Торин в бешестве ходил по холлу взад-назад, точно загнанный зверь, и его глаза метали молнии, от которых каждому члену отряда становилось не по себе. Нет, они не боялись своего короля, скорее они боялись
за него. У Дубощита трепещат ноздри, когда он велит укрепить вход в Гору, и меньше всего на свете он похож на того смелого воина, который вел свой народ все это время. Подозрительным взором глядя исподлобья на собравшихся, коих в глубине души все еще подозревал в краже Аркенстона, потомок Дурина полностью был сосредоточен на новой проблеме — люди из Озерного Города, требующие свою часть сокровищ гномов, которую те им пообещали за помощь в походе. Торин был взбешен, полон неописуемой ярости, когда узнал, что целая армия явилась в Дейл, дабы взыскать свое.
— Сделку? И этот грабеж вы называете сделкой?
Гномы невольно содрагаются, когда Король под Горой беседует с Бардом, теперь уже не рыбаком, а лучником, ведь меньше всего им хотелось вступать в сражение, едва вернув свое наследие, тем более после угрозы дракона.
Брехта понимала обоснованность претензий людей, поскольку сама была тем, кто уверял народ в благородности гнома и его намерений, и ей было неприятно видеть, как тот заперся от всего мира, становясь все более злым и недоверчивым.
— Мы обещали свое наследство не по доброй воле, уж тебе ли о том не знать! Что вы нам дали? Одеяла и еду? Свободу, которую хотели у нас отнять?
В какой-то степени Торин был прав, и знахарка осознавала это. Впусти он этих распаленных потерями и горем людей в королевство, неизвестно чем все может закончиться, однако война, а это были самые что ни на есть первые звоночки перед грядущей осадой, никак не могла уложиться в голове девушки. И все из-за горстки золота…
— Но их большинство. — Мягко говорит Брехта, когда сидит вечером с отрядом за весьма скудной трапезой, поглощая остатки привезенного провианта. — Неужели вы считаете, что есть шансы устрашить их одним грозным видом?
— А ты полагаешь, что мы такие простаки?
Девушка резко поворачивает голову и встречается с ледяным взором глаз Дубощита.
— Нельзя недооценивать гномов. Эребор наш, и я не позволю каким-то рыбакам да эльфам отобрать его у нас!
С того момента настроение у травницы стало хуже некуда. Она не желала чьей-то пролитой крови и свое положение находила мягко говоря удручающим. Будучи преданной отряду, готовая идти с ним до конца, она все же хотела разрешить конфликт без кровопролития, однако не представляла как. Брехта видела лично, как Торин посылал ворона к своему кузену, дабы тот прислал помощь, а значит не за горами то время, когда подножье Горы окропит чья-то кровь. Она идет мимо его покоев, когда слышит приглушенный голос гнома, а в ответ ему вторило воронье карканье.
— Роак, сын Карка, ты сослужил мне хорошую службу, и о том я не забуду. Попрошу я еще об одной услуге, — Торин понижает голос, глядя птице прямо в глаза, — приноси нам известия о тех, кто будет приближаться к Горе. И о тех, кто покинет ее в тайне от меня.
Девушка делает еще шаг, но неудачно ставит ногу, оступается и уже успевшая затихнуть боль в ноге отдает с новой силой. Сдавленно зашипев, она облокачивается спиной о стену, спешно растирая колено. Надо бы уходить, пока Торин не вышел да не заметил ее, с учетом его подозрительности решив, будто его же взломщица шпионит за ним, но он выходит как раз в тот момент, когда она обхватывает колено обеими руками, опасаясь сделать новый шаг.
— Ты в порядке?
Голос Дубощита впервые за последние дни обеспокоенный и мягкий, а во взгляде читается тревога и волнение. Он подходит к Брехта, присев рядом с ней на корточки, и касается ее колена.
— Да нормально все. Как-то неровно ступила просто.
— Балин говорил, что твоя нога все еще припухшая. — Мужчина надавливает на самое болезненное место, которое было слегка отекшим, и недовольно хмурит брови, когда девушка сдавленно шипит. — Тебе нужен покой.
— Я так в изваяние превращусь! — Во взгляде Брехты читается легкое раздражение, поскольку превращаться в кисейную барышню для нее являлось чем-то вроде проклятия, и даже боль в ноге не была помехой для движения. — Я как-то со сломанным ребром половину дня шла через бурелом, и ничего, жива же. А тут всего лишь колено.
— То было и прошло. Теперь ты моя женщина, и я не позволю ей играть в солдатика.
Воровке, знавшей голод и холод, страх и опасность, такие разговоры пришлись не по душе. Как женщине, ей были приятны переживания Торина, но как человеку с сильным характером — совершенно наоборот.
— Тогда тебе придется положить меня в саркофаг и замуровать заживо, поскольку я не собираюсь по доброй воле становится тем, кем не являюсь. — Голос девушки сочился обидой, и она, игнорируя полыхающий взгляд Дубощита, собирается уходить. — Не думала я, что ты считаешь меня слабой, трусливой…
Она не ожидает, что ее бесцеремонно схватят за локоть и развернут лицом к себе, еще больше ее удивляет поцелуй, последовавший следом. Перемены в настроении и желаниях Торина были такими резкими и разительными, и все чаще в нем просыпался непримиримый с инакомыслием и дерзким поведением гном, которого травница весьма умело выводила из себя и раньше. Однако в этом мужчине стало больше жесткости, угрозы и даже воинственной ярости, а потому поцелуй вышел по-животному страстный, пылкий, до дрожи в коленях. Торин подхватывает ее на руки и несет в свои покои, усадив на широкий стол у окна, стараясь не травмировать ее колено даже в такой момент, когда разум помутнился от вспыхнувшей злости и страсти.
— У меня есть кое-что для тебя. — Он отходит к какому-то сундуку, открывает крышку и являет то, что припас для девушки в качестве подарка. — Эта кольчуга из серебряной стали — мифрил. Так ее именовали мои предки. Она защитит тебя от вражеского клинка и стрелы.
— Значит, саркофаг отменяется? — Шутливо спрашивает Брехта, принимая дар. Ее глаза блестят от ослепительной красоты кольчуги, ее великолепного плетения и того яркого света, что она излучала. — Как красиво…
— Я не отказываюсь от своих слов. Моя женщина не будет рисковать своей жизнью на войне. — Торин подходит к ней ближе, и их лбы соприкасаются. — Я хочу, чтобы ты ждала меня с битвы, а не оставила меня в ней.
Девушка хотела было спросить, почему бы не избежать хотя бы одной битвы, но рисковать не стала. Ей не хотелось вновь злить мужчину, который и без того легко выходил из себя.
— Примеришь?
Брехта криво усмехается, заметив лукавые огоньки в глазах гнома, и легонько спрыгивает со стола, перенеся вес на здоровую ногу — вновь оказаться прикованной к кровати ей совершенно не хотелось.
— Как пожелаете, Ваше Величество.
***
«
Вороны принесли новость, что Дейн с пятью сотнями гномов вышел из Железных Холмов и дня через два будет в Дейле.
— Боюсь, им не подойти к Горе незамеченными, — закончил Роак. — Как бы не завязался бой в долине. Не нравится мне это. Народ они, конечно, решительный, но едва ли им под силу справиться с войском, которое вас осаждает. А если и справятся, то что ожидает вас? По пятам за ними идут зима и снег. Чем вы будете кормиться без поддержки и расположения соседей? Дракона не стало, но как бы сокровища не принесли вам смерть!
Но вразумить Торина было невозможно.
— Зима и мороз пощиплют людей и эльфов тоже, — возразил он. — Они, может быть, не вынесут жизни в необитаемом крае. Как навалятся на них мои родственники и нажмет зима — так они поневоле заговорят по-другому».
***
Голос, твердивший о предательстве, стучал в голове взломщицы как барабаны. Полная угрызениями совести, Брехта идет на стену, с нерешительностью глядя вдаль, где расползалась темнота. Сон, который пришел к ней накануне, был ярче любого знамения, и не оставалось сомнений, что то было дело рук Гэндальфа.
«
Шатер. Горит огонь. Люди о чем-то тревожно шепчутся, эльфы точат клинки. Переговоры не прошли удачно, готовится атака на рассвете. Седовласый старец, стоящий в центре, тщетно пытается урезонить двух мужчин, что собираются идти в бой. В бой за камни и монеты.
— Если он нашел Аркенстон, то боюсь мы опоздали. Камень Короля является высшим символом власти, коим Торин весьма дорожит. Он не пойдет на уступки, полагая, что все остальные ниже его даже по статусу.
Война. Кровь. Вороны…»
Аркенстон. Камень, что воровка прятала в стене своей комнаты, завернув в одну из тряпок, которыми перематывала колено. Вот то, что может заставить Торина передумать.
Брехта обнялась перед сном с каждым членом отряда, будто прощалась навсегда. Когда очередь дошла до Бофура, тот взглянул на нее как-то хитро, сощурив глаза, но ничего не сказал. Наверное, решил, что она сбегает из-за страха за свою жизнь. В его добрых глазах не было даже разочарования.
— Если бы все было так просто. — Шепчет девушка и скидывает привязанную к стене веревку за стену. Сползая аккуратно, чтобы не повредить ногу, взломщица твердит только одно — она делает это только во имя блага. — Только бы
он меня понял…
