Несколько часами ранее.
Рейнольд был недоволен и уставший. Больше всего сейчас он хотел завалиться на кровать и отдохнуть. Их план с Пенелопой провалился — Эстель в самом деле исчезла, и не просто исчезла — её похитили. Кто это сделал, им было неизвестно.
«А может всё-таки известно?» — Пока он был в пути, Рейнольд не переставал думать, не могла ли утаить от него, Пенелопа, правду.
Пока Рейнольд и Пенелопа задумывались о дальнейших действиях, ему неожиданно позвонил отец. Крайне раздражённый, он заметил необычный тембр в голосе отца, а потому решил не спорить и отправиться к нему с братом, и поскорее разобраться с возникшими проблемы.
Отец попросил его срочно прибыть в больницу. Уже от этих слов возникает в голове не самые хорошие мысли. Сколько он не расспрашивал о деталях, Юлиан перебивал его, и в итоге, отключился.
Ничего не понимающий, Рейнольд добрался по адресу. Зайдя в здание, он удивился, когда его встретила улыбчивая медсестра, и проводила его к нужному этажу и кабинету, а затем ей пришлось удалиться по своим делам.
От чего-то, Рейнольд стал очень неуверенный. Он стоял напротив двери, не решаясь постучаться. Ему ничего не хотели объяснять, пока он сам не прибудет на к месту встречи. Понятно, что разговор предназначен не для лишних ушей, и тема достаточно серьёзная, что обсуждать её по телефону будет неуместно.
Недовольно вздыхая, он стучится и открывает дверь, попутно получая разрешение войти. Его голубые глаза сразу встречается с двумя такими же, только вместо горящих очей, Рейнольд встретился взглядом с тусклыми глазами брата.
Сварливый, он проходит внутрь и с кратким приветствием, садиться около отца. Когда он удобно присел, Деррик, стоявший позади их родителя, скользнул по его фигуре не то ленивым, не то усталым взглядом.
— Итак… — растягивая слова, Рейнольд обвёл кабинет отстранённым взглядом. — Кто-то мне объяснит, что за срочность была? Кто-то умирает?
— Не груби, Рейнольд, — устало отозвался Юлиан.
Младший сын посмотрел на отца, ощущая укол вины. Лицо строгого мужчины было уставшим и осунувшимся.
Деррик фыркнул. — Отец, Рейнольд всегда груб. — Слегка агрессивно отозвался старший.
— О, так ты хочешь поссориться? — Рейнольд скептически изогнул бровь, заводясь всё сильнее.
— Прекратите оба. — Едва слышно вздохнул мужчина. — Мы здесь по важной причине, а поругаться вы можете и дома.
Рейнольд оскалился, но примолк, когда отец, до этого молчавший, обвёл из обоих недовольным взглядом. Младший был недоволен, и всё же, пришлось подчиниться — не время и не место для разборок.
— Может отец расскажет уже, что за важная причина? — Голос Деррика звучал устало.
— Пожалуй, я оставлю вас одних. — Доктор привстал и глянул на Юлиана. Тот с благодарностью посмотрел на старого друга, и напоследок кивнув Юлиану, доктор вышел, захлопнув за собой дверь.
Врач, сидевший с ними в кабинете, решил ненадолго оставить их одних; дать их отцу самому всё им объяснить, то, что произойдёт дальше, будет слишком личным для посторонних глаз. Оба взрослых были знакомы не первый день и не один год. Седовласый мужчина был не мало удивлён просьбе старого друга, когда спустя много лет, Юлиан заявился к нему с давно забытой просьбой — ДНК тест.
Доктор устало выдохнул. Оставшийся персонал расходился, кто-то мелькал, оставаясь на дежурства или приступая к ночной смене. Мужчина решил оставить старого знакомого с сыновьями на несколько минут в своём кабинете, зная, что туда без срочной необходимости никто не сунется. Ну, а кто посмеет войти в кабинет главврача?
Пусть старший Эккарт был благодарен ему за содействие и поддержку, говорить, в очередной раз, об этой теме сыновьям, ему будет нелегко. Тем более, что он расскажет им в дальнейшем.
— Итак… — вздохнул Юлиан. — Думаю, бессмысленно говорить, почему мы здесь?
— Если ещё одно подтверждение, что та ведьма не наша сестра, то смысла позвать нас сюда вообще не было, — фыркнул Рейнольд, откинувшись на спинку стула. — Это можно было сказать и дома.
— Да… ты прав — медленно начал их отец. — Если дело было только в этом, я… — мужчина прервался. Ему самому было тяжело принять то, что он узнал. Деррик знал половину правды, о которой догадывался с самого начала его младший брат, но как его сыновья в дальнейшем примут эту новость, Юлиан не стал гадать.
— Может хватит этих загадок?! Почему всё надо приукрашивать! — Младший потерял остатки своего крохотного терпение.
«Мало у меня проблем, так ещё целую драму устроили в честь этой ведьмы!»
Рейнольд невзлюбил «Ивонн» с первого её появления в их доме. Он относился к ней с подозрением и недружелюбно. В отличие от полных надежд старшего брата, младший мало верил в это чудо. Тем более, что глубокая вина грызла его от плохо обращение к Пенелопе.
Младший сын понимал в какой-то степени Деррика. Тот мучился от такой же вины. Их обоих мучила мысль «если бы я не…» Однако, прошлое мы возвратить не можем, и пытаемся встать на путь исправление в настоящем. Жаль, этот путь не всегда все принимают, и часто, он может и не помочь.
Юлиан напрягся, крик сына прошёл мимо его ушей. Он готовился, как бы преподнести эту ужасную правду своим сыновьям. Пусть даже перед этой встречей с ними, он столько раз прокручивал эту сцену, в груди, по-прежнему, что-то болезненно сжималось.
Немного подрагивающими руками, Юлиан берёт подготовленные копии документов и протягивает их сыновьям. Он был спокоен и беспристрастен, но от прыткого взора Деррика всё равно не укрылась некоторая неуверенность, с которой отдавал их им, отец.
Когда бумаги попали в руки двух братьев, оба бегло посмотрели на содержимое. Деррик не вдавался в подробности, но для табуна мурашек ему хватило и пары слов.
Рейнольд так вообще почесал затылок, не понимая ничего.
— Ну, и что это значит?
— Как… кхм, — голос деррика дрожал, молодой человек сглотнул. — Как предполагалось тобою изначально, эта девушка… не Ивонн.
— Что я и гово… — но прежде он продолжил, брат успел перебить его.
И после его слов, у Рейнольд сердце бухнулось куда-то в желудок.
— Но это девушка — наша сестра.
— Что? — недоверчиво спросил он, покосившись на встревоженного отца.
Деррик перебрал несколько листов, всё так же не веря. Он хотел точно подтвердить самому себе, что прочитанные слова, не ошибка.
— Когда я получил подтверждение в анализах, я тоже сначала не поверил. — Осевший голос отца, заставил двух сыновей посмотреть на него. Мужчина сидел, сгорбившись на стуле, он упирался локтями на колени и устало потирал виски. — Но потом я сделал ещё пару проверок, а результат был всё тот же. Эта девочка… действительно моя дочь.
— Но как?! — Рейнольд вскочил со своего место, он поражённо смотрел то на брата, то на отца. — Ты изменял маме?
— Нет, конечно нет! — воскликнул мужчина, и рукой остановил дальнейшие вопросы сына. — Я бы никогда не сделал подобного, вы оба прекрасно знаете, как я любил вашу маму и сестру, как мне было больно после их потери!
Деррик молчал, прекрасно понимая чувства отца, и согласится с ним он не мог. Пусть разница в возрасте с братом невелика, но сказывался жизненный опыт на их уме и мышлений. Некоторые вещи, Рейнольд, по силу его возраста пропустил, и не видел то, что видел своими глазами Деррик.
— Тогда я стал разбираться, — продолжил отец. Рейнольд под его взглядом, уселся обратно на стул, скрещивая недовольно руки на груди, и в нетерпеливом ожидании, стал вслушиваться. — Я копался во всех старых документах, подключал старые связи, а потом… потом я узнал, что сделала ваша мать в тот день, когда родилась Ивонн… и ваша вторая сестра.
Под кожей двух братьев закипала лава. Юлиану не нужно было продолжать, чтобы все пазлы сложились воедино, но это никак не меняло дальнейших чудовищных слов, сказанными отцом.
— Ваша мать… Эвелин… она узнала о том, что ожидает близняшек. Но одной из них диагностировали ДЦП.
— ДЦП? — Переспросил Рейнольд.
— Детский церебральный паралич — это болезнь, возникающая вследствие недоразвития или повреждения во время беременности или родов. Ваша мама узнала об этом и плохо восприняла эту новость. — Юлиан делал всё возможное, дабы сдерживать лезущую наружу боль, но он держал себя в руках. Его сыновья должны узнать правду. — Она решила, что, если в нашей семье появится ребёнок с отклонением, это плохо повлияет на нашу семью… и решила избавиться от малышки.
Договорив, Юлиан закрыл лицо руками, готовый взвыть. Эта девушка действительна была его дочь, но он не знал об этом абсолютно ничего.
Но она знала.
— Как она могла… — Рейнольд ощутил, как внутри него набежали все чувства воедино. Глаза защипало, и они наполнились горячей влагой, затуманив зрение. — Как она могла… только потому что, её вторая дочь родилась с отклонением… просто отказаться от неё… так легко. — По щекам покатились скопившиеся от переживания слёзы, он всхлипнул и быстро утёр глаза.
Рейнольд не волновался, что он расплакался будто маленький ребёнок, и даже думать о том, как он выглядит сейчас ему было конкретно плевать. Ярость текла по его венам вместе с горечью, саднящей на корне языка.
Деррик был в таком же состоянии. Его грудь сдавило боль, он не мог вымолвить ни слова. Подобно отцу, он прикрыл глаза ладонями, отказываясь на кого-то смотреть.
Деррик считал, что его использовали. Он на самом деле верил, что эта девушка — его потерянная сестричка Ивонн, которую не перестал искать вместе с отцом. Брюнет был так счастлив, когда он увидел эту девушку собственными глазами. Она улыбалась и смотрела на него прямо, как Ивонн. А потом он подслушал тот разговор в больнице, и осознал, что им просто вертели, как им было угодно — обвели вокруг пальца.
В его сердце всё меньше и меньше становилось доверия к девушке, и больше злость на самого себя. Деррик почти было окончательно смирился, что он всё-таки ошибся и эта девушка не его младшая сестра. А теперь он узнаёт, что эта девушка пусть не его маленькая Ивонн, но она всё ещё его младшая сестра.
— Отец, как ты узнал об этом? — Кое-как Деррик смог взять себя в руки и выдавить из себя вопрос. — Ведь в медицинской карте не могли об этом написать.
— Ты прав, — бледный, Юлиан отнял от своих рук лицо, не обратив внимание на влагу, покрывавшую его щёк. — Эту ценную информацию тщательно скрывали, самому бы узнать об этом заняло бы больше времени. — Взгляд голубых глаз их отца был сосредоточен на стену. — Кое-кто об этом знал, и решил щедро поделиться со мной этим подарком.
— Подарок, — выдохнул это слова Деррик, и уже сам вскочил со своего место. Он помнил того странного мужчину на празднике, и его слова молодой человек до сих пор не забывал, пытаясь разгадать их посыл.
Теперь он понял.
— Отцу хоть известно, как зовут… её? — нерешительно отозвался Рейнольд.
Юлиан оторвал несфокусированный взгляд со стены, и посмотрел на младшего сына как-то потеряно.
— Нет, об этом не написано…
я ничего не знаю. — Сказал он, после чего опустил взгляд в пол.
— Тогда чего мы тут всё ещё сидим?! Нам надо найти её и всё расспросить! — Рейнольд вскочил со стула и также быстро подскочил к отцу, поднимая того со стула.
Мужчина будто пришёл в себя от некой усталости, и придав себе более строгий вид, готов был под руку с сыном покинуть кабинет врача.
Но горький звук, исходящий от Деррика, заставил обоих Эккартов замереть у выхода из кабинета.
— Не получится.
— Это ещё почему? — Обернулся к нему обозлённый Рейнольд.
— Потому что, она исчезла.
***
Белый свет молний, едва пробивался сквозь тяжёлые бордовые шторы.
Пенелопа лежала на постели, укрытая таким же бордовым одеялом. Позади девушки лежал её страшный кошмар, обнимая одной рукой, удерживая на месте. Она недавно проснулась от громкого раската грома, и сейчас лежала, глядя в одну точку, боясь шевельнуться.
Пенелопа уже полностью пришла в себя, пусть и чувствовала себя ещё слабой и немного усталой. Ей хотелось шевельнуться, улечься поудобней и вдруг хватка на теле усилилась, и человек прижал её обнажённое тело ещё ближе к своему, такому же обнажённому.
Пенелопа ощутила внутри как сильно мужчина хочет её, и от этого она не посмела сдвинуться дальше, ведь каждое движение отдавалось внизу им обоим. Девушка услышала смешок над своим ухом, а затем горячее дыхание обдало его.
— Повернёшься ко мне?
От нового раската грома, Пенелопа вздрогнула.
— Тебя испугала гроза? — Спрашивает он, будто потешаясь над ней.
— Очень громко, — охрипшим голосом ответила девушка без каких-либо эмоций.
На грозу ей действительно было всё равно. Это просто был предлог, чтобы хоть на мгновение спрятаться от чужих жгучих прикосновений.
Она не хотела разозлить мужчину своим равнодушием, но — что было гораздо страшнее — и не хотела чувствовать что-либо вообще.
За эти пару часов, Пенелопа не считала сколько времени прошло, но для неё оно казалось вечностью, она поняла, что больше всего этот человек ненавидит в своих жертвах равнодушие. Он жаждет видеть эмоции, как можно больше чувств в их глазах, на лице, по их телу… Пусть он будет это отрицать, а вызывать в своих недругах чувства отчаяние и ужаса — он ими довольствуются, ощущая тем самым превосходства.
Поэтому, ей больше всего нельзя показывать, что ей всё равно или неприятно. Притворство это или истинность, лучше ему этого скрыть, как бы потом не навлечь на себе беду похуже. Доказательство этому грубому и жестокому отношению, сохранились на её теле.
Пусть она раньше подвергалась подобному обращению, а недавно её сводный брат точно так же, подверг её этому, заставив испытать боль и унижение, но она больше не желала становиться жертвой таких удел. От подобной безысходности, под сердцем так сильно заныло, что левое плечо свело лёгкой судорогой.
— Ты так дрожишь, — сыто заметил блондин и, наклонившись, игриво потёрся носом за искусанным белым ушком. Он слегка надавил на её плечо, и Пенелопе ничего не оставалось сделать, кроме как подчиниться. Она повернулась и встретилась взглядом с алыми глазами, смотрящие на неё хитро. — Тебе же нравится это лицо, верно, Принцесса? Так ведь, он тебя называет? — Ласково спросил Габриэль, и его рука в отражении слегка огладила напряжённое плечо девушки.
Крупная дрожь снова прошлась по телу Пенелопы, и мужчина хищно оскалился. Поцелуй — слишком резкий и острый — сразу же мазнул по губам, по шее… Она захлёбывалась в пучине чужих прикосновений и поцелуев, чувствуя всё обжигающе сильно.
— Посмотри на меня, — рыкнул он, слегка прикусив её шею.
Она дышала так рвано и быстро, что вихрящийся в горле воздух обратился в короткие стоны.
Не успевая оправиться от скольжения ладони мужчины от бедра до колена, она вздрагивала, чувствуя, что острые пальцы сразу же впивались по разным частям тела.
Пенелопа пыталась молчать, но, когда мужские пальцы умело касались чувствительных точек, жалкое тело пробилось дрожью, а та, вибрируя от живота до горла, вырвалось тихим стоном.
В комнате утех звучали развратные звуки: шорох одеял от слияния двух тел, внизу всё хлюпало от изобилия текущей спермы, хлопки бёдер друг об друга, когда мужчина уверенно входит в неё до упора. Причмокивающие поцелуи цвели засосами на шее, плечах и ключицах — самых уязвимых частях Пенелопы, от прикосновения к которым она становилась в сотню раз чувствительнее.
— Скажи это, — загнанно улыбнулся Габриэль, вбиваясь в неё долгими и мощными толчками. — Давай, говори.
— Я…
Она дышала так рвано и быстро, что вихрящийся в горле воздух обратился в короткие стоны, а горло саднило сухостью. На пробу сказав слово, она тут же поморщилась — и тут же хрипло вскрикнула от особенно сильного толчка
— Говори же!
Она знала, что он хочет услышать от неё…
— Я люблю тебя! — без какого-либо осознания выпалила Пенелопа, впившись от боли в плечи Габриэля. — Я люблю тебя!..
Ухмыльнувшись ответу, он запустил свои руки ей под поясницу, чтобы прижать к себе ещё ближе. Теперь его горячее тело, пульсируя подступающим оргазмом, опаляло кожу Пенелопы, которая едва ли не выла от боли.
Когда Габриэль начал кончать, в дверь настойчиво постучали. Этот звук донёсся до девушки, как будто бы сквозь мутную толщу воды.
Тошнота, омерзение, жар от близости чужого тела, Пенелопа часто и неглубоко задышала, пытаясь успокоиться. В голове, разбитой и туманной, раз за разом звучали угрозы мужчины, высказанные в порыве гнева.
— Не забывай, что твоя мама в моих руках. Тебе придётся быть хорошей девочкой, мы же не хотим, чтобы с твоей мамой случилось что-то плохое… — Его фальшиво-ласковая улыбка приводила в неописуемый страх.
— Что вы с ней сделали? — Боязливо Пенелопа спрашивает под ним. — Где она? — тихо спросила девушка, избегая смотреть в эти алые глаза.
— Не беспокойся, твоя мать в надёжных руках. — Он гладит её по лицу, наклоняется, оставляя на прекрасном девичьем лице, лёгкие поцелуи. — Пусть она меня ненавидит, мне незачем причинять ей вред, — его рука вдруг хватает Пенелопы за скулы, заставляя посмотреть на него. — Я уже сказал и повторять не буду: веди себя хорошо, и с твоей мамой всё будет в порядке. Она в хороших руках, за ней присматривает твой хороший знакомый… тот мальчишка.
Догадка осеняет Пенелопу.
— Неужели Эклис…
— Да-а-а, точно, он.
И пускай это были только пустые угрозы, перед чувствительным воображением девушки раз за разом проносились образы настолько живые и яркие, что всё нутро выворачивало наизнанку.
— Пенелопа? — удивлённо шепнул Габриэль, сжимая в руках дрожащее тело. — Не расстраивайся так. Мы продолжим, когда эта сумасшедшая уйдёт.
Не выходя из влажного и податливого тела Пенелопы, он подтянулся на подушках, бережно укладывая её на свою крепкую грудь. Пушистое тёплое одеяло, сбитое в ногах где-то после первого раза, тут же опустилось на них сверху, пряча лишнюю наготу от чужих глаз.
— Ну? Заходи, — рыкнул блондин, с мнимой нежностью растирая напряжённую, как струна, спину девушки.
В спальню тут же влетела девушка с мокрым от слёз, и тем не менее, выражение, исполненное неприкрытой яростью и ненавистью, лицом. Она неверующе уставилась на сцену, разыгравшуюся перед ней. Её глаза не могли оторваться от лица мужчины. Она бегло осматривала его, узнавая знакомые черты лица, прежде чем её глаза остановились на хрупком, женском теле, лежащее на мужчине.
— Так и будешь стоять молчать? Или говори, что тебе надо или уходи.
— Г… Господин… как вы могли? — затравленно начала девушка, от чьего голоса всё внутри Пенелопы перевернулось вверх дном. Пенелопа знала, что эта девушка работает на Габриэля, но чего ожидать она не могла, так это появление этой девушки именно в самый «неудачный» момент.
Габриэль, предвидевший появление Лейлы, закатил глаза.
— Кажется, я тебя предупреждал, чтобы ты не смела заявляться сюда. — грубо прервал он её.
— Как я могла не прийти, узнав, что вы здесь с ней! С этой… этой!
— Молчи, и не смей продолжать! — Резко перебил он Лейлу.
— Господин… хозяин, вы же знаете на самом деле, что я чувствую к вам! Почему вы продолжаете так поступать со мной?
Пенелопа слышит в голосе Лейлы слёзы, и девушке становится тошно.
— Я говорил тебе с самого начала, чтобы ты ни на что не надеялась, но ты упорно делала вид, что слушаешь меня, а сама… — говорит он, из его горло вырывается смешок. Он смотрит на неё поверхностно, и Лейла готова разрыдаться. — Конечно я всё знал, именно поэтому жестоко наказывал тебя, ставя на место. Ведь шавка должна знать, что, если хозяин не даёт ей знак, она должна тихо сидеть подле ног.
Пенелопа мечтала оказаться подальше отсюда, пусть не так, хотя бы одетая и не в таком позорном положение. Пенелопа зажмурилась, как вдруг она в судороге вздрогнула и спрятала своё лицо в широкой груди Габриэля, вызвав у того мечтательную ухмылку.
— Но господин…
— Уйди с глаз долой, пока я не разделался с тобой.
Девушка дрожит и не отступает. Из красивых голубых глаз потекли слёзы, но они не трогают сердце Габриэля, а производят обратный эффект.
— Не раздражай меня, — угрожающе прошипел Габриэль. Он двигается так резко и быстро, что Пенелопа успевает почувствовать тянущую боль в пояснице, которая усилилась от его действий. Пара секунд, и в руках мужчины пистолет, направленный прямо на Лейлу. — Если не хочешь получить пулю в лоб, вали отсюда.
Обе девушки знали, ему ничего не стоило не выполнить свою угрозу в действие. Лейла всхлипывает и собирается уходить. Уже на пороге, она снова оборачивается и сталкивается взглядом с Пенелопой. Лейла вкладывает в свой взгляд весь яд и презрение по отношению к Пенелопы, и уходит громко, хлопнув дверью.
— Наконец-то эта паршивка ушла, — облегченно вздыхает он. — Как же она меня уже достала. — Говорит Габриэль, и вновь обретя хорошее настроение, оборачивается к своей ненаглядной. — А теперь можем продолжить.
***
Лейла стояла под дождём. Она смотрела прямо наверх, в то самое окно комнаты, где она была пару минут назад. Девушке было всё равно на дождь, что она может заболеть, что одежда неприятно липнет к коже.
Плевать.
— Я так хотела, чтобы вы приняли меня, смотрели на меня, любили меня… — шепчет она, капли слёз смешались с каплями дождя. И лишь красные глаза выдавали её состояние. — Вы не оставили мне выбора.
