***
Торин слышит знакомое карканье еще до того, как иссиня-черный ворон садится на стену, умными глазами взирая на Короля под Горой. Он садится к нему на руку, даже позволяет себя погладить, но потом вновь упархивает на каменную кладку, понимая, что реакция гнома на дурные вести может быть любой. — Приветствую тебя, Роак, сын Карка. Что нового ты узнал за это время? — Гору покинула твоя женщина. В лагерь к эльфам и людям держала путь и там, среди шатров, скрылась. На какое-то время Дубощит просто молча смотрит на птицу, не веря собственным ушам. Какой вздор! Брехта не могла так поступить! Или же могла? — Не может быть! Ты ошибся! — Ты велел доклыдвать о каждом, кто приближается к Горе и кто ее покидает. Вот слово мое и это есть правда. Торин отшатывается от ворона, злобно сверкнув глазами, и его лицо искажаются в дикой гримасе. Он не говорит ему ни слова, резко разворачивается на каблуках сапог и уходит, с бешеным взглядом направляясь в покои девушки. Буквально вышибив двери с петель, гном заходит внутрь спальни, а там…пусто. Он проходит дальше, достигает письменного стола, на который совсем недавно сажал Брехту, покрывая поцелуями, и со звериной мощью опрокидывает его, отшвырнув почти к противоположной стене. — Никогда, — цедит через зубы мужчина, прикрыв полне разочарования и досады глаза, — никогда не быть тебе прощенной. А увижу, сам пущу в тебя стрелу.***
«Сокровище моего отца, Аркенстон, дороже целой реки золота, а для меня он и вовсе не имеет цены. Из всего богатства именно его я предназначаю для себя, как символ моей власти, и жестоко отомщу всякому, кто найдет его и утаит». Брехта прокручивает эту фразу Торина в своей голове и к окончанию переговоров в шатре короля эльфов ей совсем становится дурно. Она мечется между правильностью и неправильностью своего поступка, угрызениями совести и логическими доводами, чувством долга и просто сердечными порывами, пока наконец не выходит из шатра, держа курс сама не зная куда. — Неужели ты намерена вернуться в Гору, где тебя не услышит даже самое понимающее сердце? Брехта оборачивается, понурив плечи, и смотрит Гэндальфу прямо в глаза. — Я не знаю, куда мне возвращаться. Я должна была совершить правильный поступок, а на душе у меня гадко и просто мерзко. — Девушка кривит губы, отвернувшись. — Не надо мне было во все это влезать. Сидела бы в своем домике в лесу и проблем не знала. — Не позволяй слабости взять над собой верх. Твой дух крепок и решения верны, однако ты должна понимать, что порой ради великой цели приходится приносить жертвы. — Великой цели? Надеюсь, ты не о всемирных проблемах сейчас говоришь, потому что они как раз меня волнуют меньше всего. Голос Брехты такой же резкий, как когда-то в ее лачуге, когда волшебник только пришел уговаривать ее отправиться в поход. Гэндальф недовольно хмурит брови, глядя на озлобленную будто на весь белый свет девушку, но та даже бровью не ведет, спокойно выдерживая чужой взгляд из-под бровей. — Твой характер не менее норовистый, чем его, признаю. — Волшебник подходит к травнице ближе, глядя все также хмуро. — Я должен предупредить тебя, что в случае избежания войны с эльфами и людьми гномов, да и всех остальных, может ожидать битва не менее кровопролитная, нежели грозит сейчас. И ты не должна, как бы мужество не было в тебе сильно, ввязываться в эту войну, поскольку ты не будешь в силах остановить неизбежное. Так или иначе, спасти всех ты не сможешь. — А зачем вообще тогда я здесь? — Огрызается Брехта, совершенно потеряв чувство меры. В ней уже не было воспитанной леди из древнего рода, лишь грубая уличная воровка, которой девушка дала свободу. — Я ничего не могу изменить и никого не могу спасти. Даже тетю и то… — Взломщица гномов замолкает, закусив губу. В ее глазах блестят предательские слезы, которым она, призвав на помощь всю выдержку, не дает пролиться. — За тобой следует та, чье имя ты, верно, уже позабыла. Она прибыла за тобой в Озерный Город и я уверен, что ей удалось избежать пламени Смауга. Голос Гэндальфа будто бы отстраненный и ледяной, но на стоящую перед ним Брехту волшебник все же смотрит с сочувствием во взгляде. Глупое, заблудшее дитя, которое не знает, по какому пути следовать, путаясь между голосом разума и зовом сердца. Тем не менее, когда девушка заговаривает, в ее тоне нет неуверенности или страха, как и во взгляде, твердом и полном решимости, лишь предательски трясущиеся руки выдают в ней ту девочку, которая будто вновь бежит по бурелому, спасаясь от всадников, пришедших за ее жизнью. — Я никогда не забуду ее имени. Как и ее лица. Пускай попробует поймать меня и я клянусь, что сама вырежу ее поганое сердце и засуну в тот же сундук, куда она хотела запечатать мое! Брехта уходит куда-то в ночь, а Гэндальф так и продолжает смотреть ей вслед, удрученно закачав головой. Впереди их всех ждал тяжелый день.***
«Около полудня снова заколыхались знамена Леса и Озера. Приближалось двадцать человек. В начале узкой тропы они положили мечи и копья и приблизились к воротам. Гномы с удивлением увидели Бэрда и короля эльфов, впереди которых выступал сам Гэндальф. — Приветствую тебя, Торин, — произнес Бэрд. — Ты не передумал? — Мое решение не меняется оттого, что несколько раз взошло и село солнце, — ответил Торин. — Ты пришел задавать мне пустые вопросы? Я вижу, войско эльфов не отослано домой, как я велел! Ты пришел зря. Пока они тут, я отказываюсь вести переговоры. — Так, значит, не существует ничего, за что бы ты отдал часть твоего золота? — Ничего такого, что можешь предложить ты. — А что скажешь об Аркенстоне Трейна? — спросил Бэрд, и в тот же миг Гэндальф откинул крышку шкатулки и поднял вверх драгоценный камень. Камень сверкнул ярким белым блеском. От изумления у Торина отнялся язык. Долгое время все молчали. Наконец Торин заговорил, и голос его звучал хрипло от сдерживаемой злобы: — Этот камень принадлежал моему отцу, он мой. Почему я должен выкупать свою собственность? — Мы не воры, — возразил Бэрд. — То, что принадлежит тебе, мы отдадим в обмен на наше. — Как он попал к вам, я спрашиваю? — с нарастающим гневом закричал Торин». — Хоббит, или Туда и ОбратноПродолжение следует