Королевна

Внутри Лив — бездна бесконечная, глубокая, что в один миг сжимается до маленького трепещущегося огонька, засевшего в груди и бьющегося так отчаянно, как только видит она глаза янтарные. Родные глаза, тёплые, смеющиеся, близкие и такие неимоверно далёкие. Замирает, пристального взгляда от него не отводя да глуповато рот приоткрыв. Дрожат руки её, дрожат губы её, дрожит всё нутро её, а в глазах — трепет и тревога, любовь и тоска, надежда и неверие. Но он всё ближе. Он такой, как был тогда, когда последний раз махнул ей рукой на прощание и ушёл на долгие годы из жизни её, но не из мыслей, не из памяти, и это удивляет. А она? А она совсем не такая же: морщины уже изрезали тонкими полосками лоб, лицо исхудало в почти неизменной тоске, волосы потускнели, глаза потеряли блеск. «Осунувшаяся, постаревшая…» — проносятся в опустевшей голове слова провидицы, и Лив вдруг хочется спрятаться, закрыться, чтобы не видел он её такой, какой стала в разлуке. Стыдится себя и глаза хочет отвести, но не может наглядеться на него, искрящегося, лучащегося, такого завораживающе прекрасного, такого дорогого и нужного. Оцепенела вся и даже дышит, кажется, еле-еле, боясь спугнуть ненароком это видение, боясь, что если моргнёт — он растворится, исчезнет, ускользнёт и снова скитаться ей по свету одной, искать след его призрачный и оплакивать каждый день, прожитый без него. Но видение её всё ближе и ближе подходит, глазами и губами улыбается, и вот руки её ледяной касается, запуская по ней волны морозящие. — Подойди ко мне поближе, — шепчет так, что к глазам слёзы подступают. Несмело, не веря всё ещё в реальность его, делает Лив шаг навстречу и тонет в ласковых руках, и готова насмерть разбиться на волнах нежности, лишь бы не кончалось, лишь бы больше не покидал он её. Плачет тихонько в грудь ему, а Локи её по спине всё поглаживает и щекой к волосам прижимается. А потом берёт за лицо в руки свои тёплые, смотрит пару секунд внимательно, пристально, и целует в губы сухие да искусанные. Внутри неё жизнь разливает от его дыхания, и Лив хоть и не может видеть, как мелкие морщинки разглаживаются, как щёки румянцем здоровым наливаются, как блеск возвращается в тёмные косы, но чувствует закипающую в жилах кровь. Улыбку его ощущает губами и тоже несмело улыбается, и вцепляется крепче в его шею, волосы гладит, кожу гладит, да захлебывается в своём обретении. — Нашла, нашла, — всхлипнула тихонько сквозь улыбку, касаясь ладонью щеки его горячей. — Ты же не сон, не видение, правда? — Разве не поняла ещё, золотко? — усмехнулся Локи, кончиком носа её задев, и снова припал к губам уже с остервенелой жадностью, чтобы развеять все сомнения — живой. Лив бы раствориться в нём сейчас, проникнуть под рубашку, потом под кожу, стать кровью его и плотью, чтобы навеки вписать жизнь свою в него, но может она лишь сильнее впечататься в грудь ему и пальцами бродить по телу, ощущая ими его живое, настоящее тепло. Не знала Лив, минуты прошли, часы или годы: казалось, что здесь вовсе не существует таких понятий, и просто хотелось верить, что всё время мира было теперь у их ног. Не могла на него насмотреться, ибо память всё же подводила её, вычёркивая незаметно детали милого сердцу образа: то, как подергивается уголок губ зорных, как мелкие морщинки у глаз появляются едва заметно, как играют блики света в шёлком рассыпанных по плечам волосах. — Где мы? — вопросов так много у неё, но так трудно найти Лив силы, чтобы оторваться от Локи и задать их. Она сейчас — измученный вековой жаждой путник, с пересохшим горлом ползший на мираж, и вознагражденный вдруг нежданно-негаданно чистым источником с живительной влагой. Она сейчас — пленник невидимой тюрьмы, по рукам и ногам закованный годами в железо, о которые в кровь и прах стёрлась кожа, сидевший в темноте подземелья, но вдруг, потеряв уже всякую надежду, освободившийся и встретившийся с забытым светом солнца. Она сейчас — слепец, бредущий в темноте своего сознания на призрачный голос наощупь, падающий, спотыкающийся, но одним утром прозревающий и открывающий для себя целый мир, и задыхающийся от его прелести, яркости и красоты. Но что может Лив теперь? Только крепче держаться за него, только попытаться сказать глазами, как до смерти скучала и с какой силой рвалась к этой встрече. — Где-то между мирами, золотко, — согрел голосом своим тёплым Локи, — но нам бы убраться с Биврёста побыстрее, пока Хеймдалль занят моими маленькими загадками. — Не понимаю… Что с тобой случилось, Локи? — любимое имя сладким привкусом осталось на кончике языка, а он поймал с улыбкой этот сорвавшийся с губ воздушный поцелуй. — Потом, всё потом, — Локи тоже, кажется, упивался ею, щедро сыпал прикосновениями, искрил поцелуями и словно бы светился изнутри. — С тобой всё в порядке? — тень беспокойства проскользнула в синих глазах. — Ты скрываешься? Тебя ищут? — Нет, королевна, нет, — поспешно ответил Локи, а в тоне его зазвучала явна неохота вести сейчас беседы, — цел и невредим. Не думай об этом. — Что же тогда… — Лив искала ответы в его лице, в его глазах, но фразы не успела договорить: новая вспышка озарила их. Она обеспокоенно уткнулась лицом в его шею, силясь скрыться от слепящего света, но в следующие мгновения к нему добавился ещё и громом звенящий голос: — Да, Злокозненный Плут, расскажи ей правду, — Лив почувствовала, как крепче сомкнулись руки за её спиной, а пальцами Локи почти до боли впился ей в кожу. Несмело подняла глаза она: прямо перед ними стояла женщина, поражавшая своим великолепием. Взглядом строгим глядела она на Локи, черты её были хороши, но словно бы мертвы: ни оттенка чувств нельзя прочитать, ни грани эмоций уловить. Под гнётом величия, так и исходившим от незнакомки, Лив стушевалась и почувствовала себя такой маленькой и никчёмной, словно бы бабочка перед громадой горы. Чувствовала, что Локи тоже изрядно напряжён: в глазах его застыло то ли опасение, то ли осознание чего-то. Между тем женщина успела подойти ближе: собранные золотистые волосы, украшенные венцом из лавра, сцепленные руки, почти спрятанные в длинном переливчатом перламутром облачении, плотно сомкнутые бледные губы — вся она какая-то скованная, словно прекрасная, но до одури холодная мраморная статуя. — Ва-ар, — протянул Локи, криво дёргая губами, — вот это встреча! Решила прогуляться по Биврёсту? — Время шуток кончилось, Локи, — отрезала женщина и взглянула на Лив, сжавшуюся в объятиях рук и без того горячих, но теперь опаляющих ещё сильнее. — Пора дать ответ за клятвы, которые ты не сдержал. Ничего не понимающая, напрочь сражённая развернувшейся перед ней сценой, Лив могла лишь уставиться на Локи в ожидании хоть каких-то объяснений, но он только бегло скользил беспокойным взглядом то по уверенной фигуре Вар, то по напряжённому лицу Лив. — Не понимаю, о чём ты, дорогая, — дёрнув пару раз губами и отпустив Лив из своих рук, буквально подталкивая её себе за спину, миролюбиво и чересчур сладко протянул Локи. — Всё ты прекрасно понимаешь, Локи, — раздался равнодушный ответ. — Расскажи своей мидгардской супруге, как ты покинул её и сбежал в Асгард в погоне за былым величием. Локи порывисто обернулся, и встретился взглядом с обескураженной Лив. Она медленно осознавала слова, только что произнесённые богиней истины, не обращая внимания на то, что в груди случился ледяной пожар. «Не-ет, — тянулось в голове, — не мог, не мог». Они смотрели друг на друга так по-разному: Локи будто бы силился прочитать в её глазах её мысли, а Лив ждала, так ждала, что вот сейчас он опровергнет всё сказанное и легко улыбнётся ей. Но он не улыбался совсем. — Расскажи ей, кто ты на самом деле и за что Всеотец наказал тебя человеческой жизнью в нижнем мире, — продолжала наступать Вар, холодно чеканя каждое слово. — Расскажи ей, Локи, про своё прошлое и про детей своих. Давай. Удар. Удар в самую грудь на выдохе, и с этим ударом рушатся замки воздушные, так глупо и опрометчиво возведённые ею только что. И Лив, совершенно растерянная, пронзённая словами ледяными, как копьём острым, стояла теперь среди этих невидимых осколков, да не знала, что делать с ними. — Де-тей? — заикаясь, выдавила из себя. Губы её дёргались в странной, истеричной усмешке, а глаза заволокло каким-то безумным, леденящим огоньком. Локи потянулся к ней, но Лив отдёрнула руки свои от его. Жгло. — Рассказывай, или я немедленно всё расскажу сама, — властно прогремела Вар. — Я не от неё бежал, а к себе, — сам не свой, почти сорвался на крик Локи. — Я не хотел оставлять их, и ты, ведьма, это знаешь! — Ты можешь врать даже себе, Злокозненный Плут, но не мне, — в глазах Вар на долю секунды что-то блеснуло. — Я была рядом, когда ты брал её в жёны, ты же видел меня, правда? Знаю, что видел — глядел как на призрака. Локи отшатнулся немного, озарённый по-видимому какой-то внезапной мыслью или воспоминанием. Лив же стояла совсем потерянная, даже не пытаясь сквозь шум и треск в голове расслышать их разговор: «Бросил… Сбежал… Дети…» Судорожные мысли метались в её голове, никак не желая складываться в одну. — Вспоминай свои клятвы Локи, вспоминай! — Вар всё наступала и наступала на него, совершенно не обращая внимания на Лив, кажется. — Что ты обещал мне, когда она умирала от яда? — Но ты же не приняла клятву… — протянул он непонимающе, да был прерван богиней: — Я принимаю все искренние клятвы, а ты тогда был честнее самого себя. Но помогать ей боги отказались, да только слов твоих это не отменяет. Так ты вспомнил? — Не оставлять её больше одну, — непривычно тихо, глядя куда-то в сторону проговорил Локи. — И ты сбежал, убоявшись, что будет держать тебя, — закончила Вар, бросив мимолётный взгляд на Лив. А она стояла каменным изваянием, глупо хлопая глазами, силясь своим умом дойти до правды, всё ещё надеясь в глубине души, что это просто очередная проверка, испытание, которые они, конечно, преодолеют. — Ты — не человек? — прошептала она в спину Локи, который не решался повернуться к ней теперь. Он боялся, боялся встретиться с болезненным взглядом, боялся увидеть лицом к лицу её разочарование, обиды и ненависть. Он не хотел, чтобы всё случилось так, но упёртая жена его не сдалась, не начала жить заново, а взяла в руки свою беду и пустилась за ним по невидимому следу, подписав самой себе приговор. А он теперь — её палач. И у её палача так сильно дрожат руки. — Не человек. — Он бог, — подвела итоги Вар. — Бог, наказанный Всеотцом за свои опрометчивые проступки, изгнанный и позабытый. Огненный бог, лживый бог, коварный бог. Посмотри ему в лицо, Оливия — вот кому была на самом деле спутницей. А ты покажи ей все свои ипостаси, Локи. Девочка имеет право знать, кто стал отцом её детей. — Какая же я девочка… — совсем не к месту произнесла Лив, а Вар вдруг рассмеялась — прохладно и так странно, неестественно. — По сравнению с нами ты именно девочка. Она правда силилась понять всё то, что услышала, но всё казалось таким глупым, таким абсурдным, что Лив решила было, что свихнулась совсем от своей затяжной тоски. — Я безумствую, да? — с блаженной улыбкой произнесла она, бегая глазами от фигуры Вар к Локи, но следующие слова разбили в пух и прах и эту мысль. — Нет. Тебе сложно понять это своим человеческим разумом, но раз уж ты смогла добраться аж до радужного моста, то и с этим справишься, — показалось, что в голосе богини мелькнули нотки сочувствия, но лицо её осталось всё таким же безэмоциональным. — Это Вар, — медленно, словно бы осмысливая прямо сейчас всё происходящее, протянула Лив, — а Вар никогда не врёт, так?.. Она обращалась к Локи, и он, всё так же не глядя Лив в глаза, порывисто кивнул. — Значит, ты правда нас… — Лив сглотнула, стараясь произнести слово, которое ядовитым привкусом вертелось на языке, — предал? То был вопрос в пустоту. Локи молчал. Не решался никак посмотреть на неё, верную и преданную… Преданную. Как смешно. Преданную ему и им. Лив ранили, ранили словами, оставляя в её душе кровоточащие рубцы. А теперь молчанием своим убил её — нет больше ничего. Мир её рассыпался, как замки из песка, которые строила она с детьми, рассыпались под беспощадными морскими волнами. И Лив вот так молча смотрела на то, что осталось от него, и не знала, что теперь с этим делать. А потом вдруг громкий, истеричный смех прокатился звоном по радужному мосту. Как одержимая смеялась Лив, ломая собственные пальцы, и сменился этот хохот, больше крики чаек напоминавший, плачем, таким же птичьим, таким же ненормальным. Локи бросился было к ней, но отшатнулась Лив, как от огня. Хотя почему как? Он и был огнём, пожаром, который спалил её дотла, оставив после себя лишь горсть обуглившихся воспоминаний. — Лив, всё не так просто… — Не смей! — она выставила ладони впёред, прикрываясь ими как-то даже жалко, по-детски. — Не смей! Где-то вдалеке послышался грохот, но едва ли он волновал Лив. Пожалуй, даже падение всех девяти миров едва ли произвело бы на неё такое же впечатление, какое произвела Истина. Она так рвалась до правды, и как же так случилось, что эта правда растоптала её в пепел, прах? Он отрёкся от неё — и чёрной мглой заливала её пустота. Она подняла тусклый взгляд на Вар и произнесла коротко: — Я хочу всё забыть. И попятилась Лив куда-то спиной. Локи дернулся, протянул к ней обе руки, так силился поймать, но не смог — перед глазами пелена густая разлилась, а когда сошла она, то не было его королевны здесь больше. А вдалеке раздался какой-то дикий крик. Локи впервые слышал, как кричала от боли, его же руками причинённой, его любимая женщина. — Зачем всё это, Вар?.. — почти прошептал он сокрушённо. — Она-то чем провинилась? — Куда бы ты не сбежал, Локи, она с тобой связана. И никому ещё не удалось избежать наказания за клятвопреступления, а ты успел провиниться дважды. — Где мне теперь искать её? — произнёс Локи, не моргая всматриваясь в пустоту, окутывавшую Биврёст. — Твоим наказанием будет поиск. Жаль её, — Вар задумчиво смотрела туда же, куда вперил свой взгляд Локи, — она-то свои клятвы сдержала. — Давай, делай своё дело, — Локи оторвался, наконец, от бессмысленного разглядывания пустоты и поднял потемневшие глаза на богиню. На руках его щелкнули золотые наручи, больше походившие на кандалы.