***
- Что ты здесь делаешь, Кирион? – спросил Глорфиндейл, когда сад вокруг них затих, наблюдая с мягким выражением в глазах, как Кирион нежно провёл пальцами по лбу, бровям и волосам Леголаса в попытке успокоить его. - В Эрин Ласгален всё спокойно, – тихо ответил Кирион, не отрывая взгляда от брата. – Келеборн и большинство эльфов покинули южные леса и отправились в Бессмертные земли. Люди и беорнинги захватили части леса, которые мы не занимаем, постепенно забывая о нашем существовании, пока мы, эльфы, не станем не более чем сказками, рассказанными детям. - Они оставили нас в покое, и мы в мире с ними. Лес слишком велик для тех немногих из нас, кто остался, и мой отец может легко управлять нашим народом в одиночку в этом мире. Дни, когда он нуждался и в Леголасе, и во мне, давно прошли. – Кирион улыбнулся Глорфиндейлу. – Итак, я ехал в гости к Леголасу и планировал оставаться с ним, по крайней мере, год. Я ехал мимо Минас-Тирита, когда почувствовал, что что-то тянет меня в город, и, когда я понял, что это Леголас, я рванул через весь город, чтобы добраться до него. Глорфиндейл посмотрел вниз, его глаза светились виной. – Я знал, что оставлять его одного после смерти Пиппина – плохая идея... Но он… Кирион положил руку на плечо Глорфиндейла, чтобы остановить его, глаза Глорфиндейла дёрнулись вверх, встретившись с изумрудными глазами Кириона. – Он никогда по доброй воле не позволит тебе опекать и сдерживать его... Если я понимаю правильно своего брата, то ему понадобилась бы пара минут в одиночестве, чтобы собраться с мыслями. Я думаю, что он смог бы справиться, если бы не встретил Гимли и не увидел, что его друг болен в то же самое время, когда он только что потерял Пиппина, но что поделать… –Пожал плечами он. После этого они сидели в уютной тишине, наблюдая, как снежинки медленно опускаются с неба и приземляются на них и вокруг них. Единственные снежинки, от которых они отмахивались, были те, что приземлялись на Леголаса, так как оба были невосприимчивы к холоду, а способность невоспринимать холод у Леголаса уменьшалась по мере его ослабления. - Как он, Глорфиндейл? – спросил Кирион через некоторое время серьёзным голосом. - Держится… – Глорфиндейл вздохнул. – Он пытается заставить себя есть, спать и жить, несмотря на кошмары и бушующие мысли. Мы с Альфирином спим у него дома, когда видим, что у него плохой день, но иногда кошмары слишком безжалостны, чтобы мы могли их предотвратить, поэтому мы можем только попытаться утешить его после того, как вырвем его из кошмара и приведём в чувства… - Это из-за них он так похудел? Глорфиндейл кивнул в ответ. – Но он не сдаётся. Он изо всех сил пытается сохранить своё здоровье, особенно для Нарувира и Каладеля. ...Когда дела действительно плохи, я иногда спрашиваю его, не лучше ли отплыть за море, но он не хочет оставлять близнецов и Малиэль. ...Так много тех, кого он не хочет оставлять, и я не думаю, что он осмелится поверить, что там его кто-то ждёт. - Боюсь, он давно утратил эту веру, – тихо сказал Кирион, наклоняясь, убирая волосы Леголаса и целуя его у виска. – ...Он останется здесь до тех пор, пока в Средиземье не останется никого, ради кого он мог бы остаться, и только нам решать, когда это произойдёт. И вот они снова сидели в молчаливом бдении, следя за сном и температурой Леголаса, пока, наконец, не пришлось нести его внутрь, когда с приближением вечера вокруг них начал собираться снег. Они уложили его на кровать в комнате, в которой он обычно спал, пока был в Минас-Тирите. Кирион снял с себя холодную верхнюю одежду, ложась рядом с ним, повернувшись на бок и потянувшись к нему, чтобы положить ему руку на грудь дабы знать, если что-то нарушит его покой. - Я присмотрю за ним сегодня ночью, Глорфиндейл, – тихо сказал Кирион, его изумрудные глаза спокойно смотрели в голубые, отмечая слабые тени под ними. – Я вижу, что ты тоже устал. Глорфиндейл улыбнулся Кириону, прежде чем перевести взгляд на Леголаса, ища в нём признаки того, что он близок к сознанию или видит кошмар. Ничего не найдя, он наклонился и на мгновение прижался губами к его лбу. Когда он повернулся, чтобы уйти, Кирион окликнул его. – Глорфиндейл. Он обернулся и посмотрел на него, Кирион грустно улыбнулся ему. – Спасибо, что присмотривал за ним. - С удовольствием, – мягко ответил Глоринейл, возвращая улыбку. Затем он вышел и закрыл за собой дверь, оставив братьев наедине.***
- О, он такой милый, когда спит, – послышался девичий шёпот слева от него, без сомнения, она пыталась быть тихой с минимальным успехом. - Шшш, Эллаирэ – раздался негромкий мужской голос, казавшийся старше девушки. – Не буди его. - Я думаю, он приходит в себя, – теперь это был голос Кириона. Справа от него шевельнулось чьё-то тело, и вдруг чья-то рука коснулась его щеки, медленно проводя по ней пальцами. – Леголас, тебе пора просыпаться. Оторваться ото сна было всё равно, что выйти из длинного туннеля, колеса в его голове постепенно начинали вращаться снова, пока он не сумел, распознать все голоса, которые слышал. Его глаза, казалось, слиплись, а во рту было сухо, как в пустыне, так сухо, что слова не могли слететь с его губ, даже когда он пытался их произнести. Внезапно рука на его щеке переместилась к затылку и приподняла его, а губы встретились с твёрдым ободком, и точно так же благословенно прохладная вода полилась ему в рот. Он выпил её залпом, осушив стакан достаточно быстро, услышав, как Кирион издаёт смешок. Когда его снова опустили на подушку, он нашёл в себе силы открыть глаза, моргая, чтобы исчезла сухость. И тут же изумрудные глаза младшего брата встретились с ним. - Добро пожаловать в мир живых, брат, – приветствовал его Кирион с мягкой улыбкой. - Как… – Его голос прозвучал как карканье, и он был вынужден очистить его, прежде чем попытаться снова, – Как долго я спал? - Полтора дня, – ответил Кирион, глядя в окно. – Сейчас следующий день после твоего прибытия в Минас-Тирит, где-то между обедом и ужином. - Я давно собиралась тебя разбудить, но Ада и Нана не позволили. – Леголас повертел головой на подушке, пока его глаза не встретились с невинными серебристыми глазами Эллаирэ, которая сидела на кровати рядом с ним, её длинные каштановые волосы были зачесаны за плечи, чтобы не мешать энергично жестикулировать в такт детскому лепету. - Я всё время говорила им, – дядя Ласс ещё даже не пришёл поздороваться со мной, а он всегда помнит, что надо прийти поздороваться со мной, так что пора бы мне с ним поздороваться, но меня всё равно не пускали к тебе! И ты так долго спал... – она захныкала, вытягивая губы в милую гримасу. – Я не знала, что кто-то может спать так долго… Нана никогда не позволяет мне спать так долго! Леголас не удержавшись от смеха, изогнул губы в широкой улыбке в ответ на поток слов, исходящих от первой дочери Арагорна и Арвен. Эллаирэ послала ему восхитительный взгляд, когда увидела его улыбку, и отвернулась от него, надуваясь ещё сильнее и раскачивая ногами, которые свисали с кровати, будучи всё ещё недостаточно длинными, чтобы доставать до пола. – Если бы Нана и Ада добились своего, меня бы здесь вообще не было, но Дарион тайком провёл нас всех внутрь… Но ты не должен никому рассказывать… Я дала обещание никому не говорить, иначе он не позволит мне прийти… - И я начинаю сожалеть об этом решении, поскольку ты, очевидно, не можешь сдержать обещание со всей своей болтовнёй. Клянусь, Эллайрэ, ты заставишь дядю Леголаса пожалеть о том, что он проснулся, если будешь продолжать говорить ему на ухо. – Чья-то рука опустилась на голову Эллаирэ и взъерошила ей волосы, прежде чем она успела отдёрнуть их. Тем не менее она вскрикнула и быстро вскарабкалась на кровать и обхватила Леголаса за шею. Усмехнувшись, он заключил её в объятия и посмотрел на нарушителя порядков. Эльдарион стоял рядом с его кроватью, ухмыляясь. Тёмные кудри обрамляли его молодое лицо, а серые глаза светились нежным весельем, даже когда он закатывал их в притворном раздражении. На руках он держал свою младшую сестру, и Леголас почувствовал, как его сердце тает при одном взгляде на неё. Каким-то образом серебристые волосы Келебриан перескочили через поколение и появились у младшей дочери Арвен. У Лассиэль были серебристые кудри и большие серебряные глаза. Она сосала большой палец, прижавшись к груди старшего брата, но, увидев, что он смотрит на неё, улыбнулась зубастой улыбкой и потянулась к нему. Эльдарион тут же посадил её себе на грудь. Она слегка пошатнулась, пытаясь обрести равновесие, и её маленькие ручки потянулись, чтобы схватить его за щёки, одна из которых была влажной и липкой. Он обхватил свободной рукой её маленькую фигурку. - Лег’лас! – ухмыльнулась малышка, ласково похлопывая себя по щекам. Чуть больше, чем через месяц ей исполнится год. Он был здесь, когда она родилась, и был потрясён, когда Арвен и Арагорн сказали ему, что решили назвать её в его честь. Однако в данный момент, когда она оказалась в его объятиях, он был полностью истощён. - Привет, дорогая, – улыбнулся он ей, не обращая внимания на мокрую руку на своей щеке. Он ещё больше приподнялся на кровати, обхватил руками Лассиэль и Эллаирэ, потянув их за собой, пока Лассиэль не легла животом ему на грудь, а Эллаирэ не прислонилась к его боку, положив голову ему на плечо. - И тебе доброе утро, Эллаирэ, – усмехнулся он, поворачивая голову, чтобы поцеловать её в лоб. Она одарила его сияющей улыбкой, её немного веснушчатые круглые щёки слегка покраснели. Он перевёл взгляд на наследного принца Минас-Тирита, – и тебе, Эльдарион. - Ты безумен, если думаешь, что ещё утро, дядя, – усмехнулся Эльдарион, садясь на кровать. -Утро всегда наступает сразу после того, как ты просыпаешься, – сказал ему Леголас с блеском в глазах. – Разве не так, Лассиэль? Лассиэль оторвалась от игры с его волосами, когда услышала своё имя, её серебряные глаза пытливо смотрели на него, прежде чем она просто кивнула головой с яркой улыбкой на губах и вернулась к игре с волосами. Он посмотрел на Эльдариона с усмешкой, – Видишь? Эльдарион весело фыркнул. – Теперь ты меня убедил. - Я уверен, – раздался голос Кириона. Леголас посмотрел направо и увидел Кириона, лениво растянувшегося на кровати рядом с ним, с ленивым выражением лица. Но прежде, чем он успел что-то сказать, рядом раздался голос Эллаирэ, – Это правда, что он твой брат, дядюшка? Я не знала, что у тебя есть брат. – Она посмотрела на него с любопытством. - У меня есть брат, младший брат, – сказал ей Леголас, не обращая внимания на слова Кириона. – У меня также есть маленькая сестрёнка, но она уже уплыла далеко за море. - Ты ведь не уплывёшь, правда? – спросила Эллаирэ, и её глаза внезапно забеспокоились, невинно смотря на него. Леголас не мог вымолвить ни слова, и несмотря на воду, которую он только что выпил, он чувствовал, что горло было будто покрыто сухим песком, когда он смотрел в эти глаза, глаза, которые умоляли его остаться навсегда ...никогда не уходить. Море внезапно заревело у него в ушах, чайки зазвучали на ветру, несмотря на то, как далеко они были от широких вод, глубокая боль и тоска вонзились в его грудь и сердце. Он скорее почувствовал, чем увидел, как Кирион рывком сел рядом с ним, но прежде, чем его младший брат успел что-то сказать, он заставил себя сложить слова в своём пересохшем рту. – Ещё не скоро, малышка, – прошептал он. – Пока ещё нет. Эллаирэ открыла рот, чтобы сказать что-то ещё, но прежде, чем она успела, вмешался Эльдарион. – Пойдем, Лаирэ, – мягко сказал он, обнял её и, поцеловав в щёку, поставил на ноги. – Если мы сейчас не пойдём, то опоздаем на уроки. – Он попытался забрать и Лассиэль, но замер, увидев, что она мирно спит на груди своего любимого дяди. Леголас почувствовал, как боль в груди немного утихла, а рёв в ушах затих, когда он посмотрел на её умиротворенное лицо. – Самое время ей вздремнуть, не так ли?.. – мягко спросил он, не в силах отвести взгляд, протягивая руку, чтобы нежно убрать её серебряные локоны с лица. - Да, – с улыбкой ответил Эльдарион, снова отступая и нежно беря Эллаирэ за руку. – Я дам Нане знать, что она у тебя. Увидимся позже, дядя, когда ты отдохнешь. - Пока… – сказал им Леголас и слегка помахал рукой, прежде, чем Эльдарион успел закрыть за ними дверь, и его голос, говорящий с младшей сестрой, уже начал затихать. Леголас безжизненно опустил руку на кровать, когда дверь за ними захлопнулась. Чувство пустоты снова просочилось в его грудь. Мягкая ладонь, коснувшаяся его щеки, вывела его из оцепенения, и он резко повернул голову только для того, чтобы встретиться лицом к лицу со своим младшим братом. Зелёные глаза Кириона смотрели на него с мягкой заботой и пониманием. Моргнув, он не мог вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как за Эльдарионом и Эллаирэ закрылась дверь, но больше он не слышал их. Его сердце сжалось в груди, и он почти не мог дышать, когда зелёные глаза Кириона затуманились сквозь слёзы, наполнившие его глаза. – Я больше не могу… – он задыхался от боли, закрывая глаза и падая в объятия Кириона, который поспешно наклонился вперёд и обнял его. – Я не могу… - Я знаю, – прошептал Кирион, нежно проводя пальцами по волосам Леголаса. Его брат дрожал в его руках, даже когда он крепко прижимал к себе маленькую Лассиэль, которая спала у него на груди, словно он боялся, что она исчезнет, если он её отпустит. Он ничего не мог сказать, чтобы утешить брата, потому что единственное, что принесло бы ему покой, – это уверенность в том, что никто больше не покинет его, а сказать это было бы ложью... Они оба знали это. Не было на земле силы, которая могла бы остановить время в том, чтобы не забирать последних смертных, с которыми Леголас подружился за все последние годы, как это уже случилось с Эомером, Мерри, а теперь и с Пиппином. Стук в дверь заставил Кириона поднять глаза, но он не отпустил брата даже тогда, когда дубовая дверь тихо открылась, и показался король Элессар. Арагорн на мгновение задержался в дверном проёме, выражение его лица было печальным при виде открывшейся перед ним сцены, но затем он молча прошёл вперед и сел по другую сторону от Леголаса, положив руку ему на плечо. - Эльдарион сказал мне, что ты не спишь и что Лассиэль с тобой, – тихо сказал Арагорн. Он бросил взгляд вниз и улыбнулся, увидев свою дочь, надёжно прижавшуюся к груди Леголаса, и его руки, защищающие её. Однако улыбка была пронизана грустью из-за боли, которая волнами накатывала на его дорогого друга. - Леголас? – он говорил мягко, успокаивающе, тем же голосом, каким разговаривал бы с раненой лошадью. – Ты не посмотришь на меня? На мгновение он был уверен, что его друг проигнорирует его мольбу, потому что Леголас ещё крепче прижался лицом к плечу Кириона, и его дрожь усилилась. - Пожалуйста, друг мой… Затем плечи Леголаса опустились в полном поражении. Он медленно отодвинулся от плеча Кириона, всё ещё отводя глаза. Они были свободны от слёз, но в их сапфировых глубинах был затравленный взгляд, который был ещё страшнее. Краем глаза Арагорн заметил в глазах брата Леголаса яростное беспокойство и страх, которые должны были отразиться в его собственных. Кирион крепче обнял Леголаса, а Арагорн протянул руку и наклонил голову Леголаса к себе, глядя прямо в тёмные глаза. - ...Леголас? – прошептал Арагорн. – Что у тебя на уме? Призрачная пустота в глазах Леголаса не исчезла в ответ на вопрос. Вместо этого Арагорн наблюдал, как внимание Леголаса было слегка смещено в сторону. Арагорн тоже посмотрел в сторону, когда его друг внезапно протянул руку и провел пальцами по серебристым волосам, спадавшим на плечо Арагорна. Арагорн взял руку Леголаса в свою, отвёл её и успокаивающе провёл большим пальцем по её поверхности. – Леголас? – снова спросил он, пытаясь вывести его из оцепенения. - ...Командир, – неуверенно произнёс Кирион. В тот же миг в глазах Леголаса появилась настороженность, и он резко повернул голову, чтобы встретиться взглядом с братом, его прежний титул вернул его в сознание, как ничто другое. С грустным выражением лица младший брат Леголаса протянул руку и провёл пальцами по его щеке. – Командир… Леголас, вернись… Арагорн, Гимли, Фарамир, Лассиэль, Эллаирэ, Эльдарион, Арвен, Эовин… Они всё ещё здесь. Смотри… – сказал он и обратил внимание Леголаса на спящего у него на груди маленького ребенка, её большой палец покоился у приоткрытых губ. Кирион нежно погладил её серебристые кудри. – Она ещё такая маленькая. Леголас посмотрел на маленькую малышку и медленно переместился так, чтобы ей было удобнее, даже когда он потянулся, чтобы пальцы скользнули по её маленькой руке и розовой щеке. Арагорн, понимая, что Кирион пытается сделать, тоже заговорил. – С Гимли тоже всё будет в порядке, – заверил он его. – Это просто небольшая простуда. Я уже дал ему лекарство и сказал, чтобы он оставался в постели в течение дня, чтобы он полностью выздоровел к похоронам Пиппина. Он слишком упрям, чтобы поддаться небольшой болезни, ты знаешь это так же хорошо, как и я. Леголас попытался улыбнуться шутке, но она вышла слабой и жалкой. В конце концов, он просто откинулся назад в объятия брата, положив голову ему на плечо и глядя в никуда. - Когда похороны?.. – пробормотал он. - Завтра, – тихо ответил Арагорн. – Но, Леголас, – он подождал, пока Леголас снова сосредоточится, и боль пронзила его сердце, когда он увидел, как Леголас отчаянно пытается скрыть свою боль за барьеры, такие тонкие, что они были готовы разлететься вдребезги при малейшем дуновении ветра. – Тебе не обязательно там быть… Пиппин не хотел бы, чтобы ты приходил, если бы знал, как тебе будет больно. Кроме того, это будет всего лишь небольшая встреча с теми друзьями, которые у него есть в этом городе и у нас. Ты… Леголас покачал головой, обрывая его. – Я буду там, – сказал он с болью. – Я отдам ему последние почести. Кирион мог видеть выражение глаз Леголаса. Это было то, что он видел слишком много раз в течение своих долгих лет. Это был взгляд Леголаса, когда, несмотря на горе, или раны, или усталость, он вставал с постели, натягивал одежду и присутствовал на похоронах, после похорон тех, кто умер под его командованием или иным образом. Таким взглядом он смотрел, как его друзей и братьев по оружию закапывают в землю и хоронят, стоически перенося тяжесть семейного горя и хороня свое собственное в попытке утешить их. Итак, Леголас присутствовал на похоронах, когда Пиппина похоронили в склепе, где покоились старые короли и королевы Гондора, а его маленькое тело положили рядом с телом его друга Мериадока Брендибака. Ощущение пустоты в груди казалось никогда не уменьшится, даже когда он делал вид, что с ним всё в порядке. Потому что они не могли сказать ничего, что могло бы ему помочь. Никто не мог остановить горечь смерти.