***
Теперь настало время вспомнить, с чего всё начиналось. Те самые гуань и зан последние годы всегда находились у Не Хуайсана. Минцзюэ настаивал на этом. Он не знал, когда потеряет контроль над собой, а с этой заколкой новый глава принимал бы пост перед всем кланом. Мужчина хотел быть уверен, что брат точно сможет вовремя провести церемонию, где бы он ни был. Но… Это был обычай, а не правило. А поэтому передать еë своему любимому человеку он мог. Тем более, Мэн Яо был его мужем и по сути реликвия останется в роду. Для того, чтобы забрать её, ему пришлось ловить диди вне его комнаты, чтобы не напугать своим присутствием объект своих чувств. И в целом пришлось как следует поговорить, потому что в изысканных подарках Минцзюэ ничего не смыслил, в отличие от брата. А у того уже глаза начали гореть, он давно успел напредставлять, какие одежды и узоры подошли бы спутнику на пути самосовершенствования его брата. После разговора с ним главе Не стало полегче, ведь теперь с его плеч свалился ещё один камень. Хуайсан пообещал вынести подарок незаметно для бывшего Ляньфан-цзюня и помочь брату собраться с духом перед чаепитием. После разговора с диди следовало найти эрди, обсудить с ним слова Сяо Чэнмэя о его способности помочь с его искажением ци, и просто для того, чтобы брат сыграл ему Мелодию Очищения — ему нужно было быть уверенным, что произошедшее накануне не повторится. К счастью, Лань Хуань прекрасно его понимал, и, поговорив с Цзян Чэном, спокойно уделил время дагэ — тот был силён физически и морально, но сейчас он взял на себя больше, чем мог выдержать.***
Мэн Яо нервничал. Это было ясно по тому, как он постоянно перескакивал взглядом с вещи на вещь в довольно захламлённой комнате Не Хуайсана. Его устроили с удобством на кровати, что было очень кстати из-за болящих ожогов и заднего прохода. Там всё было ошпарено тем маслом, из-за чего он не мог сдерживать тихих болезненных стонов. Выдержку он хотел сохранить для встречи с Не Минцзюэ. Им нужно было поговорить. Обо всём — и о четырнадцати годах молчания, и об их браке, и о произошедшем накануне… И для Мэн Яо было очень важно сохранить лицо перед мужем. Тот потерял его доверие и ему придётся постараться, чтобы добиться от него эмоций. Раб даже боль свою не покажет, пока не будет совсем невыносимо. Хуайсан в комнате появился раньше, чем ожидал «собственность клана Не», но это заставило его только повернуть голову. Шевелиться не хотелось. Было больно. Не только физически, но и морально. Любое движение заставляло вспомнить, что с ним делал Не Минцзюэ накануне, и от воспоминаний хотелось вскрыть себе вены. Позорно сбежать от всего этого. Но одновременно были воспоминания и о сильном юноше, что когда-то поддержал его, и о том, как тот извинялся за каждый грубый жест в кровати в прошлом… Мэн Яо был ребёнком, знающим, что секс не равнозначен любви. Знающим, что наличие матери и отца не всегда является счастьем. Он в, отличие от многих, знал, что бывают случаи, когда сравнение с родителями — оскорбление. Ему рано пришлось повзрослеть. Красивое лицо и ладное телосложение делали его магнитом для извращенцев. Он с большим трудом прятался от особо влиятельных их представителей, пресмыкался перед хозяйкой борделя, прикидываясь больным или намеренно нарываясь на уличные потасовки, чтобы иметь «не товарный» вид. А потом он услышал о том, что его хотят подпихнуть в постель к богатому торговцу, который готов его видеть и иметь в любом виде — хоть с температурой, хоть с гематомами. И сбежал. Слишком долго он ждал после смерти матери. Ему ведь было всего двенадцать лет! А на нем уже пытались заработать как на путане! Ему чудом попался на пути молодой глава ордена Цинхэ Не, возвращающийся с ночной охоты и ещё не вставший на саблю. Тот увидел его жуткое после нескольких дней в лесу состояние, задал несколько вопросов вроде «откуда ты» и «как зовут»(Мэн Яо назвал только город и имя), а после его забрали в орден. Мужчина тогда слишком недоверчиво относился к собственным же подчинённым, а мальчика стал таскать за собой всюду, и тот быстро вник в его дела, принимаясь помогать. Так и получилось, что найдёныш остался при Минцзюэ. Он восхищался юношей. Тот принял орден всего два года назад, даже не пройдя церемонии гуаньли, знаменующей совершеннолетие. Её провели одновременно со вступлением на пост главы ордена, и Минцзюэ стал поразительно быстро зарабатывать авторитет как среди других глав, так и в собственном ордене. И мальчишке, ещё даже не подростку, хотелось быть таким же как он — сильным, красивым, целеустремлённым… Притягивать взгляды. Они проводили с господином Не много времени. Очень много. Разделялись только для тренировок, поскольку Мэн Яо были нужны занятия с младшими адептами, и на время ночных охот Не Минцзюэ. Это время Яо проводил с Хуайсаном или в библиотеке, хотя гораздо чаще — в медитациях. Его золотое ядро только формировалось, а он хотел быть похож на объект своего восхищения и уважения. А тот защищал его от нападок адептов, что смеялись над ним из-за его роста, щуплости, либо неизвестного происхождения. Мальчик никогда не жаловался сам, но если дагэ слышал… Это становилось уроком для всего ордена — он активно напоминал подчинëнным о том, что они не должны уподобляться цзиньским псам. А всё из-за того, что в Нечистой Юдоли находились те, кто обижали слабого пришельца. И Мэн Яо ощущал себя в безопасности за широкой спиной Цзюэ-гэ. Этого чувства в его жизни не было с самого раннего детства. Но он сразу ощутил, что это оно. Ему не было страшно, пока дагэ был рядом. Исключением был страх подвести. Годы шли, он с головой погружался в изящные интриги заклинательского сообщества, в грубые интриги ордена Цинхэ, учился плести более тонкие самостоятельно, после чего успешнее проводил переговоры с другими кланами. Он был ребёнком, а рядом с главой клана и вовсе казался младенцем из-за низкого роста и больших щёк. Приходилось стремиться казаться старше реального возраста. Он хотел сравняться со своим кумиром — Не Минцзюэ, разница в возрасте с которым состояла в шести годах, добившимся полного безоговорочного подчинения себе буйных людей Нечистой Юдоли. До этого никогда не было желания оправдать чьи-то надежды. Не было стремления стать лучше ради соответствия кому-то. Не Минцзюэ был исключением во всей жизни Мэн Яо с самого начала. Он выделил его. Хвалил, лично занимался с ним, много рассказывал об ордене. И смотрел. Яо, чтобы не выдавать своего смятения от чужих действий, улыбался. И взглядов становилось больше, но потом… Господин Не просто начал его избегать. Даже во время работы. Это напугало мальчика, он не хотел прогневить этого человека. Тот много сделал для него, и Мэн Яо не хотел попасть в опалу. Не потому, что его могли выгнать, а потому что он хотел быть рядом с Не Минцзюэ, хотел работать с ним, хотел слышать его похвалы, пряча смущение и радость от каждого приятного слова из чужих уст. Он решил, что им надо поговорить, и потому вежливо постучался к главе Цинхэ с вечерним успокаивающим отваром. Такой пили перед сном, когда душевное волнение провоцировало бессонницу. Поцелуя Мэн Яо никак не ожидал. Он его напугал, и если бы Не Минцзюэ не ушёл сам, то сбежал бы уже мальчишка. Помощник не хотел таких отношений, они его пугали после того, что с ним хотели делать в борделе. То, что глава уехал на охоту на несколько дней даже обрадовало подростка. Он был в Цинхэ уже несколько лет и чувствовал это место своим домом, однако действия хозяина этого места требовали осмысления. Уважение к Не Минцзюэ не пропало. Ощущение безопасности рядом с ним никуда не делось. Желание оправдать его ожидания, стремление не подвести его сохранились. Жажда быть рядом осталась, даже после поцелуя. Он не ощутил отвращения во время этой краткой близости, напротив, если бы не внезапность и страхи из прошлого, он бы ответил на поцелуй. Только большего избегал бы. Он попробовал представить себя в постели с кем-то другим, не с Не Минцзюэ. Вот только от этого стало так мерзко… Его совсем не устраивали другие. Они были для него никем, они не сделали для него ничего и не были для него идеалом. Только Чифэн-цзюню он мог позволить «завалить» себя. Но только если тот разделяет его чувства, а не собирается использовать для постельных утех, как использовали его мать. Дни без мужчины тянулись медленно, он успевал переделать кучу дел, не забывая тренироваться до изнеможения, однако встретить мужчину смог даже несмотря на загруженность. Нервная улыбка не сходила с лица, пока он старался удовлетворить свои потребности в том, чтобы показать, что он старается и в том, чтобы быть рядом. Минцзюэ продолжал смотреть. А потом они поговорили, выяснили, что испытывают друг к другу схожие чувства и провели вместе ночь. Мэн Яо было больно наутро, но в тот вечер его это не волновало. Глава клана извинялся перед ним и за то, что он его брал в порыве страсти, хоть он его и готовил, и ласкал, и за то, что сделал больно. Это заставляло верить в то, что он совсем не шлюха для Не Минцзюэ, показывало, что его воспринимают всерьёз и уважают его мнение. Первое изнасилование случилось через пару месяцев. Юный помощник пытался остудить пыл молодого господина, недовольного донесениями. Тот уже был готов сорвать гнев на подчинённом, который принёс плохие вести. Просто положил ему руки на плечи, прогнав посыльного, попытался надавить на жалость, зная, как его эмоции влияют на главу Не. А потом было безумие, после которого Мэн Яо даже сбежать не мог — совладать с болью было почти невозможно. Но Не Минцзюэ пришёл в себя и прервал свои действия, старался загладить вину, несколько недель не касался его, боясь навредить. И подросток оттаял, простил. Понимал, что молодой мужчина не желал сделать ему больно или унизить. Старался извиниться за свои действия. В этот раз Яо не хотел прощать Чифэн-цзюня. Вспышки гнева нельзя было проигнорировать, и Минцзюэ, ещё когда мальчик только попал в Цинхэ и стал проводить много времени с главой, предупредил его о них, как и о том, что он не контролирует себя в ярости. Поэтому злиться на них было глупо и бессмысленно. Также, как на стихийное бедствие. Искажение ци — не вспышка природного гнева. Оно годами развивается в заклинателе, усугубляется, приводя к смерти. И мужчина не рассказал о нëм, не доверил ему такую информацию, не позволил даже попробовать помочь тогда, когда болезнь ещё не была тяжелой. Не сообщил о том, что происходит с ним во время безумия, спровоцированного искажением. И в этом Минцзюэ был виноват. Яо мог потерпеть боль, мог вытерпеть унижение, но не то, что Чифэн-цзюнь предал его доверие. Не только во время сношения, во время которого он был беззащитен, но и тогда, когда Хуайсан говорил о годах молчания его, а не А-Сана, спутника на пути самосовершенствования. Тогда, когда Яо читал год за годом письма о том, что у Не Минцзюэ якобы дела, из-за которых тот не может приехать к нему. Тогда, когда врал о том, что едет ругать родного брата, а сам занимался с Лань Хуанем экспериментальным плохо работающим лечением. Все вместе эти детали налипали одна на другую и за короткий отрезок времени навалились на Мэн Яо, пытаясь погрести его под собой, раздавить, уничтожить. Всё его доверие перечеркнула ложь, всë его внимание, обращённое к Чифэн-цзюню, было проигнорировано и превращено в труху. Уважение. Ощущение безопасности. Желание соответствовать, оправдывать ожидания, быть рядом. Уникальность в своем роде лично для Яо. То, что подвело сына падшей женщины к его первой любви. Сейчас он не знал, что из этих чувств осталось. Не знал, любил ли он супруга после всех навалившихся новых и неприятных вещей. Подумать об этом ему не дал позвавший его Не Хуайсан. Он сел рядом с ним. Мэн Яо не заметил течения времени и даже не представлял, что наследнику Цинхэ может быть от него нужно. Потом вспомнил о том, что должно быть чаепитие с главой Не и, скрипнув зубами, натянул улыбку. — Скоро придёт брат, стоит подготовиться. Я помогу переодеться и сесть, — Незнайка говорил спокойно и мило улыбался. И Яо почувствовал, что это была, скорее всего, не маска, но уже не был уверен ни в чём касающемся Не Хуайсана. — Зачем ты всё это делаешь? — раб устал. Он не хотел копаться в чужой жизни прямо сейчас. Ему бы в своей разобраться. Но принимать помощь человека, чьих мотивов он не знал, Мэн Яо не желал, даже под страхом смерти. — Просто хочу, чтобы брат был счастлив. Он любит тебя, но не совсем понимает, что подразумевают между собой отношения, которых вы оба хотите. Я не хочу обвинять его, хотя знаю, что он виноват. Мне не очень нравишься ты, лишь из-за того, что ты сделал в прошлом в своих интересах, но тебя оправдывает даже Сяо Чэнмэй, известный своей мстительностью. И ты всегда был верен брату. С самого детства, я помню это. Хорошо помню. Даже рисовал про вас книжки с постельными сценами, дагэ меня тогда отругал и выпорол… — на лице Незнайки появилась улыбка, в глазах словно пробегали воспоминания о тех днях, когла самой страшной проблемой было протащить новый веер в резиденцию мимо ока брата. — Я надеюсь на то, что вы сможете разобраться со всеми недомолвками. Без тебя в Цинхэ о полном покое можно только мечтать, — Хуайсан просто хотел выговориться. Ему было нужно это, а Яо… Ему пригодится эта информация. — Всё просто — ты не простишь его за умалчивание и насилие просто так, поэтому вам нужно будет время начать всё сначала. А значит, ваши встречи будут проходить в полуофициальном тоне, ты это показал утром. В таком случае, тебе нужно сменить одежды, заплести волосы, сесть за стол. С тем, какие повреждения нанёс тебе дагэ, тебе будет тяжело сделать это всё самостоятельно, и я хочу помочь. Я не собираюсь выбирать между вами, вы оба и правы, и неправы одновременно. Поэтому буду посредником, пока всё не уляжется, — Хуайсан вздохнул и посмотрел на Мэн Яо, ожидая вердикта. — Тебя удовлетворил мой ответ? Сразу говорю — я не намерен бегать к брату докладывать о каждом твоём вдохе, шаге, слове и прочем. Как и тебе рассказывать о его самочувствии или каких-то его словах. Это только ваши отношения. Мэн Яо молчал, думая, что сказать. Слова Не Хуайсана… Ощущались правдивыми, ненаигранными. И его слова не противоречили ничему сказанному им же ранее. Поэтому раб решил поверить ему, хоть и не окончательно, но всё же довериться. — Удовлетворил. Раз хочешь помочь — помогай. Какие у меня ограничения? — молодой мужчина постарался сесть, Хуайсан стал помогать ему, действуя по-прежнему аккуратно и точно. — Помимо лишения всех титулов, второго имени и прав? Ты раб нашего клана, по-хорошему должен подчиняться моим и дагэ приказам. С учетом того, что Цинхэ — великий орден, никто другой тебе не указ, но по поведению раба судят о хозяевах, как ты знаешь. Поэтому лично я надеюсь на то, что ты не будешь давать повод господам заклинателям усомниться в наказании, а то ещё они его пересмотрят. Мы не для того почву три недели готовили перед судом, чтоб ты знал. Для всех ты всё ещё преступник, поэтому из внешних проявлений твоего статуса — отсутствие зан в гуани и волосах. Тебя это интересовало? — Мэн Яо кивнул и встал, слегка расставив ноги. Внутри всё ещё ощущались ожоги от масла и боль от порванности. — Я могу продолжить носить ушамао? — спросил он. Рост всё ещё заставлял ощущать себя ничтожеством. Поэтому то, что Хуайсан полез в свой бардак и достал ему его любимый головной убор, заставило улыбку стать чуть искреннее.