Он устал от презрения

Не Минцзюэ неуверенно постучал в дверь к даочжану Сяо и его супругу. Он хотел поговорить до чаепития с любимым человеком, чтобы скорее начать сближаться с ним. Мужчина слишком хорошо знал уровень своего неумения разбираться в чувствах. И это распространялось даже на его собственные чувства к кому-либо. Даже с Мэн Яо всё было совсем не просто и не очевидно. Вначале он стал гордиться им, проникаться к нему уважением… Эти чувства ему были хоть немного, но знакомы. Однако, когда он начал проявлять повышенное внимание к тогда ещё мальчику, это начало его пугать. Он стал его хвалить, что было ему несвойственно. Но объяснимо — найдёныш так сиял поначалу, пока не научился управлять эмоциями, что было трудно устоять. Чужие эмоции вызвали у Не Минцзюэ зависимость. Потом помощник научился держать себя в руках и только улыбался на все похвалы господина. Тому казалось, что ему стоило прекратить поощрять юнца словами, но не тут-то было! И глава Цинхэ стал давать ему уроки владения оружием, в качестве нового поощрения. Это стало новым толчком для проявления эмоций у Мэн Яо. В этот раз более действенным, от чего в груди удовлетворенно рычал некий зверь, с которым мужчина был совсем незнаком. Потом были ямочки на щеках, от которых тело напрягалось, а взгляд невольно скользил по ним, переползая по полосе губ с одной на другую. То, как сердце билось в такие моменты, было ненормальным. Словно после боя. Щёки стремительно начинали краснеть и Чифэн-Цзюнь стал избегать своего помощника, не зная, что с ним происходит, пока тот не стал переживать и не пришёл вечером к нему с успокаивающим травяным отваром, желая узнать, чем он прогневал господина. Тогда Не Минцзюэ впервые потянул подростка для поцелуя, а пальцами прошёлся там, где были ямочки во время улыбки. И снова ушëл, не понимая, что происходит. Только случайное столкновение с братом, из-за которого тот выронил сборник Лунъяна, открыло ему глаза. Потому что на страницах были изображены они с Мэн Яо и это не вызывало отвращения! Напротив, глава Цинхэ Не желал воплотить это в жизнь. Он хотел этого юношу. Принятие этого сопровождалось длительной ночной охотой, на которую Не Минцзюэ отправился один, чтобы развеяться, привести в порядок мысли. Если бы он хотел любого другого мужчину, то тот бы уже был сослан как можно дальше от Нечистой Юдоли, но Мэн Яо был гуевым исключением из правил. Он был силён духом, его целеустремленность можно было ставить в пример любому человеку (включая господ клана Лань). Умение находить общий язык с кем угодно и в какой угодно ситуации делало его для Не Минцзюэ незаменимым человеком. Просто потому, что сам он не умел так легко сглаживать все углы в разговорах, и при этом получать желаемое. Точку в его метаниях поставили первый молодой господин клана Лань и Не Хуайсан. Они оба заметили нервозность старшего брата, побыли для него лекарями душ и заставили вытолкнуть на поверхность желание быть рядом, защищать. Из Гусу от братьев (куда он отправился после охоты, боясь встретиться с объектом своих дум) он полетел полный желания поговорить с Мэн Яо по душам. Тот был ещë юн, совсем юн, но младший брат, несмотря на то, что в прошлый раз его как следует высекли ферулами за его распутные книжки, вручил ему новую подобную и велел не попробовав не возвращаться. Новое назначенное наказание его не пугало, он был свято уверен в том, что брату его книжка пригодится. И пригодилась ведь. Стоило ему переступить порог главного здания резиденции, как его перехватил помощник, предлагая и поужинать, и отдохнуть, и массаж… Его в момент окружили вниманием и заботой, которые не дали думать о собственном волнении и действительно расслабили старшего. А потом были жаркие прикосновения, волнующие признания, горячая ночь… И душевное спокойствие, которого долго не хватало Минцзюэ. Он наконец разобрался с тем, что его мучало, и от того ему было гораздо легче. А любимый человек тогда впервые устроил свою чернявую головушку у него на плече, и, казалось, что от любви и умиления можно было задохнуться: глава ордена будто забыл, как дышать. В тот раз ему помогли братья. Но сейчас они были бессильны. В то время как Сюэ Ян знал Цзинь Гуанъяо, и это давало надежду на то, что Сюэ Чэнмэй поможет ему наладить отношения с Мэн Яо. Они изменились, но основы, то вокруг чего строились изменения, должны были сохраниться. Тёмный заклинатель открыл не сразу. Судя по тому, в каком виде были эти двое, можно было предположить, что эти два ревнивца, страстность отношений которых обошла даже Вэй Усяня с его Вторым Нефритом клана Лань, целовались, обновляя метки друг на друге, чтобы нежданный гость понял, в каких отношениях обитатели этого дома. И именно поэтому Не Минцзюэ пришлось ждать супругов. Совесть вякнула, что у него могло бы быть так же, не будь он так слеп. Ведь всë так хорошо начиналось… Стыд заставил отвести взгляд и напомнить себе о том, что пялиться на алые губы двух супругов до крайности неприлично. — Что-то случилось? Нинлинь и Чэньчжи? — Сяо Ян сразу подумал о детях, потому что иных поводов тревожить их с супругом не должно было быть. По крайней мере, у главы Не — точно. — Нет, я к вам… По личному вопросу, — скулы мужчины слегка заалели и тёмный заклинатель сразу оживился, догадываясь, что разговор пойдёт о делах сердечных. Это было даже логично, с учётом того, что случилось накануне. — Тогда проходите. Чаю? — спросил теперь уже Сяо Синчэнь, приглашая мужчину в их комнату и увлекая мужа в сторону. Они всё ещё были неразлучны, поскольку потоки ци у Чэнмэя были слишком слабы для его тела, и из-за этого им была нужна постоянная подпитка. И несмотря на то, что подпитку можно было производить через алую бусину, они предпочитали пользоваться возможностью тесно контактировать при всех. Всё ещё не хватало способа, который показал бы другим, что они заняты друг другом. — Нет, не стоит. Не хочу перебить аппетит к нему до встречи с… — мужчина осёкся. Почему он оправдывается, как малый ребёнок? Ответ чудом всплыл на поверхность сам: ему нужна чужая помощь в деле, в котором сам он бессилен. У него нет права на ошибку в разговоре с этим человеком, он — его единственная надежда восстановить отношения с любимым человеком. — Разговор ведь пойдет о Яо-гэ? — из-за рассказов детей, вкупе с длительной совместной жизнью с даосом, учащим всепрощению, Сяо Ян не мог долго злиться на бывшего работодателя. Он слишком хорошо понимал его, чтобы сердиться. Нинлинь и Чэньчжи были в безопасности в Башне Кои, а Ланьфан-цзюнь просто был в отчаянии, потеряв надолго близкого человека. На этом желание мстить умерло. Поэтому убийца клана Чан вполне удовлетворился наказанием, назначенным судом, и был не против помочь бедняге в личной жизни. Тем более с учётом того, что пока у Мэн Яо всё хорошо — он не будет лезть к нему и его семье. Да и Хуайсан, проныра такой, не будет втягивать его в какие-то неведомые планы: его волнует только благополучие Минцзюэ, а у Минцзюэ всё плохо только на личном фронте. — Да, именно о нём, — ответил глава великого ордена, входя и присаживаясь на предложенное ему место. Его так смущала тема разговора… Но он взял себя в руки и дождался, пока супруги устроятся напротив него и будут готовы выслушать его. Сяо Чэнмэй самодовольно посмотрел на того, кто некогда был его судьёй, а сам почти лег на грудь спутника на пути самосовершенствования. Чужая подавленность была такой приятной… Это было неожиданно. Но в то же время эту парочку было жаль. — Тогда рассказывай. «От» и «до». Первая встреча, его житьё-бытьё в Цинхэ, войнушку вашу, отношения… Я никому не расскажу. Но не зная подробностей я даже примерно прикинуть ничего не смогу, — Минцзюэ едва не скривился от такой наглости, но взгляд даоса его слегка успокоил. Заставил понять, что это действительно обоснованные требования. И он стал рассказывать. Про найденного мальчишку, голодного, в одёжке не по погоде, но держащего гордо голову; о том, как он забрал его к себе, желая, чтобы тот подал пример Хуайсану; рассказал о принятии своих чувств к Яо, о том, что между ними все было в порядке до самого его ухода к Вэням для того чтобы шпионить (даже несмотря на его вспышки гнева, о которых он тоже рассказал), рассказал о своём волнении за него, о первом приступе искажения ци, о трепетности первой встречи после разлуки, когда Яо снова дал повод гордиться им. Рассказал о непонимании причин, по которым тот предпочёл Ланьлин. О том, как стали учащаться приступы, о попытках больше самосовершенствоваться и безуспешно сдерживать приступы искажения, о своём желании уберечь партнёра от волнений. Не обошёл он стороной и разговор с Яо три недели назад, перед тем, как вернуть Сяо Чэньчжи и Сяо Нинлинь к родителям, и последнюю ночь с Цзинь Гуанъяо… И рассказал, бледнея как фарфор, всё, что он знал о произошедшем после поцелуя в храме. Если до этого Сяо Яну было как-то фиолетово на отношения этих двоих в целом, он просто прикидывал, как повел бы себя Мэн Яо в той или иной ситуации, то тут его глаза округлились и от полёта чашки в голову главы Не того уберёг только Сяо Синчэнь, вовремя поймавший чужие руки. Тёмная энергия метнулась к Чифэн-цзюню, заставив Бася вылететь из ножен, но потом Ян взял себя в руки и всё утихло. — Я ещё многое могу понять, но это… Ты идиот! Ты запустил искажение до такой степени, хотя этого было легко избежать, расскажи ты об этом лет на семь раньше! — Ян вскочил с места и заметался по комнате, даочжан бросил виноватый взгляд на гостя и побежал за ним, обнял и прижал к себе, не давая носиться туда-сюда. — Знаете, мне всегда было интересно посмотреть на искажение ци в вашем ордене. Я нашёл множество способов, как его развить, но они подразумевали постороннее вмешательство или отсутствие мозгов. В вашем ордене нет ни того, ни другого. Яо-гэ знал о моëм интересе. Но говорил, что не хочет говорить с вами об этом, чтобы не напоминать о проклятии вашего рода вам же. Уже по вашему рассказу я могу сделать несколько выводов, а теперь подумайте, дошло бы всё до того, что произошло вчера, если бы к вашей проблеме подошли бы с другой стороны и вовремя? — убийца клана Чан просто кипел негодованием. Его сознание быстро обрабатывало информацию, касающуюся каких-либо исследований. И уловить информацию о том, что чем больше Не Минцзюэ совершенствовался и тренировался, тем длительнее и разрушительнее были приступы, для него не составило труда. И сделать следующий вывод — искажение ци ордена, в котором использовали иное оружие, чем в других орденах, и его усугубление при самосовершенствовании, имело вполне очевидную причину — она заключалась в саблях. Но сейчас его задача была совсем другой. Зная Мэн Яо, он мог с точностью сказать — Не Минцзюэ вначале был его благодетелем, потом кумиром, потом любимым и, наконец, любовником. Но сейчас всё было на том самом распутье, когда он мог стать ему врагом, оставив Яо совсем одного лёгкой добычей для чувств, которые сделают из него того самого монстра, которого из него начали рисовать. А мог стать и смыслом всей жизни. И было хорошо уже то, что глава Не пришёл к нему с вопросами, желая пойти не по первому пути, а по второму. — В первую очередь нужно проявить к нему внимание. Можно даже начать ухаживать за ним, как за девушкой, с поправкой на подарки. Он всегда любил статусные украшения, красивые одежды, не желал показываться на люди без шапочки, а ещё любил разные виды лёгкого оружия. Ну, кинжалы там, стилеты, разве что метательные ножи не его стиль. Из цветов не любил ничего, кроме хризантем, но любил ароматические масла, — Ян почти улёгся на стоявшего мужа, млея под его успокаивающей лаской. С каждым словом он возмущался всё меньше и меньше, начиная говорить так, словно перечисляя список подарков для себя, а не для человека, приказавшего отнять его детей не самым гуманным по отношению к другому члену его семьи способом. — Для меня самым важным в жизни было получить возможность исследовать что-либо и найти любящую семью. Для него самым важным всегда были внимание и уважение. Причём внимание, вызванное им как личностью, а не его внешностью. За внешностью гнались многие, многие были готовы отвалить за него в борделе маленькое состояние. Само собой, он потянулся к тому, кто полюбил его. Его чувства, его характер. Вы сами сказали, что хотели разводить его на эмоции и восхищались его стойкостью до и после войны. — Сяо Ян потянулся поцеловаться с любимым, прикрывая глаза. Хотел подбодрить мужа, совсем уже вымотанного пополнением его ци своей… Скоро должен был прийти Второй Нефрит, чтобы сменить его, и только из-за кругов под поблекшими серыми глазами он позволял кому-то другому касаться себя, только из-за них послушно несколько часов медитировал в противной позе лотоса, ещё и с книгой на голове, потому что по меркам Гусу его осанка была отвратительна. А пример детям подавать надо. Ян многое делал только для того чтобы подать правильный пример детям. Он хотел, чтобы все пути были перед ними открыты, и хорошие манеры были бы им очень кстати в высшем заклинательском обществе. Не Минцзюэ молчал, пока говорил убийца клана Чан. Его возмущало чужое поведение, неуважение, то, как он выпячивал свои умения напоказ и норовил показать, какой он умный и хороший. Но ссориться с Сяо Чэнмэем ему было нельзя, совсем нельзя. Тот был ему нужен. Весь этот разговор был полон подтверждений этому, поскольку Чифэн-цзюнь ощущал, что многие слова юноши перекликаются с тем, что он сам успел с горем пополам, но понять о любимом. Но дополнение его знаний было действительно ценным. — Вы утверждаете, что сможете разобраться в причине искажения ци моего ордена? А устранить причину и излечить уже начавшееся искажение? — Чифэн-цзюнь взял многое на вооружение, но он был не только влюблённым, но и главой ордена. Он не мог оставить в стороне такие заявления. Если этот человек разберётся с проклятием его клана, то будет уже неважно, кем он был в прошлом и как близок он к клану Не. — Могу. Если мне предоставят для изучения саблю члена вашего ордена, не увлечённого самосовершенствованием и саблю того, кто увлечён этим как вы, и если будет достаточная поддержка со стороны сильных светлых заклинателей. Думаю, это все можно найти в кругу знающих о проблеме. Сабля вашего брата, ваша сабля, и помощь Нефритов. Но не сейчас, я не могу свою ци направить как следует, что уж говорить об исследованиях. А ещё меня заинтересовал тэшань вашего брата, мне кажется, это может помочь исследованию, — Ян закатил глаза, поскольку в его силах сомневались, а он всë ещё жаждал работать, и сомнения в его силах помешали бы ему получить материал для своего дела. Он был далёк от обучения кого-либо. Исключения делал только для Слепышки и А-Лин с А-Чэном. Но семья вообще была отдельным миром для него. — Хорошо. Тогда не буду более вам мешать. Сообщите, как только сможете заняться моей проблемой, — Минцзюэ было неприятно общаться с этим человеком. Не только потому, что с ним требовалось говорить уважительно, но и потому, как Сяо Ян говорил. Он не мог сказать, что тот говорит слишком дерзко — тот говорил только о том, что знал, и говорил только по делу. Хоть и не всегда это было очевидно сразу. К примеру, его скачок с разговора о напряжённости отношений Мэн Яо и Не Минцзюэ на искажение ци и чужие недомолвки на деле напрямую был связан с инцидентом накануне и являлся критикой за дело. Многого не произошло бы, будь они откровеннее друг с другом. — Да, идите. И не пользуйтесь пока саблей. Медитации пока тоже не рекомендую — поток ци только закрепит существующее искажение, двигаясь по телу неправильно, — Ян оторвался от шеи супруга, которую только-только начал увлечённо покусывать. — И не забудьте — ваш ненаглядный хочет внимания. И так как его счастье это моё спокойствие, то только попробуйте испортить всё. Кто из вас тогда станет моей марионеткой я понятия не имею, но он ею станет. — Минцзюэ только сильнее нахмурился, но ничего не ответил, кивнув. Надо было поговорить с братом. И Нефритами. Но вначале с братом. Определённо, с братом, потому что в красивых и искусных подарках он ничего не смыслил. А вот А-Сан… Оставалось надеяться только на то, что орден не разорится вконец из-за его попыток поправить свою личную жизнь. Наверное, стоило начать дарить Яо что-то, имеющее не только эстетическую красоту и материальную ценность, но и что-то важное, имеющее смысл и историю… У мужчины была на примете такая вещь, он намеревался поскорее раздобыть её. Яо отдал ему самое дорогое — себя. Теперь ему надо преподнести что-то если не равноценное, то хотя бы ценное в не меньшей степени. Реликвия рода, переходящая из поколения в поколение — чем не подарок?