Белоснежка. Невольное путешествие

Как часто мы возвращаемся мыслями в прошлое? Как часто мы сожалеем о содеянном, будучи уже не в силах что-либо изменить? Наши воспоминания пожирают нас, мешают двигаться вперед. Ровным счетом как и секреты. У Брехты было немало тайн, что лежали мертвым грузом на ее сердце. Она помнила жизнь на улице, те ужасные годы полные воровства, обмана и страха, преследовавшего ее даже ночами. Она помнила липкие пальцы пьяного мельника, у которого она в один дождливый день просила ночлега, помнила его зловонное дыхание у своего лица и тяжелую мужскую руку, следы от пальцев которой казалось до сих пор горели огнем на щеке девушки. Она ничего не забыла. Но теперь ей выпал шанс на лучшую жизнь, шанс вернуть себе положение, совершить акт возмездия за все поломанные годы, за испорченную юность, и она воспользуется этим шансом, чего бы это ни стоило. Горячая вода разморила, понемногу стало клонить в сон. Брехта аккуратно вылезает из бадьи и едва успевает взять в руки простыню да кое-как в нее обернуться, как в комнату, без стука, приглашения или иных форм вежливости, влетает сам Торин Дубощит. — Я требую объяснений! Следом за Торином вбегает Балин, очевидно пытающийся удержать своего короля от столь вопиюще вульгарного поступка, но тот был подобен быку, что завидел красную тряпку. Его ноздри трепетали от праведного гнева, глаза горели не менее праведным огнем, а губы были плотно сжаты в узкую линию, и даже вся конфузность ситуации не заставила его, подобно другому гному, прикрыть глаза рукой или хотя бы потупить взор. — Каких таких объяснений и с чего вдруг? — Вспыхивает Брехта, плотнее заворачиваясь в простыню и гордо вскинув упрямый подбородок. — Вы вообще знакомы хотя бы немного с нормами хорошего тона? — Не тебе учить меня хорошему тону! Воровка, к тому же еще и лгунья, за поимку которой назначена награда, как за особо опасную преступницу! Торин швыряет на пол листовку, что все это время сжимал в стальных тисках, и Брехта безошибочно узнает на ней собственное лицо. — Ну? Я слушаю. Девушка слышала в коридоре чье-то недовольное сопение и приглушенные голоса, один из которых точно принадлежал волшебнику, но никто не явился ей на помощь. Не было того избавителя, который мог бы сейчас спасти ее от ответа и той истории, которую она была вынуждена поведать. Это было ее прошлое, Дубощит не имел никакого права заставлять ее выворачивать душу наизнанку, требовать того, что превышало контракт. Так думала Брехта и в том была уверена. Будто читая ее мысли, Торин закрывает за собой дверь, выдворив в коридор прожигающего его насквозь недовольным взглядом Балина, и садится на ближайший табурет, выжидательно глядя на травницу. — Я не могу взять в поход того, кому не доверяю. Я изначально был против этой безрассудной затеи, но теперь эта затея еще и опасная. Потому если ты не расскажешь всю правду, можешь возвращаться обратно в свой лес. У Брехты взгляд уже даже не злой или встревоженный, а усталый, отрешенный и тусклый. Она отстраненно смотрит на листовку, что тонула в небольшой мыльной лужице, разлитой у бадьи, наблюдает, как вода размывала очертания ее портрета, такого далекого, но такого родного, и на лице девушки появляется привычная грустная улыбка. — Моя история, господин Дубощит, чуть менее интересна, чем повесть о ежедневных заботах фермера на своей земле. У меня нет рода, нет семьи, нет друзей. Я нищенка, гонимая с постоялого двора за неуплату жилища. Я воровка, лезущая за чужим добром в карман, чтобы на всю горсть золотых, что удалось умыкнуть из толстого кошелька богача, заказать самый роскошный обед в какой-нибудь корчме и проиграть остатки денег в карты со скупщиками краденого. Я кто угодно, но точно не убийца и не предательница. Резона не доверять мне у вас нет, я подписала договор. Бесприданница сидит рядом с камином, где тихонько потрескивали дрова, объятые огненными всполохами, и даже не замечает, какими глазами на нее смотрит Торин. Он любуется тем, как теплое пламя ласкает ее мокрую кожу, по которой то и дело сбегали тоненькие ручейки, капающие с влажных волос, что слегка завились от воды и блестели ярко в свете камина, казавшись мягче любого шелка. Он невольно скользит взглядом по стройным ногам, тонким ключицам и небольшим холмикам груди, скрытым под простыней, и по телу мужчины пробегает волна приятного жара. Брехта будто замечает неладное, внезапно возникшая пауза волнует, и она наконец поднимает взгляд на Торина, ожидая волны гнева от обычно весьма характерного Короля под Горой, а его крепко сжатые кулаки ошибочно приняла за как раз-таки проявление того самого ожидаемого раздражения. — Если, тем не менее, мне нет доверия, я готова уйти… — В этом нет необходимости. — Резко кидает Дубощит, поднимаясь с табурета. — Я услышал не совсем то, что ожидал, но этого вполне достаточно. Пока что. Брехта видит, что гном избегает смотреть на нее, полагая, будто то есть проявление презрения и отвращения к ее персоне после услышанного покаяния, а потому весьма удивляется, когда Торин, дойдя до двери, все же оборачивается и, глядя прямо девушке в глаза, говорит: — Поговаривают, будто в каждом из нас живут два волка. То, каким ты становишься, добрым или злым, зависит от того, какого волка кормишь. Я в эту чушь не верю. На протяжении всей жизни мы кормим обоих волков, а потому никто в абсолютной мере не может быть чист. Не мне тебя судить, однако впредь я надеюсь на большую откровенность и доверие. Желаю доброй ночи, госпожа Брехта. Торин уходит, тихонько прикрыв за собой дверь, и даже не знает, как долго ему вслед молодая травница и какой ураган чувств своими словами он поднял в ее душе.