Временная петля

Лилия нервно провела тыльной стороной ладони по подбородку, заходя на подрагивающие губы, она смахнула с лица непрошенные слёзы. С горящим страхом и ужасом в глазах всматривалась в темноту в надежде, что не отыщет такой до боли знакомый силуэт в четырех стенах, куда она, в порыве ярких, страшных эмоций, спряталась, не имея желания сталкиваться вновь с тем, с кем ей поневоле судьбы пришлось пройти большой путь. В висках невыносимо гудело, но даже эта боль не может заставить её хоть на минуту забыть об услышанном и увиденном. Голову сжимало от этих мыслей, заставляя всё больше и больше сгибаться пополам от тревоги внутри, которая наматывается в груди подобно огромному клубку. Впервые за проведенное рядом с Томом время, ей действительно по-настоящему стало невероятно страшно, она, кажется, не могла даже и подумать, что когда-либо захочет стереть все воспоминания с ним и сбежать туда, где он точно никогда не появится. Будь проклята временная петля и всё, что с ней связано. Лилия не может и не хочет сейчас думать ясно, здраво и холодно. Ей пришлось узнать то, к чему она была не готова, а может, она и вовсе никогда бы не была готова к принятию полученной информации, потому что после всего произошедшего… девушка, помимо тревожности, чувствует внутри необоснованную боль. Необоснованную ею же самой, ведь ей на данный момент совершенно не понять, откуда берутся эти странные ощущения и чувства, направленные не только на ситуацию, но и на самого слизеринца. Однако, на первый план всё же выходит страх, смешанный с небывалой горечью от потери созданного в голове образа. Образ, который зацепился за Реддлом, и Лилия до конца верила в то, что он не может являться настолько ужасным человеком, каким старался показать себя. Нет. Том всё правильно показывал, теперь уже очевидно, что показывал не до конца. Дмитриенко стоило верить ему сразу, как он угрожал ей жестокой расправой. Мелочи, от которых отмахивалась девушка, не придавая им особенного значения, и явные знаки зверски кровожадного человека, вспыхивали перед глазами одни за другими, но уже лишь после всего того, что узнала. Теперь же, она знала и то, что всё это время находилась рука об руку с существом, лишённого эмпатии, всякого человеческого, что есть в других людях, но чего нет совершенно в нём. А Лилия… да к чёрту уже, что гриффиндорка думала о парне, заставивший её довериться ему. Главное, теперь она думает по-другому, наотрез отказываясь дальше вместе продолжать идти по тому пути, что ранее являлся для них совместным. Совместным их путь, наверное, никак не станет уже, пускай, девушка осознаёт: это ни в коем случае не конец. Рано или поздно им придётся столкнуться снова, но как же сильно ей этого не хочется сейчас. Как отрезать связующую их невидимую ниточку, как разорвать ту связь, которая образовалась между ними так стремительно и неожиданно, но, безусловно, не нужная для них? Она не нужна была раньше, не нужна сейчас, а Лилия несомненно чувствует всем нутром, что Том тоже думает о ней в тот момент, когда она думает о нём, находясь вдали. *** Лжестудента перехватить оказалось легче, чем предполагали товарищи по несчастью. Скрыться ему огромный замок не помог, а буйный нрав как Тома, так и Лилии не позволил ему сбежать, предварительно напоив зельем. По неким причинам, Реддл хорошо знал, что парень не потерпит поражения и захочет дойти до конца, как сделал это в первый раз. Но уж точно не сейчас, когда Тому хочется собственноручно вырвать сердце за совершённую ошибку, которую он никогда не простит ему. Сорванные планы, подрыв стабильности, искажение времени и вынужденная цель, которая не должна была возникнуть у двух невиновных людей — хотя бы за это всё стоило убивать его медленно, но справедливо. Том закинул его в подсобку завхоза, кой отсутствовал по личным делам во время зимнего бала, поэтому столкнуться с лишними людьми в этой истории не выйдет. Лилия заперла заклинанием дверь и, оборачиваясь лицом к Реддлу, оглядела напряжённым взором помещение, куда им пришлось забрести вместе с мерзопакостной тварью. Внутри подсобки было не так просторно, как им хотелось бы, однако места хватило всем троим, чтобы видеть друг друга в полной мере. Во время того, как Том за шкирку раскидал паренька по всему помещению, этому паршивцу пришлось несладко, каждой частью своего лица проходиться по уборочному инвентарю. И от его вымотанного и потрёпанного вида, Дмитриенко едва ли не злорадно хмыкнула, но времени на это не было, в ее голове вертелась лишь одна мысль: приготовить палочку для использования магии, и эта магия должна быть весьма не «мягкой». Сократив расстояние между ними, Реддл опустил презрительный взгляд на лицо юноши, заглядывая ему прямо в глаза, отчего, совершенно верно, тот поёжился. Да не просто поёжился, он, отползая назад, приложился спиной к холодной каменной стене, осознавая свою проигрышную позицию. Смело можно предполагать, что Тома Реддла, лучшего ученика факультета Слизерин, парень знал, если не хорошо, то достаточно, чтобы перед ним перехватывало дыхание. Отнюдь, Дмитриенко такой реакции не полностью понимала, но что-то в глазах незнакомца отчётливо твердило ей о том, что опасность здесь исходит явно не от него. И не потому, что он униженно припал на поверхность пола, а потому, что опасность хоть и скрытно, но искрилась в абсолютно другом человеке, приближенном к Лилии. Подвесной стеклянный сосуд, в котором ярко пылал огонь, еле заметно покачнулся на потолке, будто бы его задело дуновение ветра, но это была лишь выходящая, незримая для человеческого глаза, магическая энергия. И Дмитриенко вдруг почувствовала, как эта энергия с оттенком глубочайшего испуга и опасения за собственную жизнь так же лёгким ветром задела открытые участки бледной кожи девушки, от которого она покрылась мелкими мурашками. Глубокий вздох и она, заправив длинную прядь за ухо, проследила за движениями Тома, за его потянувшейся рукой к карману мантии, где хранится палочка, и остановилась на его карих глазах, в которых Лилия никак не могла развидеть угрозу. — Как быстро и легко глупые, маленькие, беззащитные мыши попадают в ловушку, знаешь? Сходство с тобой невероятно колоссальное, — недолгая, но разрушающе звенящая тишина развеялась после того, как Реддл заговорил рядом с лжестудентом. — Я полагаю, ты уже понял, что тебе не удастся трусливо сбежать от возмездия, которое ты заслужил сполна за свои неблаговидные дела. — Да плевать, — губы его исказились в презрительной усмешке, но тень страха никуда не уходила с лица. — Не я, так кто-то другой. Они всё равно найдут способ спасти тех, кто умер и продолжает умирать по сей день от рук могущественных, но запятнанных кровью безвинных жертв. Брови Дмитриенко изогнулись от изумления, поглотившее её после слов парня, к слову, имя незнакомца они до сих пор так и не знают. — Кто ты такой? — выпалила девушка. — Незачем тебе знать это, — парень резко повернул вскинутую вверх голову в сторону гриффиндорки. На себе она почувствовала его взгляд, он не смягчился вовсе, напротив, приобрел брезгливые нотки, что Лилию несколько задело за живое. Так на неё в этой жизни ещё не смотрел никто. И чем молодая студентка могла заслужить подобный взор — она не знала, только и могла догадываться, что этому послужило что-то, верно, зловещее, сотворенное ею же. Да ведь, как можно такое позабыть?.. — Оливер Браун, — вместо него проговорил Реддл, не переставая смотреть названному Оливеру точно в глаза. — Кто же ты такой, Оливер Браун? — Том махнул своей палочкой в воздухе, и в этот же момент галстук на шее Брауна затянулся с такой силой, что не позволил тому свободно задышать. Руки его потянулись к перетянутому узлу, пытаясь убрать с горла вещь, но хватка всё слабела с каждой секундой, хриплые вдохи вырывались, а с губ слетали тихие, неразличимые слова. Лилия перепугано оглянулась на слизеринца, пытаясь аккуратно дотронуться до его предплечья, но остановилась, когда рука Тома опустилась вниз вместе с палочкой. Оливер снова задышал, судорожно хватая ртом воздух, коего катастрофически не хватало в лёгких, наверное, девушка, не бушуя внутри неё озлобленность по отношению к неизвестному молодому человеку, кинулась бы на помощь, потому что данная картина вовсе не приносила ей удовольствие, как, например, Реддлу. Удовлетворение он никак не пытался скрыть на своём лице, отчего Лилии показалось буквально на секунду, что это чуть ли не базовое чувство, появляющееся в момент мучения. Насколько часто ему приходилось этим заниматься? И почему ей кажется этот вопрос сейчас вполне уместным и правильным, словно бы она интуитивно чуяла во всём этом дурной знак? — Не будет… — Браун ослабил хватку на тёмно-зелёном галстуке, опуская ладонь рядом с ногой, где должна была лежать его палочка, но, оглядев каменную поверхность пола, понял, что рядом её нет. — Не это ищешь? — Том вынул из другого кармана мантии чужую волшебную палочку, а Лилия задумалась ненадолго над тем, как она пропустила тот момент, когда Реддл украдкой взял не свою вещь. Слизеринец слегка придавил на нее с двух сторон, затем тихо, притворно жалостливо, цокнул в такт щелчку, раздавшийся после её разлома, и небрежно бросил две несчастные деревянные палки прямо к ногам Оливера. Глаза Брауна наполнились неудержимым испугом от увиденного перед собой. — Не будет тебе покоя с этих пор, ты никогда не обретёшь душевное спокойствие, потому что боль других людей, которым ты причинил тяжкий вред, будет тебя преследовать даже сквозь время, — две пары глаз, уставившиеся на него, совершенно точно не понимали, к чему ведёт парень, из-за чего продолжали слушать, не предпринимая никаких действий. Только это порядком начинало выводить из себя. — А ты, — обращаясь к Лилии. — Земля тебя носить будет недолго, проклятая связь доведёт тебя до могилы, — Оливер вновь вернул взор на Реддла. — Как и тебя. Куда бы ты не ступил — смерть всегда будет дышать тебе в затылок. Дмитриенко дёрнулась от слов Брауна как ошпаренная крутым кипятком, затем тут же повернулась к Тому, окидывая его лицо поражённым взглядом. В груди что-то ёкнуло, когда она увидела, как тень мрака накрыла его лицо, подобно чёрной вуали — это, несомненно, привело к мысли о том, что какая-то часть выпаленного от горящей злобы в душе Оливера попала метко, точно в цель. Она заметила, что раздражение и гнев слизеринца — черты вполне характерные ему, однако очень хорошо скрываемые, буквально подавляемые, которые многие, кто всё время находился бок о бок с ним, не могли увидеть. Но ей довелось видеть моменты вспышек его гневливости, что способна разрушить вокруг и каменные стены, и истерзать душу человека, по крайней мере, ей всегда казалось это, пускай, она не хотела признавать очевидных вещей. Лилия была в полной степени рада, что не оказалась сейчас объектом его эмоциональной реакции. Том сорвался с места почти сразу, как Дмитриенко отступила по наитию назад и сжала палочку в своей ладони так сильно, насколько могла. Его руки ухватили Оливера за воротник помятой рубашки, поднимая горе провокатора на ноги, на коих тот спокойно стоять не мог. Несмотря на неубиваемую уверенность на лице парня, сложно было не почувствовать родившуюся некогда опаску через энергетику и внешние признаки, хотя, несомненно, лицо его старалось всегда сохранять бесстрашие. Реддл не станет скупиться на причинение боли тем, кто хочет причинить её ему, особенно, когда преимущество исключительно у Тома — это поистине прекрасные моменты, вселяющие в него ещё большую уверенность о его превосходстве над другими. — Сколько должно быть в человеке смелости, чтобы он добровольно мог заговорить о смерти? — следом слетел вопрос с губ Тома. Его ядовитый взгляд впивался в Брауна остриём, задевающим за самое больное, и, рассматривая со стороны его реакцию, с точностью можно заявить об этом, но Лилия молча стояла позади. Стояла и пыталась предугадать дальнейшие действия ее товарища по несчастью. Единственное, теперь ей пришлось задуматься над тем, правда ли названное «несчастьем» настигло их ни за что?.. Есть ли в этом возмездие для них? Девушка почувствовала, как по телу разлилась равномерно боязнь узнать, по какой причине им пришлось столкнуться с этим? — Только ведь смелость твоя фальшивая, как и ты сам. Не советую проявлять храбрость там, где ее могут растоптать в одночасье те, кто сильнее тебя и имеет возможность превратить последние мгновения твоего жалкого существования в кошмар, который тебе и не снился, — Оливер сделал глотательное движение, хватаясь за руки Реддла, но ему не хватило сил отдёрнуть их со своего воротника. — Спрошу для начала, что за яд ты нам пытался подлить? Откуда у тебя эта дрянь? — О, этот яд действительно способен свести с ума, — Браун дёрнул головой, смахивая с глаз непрошенную каштановую чёлку, затем взглянул Реддлу прямо в глаза, что значит — с вызовом. — Всего пару капель, и ты больше никогда не сможешь вернуться назад, в свою прошлую жизнь, которая перестанет быть твоей… в одночасье, — последнее насмешливо повторил за Томом Оливер. — Впрочем, ни будущего, ни настоящего тебе не сыскать. Жизни не будет у тебя, одно же жалкое существование. А ты это определённо заслужил. — О чём ты твердишь? Мы тебя даже не знаем, — встряла в диалог Лилия, немного сокращая расстояние между ним и Томом, кой, благо, перестал поддаваться раздражительности и отпустил парнишку, поравнявшись с девушкой. — Ты говоришь о таких вещах, которые мы не совершали, но уверенно считаешь, что должны за них ответить. — В жизни за всё придётся отвечать, не важно в какой промежуток времени, но вы получите своё. Как бы вы не пытались скрыться от этого, ни один из вас на протяжении жизни не найдёт своего оберегающего места, — болезненно хмыкнул Браун, потирая горло холодной ладонью. Когда Лилия обернулась к нему спиной, чтобы пройти чуть ближе к двери, ведущей из подсобки, он внезапно снова обратился к ней: — Забавно, а ты про своего друга совсем ничего не знаешь сейчас, да? — слово «друг» резануло по ушам обоим студентам, будто Оливер произнес что-то весьма недостижимое для их взаимоотношений. Дмитриенко нахмурено повернулась назад, чтобы вопрошающе посмотреть на парня. Его вопрос поставил девушку в тупик, а ответить на него она не знала как, потому что с одной стороны — что-то всё-таки Лилия знала о Реддле, но всё ли? Маловероятно, крайне маловероятно, ведь личная жизнь Тома, метафорично говоря, покрыта волшебной мантией-невидимкой, она ни для кого не видна, но все знают, что она существует. В самом деле, забавно, Лиля ведь… ни черта не знает, с кем она повелась, кого подпустила к себе, вынужденно правда, но смысл же в том, что чужой, скрытный человек, в народе называемый «загадочной персоной», вдруг на время стал ближе, чем другие. Чужой. Она его знала, как студента Слизерин. Но не знала, как человека. Лилии казалось, за некоторое время она смогла разгадать его, какой он в жизни, чем занимается и как выстраивает контакт с людьми. Не знала. Придумала от нехватки информации о нём в своей голове. — Ты когда читаешь — откладывай в голову, глядишь, в будущем понадобится, — Том обратил ровный взгляд на Лилию. — Я для себя вычитал пару полезных тёмных заклинаний… «В кровяное русло попадает патогенная флора из первичного локального инфекционного очага». Обычными словами — насылая заклинание «Сангуис Инфектио» на человека, можно вызвать у него заражение крови. В условиях интоксикации и тканевой гипоксии развиваются полиорганные изменения различной степени тяжести. Симптомы ужасающие. Летальность достигает до девяноста процентов. — Какой ужас… — та прикрыла губы пальцами. — Это книга по заклинаниям, вызывающие инфекционные заболевания? — Лилия посмотрела на обложку и удостоверилась в своих догадках. — Всё никак не могу понять, зачем тебе знать столько тёмных и смертельных заклинаний? На ком ты собрался их использовать?.. — спросила Дмитриенко, не выдержав. — Ни на ком, — в голосе прослеживалась откровенная ложь. Том прокашлялся, давая этим самым понять, что более ей не скажет. — Для общего развития запоминаю. — Говорил бы уже правду. По твоему лицу видно, что ты мне врёшь. Какие у тебя должны быть планы на жизнь кровожадные, что ты ищешь подобного рода… — Реддл перебил её на полуслове. — Не суй свой нос в чужие дела, — еле слышно цокнул парень, а Лилия недовольно махнула рукой в воздухе. — Тебе и необязательно знать всего. Дмитриенко в голову ударили недавние воспоминания. Накануне, они перерывали всю библиотеку её семьи и тогда, зачитавшись книг, Том нашёл для себя информацию, которая почему-то показалась ему интересной. Да, девушка впрямь осознала в тот раз, что не станет лезть не в свои дела, опасаясь вновь негативной реакции от Реддла. Но отчего-то сейчас, в эту самую секунду погружения в воспоминания, она осознала и то, что, в конце концов, имела право узнать эту самую мелочь из его жизни. Так как ей, в первые дни их совместного пути, пришлось пойти на риск, который заключался в том, что она подпустит к себе юношу, незнакомого и отчасти подозрительного. А зачем думать об этом, он же… такой же студент как Лилия. Что опасного он может сделать? Гриффиндорка, изрядно взволнованная и ничего не понимающая из того, что говорит Оливер, окинула взглядом Тома. Парень молча стоял, слегка прищурено смотря на Брауна. Определённо что-то выжидал, но что именно — Дмитриенко не знала. — Он не рассказывал тебе о своём детстве? — Конечно… рассказывал, — раз запнулась Лилия. — Даже про истерзанных приютских детей, — губы Брауна скривились в ухмылке, такой раздражающей и досаждающей, что Дмитриенко захотелось скрыться за ближайшей дверью, которая бы спасла её от последующих сведений. — Может, про мучительно убитых животных, кролика одного из воспитанников, например? Или, быть может, ты знаешь про повешенную четырнадцатилетнюю девочку по соседству с ним, которая не выдержала морального натиска будущего Тёмного Лорда? А убитая им студентка пару месяцев назад? Лилия невольно протянула длинные пальцы к губам, слегка прикрывая их, и с каждым сказанным словом отходила спиной назад, подальше от Тома ровно настолько, насколько позволяло небольшое помещение, в котором они находились. Реддл, в свою очередь, медленно, словно не желая спугнуть, повернул голову в сторону, всё ещё стоя к ней спиной, но глаза так и не поднял вверх, чтобы взглянуть на девушку. — Нет, ты… — тихо, почти шёпотом произнесла Дмитриенко, отрицательно повертев головой, кажется, услышанное никак не укладывалось в голове. Правда ли это, или же нет? — Ты убил Миртл Уоррен? Скажи, что это неправда, — она случайно посмеялась после своих слов, верно, нервно, неверяще. — Он же лжёт о тебе, да? Больной человек, зачем мы его слушаем? — в воздухе взмахнула рукой гриффиндорка, указывая на Брауна. — Больной? — презрительная гримаса тут же легла на лицо Оливера. — Больной тот человек, который хочет избежать смерти, предварительно расколов душу на множество частей. Уоррен, бедная студентка, даже не знала, что станет жертвой для его первого крестража. Лилия не сразу успела понять происходящее, когда красный луч вышел из волшебной палочки, озаряя лица ярким кровавым свечением. Палочка была не ее и совершенно не в ее руках. В ушах вдруг зазвенело яростно от душераздирающего крика, припавшего на колени Оливера Брауна в метре от неё. Сердце тотчас пропустило удар, тяжело отдав в виски, отчего не сразу довелось осознать окружающую действительность, от неё она отчаянно старалась закрываться. Не замечать. Не видеть. А пробивающий душу насквозь страшный вопль продолжался, открывая этим самым занавес для Лилии, девушки, которая вовсе не желала смотреть на своего временного товарища с другой стороны, более жуткой, совершенно верно, жестокой стороны. Впервые, Дмитриенко видела, как Том использовал непростительное заклинание на их противниках в бою недалеко от «Дырявого котла». Она тогда без задней мысли подумала о том, что слизеринец использовал его в целях защиты… Как мог, так и защищался, ведь никогда не знаешь, когда наступит момент — или ты, или тебя. Определённо, всерьёз девушка не восприняла этот поступок, подле стала идти с ним, едва ли не рука об руку. Реддл твёрдо стоял на каменной поверхности, с вытянутой вперёд палочкой, и ему ничего не мешало довести дело до конца. Заставить потерять рассудок мерзкого, пакостливого, не умеющего держать язык за зубами, паршивца, что стал выдавать слишком много информации, которая никак не касается других людей. В том числе Лилии. Он знал, что она смотрит, ведь её немигающий взгляд, весь наполненный осуждением, возможно, презрением, что ещё не дошло полностью до неё самой, впивался в него вражеской пулей маггловского оружия. Чувствовал его. Но в то же время, не сдвигался с места, не опускал руку, а долго и сильно злился на Оливера за такую опрометчивость, ему нужно было думать прежде чем начинать трепаться о жизни того, кто, в сущности, превратит тебя в безвольное существо за считанные минуты. От настигнувшего её потрясения, Лилия ощущала пройденные несколько минут целой вечностью, и она точно знала, что Оливер, сейчас пытающийся изо всех сил выйти из позы эмбриона, чувствовал то же самое. Помимо его криков слышалось глухое хрипение, будто бы он так сильно пытался вымолвить слово, хоть одно коротенькое, чтобы достучаться до студентов, сказать, как ему приходится больно, но не мог выдавить из себя других звуков. Один лишь чистый вопль, и в следующую секунду, когда невыносимо было стоять поодаль и свободно дышать, пока другой задыхается от нестерпимых страданий, Дмитриенко скользнула в сторону Реддла, хватаясь именно за ту руку, которая направляла палочку с заклятием вперёд. — Перестань! Хватит! — выкрикнула девушка незамедлительно, приковывая наконец внимание Тома к себе. — Довольно его терзать, он же тоже живой человек! Слизеринец схватил свободной ладонью предплечье Лилии, не окидывая её взглядом карих глаз, дёрнул нервно плечом, слегка отталкивая Дмитриенко снова подальше, чтобы не мешалась рядом. Когда хватка Тома перестала ощущаться на ее руке, студентка почувствовала столкновение спиной об стеллаж подсобного помещения, немного пошатнувшийся от встречи с девушкой. Из-под опущенных ресниц она посмотрела на Оливера. Парень глубоко дышал грудью, хватая свежий воздух через нос, в нём ещё были силы после произошедшего, и он пытался встать, пытался наконец подняться на ноги, чтобы ни за что не стоять на коленях перед Томом. Однако, слизеринец, всем видом своим устраивающий в Лилии внутреннюю панику, аккуратно прошёл пару-тройку шагов, останавливаясь у Брауна. Оперевшись одним локтем о землю, он помогал себе рукой привстать, усердно старался, показав этим самым свою волю, но наступивший на его раскрытую ладонь Реддл уже собирался показать, что попытки совсем напрасны. — Ты весьма жалок, Браун, — скривив рот, произнёс Том. — Заговорил обо мне, когда тебе есть что рассказать о себе. Мне не составляет никакого труда проникнуть в твоё сознание и узнать скрываемую тобой информацию. Но после этого, я не дам тебе возможности уйти отсюда живым, — у него действительно выходит пугать так, что кровь стынет в жилах. Если бы не его леденящий тон, Лилия ещё бы засомневалась в его жестокости. Снова. К сожалению, нет, кое-в-чём Дмитриенко сегодня убедилась собственными глазами. — Кто тебя прислал? — Ты их… — шипение Оливера распространилось по помещению завхоза. — Ты их ещё не знаешь. Некоторых из них ты убил, но не своими руками, — парень поникши посмеялся, тихо, едва слышно. — Удивляет, что твои ценные пожиратели в упор не видят, насколько их Господин труслив. Как и сейчас, доблестные рыцари не догадываются о страхах своего Лорда, и огромной беспомощности перед смертью. Ежесекундно в груди Тома увеличивалась ярость вперемешку с ошеломлением, скрываемые за маской невозмутимости, которая пала с его лица, как только Оливер заговорил после относительно долгого воздействия круциатуса. Его взор прокатился по Брауну, стараясь подловить его на лжи, обычно, ему проще всех распознать ложь не только по голосу, но и по внешним признакам, мимике или тем же глазам: зеркало, которое не обманет его. Кого угодно, но никогда — его. Определённо непонятные сведения о делах, что он не совершал в жизни, окончательно повергли Реддла в ступор. Но та информация, которая не должна была попасть к какому-то неизвестному мерзопакостному мальчишке, всё же оказалась у него, впрочем, он знал и о том, о чём не знал сам Том. Вопрос: откуда? Аккурат в это самое время, когда Том позволил себе на мгновение отвести глаза, скрытно изумляясь от услышанного, позади раздался шелест мантии по полу. Реддл обернулся на звуки, надеясь увидеть перед собой что угодно, — бесстрашие в нём действительно присутствовало, с опытом пришедшее, — но стал созерцать, твёрдо стоящую на ногах около выхода Лилию с волшебной палочкой в руке, уверенно направленная вовсе не на их общего противника, а, что поражает, на него. Испытующий взгляд из-под распахнутых длинных ресниц встретился с его хладнокровным, и ему довелось разглядеть в её глазах, буквально на долю секунду, отражение себя… В те моменты, когда ему приходилось бесстрастно расправляться с недругами, скажем, жертвами, и когда внутри покоится ровное убеждение в своей собственной правоте. Но жертвой Том точно не был и не будет далее. Уголки его губ дрогнули, слегка прищурившиеся глаза обводили побледнелое лицо Дмитриенко. — Достаточно, отойди от него, — Лилия кивнула в сторону головой. — Ты слишком человечна, Дмитриенко, — он медленно принялся поднимать руку, переводя палочку уже на неё, чем вызывал напряжение в области лба, и ей вдруг почувствовалось, как сердце пропустило удар. — Неужели ты позабыла, именно он посодействовал нашему пребыванию в этой петле, что отобрала у тебя… — слизеринец сделал небольшую паузу, явно для пущего нагнетания обстановки. — Жизнь. — Так вы… — удивлённо вскинул голову Оливер, озираясь на студентов выкатившимися глазами. — Уже… Но как?.. — Молчать, — резко выкинул Реддл обледенелыми тоном, не дав продолжить говорить Брауну. — Тебе нужно вспомнить, через что мы проходим каждый день, который «днём» не назовёшь, потому что это замкнутый круг с систематическими повторениями, что морально уничтожают тебя, разрушают изнутри и, для большего понимания, скоро ты начнёшь сходить с ума самостоятельно, а мне даже не придётся прибегать к круциатусу. — Не забывай, мы вдвоём оказались тут, и потерять рассудок нам придётся вместе, — проговорила она, едва ли не дрогнул её голос. — Не придётся, если ты дашь мне закончить с ним, — парень терпеливо стиснул палочку ладонью, ему казалось, ещё немного и он начнёт выходить из себя и в сторону Дмитриенко может полететь заклинание, чтобы не мешала. — Иначе, мне понадобится тебя усмирить, а ты же этого так не хочешь. Такая маленькая и хрупкая… Больно тебе было в прошлый раз тогда, когда ты падала вниз камнем из окна, помнишь? — несдержанная ухмылка тут же проявилась на лице. — Умирать действительно больно. А что станет с тобой, если это будет повторяться каждый раз с восходом солнца? — Я… — взволнованно только и произнесла она, но предпочла нехотя пропустить мимо ушей слова Реддла. — Слишком много всего мне пришлось услышать того, чего я не ожидала. Признаюсь, мне больше не то, что слушать не хочется, хочется, чтобы ты держался подальше. Она не думала, что решится сказать эти слова, глядя ему прямо в глаза. Нет, Лилия, в самом деле, раньше думала также, иногда и впрямь хотелось вывести его за пределы личного пространства, но это было исключительно по причине его язвительности, излишней дерзости с ней, а он же никогда не терял момента задеть. Сказать что-то унижающее её, отчего сжималось всё нутро. Теперь же, от всего узнанного, Лилия чувствует мощнейшее отторжение от Тома. Из-за чего? Из-за чего так заныло в груди, словно разбившиеся осколки безмерно важного прорезали насквозь, до крови, пусть её и не было, но по телу стремительно разливалась не пойми откуда взявшаяся печаль? Реддл дёрнул неуловимо кистью руки, коротко вздыхая. Разумеется, ему понятно, какие чувства вложила в свои высказывания глупая гриффиндорка. Глупая, ведь. Неужто он станет пропускать их через себя? Отроду не делал этого и не станет. — Да что мы всё обо мне, — переключился Том молниеносно. — Если ты так много знаешь о нас и нашей предположительно будущей жизни, может поведаешь нам о деятельности, предстоящих делах и многогранной, что главное, единственной жизни Лилии Даниловны, — девушка дёрнулась, услыхав своё отчество с явным для неё акцентом, которое она никому до этого не говорила. Сам же слизеринец перестал направлять палочку на Лилию, тотчас опуская её вниз, чтобы подпереть подбородок всё ещё сидящего на мерзлящем полу Оливера. — Ну же, не стесняйся. Мы готовы послушать тебя с превеликим удовольствием. Вдруг она окажется намного интереснее, насыщенной кровавыми событиями? — грубая, подлая насмешка. — Нет! — воскликнула Лилия, по-детски закрывая уши. Совсем не хочет слышать. Она не имела знаний о многих вещах, тем более о том, что представляет собой петля, искажающая время. Впрочем, Дмитриенко хорошо осознавала, особенно, после всего произошедшего, что существовать может всё что угодно — её не переубедит в обратном никто. Честно сказать, Дмитриенко пыталась, но не смогла в полной мере удивиться существованию чего-то такого, что может отправить человека в прошлое, исходя из слов Оливера об их будущей жизни. Сразу в это поверить никак нельзя, однако твёрдая убеждённость в голосе Брауна хватала её за живое, вынуждала поверить без проверенных доказательств немедленно, потому как интуитивно, — Мерлин, да она же и раньше чувствовала опасную энергетику от Тома, но переча самой себе, не желала понимать, — считывала это за правду. Почему-то ощущала внутренне, что имеет место быть подобным поступкам от его лица. Скорее всего, она изумилась больше от информации о нём, чем от понимания того, что Оливер Браун — прямой посланник из будущего. Звучит как бред, не иначе, но как ещё объяснить то, о чем он говорит? Всё никак Лилия не может забыть его голос, с каким тоном он рассказывал о двух студентах враждующих факультетов. Будто бы… Будто бы она слушала совершенно не про себя. Не знает она и как принять отношение Брауна к себе, также отторгает это и не признает. Разве может подобное совершить девушка, которая несёт в горячем сердце справедливость, или лишь она так считает? Тот взгляд, с коим Оливер вглядывался в неё — точно никогда не забудешь при всём желании. Человек фактически, без всяких сомнений, прошёл через страшные, мучительные события, повлиявшее на него, — только ли него? — исключительно негативно, а это трудно не заметить, невооружённым глазом видны последствия… чего? Что могло вынудить человека прошествовать сквозь череду дико кошмарных эпизодов? Сейчас для многих волшебников, живущих бок о бок с магглами, кошмар — война, и не только же для них. А потом? Самое поразительное, главное, как Лилия может быть связана с этим? Затаивши дыхание, Лилия глядела на Тома, зачарованно смотрела прямо ему в глаза, отчаянно желая найти в них ответы. Желая увидеть то, что всё вышедшее из уст Брауна обыкновенная, самая гнусная ложь, которую она слышала. Но не будет ей ответа от того, кто сам до безумия хочет найти ответы на вопросы. Поэтому Дмитриенко, безысходностью униженная, молчаливо развернулась к двери. Плечи её опустились вниз, свидетельствуя о напоре груза давящих проблем, никак не убирающихся с её пути, какими бы способами она не старалась их смести. Виски пульсируют. Давит. Всё так давит. Вот бы провалиться сквозь землю, да только не может.