***
Минас-Тирит вступил в период скорби. Улицы были молчаливы также как цитадель, и каждый серебряный флаг в городе сменился черным. Холодный ветер проносился над белым деревом Гондора в центре внутреннего двора и медленно разносил белые цветы над городом. Дни проходили как в тумане, одно мгновение поглощало другое, пока Леголас не обнаружил, что следует за похоронной процессией, переступая через белые, жёлтые, оранжевые и синие цветы, брошенные на белый булыжник Минас-Тирита горожанами, собравшимися по обе стороны от их пути. Эльдарион, Элладан, Элрохир и Глорфиндейл несли Арагорна на плечах, лежащего на ложе из цветов. На его серебряной голове была корона, в безжизненных руках он сжимал меч, на груди гордо красовалось гондорское обмундирование. Слева от них запела женщина, и в нежном ветре, когда солнце начало подниматься над горизонтом, её голос донёс древний гондорский стих. Другие голоса вскоре подхватили песню вместе с ней, в последний раз чествуя своего Короля. Всё это было похоже на сон, когда он шёл рядом с Гимли и отцом в гробницы королей, наблюдая, как Арвен, одетая и закутанная в чёрное, целует своего мужа в лоб, когда его почтительно опускают в склеп из белого камня с его изображением, вырезанным на крышке. Эллаирэ и Лассиэль рыдали, прощаясь с отцом, возлагая белые цветы ацеласа на его волосы. Всё это было неправильно… Арагорн не должен был быть заключен в камень… Он должен был рассеяться по равнинам, по которым бродил, где под деревьями он смеялся в свете восходящего солнца, которое так любил. Он обнаружил, что идёт к гробнице вместе с Гимли, его друг-гном плачет рядом с ним, кладя трубку Арагорна рядом с телом вместе с пучком трубочной травы, шутя сквозь слёзы, что у него должен быть запас там, куда он идёт. И вдруг настала его очередь. Какое-то мгновение он просто смотрел на своего друга, как будто не мог понять, что он видит, но затем протянул дрожащую руку, положил её на холодную обветренную щеку и открыл рот, чтобы заговорить, казалось, впервые за много дней. - Hiro le hîdh ab 'wanath, mellon nín… – тихо прошептал он слегка охрипшим голосом. – [Да обретёшь ты покой после смерти, друг мой...] Затем он отошёл в сторону и стал смотреть, как люди, которых он знал или не знал, подходили к гробнице Арагорна и прощались, пока, наконец, не осталось никого, кроме Эльдариона. Сын Арагорна подошёл к могиле отца, склонился над гробом и поцеловал его в лоб. Он сказал что-то так тихо, что невозможно было расслышать, а затем сделал шаг назад и опустился на колени перед могилой. - Я заставлю тебя гордиться мной, отец, – сказал он так, чтобы его услышали окружающие. – Я обещаю заботиться о городе, который ты оставил мне, и о людях, которые живут в нем. Я обещаю продолжить твоё наследие и стать лучшим Королём, каким только смогу, и надеюсь, что когда-нибудь я буду жить по праву первородства, которое ты даровал мне, а позже и моему сыну. Он немного помолчал, а потом прошептал слова, которые Элронд когда-то говорил своему приёмному сыну, – …Ónen i-Estel Edain. …Úchebin estel anim. – В этот момент он поднял сияющие глаза, в их серебристой глубине светилась решимость, и он был так похож на своего отца, что это было больно. [Я даю надежду людям. Для себя я ничего не оставляю.] Арвен шагнула вперёд с того места, где стояла у могилы мужа, горе и гордость боролись за контроль над бледными чертами. В руках она держала корону короля Гондора и меч Нарсила, с которым когда-то сражался Арагорн за мир, который теперь царил. Эльдарион снова опустил голову, и мать возложила корону на его тёмные волосы. Когда тяжесть спала, он снова встал, высокий и гордый, взял меч из её рук и поцеловал в щёку. Затем он повернулся к своим людям, и они заапплодировали в честь своего нового короля.***
Позже в тот же день все они, за исключением Эльдариона, Эллаирэ и Лассиэль, сидели в старом кабинете Арагорна. Глорфиндейл передавал по кругу бокалы с бренди, без сомнения, в попытке согреть холод и успокоить печаль, которая собралась в их груди. Леголас снова сидел у окна, глядя на звёзды, а Арвен сидела на диване, лицо было закрыто, и её сияние почти полностью исчезло. - Я поеду в Лотлориен. – Глухой голос прорезал тишину, которая сгустилась над ними. Тут же все взгляды устремились на неё. - Что? – Элладан выдохнул, на его лице застыло опасение и зарождающееся понимание. Она обратила свои пустые глаза к старшему брату. – Я выбрала свою судьбу много лет назад, Дэн. Я выбрал смертную жизнь… – Она позволила словам на мгновение утонуть, и когда никто не заговорил, продолжила, – я пойду к людям моей бабушки и останусь с ними, пока не придет моё время. - А как же Эльдарион, Эллаирэ и Лассиэль? – спросил Элрохир хриплым и расстроенным голосом. – Ты им нужна, особенно сейчас. - Мои дети достаточно взрослые, чтобы позаботиться о себе. Эльдарион готов позаботиться о том, чтобы Лассиэль нашла кого-то достойного её, – ответила ему Арвен. – Я не останусь здесь, чтобы они видели, как я исчезаю у них на глазах. - Тогда не увядай… – Леголас удивился даже самому себе, когда вдруг обнаружил, что говорит. Все повернулись к нему с потрясением в глазах, как будто забыли, что он вообще здесь, или что он может говорить. На мгновение их взгляды заставили его горло сжаться, но когда он посмотрел в глаза Арвен, полные такой знакомой печали, что она кинжалом пронзила его сердце, понял, что должен заговорить. Он встал с подоконника и сделал несколько шагов к ней, но остановился, заметив, что она отступает. - Не оставляй их... – сказал он ей. – Эльдарион всё ещё нуждается в твоих советах, когда займет трон, Эллаире нужна мать рядом на свадьбе, а Лассиэль ждёт твоих советов, когда придёт время последовать зову сердца… Останься ради на них... Я не буду лгать, тебе будет тяжело, иногда невыносимо, но наблюдать, как твои дети становятся взрослыми и как растут твои внуки, разве это не здорово? Это не невозможно, Арвен. На лице Арвен появилось страдальческое выражение, словно её ударили, но вскоре оно сменилось яростным гневом. Тот самый гнев, который приходит только тогда, когда подпитывается горем. – Это невозможно! – рявкнула она, её голос задыхался от боли и ярости. – Я не могу оставаться здесь, если со мной нет Эстеля! Я чувствую себя так, словно меня раскололи пополам! Ты не понимаешь, Леголас! Он никогда не вернётся! Он ушёл навсегда! - Я понимаю, – прошептал он слабым голосом. – Фанес тоже не вернётся, но я всё ещё здесь… - Тогда ты, должно быть, не любил её так сильно, как я любила его! – воскликнула Арвен, и слёзы покатились по её щекам, когда она крепко зажмурилась. В ту же секунду, как эти слова прозвучали в тишине комнаты, Леголас почувствовал острую боль в груди, его дыхание перехватило. И в сочетании с напряжением последних нескольких дней, уже существующей печалью в его сердце, он видел, как зрение темнеет по краям, кружится голова. И, прежде чем он смог остановить это, его колени подогнулись под ним, пока он не рухнул на пол с ошеломлённым выражением лица. Кто-то выдохнул его имя, а затем Арвен опустилась перед ним на колени, слёзы блестели в её глазах, когда она протянула руку и обхватила его щёки, приподняв голову. Они, казалось, забыли обо всех остальных в комнате, глядя друг другу в глаза, в которых поескалось одно и то же горе. Они оба были бледны, и слёзы катились по их щекам. - Теперь ты понимаешь, почему я не могу остаться? – Арвен поперхнулась, осторожно вытирая большими пальцами слёзы, которые катились по щекам Леголаса. – Я уже чувствую, как меняюсь, становлюсь холоднее и злее… Я не останусь там, где мои дети могут наблюдать, как я становлюсь тем, кем я не являюсь… Я не могу остаться, когда у меня нет сил бороться с этим горем. – Я не так сильна, как ты. - Ты сильная, Арвен, – мягко сказал он ей. – Сильнее, чем ты думаешь… Она слабо улыбнулась ему. – Не хватит сил... – прошептала она. – Я сделала свой выбор, когда вышла замуж за Эстеля, Леголас… Если бы тебе был дан выбор… если бы тебе было позволено решать, остался бы ты после смерти Фанес? Он онемел, его горло сжалось, когда он вспомнил первый год после смерти Фанес, как он умолял Альфирина отпустить его… позволить ему умереть. Он слегка замкнулся в себе, не в силах ответить ей. Он знал, что больше ничего не может сказать… - Всё в порядке, Леголас, – прошептала Арвен, обнимая его и притягивая к себе. – Это не твоя ответственность за то, чтобы убедить меня остаться, – это мой выбор. Я прожила долгую, счастливую жизнь, но теперь я решила уйти… Уйти, пока мои дети ещё помнят меня такой, какой я есть, а не той, кем я стану. Леголас снова замолчал, выглядя ещё более усталым, чем когда-либо.***
Он, казалось, постоянно спал, с трудом просыпаясь по утрам несмотря на то, что все периодически заглядывали к нему. На следующий день после принятия решения, Арвен отправилась в Лотлориен, её братья отправились в это последнее путешествие вместе с ней. Эльдарион, Эллаирэ и Лассиэль были убиты горем, но они могли опереться друг на друга, а также на свои семьи и друзей. Леголас едва мог вспомнить, какой был день после смерти Арагорна, когда его разбудил звук чьего-то движения в комнате. Он открыл глаза и увидел, как отец спокойно достает одежду из шкафа и укладывает её в седельную сумку, оставив пару на ношение. Он что-то напевал себе под нос. - Ада... – прошептал он, всё ещё слегка опустив глаза. Трандуил поднял голову и грустно улыбнулся, увидев, что он проснулся. Он сложил последнюю рубашку и сел на кровать. – Здравствуй, – поприветствовал он его мягким голосом. – Сейчас полдень. Глорфиндейл, Малиэль, Исильмэ и я решили, что нам пора возвращаться в Цирбан Гилион. - Ты поедешь с нами?.. - Да, – ответил Трандуил, его глаза и голос говорили о том, что он знает больше, чем говорит, но Леголас слишком устал, чтобы обращать на это внимание. – Мы всё упаковали и готовы, так что тебе нужно только одеться и спуститься вниз, чтобы попрощаться с Эльдарионом, Эллаирэ и Лассиэль. Они ждут тебя во дворе. После этого отец ушёл, забрав с собой мешок с одеждой, и ему не оставалось ничего другого, как одеться и собраться. Встав, он был вынужден ухватиться за спинку кровати, так как в глазах потемнело. Он всё ещё неуверенно держался на ногах, но всё же шёл через цитадель, пока не достиг внутреннего двора. Малиэль, Исильмэ, Глорфиндейл и его отец готовили лошадей, а Эльдарион, Эллаирэ и Лассиэль стояли и разговаривали с Гимли. Подойдя к ним, он увидел, как все они обняли гнома, и слёзы покатились по их щекам. Они отпустили его и вытерли щеки, заметив, что Леголас приближается к ним. - Ты готов к нашему отъезду, дружище? – хрипло спросил Гимли, вытирая глаза рукавом. - Ты поедешь с нами? – спросил его Леголас тихим и усталым голосом, вопросительно наклонив голову. Карие глаза Гимли тут же загорелись беспокойством. – Да, – ответил он. – Я говорил тебе это вчера, разве ты не помнишь? Нет, он не помнил, и отсутствие ответа сказало об этом Гимли. Гимли пришлось откашляться, прежде чем он смог снова заговорить. – Ну да, я… Мы поедем вместе, как когда-то, друг. – Он похлопал Леголаса по руке, оставляя его прощаться и направляясь к лошадям. Леголас проводил его взглядом, но потом посмотрел на детей Арагорна и Арвен. Все они смотрели на него такими же глазами, как и отец, … и Гимли. В их глазах была грусть. Тем не менее, Лассиэль подошла к нему, поцеловала в щёку и обняла. – До свидания, дядя, – прошептала она. – Я надеюсь, что ты снова обретёшь счастье. Только обещай мне всегда помнить, что мы тебя очень любим. – Она слегка отстранилась, чтобы одарить его слезливой улыбкой. Эллаирэ сдавленно всхлипнула, и он внезапно обнаружил, что она тоже в его объятиях. – Обещай, что напишешь нам, дядя, – сказала она. – И что ты будешь следовать за своим сердцем, куда бы оно тебя ни вело. Леголас слабо усмехнулся. – Вы говорите так, словно мы больше никогда не увидимся… – прошептал он. В этот момент Эльдарион подошёл к ним, так что Лассиэль и Эллаирэ отступили назад, чтобы дать ему место, успешно отвлекая Леголаса от заданного вопроса. – Береги себя, дядя, – сказал ему Эльдарион, сжимая предплечье и заключая в короткие объятия. Корона Арагорна гордо сидела на его голове. – И обещай, что не будешь о нас беспокоиться, всё будет хорошо. – Он отстранился и одарил его той кривой улыбкой, которая так походила на улыбку его отца. – Мы есть друг у друга.***
К вечеру следующего дня они достигли Цирбан Гилиона. Начал моросить дождь, лёгкий туман окутывал траву вокруг них. Исильмэ предложила позаботиться об их лошадях, чтобы они могли спокойно уйти домой. Пока Леголас шёл под дождем, его глаза, казалось, закрывались от усталости. Он снова почувствовал, что его поглощает океан оцепенения, грохочущие волны ревут в ушах. Клаустрофобия охватывала его всё больше и больше, по мере того, как они приближались к дому, а с тропинки по-прежнему никто не сворачивал. Он не мог справляться со всем, что происходило… Он больше не мог этого делать… Добравшись до своей двери, он шагнул внутрь и захлопнул её за собой, прислонившись к ней с закрытыми глазами. Почти сразу же кто-то осторожно постучал. – Леголас? – шёпотом спросил голос отца. - ...Просто дай мне побыть одному... – сказал он глухим и слабым голосом. Прошло несколько секунд. – ...Хорошо, я доверяю тебе, Леголас, – мягко сказал отец. В следующее мгновение он услышал, как удаляется от двери. Он быстро соскользнул с двери и с ошеломлённым выражением лица сел на траву. Он не знал, как долго просидел там, это могли быть секунды или часы, но он понял, что окоченел, когда, наконец, заставил своё тело подняться, ещё раз прислонившись к двери, потому что зрение затуманилось и резкая боль вспыхнула во лбу. Он шатался по дому, всё казалось таким смутным и далёким. Он был так далеко... так онемел… Рёв в ушах был почти оглушительным, и он, зажав уши руками, откинулся на бортик ванны, слегка раскачиваясь взад-вперед. Его сердце было таким холодным, таким онемевшим, неспособным чувствовать, неспособным думать. Как будто он больше не мог контролировать своё тело, мир вращался вокруг него. В следующее мгновение острая боль пронзила его запястье, и его так резко втянуло обратно в тело, что он задохнулся от шока, чувствуя, как сердце снова наполняется кровью, и время, казалось, снова встаёт на свои места. Он резко вскинул глаза и тут же увидел длинный рваный порез, пересекающий его запястье по диагонали, из которого сочилась густая кровь. В другой руке он держал окровавленный нож. Но он не имел ни малейшего понятия, откуда тот взялся. Шок, страх, горе, боль, стыд и все остальные эмоции затопили грудь так быстро, что он резко отбросил нож с резким криком боли. Он даже не поднял глаз, когда услышал, как что-то разбилось в ответ. Глубокие рыдания, которые были заперты в нём с тех пор, как умер Арагорн, яростно вырывались из груди. Они были так сильны, что заставляли его тело содрогаться. Он свернулся калачиком, дрожа и всхлипывая от страха и горя, чувствуя, как кровь медленно просачивается сквозь мокрую рубашку и тунику. Головокружительное чувство, с которым он так долго боролся, нахлынуло на него, и дыхание стало прерывистым от паники. Он не знал, что делать… Он ещё сильнее свернулся калачиком, постепенно становясь вялым от потери крови. Подчиняясь самым старым инстинктам, он немедленно позвал единственного эльфа, который всегда был рядом с ним, даже когда он был ребенком, издавая дрожащий, но пронзительный свист.***
- Ты веришь, что мы сможем убедить его на этот раз? – спросил Альфирин. В его спокойном голосе слышался сильный акцент. Он шёл под моросящим дождём по лесу вместе с Глорфиндейлом, Гимли и Трандуилом. - Видел бы ты его, Альфирин, – вздохнул в ответ Глорфиндейл. – Даже Лассиэль видела, что он на пределе. Он почти не разговаривает днями, часами сидит в оцепенении, постоянно засыпает. Он никак не отреагировал на смерть Арагорна… - Я сказал ему, что поеду с ним сюда, но он не мог вспомнить об этом на следующий день, – сказал Гимли. Выражение лица Альфирина стало ещё более озабоченным, и он оглянулся в сторону дома Леголаса, как будто мог видеть его сквозь стены и деревья. - Мы сказали Эльдариону, Эллаире и Лассиэль, что, скорее всего, они видят его в последний раз. Элрохир и Малиэль тоже поговорили и решили последовать за ним за море, то же самое и Элладан с Исильмэ. Малиэль сейчас дома, разговаривает с Нарувиром и Каладелем, – сказал Трандуил, и в его глазах отразилась странная смесь печали, облегчения и решимости. - Я тоже пойду с ним, – хрипло сказал Гимли. – Если мне суждено разделить дружбу с эльфом, значит, мне суждено переплыть с ним море и ещё раз увидеть Леди Галадриэль. - Я тоже пойду с ним, – сказал Глорфиндейл. – Я не могу оставить его сейчас. Средиземье уже показало мне всё, и оба сына Элронда поплывут с ним. – А как же ты, Альфирин? Лесной эльф вздохнул. – Я всегда был безумным эльфом, – тихо сказал он. – Леголас знает это, как и меня… Моё сердце будет вечно с деревьями Средиземья, и мне всё равно, потеряюсь ли я сквозь века или что-то обрету. Я не могу отправиться с ним в это путешествие, но я доверяю всем вам его безопасность. Самое время мне полностью передать заботу о нём. Трандуил кивнул в ответ, сжимая плечо Альфирина. – Я останусь ещё на некоторое время, пока последние из моих людей не осядут где-нибудь или не уплывут сами. После этого я присоединюсь к эльфам в Благословенных Землях. - Всё это возвращает нас к дилемме, как убедить его отплыть с нами, – сказал Глорфиндейл. На мгновение все замолчали, но потом Гимли тихо сказал, – Есть только два эльфа, которые могут убедить этого парня. - Каладель и Нарувир, – вздохнул Трандуил. Гимли кивнул в ответ, он уже собирался сказать что-то ещё, как вдруг в воздухе пронёсся пронзительный свист. Он бы отмахнулся от этого как от пустяка, если бы в тот же миг Альфирин не застыл, повернув голову в сторону звука с широко раскрытыми зелёными глазами. Этот свист он узнает, где угодно… это был тот знак, который они с Леголасом придумали, когда он ещё был маленьким, тот, которому он научил его и сказал, что «где бы он ни был в этом мире, как только он услышит этот свист, то примчится ему на помощь». Именно это и сделал сейчас Альфирин, не обращая внимания на крики остальных, летя над травой в направлении дома Леголаса. Он так зациклился на своей цели, что не заметил, как остальные, наконец, вышли из шока и последовали за ним. Путь, казалось, занял целую вечность, но прошло не более минуты, как он врезался в парадную дверь Леголаса, его глаза бешено искали своего подопечного. Не заметив его сразу, он вцепился в большое дерево посреди дома и последовал за его неистовым бормотанием в ванную. То, что он увидел внутри, разбило ему сердце. Леголас лежал, свернувшись калачиком в ванне, и рыдал так громко, что едва не задыхался. На противоположной стороне комнаты валялась разбитая ваза, сбитая окровавленным ножом. Его глаза, казалось, фиксировали миллион вещей одновременно, как будто время остановилось, но затем он бросился к Леголасу, притягивая его в свои объятия. Когда он был так близко к нему, он увидел кровь, пропитавшую рукав его туники, и глубокий диагональный порез под разрывом ткани. - ...Мне очень жаль. – Леголас всхлипывал, икал; его дыхание было паническим и испуганным. – Прости, прости, прости. - Шшш, Titta Lassë, – прошипел Альфирин, мягко покачивая его, несмотря на грохочущее сердцебиение. Он прекрасно видел, насколько бледен Леголас, и протянул руку, чтобы надавить на рану на запястье. – Ш-ш-ш!.. [Маленький Листик] В этот момент дверь снова распахнулась, и у Леголаса перехватило дыхание, только чтобы снова почувствовать ещё большую панику, зарывшись в безопасных объятиях Альфирина. Трандуил бросил взгляд на сына, а затем вбежал в комнату, опустился на колени с другой стороны от Леголаса и тоже обнял его. – Тише, Листик, – мягко выдохнул он своему сыну. Паническое дыхание Леголаса снова немного успокоилось при звуке голоса отца и близости Альфирина. Глорфиндейл и Гимли вошли вслед за Трандуилом. Глорфиндейл осмотрел произошедшее, припадая к стене. Слёзы хлынули из его глаз, когда он соскользнул вниз, чтобы сесть на траву. Гимли стиснул зубы и поспешно вытащил из шкафа маленькое полотенце и протянул Трандуилу. - Всё будет хорошо, – успокаивающе прошептал Трандуил, проводя рукой по спине Леголаса. Он взял полотенце у Гимли, даже не поднимая глаз от сына, и осторожно заменил им руку Альфирина, прижимая полотенце к ране. Рыдания Леголаса становились всё слабее – то ли от потери крови, то ли от утешения, которое давали ему отец и наставник. Тем не менее, он продолжал дрожать, как лист, в их объятиях, бормоча себе под нос, что ему очень жаль. - Nás ilya mára, – мягко прошептал Альфирин. – Quildë, Titta Lassë. Sívë… [Всё в порядке. Тише, Листочек. Успокойся…] Шумные рыдания и судорожные вздохи Леголаса медленно стихли, по щекам потекли слёзы, дополняемые судорожными вздохами. Его глаза были закрыты, и он побледнел, прислонившись к Альфирину, и давая отцу возможность убрать раненую руку с того места, где он прижимал её к груди. Трандуил на мгновение снял пропитанное кровью полотенце, чтобы осмотреть глубокую рану, и снова прижал его с мрачным выражением лица. - Гимли, беги и приведи Пенгона, – тихо сказал Трандуил гному, чтобы не напугать Леголаса. Гимли кивнул и медленно вышел из комнаты. Как только за ним закрылась дверь, они услышали, как он пустился бежать. - ...Мне очень жаль… – тихо прошептал Леголас. Его губы были бескровными, а на щеках выступили слёзы. - Тише-тише… Всё будет хорошо… – Трандуил утихомирил его и, немного поразмыслив, встал, осторожно притягивая к себе Леголаса. Альфирин двигался вместе с ним и делил своё внимание между утешением Леголаса и продолжением давления на рану. Он приподнял голову подопечного так, чтобы она удобно лежала на плече отца. - ...Не засыпай пока, Titta Lassë, – прошептал ему Альфирин, проводя пальцами по серебристо-белым волосам Леголаса, пока Трандуил медленно переносил его до дивана в гостиной. Добравшись до него, он сел, обняв Леголаса и прижав к груди. - ...Я не хотел… – выдохнул Леголас, его голос становился все тише и тише. - Я знаю, что ты этого не хотел, – успокоил его Трандуил, хотя в его глазах не было такой убежденности, только печаль. – Всё в порядке, Леголас… С тобой всё будет в порядке… Просто расслабься, Пенгон придёт осмотреть тебя… а ты просто сосредоточься на том, чтобы не заснуть… Леголас на мгновение замолчал, его дыхание всё ещё болезненно вздрагивало. Из глаз текли слёзы, и он подавил слабое рыдание. – Мёртв... мёртв... мёртв... мёртв... – выдохнул он. И прежде чем они успели подумать о том, как утешить его, он безжизненно повалился на отца, его дыхание внезапно стало тихим и глубоким, а голова упала на плечо.***
Его тело стало невыносимо тяжелым, когда он снова медленно приблизился к сознанию. Острая боль в запястье вырвала его из сна и тёмной бездны. Он приоткрыл глаза и вяло моргнул, когда тусклый свет, мерцающий в окнах, проник внутрь. - Дедушка? Голос справа заставил его повернуть голову, во рту пересохло, веки отяжелели. Каладель и Нарувир сели на пол рядом с кроватью, в которой он лежал. Они выглядели усталыми и обеспокоенными… Сам того не осознавая, он снова закрыл глаза, и мягкое прикосновение внука напомнило ему открыть их ещё раз. – Что произошло? Он не осознавал, что говорит вслух, пока Каладель не ответил, – приходил Пенгон и позаботился о твоей ране. С тех пор ты спишь. - ...Как долго?.. – пробормотал Леголас, пытаясь смочить пересохшие губы. Внезапно к его губам поднесли холодный ободок стакана, и он жадно выпил холодную воду, позволив ей успокоить пересохшее горло. - Ты проспал несколько дней, – тихо ответил Нарувир, убрав стакан и поставив его на стол. – Ты заставил нас волноваться за тебя довольно долго… – Он протянул руку и нежно провёл пальцами по волосам Леголаса. Леголас глянул вниз и увидел, что запястье, от которого по руке пробегали искры боли, было покрыто слоями марли и бинтов. Он едва помнил, что произошло, казалось, всё это было в тумане паники. - Дедушка… – Голос Каладеля заставил его снова поднять глаза. Его старший внук смотрел на него с болью своими обычно мерцающими серебристыми глазами. – Ты поплывешь с нами в Валинор. – Сказал он ему голосом, не терпящим возражений. Удивление от этого заявления заставило последние остатки сна исчезнуть из его сознания, и он уставился на Каладеля. Нарувир фыркнул при приближении брата. – Мы решили отплыть в Валинор, – объяснил он деду. – Глорфиндейл, Гимли, Нана, Ада, Элладан, Исильмэ, Пенгон, Груинор и Робен решили пойти с нами. Так что, естественно, ты тоже поплывёшь. - Нравится тебе это или нет, – добавил Каладель. - Прадедушка и Кирион присоединятся к нам, как только позаботятся о последних эльфах Эрин Галена, перевезя тех, кто захочет, в Цирбан Гилион, и о самом городе, – сказал ему Нарувир. - Альфирин – единственный, кого мы не можем оторвать от его деревьев, но он сумасшедший лесной эльф, и его вполне устраивает, что его, наконец, оставят в покое, – сказал Каладель, надеясь смягчить удар юмором. - ...Но Эльдарион, Эллаирэ, Лассиэль… – прошептал Леголас, его грудь была тёплой и напряженной одновременно. Сердце сильно билось в груди от облегчения, в котором он пока не признавался. - Они уже попрощались с тобой. – Торжественно произнёс Нарувир. – Когда вы гостили в Минас-Тирите, Прадедушка, Гимли, Нана, Ада, Элладан и Исильмэ усадили их и рассказали, что должно произойти. Они тоже хотят, чтобы ты отплыл, дедушка, они хотят, чтобы ты обрёл покой. Разве они не сказали тебе этого, когда прощались? Облегчение в его груди медленно нарастало по мере того, как внук продолжал говорить, и он больше не мог сдерживать слёзы, катящиеся по его щекам. Он всхлипнул и зажал рот в отчаянной попытке успокоиться на глазах у своих внуков. Он хотел отплыть… Он так сильно хотел отплыть… Нарувир и Каладель тут же обняли его. – Так ты поплывёшь с нами? – тихо спросил Каладель. – Ответ «нет» не принимается. Леголас подавил смешанное рыдание и смех, прижимаясь к внукам. Он кивнул, уткнувшись в их плечи, и дал волю слезам, накопившимся за столько лет. Он так давно хотел отплыть…