Выдох после фуэте

Был прекрасный майский день. Такой, что описан всеми великими поэтами серебряного века, который восхваляют учителя начальных классов перед замершими детишками и который мерещится зимними метелями у чашки горячего шоколада. Солнечные лучи смело бежали по лицам и голым рукам, нежный ветер касался волос и подолов платьев, а мысли всё же терялись, взывая к юношеству и давно позабытых мечтах — гулять в роще недалеко от бабушкиного дома в деревне, держаться за руки с кем-то до боли родным и громко-громко улыбаться. Чтобы и на небе слышали эту улыбку и радость долгожданной любви. — О чём думаешь? — рядом бодро шагает Минчон, играясь лентами на своём лёгком платье и задумчиво мыча мелодии. Марку больше нравится звать её Винтер, ведь девушка всегда пахнет канадской зимой и уютной странностью искреннего веселья. — Ну же, поделись своей философией с лучшей подругой. Они познакомились много лет назад, когда Марк только перевёлся в корейскую школу. Ему было пятнадцать, Ким Минчон — двенадцать. Она просто села рядом в столовой, требуя поделиться йогуртом взамен на домашнее шоколадное печенье. И всё на большой перемене переменилось, подозрительно быстро позволив превратить каждую нелепую встречу за дальним столом в крепкую и надёжную дружбу. Так не привычно было рядом с этим взрывом хлопушки и генератором случайных английских фраз («ты же из Канады, так я подтяну язык»), но сейчас, спустя семь лет, Марк ни разу не пожалел, что позволил отпить своего йогурта. — Не скажу, — он хитро улыбается и засовывает руки в карманы светлых джинс. — Все мои мысли ты сможешь узнать, когда выйдет роман. Так интереснее. — Фу, какой важный, — Винтер совсем не обижается, но подпрыгивает, глубоко вдыхает и складывает вместе ладошки. Её длинные тонкие пальцы сплетаются между собой, почему-то напоминая давно забытую античность — она была бы самой прекрасной нимфой Парнаса. — Я помогла тебе получить разрешение присутствовать на репетициях театра, подарив надежду на успех, а ты, — драматичный взмах руки и искренняя гримаса страдания на прекрасном лице, — даже не делишься своими идеями и планами. Это задевает мои чувства. Марк ничего не говорит на это. Девушка — талантливая балерина, солистка Национального театра Кореи, молодая и перспективная. Он прикипел к ней всей душой с того самого момента, когда впервые увидел огонь в глазах и плавные движения, старые мозоли на маленьких ступнях и сдерживаемую боль в спине. Любить балет не легко, не позволить сдаться — самое важное. Это становится понятно во времена оттачивания прыжков, оборотов и когда сил не остаётся даже вилку поднять. Марк очень боится в один день увидеть потухший огонь в больших глазах. — Я писатель, это моё право говорить или нет. Ты и так уже знаешь, о чём будет книга. Более того, об этом знает половина театра. Я не могу рассказать. Здание театра уже возвышается над ними. Большинство прохожих незаинтересованно проходят мимо или бросают пустые взгляды сквозь толстые стены. Они не хотят видеть всех танцоров, актёров, режиссёров и многих других. Просто боятся, что чужая усталость сможет задеть их чувства, пробудить желание посмотреть и ощутить. Но нет, это слишком большая ответственность. — Подожди меня здесь, — Минчон исчезает за дверью с табличкой «Женская раздевалка. Балет». Внутри слышны разговоры и радостные вопли. Внимание привлекает оживлённость, что сияет под ногами танцоров, снующих туда-сюда по коридорам, в складках тренировочной одежды затерялись мелодии танцев, в волосах — отголоски аплодисментов. Эти люди проведут свой день (с десяти утра к семи вечера) за изматывающими репетициями, но всё так же будут счастливы. В этом их жизнь. Винтер появляется уже переодетая, на ходу завязывает пучок из длинных блондинистых волос и ярко улыбается. — Готов приоткрыть занавес к прекрасному? Озорные огоньки срываются с пушистых ресниц и оседают на пуантах, что туго обхватывают худые ноги. Девушка сияет уверенностью и комфортом, когда приводит Марка в танцевальный зал, представляет его преподавательнице и горячо благодарит за подаренную возможность. Марк садится за старое пианино в углу, которым никто уже не пользуется, и достаёт слегка потрёпанный блокнот на пружине. Синяя гелевая ручка приятной тяжестью ложится в пальцы, пока танцоры разогреваются. Десять девушек и семь парней садятся в шпагаты, тянутся возле стойки, выгибаются в стороны и назад, забрасывают длинные ноги себе на плечи. Воздух пахнет тишиной. Все занимают третью позицию у стойки, а госпожа Ким подходит ближе к центру комнаты. Но дверь распахивается, опережая её слова, и в зал спокойно входит парень. Марк ожидает замечания или осуждения со стороны преподавательницы или хоть малейшего извинения и сожаления от опоздавшего, но ничего такого не происходит. Он просто становится на своё место и занятие начинается. «Кто это?» Из музыкального центра звучит лёгкая мелодия. Собачий вальс. И все начинают быстро менять позы. Идеальные осанки, изящные движения кистей рук и взмахи красивых ног. Балет. Очень красиво, даже если это просто разминка. Полтора часа без перерывов огромное зеркало ловило резвые па, и ничто не выдавало усталости танцующих под сменяющиеся шедевры классики. Марк же заметил стекающие капли пота на тонких шеях, прилипшие волосы на висках и временами сбившееся дыхание. Взгляд постоянно цеплял Минчон — спокойную, сосредоточенную, но такую же красивую и уверенную в себе. Она будто рождена для балета, воздушных пачек, нежных пуантов. В предстоящей премьере «Лебединое озеро» она будет танцевать Одетту. Она это заслужила. Но Марку не давал покоя опоздавший парень. Он выделялся среди остальных слишком резко. Дело не в появлении, и даже не в удивительной внешности (красивая загорелая кожа оттенка солнечного августа, мягкие черты кукольного лица, пушистые каштановые волосы, идеальные пропорции стройного тела). Внимание привлекает танец. Этот парень лёгкий, изящный, весь пропитан удивительной чувствительностью, что даже длительная чреда одинаковых фуэте захватывает дух. Музыка ведёт его, это видно по прикрытым глазам, расслабленности на лице и мечтательности во взгляде сквозь зеркало. Он не на репетиции, он — в балете. — Перерыв пятнадцать минут, — госпожа Ким выключает музыку и покидает комнату. Часть танцоров следуют её примеру, кто-то опускается на пол, жадно глотая воду. Резко оживают разговоры и возвращается расслабленность. Марк смотрит на несколько кривых, написанных размашисто и нечётко, строк в своём блокноте. Сейчас это всего лишь короткие фразы, несвязанные между собой, но спустя пару часов они образуются в полноценную мысль, чувство или идею. — Как впечатления? — Винтер появляется рядом счастливая и сильно заинтересованная. — Не заскучал? Она подмигивает, садясь рядом, и пытается заглянуть в написанное, но блокнот захлопывается прямо перед аккуратным носом. — Нет, не скучал, — Марк чётко чеканит каждое слово и выпрямляется. — Это правда интересно. — Что-то новое узнал? Марк узнал очень много. Ему было стыдно перед подругой, которая с раннего детства занимается балетом, но при этом осталась учиться в обычной школе, ничего не знать об этом виде искусства. Часть жизни, что находится за сценой, рассказывает намного больше, чем сам спектакль или интервью для прессы. — Ты хоть понимаешь, насколько это всё, — Марк обводит рукой зал, — для меня ново и необычно? Здесь столько всего недоступного обычным людям, что я даже не знаю, чем заслужил возможность наблюдать за подготовкой к премьере. Наверное, в прошлой жизни страну спас. — Смотри, чтобы меня потом не попёрли отсюда, наблюдающий за подготовкой к премьере. Она щёлкает его по носу и возвращается к подругам. Все постепенно вновь собираются и готовятся продолжать. Марк открывает свои записи, пробегает взглядом и выводит ещё несколько слов. Аккуратно и осознанно. Госпожа Ким возвращается твёрдой походкой, хоть в волосах давно седина. Минчон как-то говорила, что эта женщина была примой балериной в Нью-Йоркской опере, но по семейным обстоятельствам вынужденно вернулась в Корею. Сейчас даже не танцует. Вдруг парень начинает остро ощущать чей-то пристальный, цепкий взгляд. Он поднимает голову, надеясь встретиться глазами с подругой, но натыкается на чужого. Тот самый, опоздавший и слишком талантливый парень смотрит прямо на него. Слегка заинтересовано, но не больше, будто рассматривает товар на витрине дорогого магазина. От этого становится слегка некомфортно и неловко. Он заметил, как Марк пялился на него? Или просто недовольный его присутствием на репетиции? Не понятно, но и выяснять не особо хочется. Следующий час и десять минут проходят уже за более сложными фигурами, где каждый должен быть на своём месте и выполнять свою роль. Кажется, что они делают тоже самое, но преподаватель смотрит строже, иногда останавливает музыку, заставляя надолго замереть в позе. Это уже не Собачий вальс. Обеденный перерыв с двух часов дня и до трёх. Минчон тащит Марка за руку в уютное кафе через дорогу, где всех танцоров знают в лицо. Она оставляет парня за столиком возле окна, а сама отправляется за «особым перекусом для балерин». Уютное место наверняка привлекает людей хорошей тихой музыкой, мягким светом и небольшими столиками на несколько человек. Вроде бы ничего особенного, но дарит тёплые ощущения. — Вот, для тебя бургер, очень сытный, — девушка опускает поднос перед Марком, забирает свой салат и сразу принимается есть. — Я бы хотела угостить тебя пиццей — здесь она просто божественна, но, сам понимаешь, репетиция… Кстати, как тебе танец? — Я уже говорил, что для меня это однозначно восхитительно. — О, смотри, Хэчан тоже здесь, — Винтер широко улыбается и машет кому-то. — Хэчан-а, садись к нам! Марк поворачивается чуть назад и видит приближающегося парня из группы. Того, что опоздал, приковывал взгляд и сам подозрительно смотрел. — Хэчан, это мой близкий друг Марк. Марк, это лучший танцор нашего театра Хэчан. Парни сдержано кивают друг другу, пока танцор опускает на стол такой же салат, как у Минчон. Вдруг её телефон разрывается какой-то рок-песней и девушка, бросив быстрый взгляд на экран, начинает собирать вещи. — Ой-ой-ой, совсем забыла. Чёрт! Марк, прости, мне нужно срочно бежать. Увидимся, — посылает ему воздушный поцелуй и направляется к выходу. — Не волнуйся, у меня ещё есть с собой смузи, — бросает через плечо и поднимает трубку. — Ниннин, я уже подхожу… Не забыла, ты что?.. Марк привык к такому поведению, поэтому лишь тяжело вздыхает и двигает ближе к себе недоеденный салат. Снова голодная целый день будет плясать, а потом на ночь наестся. — Она всегда такая? — вдруг спрашивает Хэчан. Его голос впервые беспокоит слух Марка и он думает, что это слишком — приятный тембр мёдом растекается в воздухе, лаская нервы, как пряное волшебство. У этого человека есть внешние изъяны? Хэчан отворачивается от выхода, куда смотрел после ухода девушки, сталкивается с внимательным взглядом и терпеливо ждёт ответа, не смущаясь чужой неловкости. — Да, — Марк сглатывает и опускает глаза на стол, чтобы прийти в себя. — Да, она постоянно куда-то спешит, опаздывает, но в то же время подозрительно чётко выполняет все планы и успевает всё, — он роняет усмешку в чашку и снова смотрит на собеседника. — А вы разве не общаетесь? На красивом лице появляется какая-то грустная улыбка, а руки замирают над тарелкой. — Не так близко, чтобы знать такие подробности о её жизни. Так, на занятиях, до и после спектакля, на корпоративах, но никогда вне работы. Не сложилось. Странно, но Марку показалось, что Винтер хорошо к нему относится. Как к настоящему другу. Но почему этот парень так загрустил? — А вы писатель, да? — танцор накалывает на вилку кусочек помидора и прячет во рту. — Да, надеюсь, что да, — Марк неловко чешет затылок и не знает, как правильно отвечать на такие вопросы незнакомым людям, когда это не шутки с друзьями. — Хочу написать роман, который изменит отношение людей к некоторым вещам. — Даже не представляю, сколько для этого нужно работать. Вы очень смелый. Но сейчас очень мало читают, и, кажется, это задание становится всё сложнее выполнить с каждым десятилетиям. Люди совсем равнодушны к духовному, — Хэчан смотрит серьёзно и спокойно, будто погоду обсуждает. Но, с другой стороны, об этом только так и говорят. Мимолётно, констатируют факт и дальше читают гороскопы на последних страницах бульварных газет. — Мы с вами последняя надежда Сеула? — Марк ловит чужую лёгкую улыбку и в чудном нетерпении мнёт под столом тонкую салфетку, пока другие решают его судьбу. — Нет, мы можем больше. Балет не знает иностранных языков — только тело, музыка и эмоции. Романы — не нужно боятся только Сеула, ведь шедевры люди пересказывают, переснимают, перепечатывают. Не ограничивайтесь одним городом, вы ведь и сам иностранец. Здесь Марк кивает и рассказывает, что родом из Канады, как в пятнадцать он с семьёй вернулся на историческую родину, как скучает за Ванкувером и называет Минчон Винтер. — Из-за высветленных волос? — Хэчан весело улыбается и искренне увлекается рассказом. — Нет, это уже очень давно повелось. Я и не вспомню, когда придумал. Обеденный перерыв подошёл к концу и танцору пора возвращаться в театр. За это время Марк и забыл, что этот парень совсем не такой, как все, что он поразительный и неизведанный. Что от него, вообще-то, лучше держаться стороной. Добром это не закончится. — Вы придёте ещё на репетиции? — На сегодня уже всё, но послезавтра, думаю, снова посещу вас. — Хорошо. Тогда, до скорой встречи! Хэчан снова переходит дорогу и быстро исчезает за дверью театра по ту сторону жизни, но Марк чувствует, что очень долго провожает его взглядом, ловит каждый грациозный жест, считает лёгкие шаги. Таких людей даже в толпе будет видно, как в свете софит, о них слагают стихи и песни, им посвящают подвиги, в их честь называют звёзды. Даже если это всего лишь фантазии опьянённых дешёвым вином и палёным коньяком заседателей лихой забегаловки за городом.