***
— Мы видели чародея. Моложавая женщина будто бы неохотно отрывается от созерцания себя в зеркале, лишь слегка повернув голову к подошедшему слуге, преклонившему колено у входа в покои. — Вы уверены? — Да, миледи, как и показало зеркало — старик в остроконечной шляпе. Он был здесь несколько ночей назад, выискивал что-то, а в руке у него была бумага о розыске вашей падчерицы. Женщина недовольно кривится, ударив кулаком по ладони, и какое-то время тишину, воцарившуюся в зале, нарушает только стук каблучков по дощатому полу. Слуга, казалось, припадает еще ниже к земле, уж вовсе не глядя на госпожу, чьи глаза буквально метали молнии от переполняющей изнутри злости, и незаметно отползает ближе к выходу, зная неуравновешенный в порыве ярости нрав своей хозяйки. — Даже если ему удалось выведать, что именно я плачу за ее голову, сути это не меняет, Брехта ничего не сможет сделать, лишь скрываться, как крыса в норе, что, собственно, она и делала столь долгое время. А вот если она поспешит к родственнице, все может пойти прахом. — Женщина замирает, задумчиво закусив губу, и ее взгляд падает на миску с яблоками, красными и сочными, как всегда любила… Брехта. — Как только мой верный мальчик явится обратно, незамедлительно вели ему спешить ко мне в башню — там и сам меня ищи в случае нужды. — В башне, миледи? — Именно, мой золотой. Мне не нужны наемники, чтобы избавиться от этой девки, я и сама сотру ее с лица земли. Слуга уходит, а женщина берет в руки самое наливное яблоко, подбрасывая его на ладони, и на губах у нее играет злобная, но безумно довольная улыбка.Часть 10
27 апреля 2021 г. в 20:48
После того опасного для жизни проишествия, что приключилось с героями, едва не угодившим в лапы троллям несколько ночей назад, между главой отряда и его взломщицей возникло если не взаимное притяжение, то во всяком случае доверительное отношение друг к другу. Торин, в силу характера не терпящего каких-либо ассоциаций себя любимого с сентиментальными проявлениями симпатии, старался не выказывать своего расположения напрямую, но каждый гном заметил, насколько разительно отличалось его поведение по отношению к спутнице от того недоброжелательного настроя, который он демонстрировал ей изначально. Выяснив, что девушка умеет метать ножи и делает это весьма недурственно, Король под Горой будто бы невзначай предложил ей усовершенствовать мастерство, во время каждой стоянки проводя в упражнениях с молодой особой много времени, до самого отбоя ко сну. Брехта в свою очередь силилась объяснить мужчине свойства некоторых трав, которые носила в седельной сумке и на поясе в мешочке, но сколько бы она не распиналась перед горе-учеником, тот категорически отказывался запоминать более посильного, скрывая, что на самом-то деле кое-какие растения давно ему известны, но признание означало бы сокращение времени проведенного с травницей, что шло в разрез с интересами Дубощита. Он подолгу рассматривал девушку, сравнивая ее с женщинами своей расы, порой оценивающе, порой воистину очарованно, подолгу вел с ней в дороге разговоры о делах насущных, но всякий раз, как обоим предоставлялась возможность открыться и явить свое прошлое друг другу, они либо переводили тему, либо замыкались, что, разумеется, не способствовало открытости диалога и сближению напрямую. Так, Брехта не соизволила поведать, что именно сообщил ей волшебник, вернувшись после недолгой отлучки, а Торин не ценил заинтересованности Лесной Девы, как лекарку уже официально прозвали в отряде, в сокровищах, спрятанных в недрах горы, полагая, что излишний интерес особы к его богатствам не сулит ничего хорошего, ведь она так и не знала ничего про главное достояние его народа, которое стоило куда больше, чем все королевства на свете. Еще больше настораживало внезапно появившееся стремление девушки найти более короткий путь и тем самым сократить время, поскольку ранее подобного рвения в ней не наблюдалось, а с недавних пор Брехта более чем спешила скорее попасть в Озерный город, что было невозможно, ибо отряд и без того шел самой короткой дорогой из возможных.
Очередная стоянка, в не слишком дружелюбном на первый взгляд месте, началась с того, что Фили растянул спину, снимая поклажу с лошади, и это вызвало среди закаленных тяжелым физическим трудом и жизненными невзгодами гномов лишь смешки и подначки, ведь племянник Торина был прямым наследником его титула и владений, а это накладывало определенные обязательства, соответствие требованиям, среди которых выдержка и сила были на первом месте. Тот факт, что молодой гном еще после битвы с троллями испытывал болевые ощущения в районе поясницы мало кого заботило, да и не жаловался наследник престола на физическое недомогание, зная, что может подвергнуться насмешкам за немощь столь несвойственную стойкой и не склонной к разного рода заболеваниям расе. Но Брехта категоричностью гномов не обладала и предложила свои услуги, достав из седельной сумки баночку с мазью, взятую с собой как раз на случай подобного неудобства.
Массаж спины, произведенный рядом с костром да еще и при свете луны, показался всем членам отряда процессом столь интимным, что многие отчего-то поспешили удалиться и отвернуться, за исключением, разумеется, Кили, который был вероятно единственным гномом среди прочих, кто отнесся к увиденному с абсолютной непринужденностью. Оин пробурчал что-то про нынешнюю молодежь, сказав это столь, как ему показалось, тихо, что услышал бы даже глухой, припомнив недостойное гномов и принцев поведение братьев еще до похода, на что те лишь легонько рассмеялись, продолжив рассказывать Брехте про свои приключения на больших трактах. Травница же, с учетом своего опыта трудовой деятельности, и вовсе не понимала, отчего ставший с ней любезным Торин смотрит на нее гневным, испепеляющим взором, стоя неподалеку и наблюдая за происходящим лечебным процессом.
Вдруг послышался какой-то шум, отдаленно напоминающий карканье воронья и вой волков одновременно, и девушка напряглась, вся обратившись в слух.
— Что это?
— Орки. — Пробормотал Фили, лежа лицом на кафтане и полностью разнежившись от умелых прикосновений женских рук к своей спине. — Их в долине целые дюжины.
— Орки? — Недоуменно вскинула брови Брехта, скривив губы. — Кто это?
— Убийцы. — Кили нагнулся чуть ближе к травнице, понизил голос для большей убедительности и даже грозно свел брови к переносице. — Как ты могла о них не слышать? Они нападают ранним утром, быстро и тихо, без криков — только реки крови!
Изумление и толика испуга мигом отразились на лице девушки, не ожидавшей такой вести, и, глядя на столь растерянную спутницу, молодые гномы не смогли сдержать смешков, на что Брехта, как и стоило ожидать, весьма оскорбилась. Но вдруг в разговор вмешался Торин, что слышал каждое слово, и его ледяной громоподобный голос был страшнее любых рассказов про орков.
— Дураки! Думаете, это смешно? По вашему, ночные набеги орков — это шутка? Вы всего лишь дети, ничего не знающие о мире!
Фили и Кили тотчас замолкли, и тяжелое молчание повисло в воздухе. Самую сильную неловкость отчего-то испытывала именно Брехта и, споро закончив массаж, поспешила удалиться к реке дабы искупаться перед сном, а главное — избежать проникающего буквально под кожу взгляда Торина, от которого ей было и жарко, и не по себе одновременно.
Она спустилась к реке осторожно, периодически оглядываясь по сторонам, но даже с ее аккуратностью и бдительностью, она не заметила приближения к ней одинокой фигуры с остроконечной шляпой на голове, ореол клубящегося дамы от трубки которого неустанно следовал за странствующим волшебником.
— Насколько я смею предполагать, ваше общение с Торином Дубощитом слегка перешло грань, оговоренную в контракте.
Брехта не любила разговоры о своей личной жизни и на данный момент вообще не считала, что происходило нечто стоящее обсуждений, а потому лишь повела плечами, продолжая сосредоточенно смывать мазь с рук.
— Ты должна знать, что у него не простой характер, и то, что заинтересовало этого смелого, вне всякий сомнений, достойного гнома, по его мнению, должно пренадлежать лишь ему одному, а твой нрав, жаждущий свободы и независимости, вряд ли идеально подойдет такому храброму, но своенравному мужу, как он.
— Да с чего вдруг такие толки? — Взъерепенилась девушка, резко вскочив на ноги. — С чего друг ты решил, что между нами может быть хоть что-то заслуживающее внимания?
— Воля твоя считать, будто ваше общение и совместное времяпровождение лишь дружеская, а может светская беседа, однако ж мое дело тебя предупредить — Торин Дубощит не является глупеньким сыном богатого купца, которого можно расположить к себе с целью завладевания его имуществом. Он не простит предательства, а для него это понятие имеет множество значений.
— А я и не считаю Торина сынком богатого купца! И я не собираюсь его обманывать!
Гэндальф усмехается, сидя на камне и покуривая любимую трубку, и лукавая улыбка на его губах заставляет девушку невольно покраснеть.
— Значит, господин Дубощит уже успел завоевать определенное место в твоем сердце, раз ты выделяешь его средь прочих?
— О, стоило догадаться, к чему ты клонишь! Нет, я не влюблена, но и отрицать, что мне симпатичен этот мужчина не буду. Тебе ли не знать, каких витязей я встречала на своем пути…
— Верно. — Медленно кивает волшебник, внимательно глядя на Брехту из-под кустистых бровей. — Но и об этом витязе ты знаешь мало.
— Что именно я должна знать? — Брехта устало садится рядом с Гэндальфом на соседний валун, и в ее глазах не меньше сосредоточенности, чем у великого мага. — Расскажи мне что-нибудь про его прошлое, ибо он о том отказывается мне поведать.
И волшебник рассказывает о великой битве, где пали лучшие войны, о кровавой сечи, во время которой король Трор попытался отвоевать королевство гномов, Морию, и выступил со своим войском против самого Азога Осквернителя, но пал смертью героя на глазах у сына и внука. Он поведал, как молодой принц бился в одиночку с чудовищным противником и, лишившись оружия, защищался дубовой ветвью словно щитом, явив своей отвагой и несокрушимостью духа пример остальным воинам, сплотив их и придав сил для решающего удара. Брехта слушала затаив дыхание, и ее глаза горели воистину детским восторгом, представляя в своем воображении того прославленного героя, который, как оказалось, был к ней действительно неравнодушен. Но на том Гэндальф не закончил свой рассказ. Он нахмурил чело, придвинувшись ближе к девушке, и сказал то, что потом преследовало травницу вплоть до рассвета.
— Однако имеется в герое том недостаток, который словно скверна разъедает его душу — любовь к золоту. От этой болезни сгинули многие, и боюсь, что Торина поразит тот же недуг, когда он войдет в гору. А потому, дитя мое, я очень надеюсь, что твое мужество и стойкость, а также приятные мне душевные качества благотворно подействуют на него и не дадут славному мужу пасть перед слабостью его рода.
— Я не могу обещать, что смогу повлиять…
— Тебе и не нужно. Все произойдет само собой, если тому суждено будет случиться. Торин — отважный герой, но порой даже самым великим из нас требуется чья-то поддержка и добрый совет, не так ли?
А потом Гэндальф уходит, напоследок одарив Брехту своей излюбленной лукавой улыбкой и оставив одну с мыслями о прошлом и будущем, что терзали девушку куда сильнее, нежели когда-либо.