Белоснежка. Невольное путешествие

— Перестань крутить головой, мальчик. — Балин усмехается себе в бороду, глядя на то, как Кили так и норовит перевернуться в седле, устремляя взгляд за спину, где извилистый тракт петлял меж высоких буков, озаренных ярким полуденным солнцем. — Она не появится. — А вдруг? — Девица испугалась трудностей, вот тебе мой сказ! Она, видать, только по карманам шарить мастерица. — Констатирует с привычной ему резкостью Двалин, скорчив гримасу. — Да и вообще, где это видано, чтобы женщина в походе участвовала? — А что вы имеете против женщин в походе, господин Двалин? — Гэндальф вскидывает бровь, с любопытством глядя на гнома. — А то, что они по природе созданы иначе, чем мы. Негоже женщине лезть в мужские дела, как и наоборот. — Жаль, что мы не остались подольше. — Сказал Ори своему кузену Нори, что все это время втихаря ломал булку, взятую еще из лачуги травницы, и большими кусками заправлял ее в рот. — Она показалась мне доброй… Гном на это лишь деловито закивал головой, достав из седельной сумки спелое красное яблоко. — У тебя еще остались яблоки Лесной Девы? — Дори откинул назад свой фиолетовый капюшон и подъехал на лошади ближе к брату. В его седельной сумке было немало припасов, однако опустошать свою поклажу он не спешил. — У тебя свои есть! А мне и этих мало. — Ты жадная утиная гузка! — Что такого в ее яблоках, что вы их никак не поделите? — Наконец подал голос Торин, с любопытством и капелькой раздражения глядя на своих товарищей. — Они вкусные. Ты таких еще не пробовал, — Нори, большой любитель вкусно и много поесть, поднес к носу и вдохнул полной грудью сладкий аромат сочного фрукта. — Интересно, чем она подкармливает дерево? — Беличьим навозом. — Буркнул Двалин и послал лошадь вперед, ближе к вороному Торина. — Как дети, даже хуже! И тут происходит нечто совершенно неожиданное. Стая маленьких птиц буквально догоняет отряд, кружа и пронзительно пересвистываясь над их головами. Они то взлетали выше к кроне деревьев, то опускались почти до гривы коней, и гномам пришлось резко дернуть поводья и остановиться в ожидании. — А вот и наш взломщик. — Гэндальф даже не думает скрывать радостной улыбки при виде идущей рысью лошади, на которой гордо восседала молодая девушка в темно-зеленом плаще. — Твои разведчики сумели взять след? — Гром справился бы лучше, но его пришлось оставить у одного хоббита в Шире. — Брехта приветственно кивает отряду после чего достает из кармана горбушку хлеба и крошит ее птицам в траву. — Но и эти малыши не подвели. — С чего вдруг вы изменили свое решение, госпожа взломщик? От язвительных интонаций в голосе Торина может зачахнуть даже листва летом, но травница на это лишь пожимает плечами и отдает ему подписанный контракт. — По договору мне обещана часть сокровищ. А лишних денег, как известно, не бывает. Двалин на это цедит что-то про людскую алчность, однако его не слушает никто, даже Торин. Король под Горой внимательно наблюдает за каждым движением девушки, которая тоже смотрела на него, глаза в глаза, и в этом взоре читался вызов. — Если вы закончили кормить зверушек, то нам стоит продолжить путь. Если, конечно, вы не планируете призвать еще какую-нибудь живность, чтобы та указала нам более короткую дорогу. — Они вам не компас, любезнейший. А дорогу, я полагаю, вы знаете лучше. Фили и Кили в ожидании устремили взгляды на дядю, ожидая его колкого ответа, однако мужчина, обычно не терпящий от незнакомцев непочтительности, только чмокнул губами и конь послушно поцокал дальше, а следом и весь отряд.

***

Дорога была длинной и немного утомительной. Вороной Брехты, упрямый и норовистый конь, которого она умыкнула из стойла у одной кормчы, соглашался ехать дальше только при условии поступающего с определенной регулярностью лакомства, ласковых увещиваний и исключительно почтительного обращения, а если тракт становился менее пригодным для его благородных копыт, то и вовсе мог показать норов и двигался вперед очень неохотно. — Сдается мне, кобыла под стать наезднице. — Шутит Двалин, подмигнув Торину, однако тот отвечает лишь сдержанной улыбкой, глядя на то, как девушка, уперев руки в боки, буквально отчитывает вороного за очередную демонстрацию гонора посреди дороги. Дубощит не доверяет этой человеческой женщине и не испытывает к ней особой приязни. Он присматривается к ней, к этой воровке из лесной глуши, силясь отыскать в ней лишнюю червоточину, но порой в ее взгляде или улыбке мелькает что-то такое, что знакомо до боли. Печаль ли это, тоска или обида, а может гордый нрав, испытавший на себе всю суровость этого мира? Торин не знает. Зато знает, что ему определенно нравится голос новой спутницы и не возражает, когда она начинает петь коню, дабы его успокоить, когда тот вдруг встал на дыбы и хотел было скинуть ее с седла. К удивлению всех членов отряда, кроме разве что Гэндальфа, животное вмиг расслабилось и продолжило путь дальше без каких-либо демонстраций вздорного нрава, что не могло не заинтересовать Торина. — Девица умеет ворожить? — Кхм, ее талант коммуницировать со зверями вряд ли можно назвать ворожбой, хотя нечто волшебное в том воистину есть. Они понимают ее, идут на зов ее голоса. Сие есть вещь необъяснимая, однако, смею заметить, весьма полезная. — Может она и людей так обчищала? Споет им что-нибудь и руку в карман. Гэндальф бросает недовольный взгляд на Двалина, но ничего не отвечает. В конце концов, время само покажет, кто чего стоит, особенно в таком приключении, которое им предстоит пережить. — Скоро стемнеет. — Торин оборачивается к отряду и дает знак рукой остановиться. — Привал. Тут недалеко есть река. Кто пойдет за водой? — Я схожу. — Подъезжает к нему Брехта, ласково поглаживая коня по густой гриве. — Заодно наберу кое-каких трав. — Травить нас собрались, госпожа взломщик? — Торин ожидает ответной реакции, но получает лишь вопросительно вскинутую бровь и ничего больше. — Двалин, сходи с ней. — Дядя, мы можем сходить вместо… — Нет, не можете. Если я сказал, что идет Двалин, значит идет Двалин. Торин чувствует на себе напряженный взгляд Брехты и даже чувствует кожей ее недовольство. Он подходит к другу и, притянув его за локоть шепчет: — Глаз с нее не спускай.

***

Двалин мало что смыслил в знахарстве и еще меньше в растениеводстве. Его куда больше интересовало ратное дело, ковка оружия и работа с металлом, нежели копание в почве любого сорта, однако даже он с нескрываемым интересом наблюдал, как новый член отряда, стоя по колено в реке, собирала ряску, аккуратно складывая ее в небольшой мешочек на поясе. Берег реки в некоторых местах был немного болотистым и топким, а потому там прекрасно себя чувствовал рогоз, иначе называемый качалкой. Многие путники знали, что там, где он растет, вода чистая и ее можно употреблять для питья, но девушка и ее собирала в другой мешок, даже внимания не обращая на гнома. — Где твоя семья? Брехта на секунду замирает, обратив взор к нежно-розовому вечернему небу, что купалось в последних лучах заходящего солнца, и Двалину кажется, что она вовсе не собирается отвечать, но когда ее голос зазвучал вновь, в нем звучала ничем не прикрытая печаль. — Моя семья покинула меня давно. Слишком давно, чтобы быть правдой. Хотя, не буду врать, в этой жизни у меня еще остались родственники, если их вообще можно так назвать. — Родня либо есть, либо ее нет. Иного не дано. — Не любите полумер, господин гном? — Брехта одаряет Двалина своей фирменной кривой ухмылочкой, медленно выходя из реки, словно сами воды держали ее там, опутывая незримыми нитями ноги. — Я тоже. Поэтому не считаю, что тех, кто не вспомнил обо мне после смерти родителей ни разу за все мои года, можно назвать родней. А теперь нам нужно набрать воды во фляги и напоить лошадей. Мне еще травы сушить…