***
Под её руками работа спорилась: ловкими движениями замешивалось тесто, ароматом закваски наполняя душную комнату, и одна за другой летели в печь лепёшки. Лив распахнула ставни, впуская в дом морозный дух и будоражащий кровь леденящий ветер, и с наслаждением вдохнула поглубже. Взгляд её зацепился за маячившие ещё вдалеке, но стремительно приближавшиеся три рыжие макушки, горящие особенно ярким пламенем посреди устланной чистым снегом земли. Она замерла с лёгкой улыбкой на губах, наблюдая за ними. Локи, возглавлявший шествие, тащил на плече небольшую ель и увлечённо что-то рассказывал, размахивая свободной рукой. Мальчишки, едва поспевавшие за его широкими шагами, хватали благоговейно каждое слово, не спуская любопытных глаз с его фигуры. «Совсем ничего от тебя не взяли», — часто слышала Лив, когда кто-то из знакомых встречал её в сопровождении сыновей, на что лишь усмехалась сдержанно и отвечала неизменно одно: — Ничуть об этом не жалею. Она чувствовала себя последним оплотом покоя среди того рьяного безумия, что творили трое дорогих её сердцу мужчин. Хотя к чему лукавить: иной раз и в её глазах загорался особенно притяный для Локи азарт, и она, забывая о своих новых ролях, с загадочной улыбкой и совершенно невинным взглядом вливалась в тот первобытный хаос, что они так и норовили устроить. Если в старшем из сыновей Лив иной раз могла заметить немного задумчивый и спокойный взгляд, каким смотрела на мир она сама, то младший был сущим озорным вихрем, с которым не стоило ждать ни минуты покоя. Локи часто смеялся на неуклюжие проказы сына и любил повторять, что он в детстве был точно таким же, и немного погодя признавал, что, впрочем, таким и остался. И уж в чём в чём, а в этом Лив не сомневалась, и потому совершенно не удивилась, когда заметила в детских глазах до боли знакомый огонёк, а в ладошках — небольшой комок снега, который уже через пару мгновений полетел прямиком в спину брату. И не могла она сдержать смех, когда прямо перед окнами развернулась весёлая возня: дерево было быстро откинуто в сторону, и все трое в считанные минуты успели изваляться в снегу с ног до головы в попытках увернуться от бросков друг друга. «Мальчишки», — Лив смеялась, глядя на них, и Локи, услышав это, нашёл её взглядом и махнул призывно рукой, но она решительно замотала головой, всё ещё тепло улыбаясь. — До последней нитки мокрые, — звонкий голос возвестил о том, что прогулка и баталии, наконец, завершились, и в дом с шумом ввалились они, растрёпанные и счастливые. Локи бросил резкий взгляд в сторону очага, пламя в котором полыхнуло с новой силой, и раскинул рядом сушиться свой полушубок, а заодно и два похожих, но поменьше. В суете и спешке был украшен дом, чрезмерно пёстро и немного нелепо, и лёгким движением руки Локи зажёг крепкое полено из ясеня. Он не переставал пугать детей всякими забавными небылицами, заставляя слушать с приоткрытыми ртами и удивлённо распахнутыми глазами, пока Лив готовила для них новую нарядную одежду и корзинки, наполненные пряными яблоками, посмеиваясь тихонько над искренними и такими непосредственными детскими эмоциями. И когда отправили их угощать соседей, остались наедине друг с другом. — Ну что, золотко, готова к песням, пляскам, может, к беседам с духами? — Локи уселся за стол и разлил мёд, бросая хитрые взгляды на Лив. — У меня, знаешь, какое-то чувство, что ночь сегодня будет совершенно особенной. — Каждый год ты говоришь эту фразу, — она опустилась напротив, с интересом всматриваясь в его лицо, на котором играли отсветы пламени. — Ты и впрямь чувствуешь что-то иное? Сделав смачный глоток, с довольной улыбкой на губах Локи откинулся на спинку стула и задумчиво разглядывал теперь Лив. Эта зима казалась ему какой-то особенно длинной и мрачной, но вместе с тем метели, которые часто не давали уснуть, словно бы и впрямь несли с собой следом что-то ещё. Он наблюдал, узнавал, заново знакомился с собой долгие восемь зим, что успели пройти с того судьбоносного визита к вёльве, когда открылось ему ранее неизвестное. Затаившись иной раз в ночной тишине, стараясь случайным движением не разбудить чутко спящую рядом Лив, он глядел немигающим взглядом в потолок и искал что-то неявное в его узорах. Локи с несвойственным ему терпением, но с присущим упорством шаг за шагом раскрывал себя, и с каждым маленьким и незначительным движением или успехом его улыбка становилась новой. Осознавала ли Лив в полной мере, с кем делит постель, какое дикое и необузданное течёт вместе с его кровью по венам? Быть может. Локи был благодарен уже за то, что лишними вопросами старалась она не тревожить его, хотя иной раз во взгляде синих глаз плескалось бурными волнами явное непонимание и отзвуки беспокойства. Но пока она верила и доверяла ему, он был спокоен, ибо даже в горящее буйное пламя кто-то должен был подкидывать дрова. И вот сейчас, в редкие минуты, когда она несмело касалась той завесы, что обычно предпочитала не трогать, Локи глядел внимательно на эту до кончиков пальцев знакомую женщину и раздумывал над тем, какой ответ она хочет услышать. Но неожиданно улыбнулся и произнёс совершенно не к месту: — Давно твоих песен не слышал, королевна. Порадуешь? Лив, безусловно, удивилась, но ответ пришёл в голову быстро: — Балахон нацепить или и так сойдёт? — О, никогда не замечал, что ты так злопамятна, — Локи позабавило, что спустя годы, спустя множество истоптанных бок о бок дорог она всё ещё с очевидным неравнодушием вспоминает момент, когда их лодка знатно накренилась и едва не потонула. — Уж очень к месту пришлось, — беззлобно рассмеялась Лив, — не смогла удержаться, уж прости. Локи наблюдал за тем, как неспешно она поднимается с места и подходит ближе, как ладони её ложатся ему на плечи, а голос негромкий постепенно вытесняет из головы все мысли. Несмело колыхалось пламя в очаге от её движений вокруг него, лёгких и почти невесомых. Ему, несомненно, льстило, что в суете дней, потоке забот, бесконечным кругом захлестнувших их, тем не менее находились минуты, когда она безраздельно принадлежала ему одному. Он знал её лучше, чем самого себя, успел изучить её жесты, позы и улыбки, и в этом была какая-то своя прелесть. И он прекрасно знал, что в следующее мгновение Лив запустит пальцы в его волосы, взъерошит их своей сдержанной лаской, и улыбнётся слегка чему-то своему. Предсказуемое больше не пугало и не тревожило его, ибо теперь в нём самом неизвестного с лихвой хватало. И в этом оплоте нового отчего-то Локи было важно знать, что незыблемым столпом за спиной будет стоять она, что он в любой момент пути сможет обернуться, поддаться сомнениям или страхам, и найдёт в синих глазах понимание, и разделит с ней всё, что будет клубами чёрно-серой пыли роиться в буйной душе и мятежных мыслях. Растворяясь в её холодных объятиях и согревающих интонациях, Локи предавался с упоением собственным мыслям. Он очерчивал пальцами сквозь ткань платья линии её тела, ставшие с годами более мягкими и плавными, освобождал её неспешно от душащих шерстяных оков. Он позволял ей окутывать себя тонким льном прикосновений, позволял наслаждаться переливами пламени в его волосах. Распахнув, наконец, глаза, встретился в её взглядом — неизменным с того дня, когда впервые вошли они в их общий дом и впервые разделили постель. Нет, безусловно, эмоции в нём менялись часто, но сама суть — никогда. То сочетание перемен в жизни внешней и постоянства в мире внутреннем, что было так ему необходимо. Он теперь расслаблен, спокоен, уверен в себе, он притягивает её ближе, целует — сколько поцелуев было между ними? Глубокие и долгие, мимолетные и порывистые, страстные, размеренные, горькие, сладкие… Локи поймал себя на мысли, что стал забывать, каково целовать других женщин, тех, что были до неё, и усмехнулся этому. Сплетаются пальцы, рассыпаются длинные волосы по плечам, падает к ногам одежда — и воздух становится тяжелее, и хочется распахнуть настежь окна, чтобы дышалось легче. — Будь ближе, — слышит Локи шёпот её и чувствует, как прикасается щека к щеке. Рук из рук не выпуская, так и проведут вместе всё то время, что оставлено им двоим, без спешки, без излишней суеты, стараясь поймать мгновение и запечатлеть детали в сознании. Лив запомнит очередной оттенок его улыбки, а Локи — то, как невесомо гладит она его спину, думая, наверное, что он того не замечает. Самая длинная ночь в году создана не для сна, а для того, видимо, чтобы осмысливать, переживать и думать, думать, думать… Обнимая Лив со спины, Локи прижимался своей грудью к её выпирающим лопаткам и оставлял согревающее дыхание в её волосах. В доме всё угомонилось и царила тишина, нарушаемая только треском вновь зажжённого полена как символа рождения нового бога. Он знал, что Лив тоже не спит, это было ясно по её дыханию и едва заметным поглаживаниям её пальцами его ладони. — О чём ты думаешь? — шепнул в самое её ухо, заставляя дернуться от неожиданности. — О том, что никогда нельзя предугадать как жизнь повернётся, — так же тихо ответила Лив. Локи только усмехнулся, не зная даже, что и добавить, лишь укрывая их сильнее массивной шкурой, и почувствовал, как по его ступне скользнула её, небольшая и замёрзшая, да так и замерла. А дыхание Лив скоро стало глубже и спокойнее. Локи дважды пробуждался этой ночью: первый раз ему приснился уже привычный и отчасти даже ставший обыденным сон, сценарий в котором повторялся из раза в раз. Всё вокруг горело бездушным, яростным пламенем, всё умирало, кроме него — только вот больше не метался он, а спокойно принимал эту свою роль, стоически глядя в глаза смерти. Ведь не так страшно смотреть на смерть, когда она не твоя, правда? А вот второй раз ему стоило больших усилий не подскочить, словно ошпаренный кипятком, и не перебудить своих домашних. Распахнув глаза, Локи обеспокоенно огляделся по сторонам: всё то же, всё неизменно, жена, дети, очаг… Повернулся на бок и долго-долго смотрел на Лив стеклянным взглядом, а потом тихо поднялся и такими же невидящими глазами разглядывал мерно сопящих сыновей, присев рядом с их кроватями. Локи больше не уснул — так и маялся до самого рассвета, выискивая что-то в лицах родных и в ослепляющей темноте чуть приоткрытого окна. И утром чувствовал он себя так, словно бы ночью умер и теперь воскрес. Двенадцать дней и ночей шла борьба света и темноты, пока первый, как и всегда, не одержал победу, заставляя вторую до поры до времени отступить. Пришло время возвращаться к привычной жизни, с присущими ей хлопотами и заботами. Лив собирала Локи в дорогу, глуша в груди тревожное предчувствие от разлуки. За годы, прожитые рядом, она успела позабыть, каково это — ждать вдалеке. — Мне бы хотелось поехать с тобой, — бросила она, пока он неспешно складывал в небольшой дорожный сундук необходимое. — Знаю, — негромко ответил Локи, но продолжил заметно бодрее, — но, золотко, ты и без меня ведь всё понимаешь. — Конечно. — Да и к чему тосковать — не думаю, что придётся долго договариваться о делах Ульрика с моими-то талантами, — весело приободрил он её, и Лив изобразила улыбку на губах, хотя его это вряд ли могло обмануть. Конечно, она всё понимала: и то, что перед Ульриком они оба оставались в долгу, и то, что кому как не Локи договариваться о делах торговых и земельных, да и то в конце концов, что ему просто требуется сменить обстановку. Но едва ли от этого становилось спокойнее и легче. Не растрачивая себя в излишне долгих прощаниях, приобняла слегка за плечи, но Локи неожиданно рьяно и жадно поцеловал её со всем присущим ему жаром и пламенем. С сыновьями тоже был ласков: потрепал обоих тепло по макушкам, сказав каждому на ухо по паре слов. И, сверкнув лучезарной улыбкой да махнув рукой, отправился в путь, оставляя их одних на пороге дома.***
— Мам, тетя тебя просила поскорее зайти, — от привычных домашних дел её отвлёк детский голосок. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Лив, отряхивая руки о фартук. — Не знаю, — беспечный юный ветерок пожал плечами да убежал по своим, несомненно, очень важным мальчишеским делам. Всю дорогу Лив грызло какое-то нехорошее предчувствие: после того, как она вышла замуж, отношения с Хельгой постепенно расклеивались, что, конечно, её очень печалило. Но сестра не жаловала Локи, храня в памяти совсем старые обиды, и не смотрела даже на то, что её собственному супругу он бывал иногда весьма полезен. Пришлось выбирать, хоть и зримых разногласий не было — но та близость душевная, что была когда-то между сёстрами, со временем сильно ослабла. И едва ли теперь Хельге ни с того ни с сего захотелось мило поболтать с ней. — Лив, — в зале её встретили серьёзный Ульрик и Хельга, во взгляде которой читалось то ли раздражение, то ли сочувствие, — присаживайся. — Что случилось? — напряжение так и витало в воздухе, и Лив решила пренебречь излишними церемониями. Ульрик покосился на жену, вздохнул, и произнёс: — Ты же знаешь, что на днях должны вернуться с южного похода наши люди? — Конечно, — настороженно ответила она, ощущая, как сердце, кажется, замедлило свой ход. — Они вернулись утром. Локи с ними нет. Сердце упало в пятки и ухало там, что есть силы. Стало трудно дышать.