Тихая Гавань

      65-й год Четвёртой эпохи. Каладелю и Нарувиру по шестьдесят семь лет       Элрохир поднял глаза, когда Малиэль вошла в гостиную. Её лицо было слегка опущено, когда она подошла к дивану, на котором он сидел и читал. В руке была толстая книга в кожаном переплете, которую он сразу узнал.       - Ты её закончила, – тихо сказал он.       Она кивнула, положила книгу на стол рядом с ним и тоже плюхнулась на диван, прислонившись к его груди и уткнувшись лицом ему в шею. Он нежно обвил её руками и подвинулся, чтобы ей было удобнее устроиться между его ног.       Много раз во время написания этой книги он стоял рядом со своей возлюбленной, утешая, когда ей рассказывались всё новые и новые истории из жизни её отца; истории, которые чаще всего были болезненными и душераздирающими, полными агонии и тьмы. Леголас рассказал ей всё, что можно было рассказать, и она провела последние годы, просматривая записи, записанные на каждом встрече, передавая медленно, но верно историю своего отца на бумагу.       И вот теперь она была здесь. Коллекция всего… коллекция каждого мучительного переживания, каждого момента горя, каждой радости и каждого прекрасного мгновения. Все это было собрано в этой книге, в этой толстой книге, которая теперь лежала на столе.       Такова была жизнь Леголаса.       Какие бы меры ни предпринимались, чтобы дистанцироваться от истинного столкновения с тем, что с ним произошло, как бы он ни старался отмахнуться от своих переживаний и отвлечься от них, видя только эльфа, который был сейчас, эта книга, одна эта книга сделала всё это невозможным.       Всё было здесь, чёрным по белому, пером на бумаге.       Впервые Малиэль по-настоящему услышала, что произошло, когда Леголас сражался с Сауроном, услышала, как он сам был близок к смерти, когда она наблюдала, как её мать умирала от горя дома. Впервые она точно знала, сколько раз он был схвачен и подвергнут пыткам. Впервые он рассказал ей, сколько товарищей погибло у него на глазах. Впервые она полностью осознала, как важно для него было иметь Фанес, и как много её собственное рождение дало ему света.       - …Я только что закончила последнюю страницу, – хрипло прошептала Малиэль, – и не знала, что делать дальше… Я просто сидела и смотрела на неё… Ро, мне кажется, после написания книги я осуждаю его… – Гнев исказил её лицо. – Всё, что произошло! Всё! Одна часть меня хочет бросить книгу прямо в огонь и просто смотреть, как она горит… Но его жизнь – это не то, что я могу выбросить по своей воле. Я не могу закрыть на это глаза и не могу похоронить это в прошлом, когда из всех существ на этой земле именно он заплатил самую дорогую цену за мир, который сейчас царит…       Элрохир крепче обнял её и провёл пальцами по её длинным, каштановым волосам, целуя в висок. – Ничего из того, что мы делаем сейчас, не может изменить того, что уже произошло давным-давно, – мягко сказал он ей. – Но какой бы болезненной ни была эта книга, никому никогда не будет позволено её читать… Она уже выполнила свое предназначение. Ему было тяжело говорить с тобой обо всём этом, но, как бы тяжело ни было, ясно, что откровения с тобой помогли ему пережить многое из того, что произошло.       Элрохир почувствовал, как напряжение покинуло его жену, заставив её ещё больше расслабиться у него на груди. Её губы коснулись его ключицы в молчаливой оценке его слов.       - Ты прав, – пробормотала она, прижимаясь губами к его шее. – Книга помогла ему открыться… Но сейчас я всё ещё здесь… с книгой в руках, и я понятия не имею, как её назвать. Какие слова могут быть об этой книге? ...Мы должны просто назвать это "книгой скорби" и покончить с этим.       Элрохир тихонько усмехнулся, услышав раздражение в голосе Малиэль, но он также услышал следы боли и горечи, поэтому нежно стал гладить её. Какое-то время он молчал, размышляя, и, наконец, ответил.       - Мы можем назвать её только одним словом, – прошептал он, закрывая глаза и прижимаясь лбом к её волосам. – «Надежда Лихолесья». ...Именно так Глорфиндейл называл Леголаса, когда рассказывал о нём Эстелю в детстве, и именно таким Леголас был в Лихолесье всю свою жизнь. Он был их надеждой.       Малиэль замолчала на мгновение, но затем прошептала, – это довольно иронично, не так ли? Звучит так весело… Возможно, он и был надеждой Лихолесья, но ценой собственного счастья.       - ...Возможно, – тихо ответил Элрохир. – Но через все эти трудности и всё это горе он обрёл товарищей, которые доверяют ему и которым он полностью доверяет. Он приобрёл друзей и создал семью. Он был в авангарде борьбы своего народа, и смотрел, как они, объединившись, преодолевают тьму, которая тщетно пыталась затмить их и низвергнуть.       - В поте лица его, в крови его самого и его народа, во всех их криках, воплях, смехе и молчании.… Он наблюдал, как они отказывались быть побеждёнными, поощрял их и сплачивал их вместе, как никто другой, объединял лесных эльфов и синдар и вёл их вперёд непрерывно до тех пор, пока, наконец, они не стали свободными. ...Это может быть душераздирающе, иронично, но это также и его величайшее достижение. То, чего никто другой не смог бы достичь.       - Ты прав. – сказала Малиэль, её голос был одновременно серьёзным и решительным. Она медленно высвободилась из объятий Элрохира, посмотрела ему прямо в глаза и благодарно поцеловала, а затем повернулась к столу и ещё раз провела пальцем по толстой книге, написанной её рукой.       Кончиками пальцев она провела по узловатому дереву, выгравированному на коричневой коже обложки книги. Затем она развязала веревку, которая удерживала книгу закрытой, и открыла первую страницу. Взяв перо, которым Элрохир раньше писал письмо, она обмакнула перо в чернила и написала плавными буквами на первой странице:       «Надежда Лихолесья»       Книга, описывающая жизнь Леголаса Трандуилиона       Она не добавила ни автора, ни какой-либо другой информации, только эту. Вся остальная информация казалась несущественной по сравнению с жизнью, описанной в книге. Элрохир переместился позади неё, переставляя ноги по обе стороны от неё и садясь за её спину, обхватив рукой её талию.       Протянув руку, он осторожно провел пальцем по кремово-белой странице, стараясь не касаться высыхающих чернил. Затем он приподнял первую страницу и посмотрел на плотно исписанные страницы. Книга была написана плавным почерком Малиэль, каждое слово и предложение.       Малиэль осторожно протянула руку и, взяв листок из его пальцев, снова положила его. – Я обещала Ада, что никто не будет читать её без его на то разрешения, – сказала она.       - Я знаю. – Элрохир сжал её и поцеловал в шею. Он уже собирался сказать что-то ещё, когда открылась входная дверь. Подняв глаза, он увидел своего близнеца, входящего в дом, с улыбкой на губах, когда тот увидел их вместе на диване.       - Привет, – поприветствовал их Элладан, усаживаясь в кресло напротив дивана. – Готовы ли мои племянники отправиться на последнюю рыбалку со мной и Исильмэ?       - О, значит, Исильмэ отправится с вами? – спросил Элрохир с хитрой усмешкой. За последнее столетие Элладан проводил с лесной эльфийкой всё больше и больше времени, и Элрохир с облегчением увидел, что его близнец снова оживился. В течение многих лет он беспокоился о том, что Элладан сожалел о своём решении выбрать эльфискую сущность вместе с ним много лет назад, когда он впервые попросил Малиэль выйти за него замуж.       Элладан озорно ухмыльнулся, но не успел ответить, как раздался стук в дверь, и она снова открылась. Исильмэ вошла в дом с врожденной кошачьей грацией. Она оставила свои серебристые волосы распущенными до талии, и её тёмно-зелёные глаза изучали их, пока дикая усмешка не появилась на её губах, и она подошла к Элладану, усаживаясь на подлокотник.       Её серебристые волосы и тёмно-зелёные глаза прекрасно контрастировали с тёмно-чёрными волосами и серыми глазами Элладана.       Nai elen siluva lyenna, – мягко поприветствовала их Исильмэ на нандоринском, приложив пальцы сначала ко лбу, а затем к сердцу и склонив к ним голову. [Да воссияет над вами звезда.]       Малиэль широко улыбнулась ей, прежде чем встать и подойти к ней. Она взяла её руки в свои и поднесла их к губам, чтобы оставить на них целомудренный, сестринский поцелуй. – Nai elen siluva lyenna yando, – ответила она. [Да воссияет звезда и над тобой.]       - Ты очень похожа на своего отца, Аранель, – тихо сказала Исильмэ через мгновение, её тёмно-зелёные глаза пристально смотрели в глаза Малиэль. [Принцесса]       - Пожалуйста, я говорила тебе это уже, – вздохнула Малиэль, но на её губах играла снисходительная улыбка. – В таких формальностях нет нужды. Ты друг нашей семьи ...и, может быть, однажды я даже смогу назвать тебя сестрой. – Ни Элладан, ни Исильмэ не покраснели от такого намёка, напротив, оба хитро ухмыльнулись, и Элладан потянулся, чтобы стащить Исильмэ с подлокотника себе на колени. Он попытался запечатлеть поцелуй на её красных губах, но прежде, чем это у него получилось, Исильмэ уже скатилась как кошка с его колен. Увидев, как он надулся, она лишь хитро улыбнулась и снова подошла к нему, прижала к спинке стула и что-то прошептала ему на ухо, а затем соблазнительно прижалась губами к его губам, не ослабляя при этом давления на грудь.       В этот момент Элрохир уже не мог сдержать смешок, слетевший с его губ. Его веселье только усилилось, когда он увидел румянец, который распространился по щекам его великолепной жены. Тем не менее, Малиэль и он обменялись снисходительной улыбкой.       - О, Валар, недостаточно нам было видеть, как Ада и Нана целуются! – Голос Каладеля внезапно раздался из дверного проёма. Нарувир толкнул его с нетерпеливым раздражением, когда тот стал делать вид, что его тошнит.       Близнецы вошли в комнату, тепло одетые в шерстяные туники и плащи. Перед тем как пройти, Нарувир прислонил к стене разнообразные рыболовные снасти. Несмотря на своё притворство, Каладель приветствовал Исильмэ как старого друга, непринуждённо шутя с ней. Нарувир также тепло приветствовал её и Элладана, но Элрохир заметил, что взгляд его младшего сына остановился на книге в кожаном переплёте, лежащей на столе.       - Ты уже закончила, – тихо сказал он, и его серебристые глаза встретились с глазами матери.       - Закончила, – ответила она с лёгкой улыбкой.       Нарувир подошёл к столу и протянул руку, чтобы очертить контур дерева, украшавшего обложку. Тогда он поднял на отца горящие глаза с редкой вспышкой страсти и решимости. – Когда-нибудь я прочту это, – сказал он уверенным и спокойным голосом.       Элрохир почувствовав, как его губы изогнулись в улыбке, ответил, – тогда тебе придётся надоесть деду со своей просьбой, и, возможно, однажды он даст тебе разрешение прочитать книгу только для того, чтобы больше не слышать тебя.       Нарувир весело фыркнул и поднял глаза, почувствовав, как мать протянула руку, чтобы погладить его по волосам. Его твёрдость растаяла от её прикосновения, и он спросил, улыбаясь, – как ты думаешь, дедушка уже добрался до Минас-Тирита?       - Насколько я знаю Глорфиндейла, он бы сдержал твоего деда, чтобы тот не изнурял себя галопом всю дорогу, – ответила Малиэль. – Они, вероятно, доберутся до города в течение нескольких часов.       - Надеюсь, к этому времени мы успеем прорубить во льду прорубь и наловить рыбы на ужин, – сказал Элладан, вставая с кресла. – Нам, вероятно, следует отправиться прямо сейчас, поскольку я точно знаю, что если вы как два сумасшедших опять будете бегать вокруг, то всё займёт вдвое больше времени.       - Да неужели? – Каладель фыркнул. – В два раза дольше, чем тогда, когда вы с Исильмэ ...сами по себе, больше были заинтересованы в том, чтобы разделить тепло тела друг друга, чем попытаться поймать рыбу??       Элладан протянул руку и шлёпнул своего хихикающего племянника, но огонёк в его глазах противоречил изумлению.

***

      Копыта Асфалота и Тинко стучали по белому булыжнику цитадели, когда они поднимались на самый высокий уровень Минас-Тирита. Глорфиндейл взглянул на Леголаса, казалось, в сотый раз за последний час. Несколько лет назад Леголас попросил помощи у него и Альфирина, но даже с их поддержкой казалось, что он находится в постоянном упадке, и Глорфиндейл беспокоился о том, как он справится с этим визитом.       На теле Леголаса начали проступать слабые следы медленного угасания. Он снова похудел, несмотря на то что они с Альфирином следили за тем, чтобы он ел, и на то, что Леголас делал для этого всё возможное. В дополнение к этому, его глаза стали немного темнее, и он начал дремать днем, потому что ночью его всё ещё мучили кошмары.       Глаза Леголаса наполняла пустота, пока они ехали по городу и пока двери цитадели не открылись, а Арвен не шагнула во двор. На её нестареющем лице играла мягкая улыбка, серые глаза сияли, как звезды, несмотря на печаль внутри.       - Добро пожаловать в Минас-Тирит, – поприветствовала она их своим мягким, мелодичным голосом, целуя в обе щёки, когда они спешились и отдали лошадей двум пришедшим конюхам. – Я хотела бы приветствовать вас при более счастливых обстоятельствах, но, увы, нельзя остановить ход времени.       - Как он? – серьёзно спросил Леголас.       - Он ждет тебя, – ответила Арвен, взяв его под руку, чтобы утешить, и повела в королевский дом. Глорфиндейл ободряюще улыбнулся своей названной дочери, когда она оглянулась на него, чтобы посмотреть, следует ли он за ней. Она повернулась снова к Леголасу и переключила своё внимание на него. –Эстель сейчас с ним, но он больше ничего не может сделать. Это естественный ход жизни, хотя нам, бессмертным, он может показаться несправедливым.       Боль невольно пронзила сердце Леголаса, когда он услышал, как Арвен называет себя бессмертной, хотя оба они знали, что она выбрала смертный удел, чтобы оставаться рядом с Арагорном. Когда-нибудь ему придётся попрощаться и с ней. Однажды ему придется попрощаться со всеми.       Он едва заметил, как его провели через дом, пока они не оказались перед белой дубовой дверью, из комнаты за ней доносился запах ацеласа и лаванды. В горле у него пересохло ещё сильнее, чем раньше, и он смог только кивнуть, когда Арвен испытующе посмотрела на него.       Затем она подняла руку и несколько раз постучала в дверь, успокаивающе сжимая его руку. Прошло мгновение, прежде чем дверь открылась, и Арагорн вышел наружу с усталым, но умиротворенным лицом.       - Друзья мои, – мягко поприветствовал он их и сжал предплечья Леголаса и Глорфиндейла, держа Леголаса за руку немного дольше, притягивая его затем в крепкие объятия. – Хорошо, что вы приехали. Не думаю, что он протянет дольше. Он готов вас принять.       - Он проснулся? – спросил Леголас немного хриплым голосом, закрывая глаза и прижимаясь к другу.       - Он проснулся и знает, что ты здесь, – ответил Арагорн. – Он хочет тебя видеть… Гимли уже попрощался с ним.       - Разве нет никого более важного, кто бы находился с ним в его последние минуты?.. – прошептал Леголас. – Он знает тебя лучше всех нас… А как же его сын Фарамир?       - Фарамир всё ещё в Шире, – мягко сказал ему Арагорн. – Он уже попрощался с отцом, когда тот отправился в Гондор. ...Ты значишь для него так же много, как и для любого из нас, мой друг. Иди к нему, Леголас. Если что-нибудь случится, позови, и я приду к вам, но больше я ничего не могу для него сделать.       Леголас кивнул в плечо друга и отодвинулся, чтобы посмотреть на дверь, за которой он слышал лёгкое хриплое дыхание и редкое покашливание. Он уже собирался протянуть руку к двери, когда Глорфиндейл окликнул его.       -Я не думаю, что тебе стоит идти туда одному, Леголас, – сказал он так тихо, что только эльфы, Леголас и Арвен, могли услышать его.       Леголас повернулся к нему, его тёмно-синие глаза были усталыми и полными печали. Тем не менее, он приподнял губы в лёгкой улыбке, видя беспокойство своего друга. – Со мной всё будет в порядке, Глорфиндейл. – Я позову, если мне что-нибудь понадобится.       Дверь в комнату слегка скрипнула, когда он толкнул её, и его взгляд сразу же упал на лежащую на кровати фигуру, подпертую горой мягких подушек.       - Привет, Пиппин, – тихо сказал Леголас, входя в комнату и закрывая за собой дверь.       Старый хоббит улыбнулся ему усталой, но такой же яркой улыбкой, как и всегда. – Привет, Леголас, – ласково поздоровался он. Его глаза всё ещё сияли молодостью, несмотря на то что тело постарело, а золотистые кудри поседели. Вены отчетливо проступали на руке, лежавшей поверх кремового покрывала, покрывавшего его ноги и талию. Леголас протянул руку, чтобы взять её в свою, и сел на стул рядом с кроватью.       Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как он в последний раз приезжал в Минас-Тирит и обнаружил, что прибыл слишком поздно, и что уже скончался Мерри, который был всегда рядом со своим лучшим другом, тем самым хоббитом, с которым он сейчас прощался. За год до этого он получил письмо из Рохана, в котором говорилось, что Эомер умер, и что его пригласили на похороны. За несколько лет до этого Сэм решил последовать за своим мистером Фродо за море.       Все уходили…       - Я хотел бы увидеть твой золотой город в последний раз, – сказал Пиппин, слегка бормоча слова. – И навестил бы Фарамира в Минас-Итиле, сказал бы ему, что, если ему понадобится старый хоббит, я с радостью снова буду служить ему. Даже если бы нам, старикам, ничего не оставалось, как сидеть, пировать и курить весь день.       Пиппин весело усмехнулся, его глаза заблестели. Прошло всего мгновение, как его смех перешёл в хриплый кашель. Леголас протянул руку и поддержал его, пока хрупкое тело сотрясалось от кашля. Когда приступ наконец закончился, Леголас взял кружку, стоявшую на прикроватном столике, и помог Пиппину выпить чай.       - Не думаю, что тебе будет полезно курить весь день, юный хоббит, – мягко сказал Леголас, улыбаясь Пиппину и ставя кружку обратно на стол.       Пиппин игриво нахмурился. – У Странника, похоже, такая же чудная идея. Прислушайся к Перегрину Туку, когда он говорит тебе, что кусочек листа Лонгботтома никогда никому ещё не вредил, – сказал Пиппин, и в его глазах блеснул огонёк, а ухмылка нарушила его хмурое выражение. – Ты случайно не знаешь о тайнике здесь, в Минас-Тирите? Я уверен, что Странник где-то спрятал их. У такого великого эльфийского принца, как ты, не возникло бы никаких проблем найти его и тайком передать мне, я уверен.       Леголас невольно почувствовал, как с его губ сорвался смешок, и с нежностью посмотрел на хоббита. Пиппин снова закашлялся, и приступ, который длился даже дольше, чем последний, сделал его ещё более бледным и слабым. Во время приступа Леголас поддерживал больного хоббита, чувствуя, как сердце сжимается в груди. Казалось, прошло совсем немного времени с тех пор, как они оба были Хранителями, и Пиппин казался ему не старше невинного любопытного ребёнка. И вот теперь он сидел у смертного одра…       На этот раз кашель длился гораздо дольше, и, когда он закончился, Пиппин откинулся на подушки, его щёки стали желтыми.       - Для такого маленького парня я много сделал в жизни, не так ли, Леголас? – еле слышно произнёс Пиппин. – Видел весь широкий мир за пределами Шира, Ривенделл, Туманные горы, Морию, Лотлориен, Фангорн, Рохан, Гондор и Мордор… Подружился с эльфами, гномами, людьми, энтами, сражался с орками, троллями и гоблинами. ...И я служил великому Королю людей, хотя и не знаю, зачем ему понадобился такой маленький хоббит.       - Я думаю, что ты принёс ему больше пользы, чем думаешь, Пиппин, – мягко ответил Леголас, поднимая руку Пиппина, наклоняясь вперёд и кладя локти на кровать. Он поцеловал его руку, прежде чем нежно взглянуть на Пиппина.       - Все вы, Фродо, Сэм, Мерри и ты… Вы все показали всему миру, что не имеет значения, какого ты роста и прожил ли ты все свои дни в мире без какой-либо подготовки или нет… ты можешь быть мужественным и бороться за то, во что веришь, и можешь победить, – сказал ему Леголас. Глаза Пиппина были устремлены на него, в их глубине царило умиротворение. – Это ценнее всего.       При этих словах на губах Пиппина появилась счастливая, но несколько застенчивая улыбка. На мгновение он, казалось, собрался с силами и спросил, шепча, – …Как ты думаешь, я увижу их снова? Фродо и Сэма? – Ты думаешь, я увижу Мерри?       Леголас почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, и быстро заморгал, чтобы они не потекли по щекам. У него было чувство, что он прощается с молодым эльфом, который умирает раньше него… Пиппин, казалось, был спокоен, но он не мог этого понять… не мог понять, почему такой молодой хоббит может умереть…       - Ты боишься? – спросил Леголас тихим голосом.       - Когда-то боялся, – прошептал Пиппин. – Но потом Гэндальф сказал мне… Он сказал, что смерть – это просто еще один путь ...тот, по которому все должны идти... сказал, что он приведёт меня сквозь серебряное стекло, через белые берега и дальше... в далёкую зелёную страну под быстрым восходом солнца… На бледных губах Пиппина появилась улыбка. – Я просто отправляюсь в своё очередное великое приключение ...хотя мне придётся устроить переполох, если не будет трубочки.       При этих словах с губ Леголаса сорвался смешок, хотя слёзы оставляли блестящие дорожки на его щеках. – ...Я уверен, что Мерри тоже будет там и будет ждать, чтобы начать переполох вместе с тобой, – сказал он ему сдавленным голосом.       - ...Он также сказал… – Пиппин слабо вздохнул. – Что не все слёзы – зло… Он ведь очень умён, правда? Старый волшебник, Гэндальф Серый… Может быть, я тоже увижу его, уверен, он начнет переполох вместе с нами.       - Кто знает, что может случиться… – тихо сказал Леголас, двигаясь от стула ближе к кровати, чтобы осторожно провести пальцами по седым кудрям хоббита. – Это ещё одно приключение для Перегрина Тука из Шира… И мы оба знаем, что тебе не нужно знать пункт назначения, чтобы отправиться в путешествие…       - Да… Пиппин ответил так тихо, что Леголас едва расслышал его. – Я действительно верю, что «болван Тук» готов к ещё одному приключению… – Слабая улыбка играла на губах Пиппина, когда его зелёные глаза ярко смотрели на него. – ...Может быть, я даже познакомлюсь с твоей женой…       При этих словах у Леголаса перехватило горло, на глаза снова навернулись слёзы. Прошло мгновение, и он, грубо сморгнув слёзы, смог сдавленно ответить, – …Если ты это сделаешь... тогда передай ей привет от меня… хорошо?       - ...О, я передам... какую именно шалость… ты затеял… – Пиппин выдохнул с игривым блеском в полуприкрытых глазах. Его глаза полностью закрылись, слабый кашель сорвался с его губ. И его дыхание в груди сбилось.       Леголас продолжал нежно гладить Пиппина по волосам, не обращая внимания на то, что его рука слегка дрожала, когда он пытался успокоить друга. Он не мог сосчитать, сколько раз он сидел рядом и смотрел, как друзья и соратники по оружию медленно уходили, скольких он успокаивал и приносил покой в последние мгновения их жизни…       Несмотря на то, что он чувствовал, что не может ничего сказать из-за кома в горле, он начал нежно петь ту же колыбельную, которую пела ему мать, когда он был маленьким, ту же колыбельную, которую он сам пел близнецам, когда они были в том же возрасте. Поначалу его голос дрожал, но постепенно становился яснее и твёрже, пока он наблюдал, как на бледном лице Пиппина появляется умиротворённое выражение, как его дыхание становится менее болезненным, но всё же все более слабым.       Holta hendilya, lissë ninya.       I-Súrë wáya i telda foa.       I-arauca uin sire tulië sérën.       Cainë nún i-lass uin túra amaldar.       Holta hendilya, lissë ninya.       Lenna ana fúmë.       Holta hendilya, lissë ninya.       I-Anar yallumë serin hendirya.       Sin i isil síla telpë calima.       Samtyë i-silmë tana tiëtya.       Holta hendilya, lissë ninya.       Lenna ana fúmë.       Holta hendilya, lissë ninya.       I-nóri o olori dartha an le,       Varië quenti o cîr ar eleni ar estel.       Sívëtya tiruvan mi hondo-ninya.       Hotya hendilya, lissë ninya.       Lenna ana fúmë.       An tiruvan le, tiruvan le.       Он продолжал тихо петь, даже когда лицо Пиппина разгладилось во сне, продолжал петь, даже когда его дыхание продолжало ослабевать, продолжал, даже когда оно, наконец, остановилось. Он не обращал внимания на слёзы, которые катились по щекам, когда он продолжал гладить пальцами по волосам своего маленького друга.       Наконец стихов и слов больше не осталось, и он просто сидел рядом с Пиппином, словно застыв на месте. Без сомнения, за дверью услышали, как он замолчал, потому что прошло всего мгновение, как дверь открылась и Арагорн, Арвен и Глорфиндейл вошли внутрь.       Они молчали. Арагорн подошёл к Пиппину и сел на кровать. Он положил руку на сердце хоббита на мгновение и кивнул. – Он ушёл, – тихо сказал он.       Леголас вздрогнул, немного отойдя от оцепенения, и перевёл пустые глаза на короля. Если приглядеться повнимательнее, то можно было заметить едва заметные морщинки вокруг глаз, рта и лба Арагорна. Точно так же можно было разглядеть серебряные пряди, которые всё больше и больше проступали в его черных волосах.       Он потеряет и его тоже…       Онемев, Леголас поднялся на ноги и направился к двери, но Глорфиндейл преградил ему путь и положил пальцы под подбородок, приподняв голову так, что ему пришлось заглянуть в его ярко-голубые глаза.       Глорфиндейл сиял так ярко… его аура расширилась от перерождения в Бессмертных землях. Леголас чувствовал, что находится на полпути между ним и Арагорном, у которого почти не было ауры… он чувствовал, что подходит всё ближе к смертности по мере того, как его некогда сильная аура продолжает исчезать.       Где он теперь?       - Леголас? – обеспокоенно спросил Глорфиндейл, не имея ни малейшего представления о мыслях, которые бесконечно крутились у него в голове.       Он не мог оставаться здесь.       - Оставь меня…       Слова слетели с его губ прежде, чем он успел их обдумать, и он ругал себя за ту боль, которая на мгновение пронзила глаза Глорфиндейла. – Прости. Просто... просто дай мне минутку побыть одному.       Глорфиндейл внимательно посмотрел ему в глаза, затем кивнул и отпустил его. Леголас одарил его улыбкой, которая, должно быть, вышла больше похожей на гримасу, когда он прошёл мимо него и вышел из комнаты, отводя глаза от печали, которую он, без сомнения, нашёл бы в участливых серебристых глазах Арвен.       Долгое время он бродил по коридорам королевского дома в Минас-Тирите вслепую, погруженный в собственные мысли. Вскоре он ожидаемо очутился в одном из заснеженных садов, следуя за тихим шелестом старой яблони на заднем дворе. Однако, как только он вошёл в сад, его внимание привлёк маленький гном, сидевший на одной из каменных скамеек у куста, покрытого снегом.       Рыжие волосы Гимли стали слегка металлическими. Седые пряди скоро вытеснят рыжие. Леголас почувствовал, что во рту у него пересохло ещё сильнее, чем раньше, и тревога сжала его сердце. Он не знал, сможет ли выдержать ещё…       Только он собрался развернуться и побежать в другую сторону, как услышал кашель и увидел, что Гимли слегка сгорбился, кашляя в ладонь. Сразу же Леголас почувствовал, что не может дышать, когда его тело сделало безумный рывок к своему другу, двигаясь раньше, чем он это мог осознать.       Однако, когда он опустился на колени перед Гимли, его друг уже перестал кашлять и посмотрел на него, приподняв бровь. Губы Гимли изогнулись в улыбке, когда он увидел, кто это был, но в его глазах была печать, когда он понял, что это, скорее всего, означало.       - Значит, он ушел?.. – грубо спросил Гимли. Он был закутан в несколько плащей и толстую тунику, чтобы согреться в зимнюю погоду.       Пытаясь не обидеть друга случайно обронёнными словами, Леголас просто кивнул, хотя его глаза продолжали с тревогой смотреть на своего друга. Щёки Гимли залились румянцем, в его тело слегка подрагивало. Когда он положил ладонь на лоб и щеку друга, то почувствовал исходящий от него жар.       - Ты болен… – хрипло прошептал Леголас.       Гимли кашлянул в ладонь и громко шмыгнул носом, прежде чем ответить. – Ничего серьезного, дружище. Обычная простуда, нечего заморачиваться.       В глазах Леголаса не исчезла тревога, и она только усилилась, когда Гимли снова кашлянул ему в ладонь. Единственное, о чём он мог думать сейчас, так это о том, что Гимли, возможно, тоже умирает… Эльфы не болеют… но насколько серьёзна простуда для смертных? Может ли это убить его? Неужели он слишком стар, чтобы вынести эту болезнь? Насколько хрупки были гномы?       - Тебе нужно увидеть Арагорна, – прохрипел Леголас, с тревогой поднимая Гимли на ноги. Однако гном сопротивлялся его попыткам, отмахиваясь руками.       - Я уже видел его, – попытался успокоить перепуганного эльфа Гимли. – Он согласен со мной. Это просто простуда, не такая серьёзная, чтобы запереть меня в постели, но достаточная, чтобы я не проводил слишком много времени с Пиппином, чтобы ему не стало хуже. Просто дай мне день или два, и я снова буду в форме.       Леголас уставился на друга широко раскрытыми глазами, не в силах избавиться от страха и паники. Гимли сжал его руку, медленно убирая её из крепкой хватки со своей одежды. Затем он протянул руку, чтобы погладить Леголаса по щеке, и только тогда Леголас понял, что слёзы снова потекли из глаз.       Ладонь друга шершаво коснулась его щеки, прикосновение было успокаивающим и тёплым.       Скоро он тоже уйдёт…       Выдернув руку, Леголас вскочил на ноги и неустойчиво направился к яблоне в конце сада.       Встревоженный Гимли тоже собирался подняться на ноги, как чья-то рука опустилась ему на плечо. Он оглянулся, и его взгляд сразу же остановился на незнакомом эльфе, его зелёные глаза смотрели на Леголаса. Когда Леголас опустился на снег возле яблони, зелёные глаза повернулись к нему, одарив его весёлой улыбкой несмотря на то, что в этих изумрудных глазах были тревога и печаль. Эльф выглядел намного моложе Леголаса, легче и веселее, и всё же было в них что-то схожее.       - Позволь мне пойти к нему, – сказал эльф, словно разговаривая с другом. Он похлопал Гимли по плечу и направился к Леголасу. Гимли внимательно наблюдал за ним, не совсем уверенный в том, что позволит этому новому эльфу пойти к своему другу, когда тот так печален. Но что-то внутри него говорило, что всё будет хорошо.       Когда неизвестный эльф подошёл к Леголасу, он понял, что принял правильное решение. Леголас поднял глаза, когда эльф опустился на колени рядом с ним, и не прошло и секунды, как тот обнял его, крепко прижав к себе.                                                                                      Перевод колыбельной:       Закрывай глаза, мой сладкий.       Ветер сдувает последний вздох.       Стремление реки успокоилось.       Ложись под листвой больших деревьев.       Закрывай глаза, мой сладкий.       Спи.       Закрывай глаза, мой сладкий.       Солнце, наконец, даёт отдых твоим глазам.       Теперь луна ярко сияет серебром.       У тебя есть звёздный свет, который укажет тебе путь.       Закрывай глаза, мой сладкий.       Спи.       Закрывай глаза, мой сладкий.       Земли снов ждут тебя,       Сплетая сказки о кораблях, звёздах и надежде.       Твой мир я буду охранять в своём сердце.       Закрывай глаза, мой сладкий.       Спи.       А я буду присматривать за тобой, Я буду присматривать за тобой.