ID работы: 10281483

Горячий песок

Слэш
NC-17
Заморожен
79
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
51 страница, 3 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
79 Нравится 15 Отзывы 10 В сборник Скачать

Часть 2

Настройки текста
Примечания:
      Жизнь в пустошах не была сахаром. Жара днем, холодные ветра по ночам, всеобщее недружелюбие — всё это я познал с пеленок или, если точнее выразиться, глядя из плотного кокона пары-тройки одеял. В те дни мы могли позволить себе только это, точно так же, как и сотни тысяч других обездоленных граждан. Да, это было по-настоящему дерьмовое существование. И вот теперь, спустя время, вспоминать и боготворить те годы было чем-то за гранью фантастики. Я бы сам себе не поверил, но, увы, от этого некуда было деться — прошлое смотрело на меня одним глазом через зеркало заднего вида и зловеще шептало, мол, зря ты оставил нас, парень, зря ты ввязался в эту авантюру. Среди сотен голосов, кажется, прозвучал и голос Мэг. Ви, говорила она, не уезжай. Она погибла спустя год после моего знакомства с Джеки Уэллсом — «стилеты» всадили в неё двадцать пуль, а её тачка, оставшись без управления, врезалась на полной скорости в стену и взорвалась. Страшная смерть, оставшаяся в прошлом — вместе с лишениями и безработицей, становлением клана и прочими подобными штуками. Я всё смотрел в зеркало заднего вида, на наш некогда общий лагерёк, и мне было больно. Но только на мгновение.       Потом эйфория вернулась — словно бы мой «плимут фьюри» пробил своей радиаторной решеткой какой-то барьер, открывая путь для нас обоих. Мои учителя по философии описали бы это так. Сейчас вспоминать наши занятия было почему-то стыдно — среди кочевников образование очень даже ценилось, но все-таки важно было применять знания на практике, а не чесать языком. Я помнил лишь то, что философия — это очень красивые и умные, а иногда глупые слова. В городе они бы ничем не помогли.       Итак, дорога была открыта. Я чувствовал облегчение — чувствовал, что мог дышать как раньше, что сдвинулся с мертвой точки, комок в горле рассосался, а из живота пропало это странное ощущение чего-то подпрыгивающего и тяжело ударяющегося об стенки желудка. Я был свободен ото всех и от всего. На какое-то мгновение мне даже показалось, что панорама города в эту ночь выглядела особенно впечатляюще — до его стен было еще довольно далеко, но едва ли меня сломило бы расстояние. Пожалуй, это то, с чем приходилось мириться каждому уважающему себя кочевнику.       Кого-то свобода пугала. Кого-то восхищала. Со мной она проделывала и то, и другое — вытянув руку в окно, я ловил кончиками пальцев ветер. Если бы отклонился чуть в сторону, мог бы пораниться об какой-нибудь кактус, и всё равно это едва ли отрезвило бы меня. К боли привыкали — долго и тяжело, однако привыкали. К потерям тоже. Этим я объяснял своё безразличие к смерти Мэг — я просто привык хоронить сначала родственников, потом друзей. Но настоящей воли в её чистом виде у меня никогда не было, и это ужасало, злило, мотивировало. «Плимут» рвался вперёд, а я всё еще не верил, что мне хватило духу. Те, кто остался позади, тоже не верили. Двигатель у этой красной малышки работал очень уж громко, перебудил всю семью в первую же секунду, как машина тронулась с места, и я видел загорающиеся огни. Но был уже далеко.       Мне вспомнилась наша с Джеки Уэллсом поездка по пустошам, когда мы проводили разведку — глоток этого раскаленного пыльного воздуха заставлял нас воображать, что мы уже всего достигли, мы на вершине и ничего другого нам не нужно. Это была ложь. Я гнал сначала по бездорожью, потом вырулил на полотно. Здесь «плимуту» уже ничто не могло помешать — ни кактусы самых причудливых форм, ни песчаные холмы, ни неровности. Мы подмяли под себя эту дорогу, она подчинилась колесам «фурии» и, держу пари, не осмелилась бы нас подвести. Я думал о ней, как о живом существе, и мне хотелось смеяться — настолько это было безумно.       Потом буря эмоций как-то стихла. Я посмотрел на примостившуюся на соседнем сидении рацию. Она молчала. Казалось, вокруг воцарилась полная тишина, несмотря на рёв двигателя. Я знал, что они со мной не свяжутся — не потому что, возможно, спросонья ничего не поняли, а потому что в этом не было никакой необходимости. Мне было не шестнадцать, не даже двадцать четыре, как тогда. Прошло два года и они решили, что проще будет дать мне наесться дерьма, а уж потом, когда я приползу к ним (ха, если приползу), принять меня, как блудного сына.       Блудный сын… Мысли мои снова и снова возвращались к Джеки Уэллсу. За это время я смог убедить всех, что забыл про него, однако это было не так. Память — чертовски странная штука. Я помнил запах его кожи, перепачканной маслом, и въевшуюся в его комбинезон пыль, от которой можно задохнуться, если он вдруг прижмет тебя к своей груди и сдавит в объятиях. Его зеленые глаза, которые могли быть добрыми и наивными, когда он проводил время со своими, но в бою принадлежали кому-то другому, более жестокому и хитрому. Он не отправлялся в забвение, как ненужная вещичка, он незримо присутствовал рядом и я это чувствовал. Одно оставалось загадкой — получилось ли у него оставить своё племя? Может, он уже добился всего, чего хотел. Я собирался сократить наш отрыв друг от друга.       Свет фар разгонял кромешную тьму перед «плимутом». Я с трудом оторвал взгляд от рации, подумав о том, что чертовски был бы рад, если бы вдруг она ожила и заговорила голосом Джеки. Он умел говорить так, чтобы внутри у тебя всё переворачивалось, и мне хотелось услышать его. Мне хотелось рассказать ему о том жарком утре, когда они уехали, а я блевал желчью и чертыхался. Хотелось наорать на него, расписать в подробностях всё негодование, скопившееся за два года — ни весточки, ни встречи, ни одной попытки дать о себе знать.       Это был прежний Ви, рохля, которому очень не хотелось терять семью и друзей. Который выставлял себя перед самим собой несамостоятельным дерьмом с тягой к людям, которые могли сойти за покровителей. Джеки был старше и увереннее. Я не замечал, что всё то время, которое «Альдекальдо» провели в союзе с нами, цеплялся за него. Потом пуповина была перерезана и меня выкинуло обратно в реальность отрезвляющим пинком — я валялся на земле, красный и вспотевший от боли в животе, с глубокой лужей рвоты рядом. Я прижимал к груди бутылку с текилой, которую он мне отдал. Если он появится в Найт-Сити позже меня, я найду его, вытащу из самой глубокой норы, в которую он вздумает забраться, и напомню ему, о чем мы оба мечтали. Я покажу ему навороченные импланты и посмеюсь над детским удивлением, которое застынет на его добродушном лице.       Забавно… Я мчался, ориентируясь по далекому свету огней и думал только об этом. О том, как мы встретимся и наверняка схватимся в дружеской драке — а может, и не совсем дружеской. Может, нам нужно будет сломать друг другу носы, прежде чем мы осознаем всё как следует. И, конечно, мы не допустим ни одной задней мысли о сексе, потому что всё осталось в прошлом. Так оно всё и будет, никак иначе. И от этой мысли, что ничего уже не будет как раньше, мне словно бы кто-то опять врезал кулаком под дых — я всю жизнь старался не привязываться к людям, однако иногда мне попадались такие личности, в широте души которых тонешь, как в зыбучих песках. Отделаться от мыслей о них было совсем непросто, будь ты хоть конченым мизантропом. Ты будешь их ненавидеть, но даже такой вид внимания к ним будет считаться интересом. И он сыграет отнюдь не в твою пользу.       Я не ненавидел Джеки Уэллса, по крайней мере моё сознание пыталось меня в этом убедить. И всё же я чувствовал что-то неладное. Я знал, что дело обстояло гораздо хуже. Когда тебе до одури начинал кто-то нравиться, это не сулило ничего хорошего.       Тем ужаснее было для меня, раз я собирался в Найт-Сити — там мы уж точно не отделались бы друг от друга. Это был глупейший ход и все-таки… В первую очередь я думал о своих желаниях. О тех, что совсем не имели связи с Джеки. Мне хотелось хорошо зажить и оставить будни кочевника далеко в прошлом, ну и, разумеется, поймать бешеный ритм этого города, чтобы больше никогда не сбиваться с него. Я опять глянул на безмолвную рацию и опять почувствовал стойкое желание среди шума безошибочно узнать его смех. Я хотел слишком многого.

***

      Механик лицом и манерой разговора немного напоминал отца. Мне не хотелось судить людей, исходя из тараканов в голове, но чаще всего я предпочитал не становиться к нему спиной, если он держал в руках инструмент. Заезжая к нему из простого желания удостовериться, что всё в норме, я не подозревал, что застряну здесь на несколько дней. Чем больше времени утекало, точно песок сквозь пальцы, тем быстрее росло моё раздражение и тем сильнее становился похож на папашу механик. Видно было, что моя тачка у него в гараже — словно огромный прыщ на носу. Избавиться хочется, и понимаешь, что трогать нельзя. В его случае из-за обещанной платы, которой он, впрочем, мог и не увидеть.       — Ты говнюк.       Он обернулся ко мне, протирая ладони промасленной тряпкой — это смотрелось забавно, если учесть, что злосчастный кусок ткани был почти черным от грязи.       Наши взгляды скрестились. Я любовно оглаживал кожаную обивку, произнося эти слова, и меня совершенно не волновало, что владелец гаража думал по этому поводу. Если бы у него оказался выкидной нож, я бы выбил его одним движением. С пушкой сделал бы то же самое. Если бы он хоть пальцем тронул тачку, я сломал бы ему рёбра и более того — смолол бы их в муку. Да, приятель, мня ты можешь тронуть, но машина — это святое. Это вещь, без которой любой кочевник очень быстро загнётся. И это был «плимут фьюри», тюнингованный, само собой, с небольшими доработками и глумливой наклейкой на заднем бампере. Нет, я не хотел, чтобы он портил такую красоту, прекрасно сочетавшуюся с мощным двигателем.       — Скажи мне это еще раз, малыш, — отозвался механик, — и я вскрою твой череп монтировкой, как консервную банку.       — Заменить водяную помпу и ГРМ, — перечислил я. — У нас это занимает часа четыре, не больше. Я торчу у тебя уже третьи сутки.       — Нет деталей, детка. Ты думал, что всё можно достать из воздуха или спереть из брошенных городов?       Его напускное спокойствие в свою очередь выводило меня из себя.       — Нет, сукин сын, — я выбрался из салона, похлопав «плимут» по капоту. — Детали у тебя как раз есть, но тебе нужно еще кое-что. Спихнуть меня на руки местному шерифу, так? Только он что-то тебя не торопится навестить.       Механик обратил на меня непроницаемый взгляд и в ту секунду я вспомнил отца, который смотрел точно так же перед собой, сидя в раздолбанном пластиковом кресле с высоким стаканом в руке. В висках снова вспыхнула пульсирующая боль, будто тебя и правда кто-то от души отходил монтировкой по голове, но я не подал виду. Мне хотелось убраться из этой чертовой мастерской, из захолустья, в котором поневоле пришлось оказаться. Потому что местного шерифа я знал слишком уж хорошо. Если он явится сюда, то моментально поймёт, кто перед ним.       — Послушай, — механик продолжал держать тряпку в руках. — Ты ведь кочевник, верно? Тебе нечего делать у границы. Нечего делать здесь. Мне насрать на то, кто ты и откуда приехал — в отличие от тех, кто сидит сверху.       — Хочешь сказать, что у вас типа договоренность? — поморщился я. — Сдаёшь шерифу народ, которому всего-то заправиться и тачку починить?       — Именно, — он швырнул промасленный кусок ткани на капот. — И как я уже сказал, мне насрать…       Остаток фразы его заглушил чей-то ревущий мощный двигатель — в дверь широкого гаража протиснулся знакомый автомобиль. Это был «бьюик регал», правда, задняя часть словно бы принадлежала какой-то другой машине. За тонированными стеклами нельзя было разглядеть водителя, да и в тот миг меня это совсем не волновало. Я даже не заметил новоявленного клиента — всё моё внимание было приковано к брошенной на капот тряпке, пропитанной маслом, похожей на перчатку дуэлянта. Знак того, что я влип — что мне не видать ни замены водяной помпы, ни чего-либо другого. Они держали меня за яйца достаточно крепко, но даже если учесть тот факт, что я не собирался перевозить через границу что-либо или кого-либо, моего присутствия было достаточно, чтобы они сорвались с цепи, как взбесившиеся питбули. Все ведь прекрасно понимали, кто стоял за спинами всесильных шерифов.       — Убери это дерьмо, — сказал я ему, кивнув на тряпку. — Отнесись с уважением хотя бы к ней.       — Не то что? — усмехнулся механик.       — Не то я пошлю всё в задницу и протараню твой гараж, а заодно проедусь по тебе. А потом вернусь и сделаю это еще раз, пока от тебя не останется одно кровавое месиво. Нечего будет от асфальта отскребать.       Мне на глаза попалась лежавшая чуть в стороне монтировка и я моментально начал прикидывать, как бы добраться до неё раньше, чем это сделает он. Я беспокоился не за целостность своей черепушки, а за то, что этот говнюк, желая проверить меня на смелость, попытается причинить вред «плимуту». Пусть только попробует, пронеслось у меня в голове.       И всё же далеко я на ней уехать не мог — двигатель рисковал перегреться в любой момент, а мне не хотелось задерживаться в пустошах с нерабочей тачкой. Я мог и впрямь дождаться шерифа, чтобы убедить этих подонков в мирных намерениях, или выехать сейчас, наплевав на всё, чтобы застрять позднее на дороге.       «Бьюик регал» на соседнем месте так и стоял, его дверца не открывалась, а за стеклом пряталась сплошная чернота — словно невидимый для нас водитель ждал, когда мы закончим перепалку. Я мельком оглядел его, остановился глазами на многочисленных наклейках, но промолчал — радоваться было рано. Кто знает, может, настоящий владелец этой тачки давно уже был мёртв. Нет, я даже не пикнул, продолжая смотреть на механика и считая секунды до того, как мы сцепимся — все-таки мы дали друг другу достаточно поводов для этого. Он подлизывал шерифу, отлавливая заехавших починиться кочевников, а я собирался избежать прелестей допроса. Непонятно, были ли это замашки прежнего Ви, пытавшегося всех впечатлить, но если за рулем этой гребаной тачки и впрямь сидел живой и теплый Джеки Уэллс, я готов был послать нахер всех существующих шерифов, которые создавали кочевникам проблемы. Если бы ему это понравилось.       — О чем спорите, парни? Не можете решить, сколько должна стоить простая прочистка карбюратора?       Шериф подкрался незаметно — он возник за спиной механика так неожиданно, что даже я едва удержал раздраженный выдох. Причины, по которым он не являлся раньше, были мне неизвестны, а теперь он был здесь и даже снял солнцезащитные очки, рассматривая меня — так пялились на смутно знакомых людей и я не сомневался, что он узнает меня. Мы виделись, когда мне было четырнадцать, и не могу сказать, что я претерпел кардинальные изменения. То есть, разумеется, он уже не мог окликнуть меня, назвав Щуплыми Плечами, не мог посмеяться над моим невысоким ростом… Но у шерифов работа такая, у них глаз наметан. Он меня вспомнил.       — Хотя, думаю, дело не в карбюраторе, — продолжил он. — Кочевники такие проблемы, как я знаю, решают на раз-два.       — Ага, — кивнул я как ни в чем не бывало. — Мне бы всего-то детальку заменить и поехать своей дорогой. Дерьмово будет, если двигатель перегреется.       — Понимаю, конечно, — шериф обезоруживающе улыбнулся.       — Это тот кочевник.       — Завались уже, — рявкнул я на механика. Тот, отступив к стене, как ни в чем не бывало скрестил руки на груди.       — Давайте-ка все успокоимся, о’кей? Хотя бы на время.       Мне не нравились его беспечность и игра в добряка. Я чувствовал, что за всем этим пряталось нечто этакое — многолетний опыт путешествий по пустошам показал, что интуиция редко обманывает. Мне пришлось промариноваться здесь три дня в ожидании детальки, которую у нас заменили бы за пару часов, и я, снова бросив короткий взгляд в сторону «бьюика», начинал почти раздражаться. Напряжение соседствовало с нешуточным любопытством — пожалуй, я не удивился бы, окажись за рулем тачки кто-то кроме Джеки. Он всегда лез куда не следовало, мог и погибнуть, как Мэг или в иных обстоятельствах. И всё же дверца не открывалась, а чертово тонированное стекло хотелось сорвать собственноручно. Я и помощи-то ни от кого не ждал — мои мысли всё возвращались к монтировке, около которой так удачно пристроился говнюк, бросивший промасленную тряпку на капот моей красной «фурии».       — Я тебя знаю, — усмехнулся шериф. — Как поживает папочка, Щуплые Плечи?       Должно быть, мы доставили ему тогда порядочно неприятностей. Я посмотрел на него и холодно улыбнулся.       — Мы его изгнали.       — Да неужели?       Эндрю Джонс повернулся к стоявшему у полки с инструментами механику.       — Майк, расскажи-ка чужаку, что ты видел пару недель назад.       Я видел, что тот не особо был рад вмешиваться в разборки, но настойчивый взгляд шерифа все же заставил его заговорить.       — Черный «плимут фьюри». Вроде твоего, только поновее.       — И что с того? — приподнял бровь я, стараясь не выдавать собственного волнения. — Мало ли кто ездит на такой тачке.       — У мужика была нашивка, такая же, как у тебя на рукаве.       Я мысленно чертыхнулся. Пока мы возились с машиной, пока я просиживал задницу в салоне — за все это время мне и в голову не приходило избавиться от всего, что могло бы выдать мою принадлежность к клану.       — Дай угадаю, и лицом он тоже смахивал на меня?       Они ничего мне не ответили, но даже так всё было предельно ясно. Единственное, что никак не укладывалось в мозгу — это тот факт, что отец оставил нашивку, а не уничтожил её, став изгоем. Конечно, они вполне могли ошибаться. Хотя бы потому что в клане было много семей и запомнить тачку каждого — только время зря тратить. Но я ощущал холодок, побежавший от плеч по рукам при одном упоминании черной «фурии», похожей на мою, только поновее. Это была его машина, отрицать не имело смысла. И хуже всего было то, что я не располагал необходимой информацией о том, как проходили его годы изгнания, а вот шериф Эндрю Джонс что-то знал и выглядел так, словно эти сведения давали ему полное право вышвырнуть меня из мастерской.       — Ты едешь за ним? — спросил он с кривой усмешкой.       — Нет, — сразу же ответил я. — Мне просто нужно в город.       — Один? И без клана?       Джонс насмехался надо мной, чувствуя превосходство — и плевать ему было на то, что подозрения могли оказаться абсолютно беспочвенными. Мой багажник был пуст — ни контрабанды, ни людей, которых надо переправить любыми способами. И все-таки он мог потопить меня в два счета.       — Дай инструмент, — я попытался обойти машину спереди, направившись в сторону механика. — Затяну потуже гайки и свалю, обещаю.       Шериф толкнул меня в грудь, вынуждая остановиться на полпути.       — Эй-эй, детка, куда это ты собрался?       В тот миг я пожалел, что решил зайти слева — монтировки мне теперь было не видать, как собственных ушей.       — Что у тебя на меня есть? Проверь хоть всю тачку — ничего не найдёшь.       — А мне и необязательно находить, Щуплые Плечи. Зачем ты рвёшься в город? Стало так плохо среди своих? Может, тебя тоже изгнали? Уж извини, там уродов хватает и ты им в качестве прибавления не сдался.       Еще один толчок.       Могу ли я его тронуть, пронеслось в моей голове. Имею ли я, чертов кочевник без семьи, право на это? А что сделал бы отец? Да, тот точно всадил бы Эндрю Джонсу пару пуль в печенку и промеж глаз — дал бы вспомнить былые времена в спецназе, о которых он так любил говорить всем и каждому. Мне было четырнадцать, когда всё вскрылось. Когда мы оставили эти места в спешке, вышвырнув из нашего общества того, кто принёс столько проблем, пусть даже не без помощи молодчиков из «Альдекальдо». Чертов Эндрю Джонс смеялся нам в спину. Я смотрел на него, такого всесильного с этим сверкающим значком у него на груди, и раздумывал. Всё происходило так быстро, что мы втроем совсем забыли про стоявший рядом с моей тачкой «бьюик» — если бы я вдруг обернулся, то увидел бы, как открылась темно-зеленая, хвойного цвета дверца. Увидел бы знакомый, покрытый пылью тяжелый ботинок. Потом я поднял бы взгляд повыше и столкнулся бы с глазами напротив — тоже зелеными, только теплее и светлее, но даже без всего этого, когда позади раздался голос, меня словно бы окатило ледяной водой. Внутри всё скрутило так, что я на мгновение пожалел о правильности своих догадок.       — Чем это так воняет, chicos? Хм… Беззаконием, что ли?       — Ты лучше не лезь, — огрызнулся шериф. Я потирал занывшее от особенно сильного толчка плечо, но повернул голову.       Джеки, мать его, Уэллс — а главное, живой и совсем не изменившийся.       — Я сам разберусь, — мой голос звучал удивительно ровно. — Майки, или как там тебя… Может, примешь клиента, пока мы с Эндрю миленько болтаем?       Механик, явно осознав, что с меня ему уж точно денег не получить, сделал было шаг к машине Джеки, но тот пихнул его обратно к стене.       — Трогать без разрешения я бы не советовал, — многозначительно улыбнулся он.       Зря ты приехал, подумал я, вряд ли здесь нашлось бы всё необходимое для нас обоих. Впрочем, даже это было сложно назвать проблемой, учитывая, что на моем пути всё еще стоял непоколебимый, как стоячий хер, Эндрю Джонс. Он ждал какого-нибудь предложения и у меня оно было, хоть я и сомневался в успехе предприятия, которое собирался затеять — пытаться умаслить легавого эдди само по себе являлось чем-то самоубийственным. Ко всему прочему, я фактически отдавал ему изрядную часть сбережений, которые могли пригодиться в Найт-Сити. Джеки, наблюдая пристально за нами и больше не вмешиваясь, думал о том же самом — эти тревожные мысли читались в его коротком предупреждающем взгляде. Не дури, Ви, заканчивай с этим пустым пиздежом, ни к чему он не приведёт. Хватай первый попавшийся инструмент и размозжи pendejo из спецназа голову.       — Сколько? — спросил я.       — Предлагаешь мне взятку? — осклабился шериф. Краем глаза я приметил, как Джеки медленно завёл руку за спину.       — Ага. Поощрение за доброту, проявленную к бездомному бродяге на машине. Я тебе — деньги, ты — отъебешься и исчезнешь через пять секунд.       — Детка, ты думаешь…       — Сколько? — повторил я упрямо, хотя в моей голове всё не переставали крутиться мрачные мысли о том, что придется вытрясти всё, что есть. Этому уроду неплохо платили корпорации, так что от мелочевки он точно откажется, но…       Эндрю Джонс помолчал, потирая подбородок.       — Десятка, — молвил, наконец, он. — И можешь валить.       В тот миг мне почти захотелось последовать немому совету Джеки и раскроить ему голову тем, что попадется под руку.       — Это в том числе за детали, которые поставит Майк, — уточнил шериф. — Ты же не думал, что тебе положена компенсация за беспокойство или вроде того?       — Нет, конечно, — снова холодно улыбнулся я. — Скорее вы можете рассчитывать на неё. Может, скинешь хотя бы на штуку-две?       — Неужели не хватает? Какая жалость. Должно быть, мне придётся…       Джеки, прислонившийся боком и опершийся рукой на тачку, выпрямил плечи, делая несколько неторопливых шагов вперёд.       — Он отдаст тебе половину, mierda. Это и для твоей дерьмовой душонки, и за детали.       Рукава его рубашки были закатаны и я мог видеть вздувшиеся под кожей вены на запястьях. Уэллс приблизился к шерифу и мне почему-то показалось, что он даже стал выше ростом. Эндрю Джонс по сравнению с ним походил на поджавшего хвост шакала перед противником посильнее.       — Ты, что ли, с ним? — протянул он, уже без прежнего злорадства, не ожидав такого напора.       Джеки бросил на меня короткий взгляд, но не улыбнулся.       — Мы в одной упряжке. Тоже кочевник, если тебе интересно, cabron. Знаю, что ты просиживаешь здесь жопу для порядка, вроде бы, но я не припомню, чтобы шерифам нужно было класть на лапу за незапланированную остановку.       Тягаться с ним Джонс бы точно не стал — они стояли друг к другу почти вплотную, так, что шериф будто бы утыкался Джеки в грудь носом, как во всяких сопливых старых фильмах. Это выглядело бы почти забавно, если бы не моё внутреннее напряжение, если бы не мои лихорадочные мысли о том, как странно всё складывается. Две недели назад здесь видели моего отца, сейчас мы столкнулись, казалось бы, абсолютно случайно, но я поставил бы оставшиеся деньги на то, что в нашу последнюю встречу Джек что-то сделал… или оставил, чтобы всегда знать, где я. Глупая идея, и всё-таки она промелькнула в моем мозгу, а в груди разлился приятный жар — несмотря ни на что, я был приятно впечатлён, хоть ничем и не выдал этого.       — Тебе за стрельбу «спасибо» не скажут, mano. Бери деньги и пусть твой дружок отдаст обещанные детали. Эй, сам починишь?       Он обращался ко мне.       — Да, — кивнул я.       Шериф еще медлил, но я по его глазам видел, что всё кончено. Ему и впрямь не улыбалось устраивать здесь разборки, да и угрожающе нависший над ним Джеки всем своим видом показывал, что если тот достанет пушку — мы сделаем то же самое.       — Переводи эдди, — Эндрю Джонс на сей раз отступил. — Майк, дай ему починиться, а потом гони их отсюда к черту.       И он ушёл — казалось, вот так просто, как только обещанная сумма дошла до него. Я скрыл поселившееся в моей душе облегчение, ибо мне не хотелось связываться с органами правопорядка на таком раннем этапе. Черт возьми, город лежал дальше, впереди, а мы уже вляпываемся в какую-то херню. Мы?..       Я поправил себя. Я. Конечно же, это была только моя проблема. Джек мог и не вмешиваться.       Пока механик скрылся в другом помещении, мы остались один на один. Я не смотрел на него — не потому что было как-то тяжело это делать, но потому что я мысленно боролся с самим собой. Как поступить? Что сказать? Пожать ему руку, хлопнуть по плечу? Может быть, обнять или поцеловать? Я снова думал о том, на что имею право, а на что — нет. Между нами не существовало никаких договоренностей, ничего, напоминающего серьезные отношения. Тогда, в пустошах, мы просто притянулись друг к другу за счет общей мечты и только. Мы оба до знакомства даже не спали с парнями. Это позднее, когда он уехал, оставив меня страдать, как торчка во время ломки, от нехватки своего тепла… Да, тогда я, кажется, с кем-то имел парочку коротких, ничего не значащих связей — это была попытка найти что-то хотя бы отдаленно похожее. Замена одного наркотика другим, послабее. И всё было не то.       — Ты не меняешься, amigo.       Мне хотелось расхохотаться. И правда, что может измениться в человеке за несчастные два года? Ну, стал ты старше, а прибавилось ли у тебя ума? Ни на грамм, видимо, и не только у меня. У нас обоих, раз мы оба все еще хотим в Найт-Сити.       — Ты тоже, Джек.       Держу пари, были бы мы подростками — он бы без раздумий предложил мне пострелять по пустым банкам снаружи.       Я чувствовал его ответную неуверенность даже тогда, когда он двинулся ко мне, обходя «плимут фьюри», но не прижал, не усадил на капот, как бывало раньше. Он встал передо мной, скрестив руки на груди — на предплечье розовел свежий рубец, одежда казалась потрепанной и смятой, однако меня интересовало не это. Я посмотрел ему в глаза и негромко спросил:       — Тоже решился?       — Ага.       В своём безразмерном, казалось бы, багажнике он раздобыл для нас из сумки-холодильника парочку едва пыльных бутылок его любимого пива. Одну протянул мне, открыв с негромким щелчком.       — Пей, не стесняйся.       Я и не стеснялся — во рту было сухо, как в пустыне. Стекло казалось ледяным и пальцы немного немели, но вцепились намертво, как будто бы кто-то мог отобрать.       — Давно в дороге? — спросил, наконец, я.       — Не помню, — ответил Джеки, заглядывая под мой капот и почесывая щеку. — Мы ездили по разным местам. В Аризону, Нью-Мексико, Техас. То еще зрелище, mano.       — Разруха?       — Ага. Где-то даже этих pendejos, «стилетов», не встретишь. Пустые города, обобранные до последнего дома. Знаешь, на что похоже? На труп, который гнил черт знает сколько. Разрываешь его — а там только кости, как обугленные балки.       — Что ты делал в Техасе? — слабо нахмурился я. — Там же и работы толком нет. Выжженная земля.       Джеки на мгновение поджал губы. Что-то в его лице неуловимо изменилось, до такой неузнаваемости, что я пожалел о заданном мной вопросе. Это была смесь боли и легкого отвращения.       — Дела, mano. В последние два года у меня было просто дохрена дел.       Я едва улыбнулся. Даже в этом мы оказались чертовски похожи.       — А где мама Уэллс? Разве она не хотела уехать с тобой?       — Мы… — Джеки задумался. — Мы с mamá решили разделиться. Ненадолго. С ней всё в порядке, ese. Соскучился по её тако и чимичанге а, засранец?       Он вдруг со смешком запустил растопыренную пятерню прямо мне под футболку, ногтями оцарапав едва выступающие позвонки — прямо по незащищенному, чувствительному месту между лопатками, там, где мягко и так уязвимо. Я хотел дернуться, сказать ему, что это был нечестный приём, но язык подвел. У него были всё такие же шершавые руки, от которых позднее горела кожа, которые напоминали по ощущению что-то вроде наждачки или большой лапы дикого зверя. Тело накрыло дрожью до самых колен, я опасался, что он это заметит и продолжит насмехаться надо мной, но то ли Джек решил сыграть в джентльмена, то ли и правда не увидел этого, увлеченный жестокой щекоткой. Да, он щекотал меня — снова и снова, с явным намерением довести если не до инсульта, то до матов на всю округу. При всем этом в его прикосновениях ощущалось что-то мягкое, если не нежное, и эти полушкрябанья-полупоглаживания пускали волну мурашек до кончиков пальцев. Я с шипением пихнул его в грудь, прощупывая то, какой он крепкий спереди и мягкий по бокам, как подтаявший кусок масла.       — От тако я бы не отказался, это точно.       — У меня есть только бобы и… — Джеки снова принялся теребить лямку комбинезона. — А, погоди, cabron.       Он снова принялся рыться в багажнике, оставив меня возиться с чертовой водяной помпой. После всего случившегося механик Майк предпочел смыться куда подальше и я его не винил — если уж шериф не стал связываться со здоровяком, который почему-то защитил другого чужака, то и ему явно не стоило качать права.       — Ты едешь один? — спросил Джеки, подходя поближе и наблюдая за тем, как я ловко орудую торцевым ключом.       — А ты видишь со мной кого-то еще? — фыркнул я.       — Та chica, ну, из твоего клана…       — Она умерла, через год после нашей встречи. Я не предупреждал никого, просто ночью завёл машину и смылся. Ты, небось, тоже?       — Нет, — он пожал плечами. — Я своим сказал.       — И как они отреагировали?       Джеки Уэллс едва усмехнулся.       — Они похлопали меня по плечу и назвали maldito psicópata. А я им ответил, мол, как прижмёт сильно, так через пару-тройку лет забегайте в Найт-Сити и спрашивайте Джеки Уэллса — найду вам работёнку по старой дружбе. Всё просто, cabron. Как ты к людям — так и они к тебе. Родители ведь не забывают детей, как только те съезжают, начинают ходить на работу и трахаться.       — Не всегда.       — Это лирика, ese. Не у всех всё одинаково, только какие-то отдельные моменты, может быть.       В любом случае, подумал я, мы здесь. Оба. Неясна была лишь причина, по которой Джеки задал такой вопрос.       — Ты хочешь поехать со мной?       — Я думал, мы договорились еще тогда, no? Или у тебя изменились планы?       Мне хотелось ответить, что никакого плана не существовало в принципе, но слова застряли в горле.       — Нет, — сказал я, отводя взгляд. — Не изменились.       Было трудно свыкнуться с мыслью, что мы всё же встретились. Я был рад ему, однако не знал, как себя вести.

***

      Двух часов кропотливой работы хватило для того, чтобы Джеки, заскучав, ухватил меня за локоть, когда я в очередной раз потянулся к торцевому ключу.       — Слушай, mano, я голоден.       — Да? — хмыкнул я. — Не удивлён.       — Нет, ты не понимаешь. Я о-о-очень голоден. Мне нужна нормальная жратва. Выкатывай-ка свою красотку из гаража, поставим где-нибудь снаружи, пока будем есть. У них здесь небольшая забегаловка — всё лучше, чем бобы из банки.       Я колебался. Идея оставлять машину снаружи, учитывая, что местный шериф относился к нам далеко не с теплотой, мне не нравилась. По большому счету, мы должны были как можно скорее покончить со всеми делами и свинтить отсюда, но по опыту общения с Джеки я знал, что если он не поест как следует, то непременно будет недоволен. Я готов был ради него пожертвовать временем, но тачкой… Взгляд мой сам собой метнулся к механику, мрачно сидевшему у поднятых ворот гаража в кресле.       — Эй, — позвал я его, — тут есть безопасное место для…       — Шестьсот, — буркнул он. — В час. И забирай поскорее — гараж не резиновый, а приехать могут в любую минуту.       — Ви, он тебя обдирает, как последняя блядь, — заметил Джеки.       — Да насрать. Мы ненадолго.       Через двадцать минут мы уже сидели на пластиковых барных стульях, расправляясь с дымящейся на тарелках энчиладой. Снаружи уже сгущался вечерний мрак. Я смотрел на него сквозь стекло, лениво и без особого аппетита жуя. Джеки умудрялся болтать во время еды, но слушать его отчего-то было тяжело. Раньше он не был таким разговорчивым. Раньше вообще всё было по-другому, и всё же сквозь незначительные изменения проглядывал тот, прежний Уэллс. Он никуда и не делся, сидел рядом с испачканными в соусе чили пальцами и губами, приподнятыми в усмешке, словно поддразнивал — прямо-таки вынуждал выхватить салфетку, чтобы прилепить её прямо ему на рот и скрыть эту улыбку. Чтобы она прекратила вызывать у меня такие противоречивые чувства и мысли. Мысли о том, что я хочу начать всё по-новой, хочу его руки на своем теле, хочу видеть смысл во всех тех вещах, что мы делали, пока наши кланы были заодно. Другая часть меня этому противилась.       — Так и не сказал тебе «спасибо», — я прервал его фактический монолог.       — За что? — Джеки то ли придуривался, то ли для него в сегодняшнем инциденте и правда не было ничего необычного.       — За то, что… влез.       — Не впервой. Ешь уже, mano, раз я угощаю.       Я опустил взгляд в тарелку, на нетронутую половину порции, и понял, что аппетит вообще улетучился.       — Правда не впервой?       — Ну да. Думаешь, много в Америке порядочных и адекватных копов? Да таких просто нет. Некоторые, конечно, могут допереть, что рабочие из клана — не так уж плохо, но чаще всего нас посылают, ese. Хотя зачем я тебе это объясняю, ты и сам в курсе.       — У тебя был выбор, — хмыкнул невесело я, всё же надкусив начиненную мясом тортилью и собрав оставшимся куском немного соуса. — Ты мог не вмешиваться.       — И дать ему тебя обчистить?       Неоновая вывеска снаружи замигала — видимо, были перебои с питанием. Я бросил рулетик из лепешки в тарелку.       — Ну… Да. Да, почему нет? Мы работали вместе… Черт, я даже не помню, сколько это длилось. Потом ты всучил мне бутылку текилы и свинтил со своими, мы двинули дальше и это всё, Джек. Считай, оба следовали уговору. Я не ждал от тебя помощи, а когда ты болтал о Найт-Сити и о том, чтобы свалить туда, я думал… Думал, что ты, блядь, шутишь. То есть ты, конечно, не шутил, но взять меня в попутчики — это звучало охренеть как безумно. И знаешь, почему? Потому что тогда мы так и не уехали, сколько бы ты ни говорил об этом. Я чувствовал, что меня как будто бы наебали.       Я не сразу понял, что сказал слишком много. Джеки, не донеся до рта вывалянную в соусе скрученную тортилью, смотрел на меня. Мне стало не по себе от этого взгляда.       — И поэтому ты так морозишься с первой секунды? — спросил он потяжелевшим голосом.       — Морожусь?       Он ухватил меня за ворот футболки, потянув ближе. Несколько лиц с любопытством повернулись в нашу сторону.       — Решил сыграть в идиота, mano?       От него пахло пылью, специями и потом — я хорошо запомнил этот запах с прошлого раза, когда после быстрого секса на капоте чьей-то тачки сопел ему в плечо, закрыв глаза.       — Ты не слушаешь меня, когда я говорю, — продолжил Джеки, понизив голос. — И весь день ходишь с кислой миной, как будто мне не надо было спасать твою culo.       — Я уже тебя благодарил.       Помедлив, он разжал пальцы и вернулся к энчиладе. У меня же от одного только пряного аромата к горлу подкатила тошнота — почему-то он не разжигал аппетита и вообще казался неприятным, слишком острым и резким. Я немного поковырялся в моей тарелке и бросил эту затею, переводя взгляд на не слишком новую стойку — кто-то вырезал на обшарпанной поверхности свои инициалы, заключив их в сердце. Еще одно непреднамеренное издевательство. Теперь, когда мы умолкли на такой ноте, звать его с собой казалось еще более глупым поступком, чем просить прощения за резкость — что уж там, он справится без меня, ведь он и так не один. Я мельком наблюдал за тем, как он заканчивает с едой, а потом, не без отвращения глянув на блестящую от жира поверхность, соскользнул вниз со стула.       — Подождёшь меня снаружи?       — Угу, — отозвался Джеки, жуя.       Я свернул и прошёл по недлинному узкому коридору к одинокой двери, ведущей в уборные. Она была закрыта, но запах застарелой мочи всё равно ощущался явственно, заставляя едва поморщить нос. Маленькая комнатушка запиралась на плохую защелку, писсуар пожелтел от регулярных смывов, в давно не чищенной раковине валялся чей-то выплюнутый зуб. Я глянул на него коротко, почему-то подумав о том, что чувствую себя примерно так же — выкинутым из зоны комфорта, выбитым из колеи. Я рассчитывал встретиться с Джеком где угодно, но только не здесь, не при таких обстоятельствах — и уж тем более не рассчитывал на то, что воспоминания, которые так яростно приходилось в себе топить, вспыхнут так остро. И лишь у меня одного. Джеки оставался спокойным. Если он и переживал нечто похожее, то не говорил об этом. Я думал о его поездке в Техас, о его мрачном лице, когда он услышал мой вопрос. Что там произошло?       Плеснув в лицо ледяной водой, я поднял взгляд выше, к потрескавшемуся зеркалу. На меня смотрел тот же человек, что и два года назад — человек, который что-то испытывал к Джеки Уэллсу, и не сказать, что это было для него чем-то хорошим.       Когда я вышел на улицу, она была залита неоновым светом вывески. Джеки рассеянно рылся в карманах, расправив плечи и стоя ко мне спиной. В тот миг он почему-то показался еще более отстраненным, чем я сам.       — Ты поедешь со мной?       Он обернулся, тихо хмыкнув, и снова спрятал руки в карманах, словно стеснялся того, какие у него большие ладони. Молчал.       — Ответь уже на ебучий вопрос. Я за пару минут подкручу все гайки и двинем отсюда ко всем чертям. Но мне надо знать, что ты готов.       Пожалуй, это было лишним. Я прекрасно видел, что он согласен, просто не упускает лишнего шанса подержать меня в напряжении — в конце концов, как бы мы ни были уверены в себе, перед важным делом нам всегда комфортнее с кем-то, нежели в одиночестве. Пререкания можно было отложить до более удобного момента, хотя тот явно обещал наступить нескоро. Я чувствовал себя неготовым обсуждать прошлое дальше. Может быть, мне хотелось бы окунуться в него, пережить заново, но не разбирать его по кускам. Мы всё еще оставались кочевниками, обитателями суровых пустошей, и не в наших правилах было показывать слабость. Мы поговорим потом, когда от необходимости сделать это некуда будет деваться. Когда желание быть к нему ближе станет невозможно сильным.       Он сверкнул довольной улыбкой.       — Поехали уже, nene.       Чья-то невидимая пылающая рука сжала моё сердце.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.