слухам, она была самым упрямым гномом всех времен. Она без устали побеждала каждого гнома, который пытался завоевать ее расположение, гномов, которые пришли со всех уголков королевства. Когда, наконец, больше никого не осталось, чтобы бросить ей вызов, она обратилась к вождю нашего клана, моему прадеду, и потребовала, чтобы он взял ее в жены, поскольку если никто не был достаточно силен физически, то она могла получить гнома, который обладал наибольшей властью.       Леголас усмехнулся. – И он сказал: "Да"?       - Он рассмеялся так громко, что земля задрожала, и потребовал эля и мяса, чтобы отпраздновать их воссоединение. Затем он подошел к ней и поклонился, прежде чем взять ее за руку и подвести к своему трону. С тех пор она была королевой рядом с ним, и их союз оказался самым сильным в истории гномов, – сказал Гимли и громко рассмеялся.       Леголас присоединился к его смеху и провел остаток вечера, слушая подобные истории в угасающем свете костра. К тому времени, когда остались только угли, они погрузились в уютную тишину. Гимли внимательно посмотрел на Леголаса, когда глаза эльфа снова остановились на янтарном камне, врезанном в стену, казалось бы, потерявшись в воспоминаниях.       По янтарным лепесткам цветка, украшавшего кольцо, принадлежавшее жене Леголаса, Гимли установил связь между янтарным цветом камня и воспоминаниями Леголаса о своей жене. Поэтому, глядя на то, как Леголас смотрит на камень в стене, он чувствовал, что тот каким-то образом принадлежит его другу.       Гимли притворился, что засыпает, подождал, пока почти беззвучное дыхание Леголаса не стало глубже, и вновь поднялся. Он достал из рюкзака стамеску и небольшой молоток, подошел к стене. Когда Леголас проснулся после первого удара, Гимли пригрозил и заставил его снова заснуть и не обращать внимания на шум, который раздавался с этого момента до самого утра.       Гимли трудился над камнем большую часть ночи. Когда он счел свою работу оконченной за пару часов до рассвета, то положил камень рядом с Леголасом и лег на спальный мешок, громко захрапев.       В тот момент, когда звуки храпа эхом разнеслись по пещере, сапфирово-голубые глаза Леголаса вновь сфокусировались, и он улыбнулся при виде своего глубоко спящего друга. Но вскоре его взгляд остановился на Янтарном камне, лежавшем рядом с ним.       Камень был закруглен и уменьшен до формы округлого диска. В камне было вырезано отверстие, и линии были выгравированы от отверстия вокруг к другой стороне диска в спиралевидном узоре.       Теплота наполнила Леголаса при виде камня, и он протянул руку, чтобы осторожно поднять его с пола. Он внимательно изучил камень, отмечая, какие усилия приложил друг к обработке, несмотря на то, что в его распоряжении было не так уж много инструментов. Потом он расстегнул ожерелье и надел камень на цепочку, чтобы тот висел рядом с обручальным кольцом Фанес.