Mission for the Mandalorian

      Этот рассвет был долгим. Тара проснулась, когда бледное солнце поднималось из-за холмов и проникало сквозь открытый трап на борт Лезвия, и нашла себя на своей койке. Ребенок спал, укутанный во все маленькие одеяла. Девушка лежала на боку и видела его кроватку совсем рядом, не понимая, почему она стоит так близко.       Ответ обнаружился тут же: вздохнул сквозь беспокойный сон в ногах Тары, и она медленно повернулась, чтобы найти сгорбившуюся фигуру Дина. Он спал, сидя на койке девушки, и держал руку на кроватке ребенка.       Тара рассматривала его, не смея пошевелиться — одно ее неловкое движение разбудит мандалорца, сдернет с него всю эту иллюзорную безмятежность момента и снова заключит в панцирь из бескара и обычаев, которые необходимо соблюдать.       Обычаи, которые необходимо соблюдать. Кредо, которое он выбрал и которому следовал.       Тара осторожно коснулась губ дрожащими пальцами. Ей казалось — конечно же, это только фантазии, — будто она все еще ощущает дыхание Дина на своих губах и его родной сухой запах. Ее слезы высохли, но ощущение паники осталось — такое, которому нет названия, паника вперемешку с огромным, всепоглощающим, всеобъемлющим ее мир чувством, которое она не смела называть вслух.       Вид спящего Дина и ребенка рядом мог бы довести ее до слез снова, поэтому Тара закрыла глаза и попала в темноту, где все еще была горячая кожа Дина под ее пальцами и его осторожные, почти невесомые губы.       Провалиться бы в этот момент насовсем, с головой, пропасть в нем на несколько лет, на целую жизнь, чтобы все время застыло, чтобы планеты не двигались, а дни и недели не утекали сквозь трещины в мироздании.       Чтобы она могла вечно ощущать Дина Джарина без преград в виде бескара и мандалорских правил, чтобы Грогу был рядом в полной безопасности, чтобы они не старели, наблюдая, как растет это необыкновенный ребенок. Чтобы…       Но это была иллюзия, блажь, не имеющая право на существование.       Тара одернула себя и открыла глаза одновременно с Дином: тот выпрямился и повернул к ней голову. Она была уверена, что мандалорец смотрел на нее испуганным, растерянным взглядом. У нее была своя способность — она взращивала ее больше года и теперь могла пользоваться ей почти по наитию: видеть сквозь его шлем, знать, что он думает и как себя чувствует, даже если ни разу не видела его лица.       — Добр-тро, — промямлила девушка. Язык не слушался, губы толком не двигались, словно опухли, обожглись.       Когда это было? пару часов назад? После того, как Дин убрал свою руку от ее лица, Тара еще некоторое время сидела с зажмуренными до белых искр глазами и боялась пошевелиться. А потом — сама не поняла, как, — провалилась в очередной сон-видение.       — Нам… — захрипел Дин. Умолк, покатал на языке слова, которые почему-то не мог произнести. Тара распахнула глаза и впилась в него блестящим от зарождающихся слез взглядом. Наконец, он нашелся: — Мы должны отдать Грогу Асоке Тано.       Сейчас?..       — Сейчас? — испуганно прошептала Тара. Она покосилась на койку, где ребенок спал в полном умиротворении с собой и всем вокруг, и побоялась даже пошевелиться, чтобы не разбудить его.       — Думаю… — неуверенно начал Дин. Посмотрел на девушку, на спящего Грогу. — Думаю, мы можем подождать, пока он проснется.       Тара втянула воздух сквозь сжатые зубы и попросила сердце успокоиться. Внезапный страх, что ей придется отдать Грогу сиюминутно, не подготовившись к этому моменту, сковал ее внутренние органы и вытолкнул из легких весь воздух.       Сколько бы она ни готовилась ранее, сколько бы ни уговаривала себя. Сколько бы слез ни пролила вчера и в предыдущие темные вечера, когда думала, что все на борту Лезвия спят и не услышат ее рыданий. Все эти дни и ночи стирались в один миг — сейчас.       Тара села, взглянула на Грогу. Такой маленький, такой беззащитный. Как она могла оставить его, зная, что он почувствует себя брошенным, прямо как она сама, зная, что он будет думать, что одинок и забыт теми, кто его любит?..       Нет-нет, все это не должно закончиться вот так — и пусть… проклятье, пусть она сама просила помощи у Асоки Тано, пусть Дин ввязался в ее битву ради того, чтобы отдать ей Грогу…       — Я… пойду найду нам поесть, — выдала Тара, не глядя на мандалорца. Она посмотрит на него и точно не выдержит, а плакать ей нельзя, не в этот важный момент.       Девушка соскребла себя с койки и спустилась с трапа корабля на пошатывающихся ногах. Дин следил за ней, пока она не свернет за угол и тут же повернулся лицом к спящему Грогу. Осторожно раздвинул складки одеял, нашел его лицо. Вздохнул. Они ведь не могли оставить такого сильного малыша себе.       Как бы он ни хотел.       Он должен был думать о безопасности Грогу, а не о своем эгоизме.       Тара слонялась у Лезвия и крутила себя вокруг той же мысли. К сожалению или счастью, погрузиться полностью в чувство неминуемой разлуки ей мешали голоса в голове.       «Всякий раз, когда становилось тяжело, я говорил себе: это для общего, святого дела. Оно того стоит. Без него — все это зря».       Она, наконец, увидела человека, который оставлял ее в ангаре Альянса. Но он — самая последняя вещь, которая беспокоила Тару в данный момент.       Ведь думать о нем сейчас — это вновь погружать себя в затертое, запоздалое во времени отчаяние, которое она ощутила там, в Альянсе. Тара зажмурилась, прогнала видение — не сейчас, пожалуйста, не сейчас!..       Сдамся сейчас — предам самого себя. Как и все тут.       Тара не хотела бы, чтобы Грогу хотя бы на миг почувствовал себя так же, как когда-то чувствовала себя она. Он не будет одинок. И его не забудут. Его никогда не забудут, верно же?..       И джедаи станут его новой семьей и будут заботиться о нем до тех пор, пока он не станет взрослым и самостоятельным — и сильным, сильнее прочих. Чтобы никто и никогда не смог причинить ему вред.       В ком Сила — тот силен.       Их с Дином было маловато, чтобы защитить малыша.       Асока Тано подошла незаметно — по крайней мере, плывущая между грезами и явью Тара ее не заметила. Девушка обернулась, только когда почувствовала на себе ее внимательный взгляд.       — Ты здесь… — выдохнула Тара. Тогрута мягко ей улыбнулась.       — Рада видеть тебя целой и невредимой, — сказала она.       Целой — да, невредимой — вряд ли. Вслух Тара ничего не ответила, только мотнула головой в сторону трапа: Грогу там, на борту корабля. Асока не двигалась и смотрела, как в глазах девушки скапливаются слезы, как проливаются оттуда крупными каплями, как падают с лица на землю.       Тара вдруг отчетливо осознала, что Асока не заберет у них малыша. Не сможет, потому что девушка не отдаст его. Не сможет, потому что ребенок ей не принадлежал. Не сможет по множеству причин, из которых самой главной была одна: Тара не готова проститься с ним.       Она кинулась на борт к Дину, чтобы сказать это, но увидела, что он стоит посреди грузового отсека и держит Грогу на руках, смотрит на него и тоже колеблется.       — Дин?..       Мандалорец, казалось, даже ее не заметил.       — Мы должны отдать его, — сказал он таким голосом, что в нем смешались и сомнение, и неверие, и собственный отказ выполнять какие-либо обязательства. Это окончательно разбило хрупкое равновесие, которое Тара пыталась в себе сохранить. Она покачнулась, задрожала и вдруг заплакала — сразу же, горько-горько, будто теряла саму себя в этом моменте.       Дин дернулся от ее стона, как от хлыста.       — Тара?       — Мы не можем!— рыдала она. — Дин, мы не можем отдать его, он будет думать, что мы его бросаем!..       Тара подошла к ним обоим, ухватилась за руку мандалорца, держащую малыша, и опустила голову, борясь с разрывающими грудь слезами.       — Пожалуйста, давай… давай попробуем поискать ему семью, а не учителя? Умоляю, Дин, он же совсем маленький!       — Тара…       Она знала, что бредит и что ее просьба — инфантильное желание, неподкрепленное ни логикой, ни разумными доводами, только то, что требует ее сердце прямо сейчас. Эгоистка, она была эгоисткой и хотела невозможного и мечтала о невозможном буквально полчаса назад — и только потому, что разваливалась на куски прямо сейчас, не могла требовать ни от мандалорца, ни от Грогу понимания.       Но Дин опустил руку на ее трясущееся плечо и легонько сжал.       — Мы можем… — начал он и осекся, заметив движение: это Асока Тано поднялась к ним на борт корабля и застыла у трапа.       — Вы ему как семья, — сказала она просто. — Я не могу взять его на обучение.       Тара зажмурилась — слышать это было больно и страшно — и уперлась руками в Дина, чтобы не упасть. Он вдруг рассердился — на джедая.       — Ты дала обещание, — сказал он твердо. — Я свое дело сделал. Тара чуть не погибла. Ради того, чтобы ты смогла обеспечить надлежащее обучение и защиту Грогу.       Он был прав. Он был так невероятно, чертовски прав, что Таре хотелось его ударить. Но она отпустила его и сжала руки — и обернулась, чтобы увидеть понимающую улыбку на лице Асоки Тано.       — Есть одна возможность, — сказала она. — Отвезите его на планету Тайтон. Там есть руины старого храма, они — средоточие Силы. Посадите Грогу на камень на вершине смотровой горы.       Дин подошел к тогруте, недоуменно склонив голову, и та потянулась и сжала ручку проснувшегося ребенка.       — И что это даст?       Асока вновь улыбнулась.       — Грогу сможет выбрать свой путь.       Это звучало не как путь, а как Путь. Тара отерла лицо рукавом потрепанной куртки и подошла к неуверенно стоящему Дину с малышом на руках.       — Если Грогу обратится к Силе, возможно, какой-нибудь джедай почувствует его присутствие и прилетит за ним. Хотя… джедаев осталось мало.       — А если за ним не прилетят? — отозвалась Тара. Дин дернулся, кинул ей предупреждающий взгляд, но девушка мысленно от него отмахнулась. — Что тогда?       Асока смотрела на нее так, будто видела ее разваливающееся, сомневающееся нутро, видела, как ее раздирают и отчаяние, и боль, и осознание неизбежного — и еще прошлое, не дающее ей покоя, и чувства оттуда, которые она прятала от самой себя долгое время и не хотела находить их.       — Ты расстроена, — заметила она, и Тара рвано выдохнула. — Но ты поймешь себя. Совсем скоро.       Это не ответ. Девушка хотела возразить, но Дин опустил руку и нашел и сжал ее пальцы. И он снова был прав. Ее эмоции — ее проблема. Незачем злиться на мудрого джедая за то, что он желает им доброго исхода.       — Спасибо за помощь, — сказал Дин за них обоих. Тара мысленно добавила от себя пару слов — на мандалорском, плохих, и сама подивилась тому, что ощущает все и сразу: и нежелание отдавать ребенка, и злость на Асоку за то, что брать его она отказывается.       Где-то там, за пределами этих моментных чувств в Таре боролось за возможность вернуться ее прошлое — и человек из Альянса говорил ей, что лететь с ними она не может, потому что этот полет у них будет в один конец.       Тара отвлеклась на то, чтобы затолкать видение подальше в закрома своей памяти, и очнулась уже в моменте, когда Асока Тано протягивала ей копье. Копье из чистого бескара, которое принадлежало Морган Элсбет.       — Кажется, это твое, — сказала она, обращаясь к Дину. Тот даже отошел на шаг назад, чтобы не коснуться орудия в руках джедая.       — Я не могу его взять, — возразил он. — Я не закончил дело.       Асока одобрительно кивнула.       — Верно. Но это должно принадлежать мандалорскому племени.       Она поймала что-то во взгляде Дина — вероятно, обладая способностью проникать зрением сквозь его шлем, используя Силу или мудрость прожитых лет или другую хитрость, которой Тара училась долгое время… и вдруг повернулась к девушке. Та удивленно отпрянула.       Асока держала копье из бескара на вытянутой руке и предлагала взять его Таре.       — Я не мандалорка, — заметила девушка. Может быть, у Асоки сложилось неверное мнение из-за кулона Тары?       Но тогрута сказала:       — Я знаю.       И все же не убрала руку.       — Возьми, — кивнул Таре Дин. Она вскинула голову, посмотрела на мандалорца — почему? почему сейчас? — и неуверенно коснулась пальцами предлагаемого ей орудия. Холодное, обжигающее. Чуждое ей и потому, такое запретное, желанное. Тара знала обычаи Детей Дозора, и те не позволяли ей даже касаться бескара.       Тем не менее, она взяла копье под пристальным взглядом Дина, и тот даже не повел плечом, выражая невольное неодобрение. Он кивнул ей, поблагодарил Асоку и пошел обратно на корабль, оставив шокированную Тару на трапе — вместе с копьем из бескара.       — Тяжелое, — отметила девушка, потому что ничего другого сказать сейчас не могла. Тогрута хмыкнула.       — Верно. Но идеально сбалансированное для защиты и нападения. Думаю, ты можешь считать его своим.       Тара вскинула голову. Джедай, вероятно, не знала всех правил мандалорского племени, к которому принадлежал Дин Джарин — она была знакома с Бо-Катан, и у той, скорее всего, были послабления.       Но даже наследница Мандалора поправила Тару, когда одалживала ей бескарские доспехи.       Тара не может владеть копьем из бескара.       — Ты поймешь, — загадочно произнесла Асока Тано и улыбнулась. — Да пребудет с тобой Сила.       И она ушла, оставив после себя флер тайны, скрытой силы и знаний, которые хранила теперь в себе и о мандалорце, и о его спутнице.       И о ребенке, которого они боялись потерять.

***

      Лезвие Бритвы прокладывало путь до Тайтона: даже на гиперскорости полет туда займет у них два дня.       Два дня на то, чтобы разобраться в себе и поговорить.       Тара крутила копье в руках, прикидывала его вес, сравнивала с посохом — не вслух, боясь, что Дин поднимет ее на смех: это были разные орудия, их нельзя было сравнивать. Хотя, если быть с собой честной до конца, пугалась девушка не издевательств со стороны мандалорца. А того, что он может объяснить ей копье из бескара.       Создатель, им необходимо было поговорить.       Она уже хотела подняться в кабину пилота, где засел рыцарь молчаливого ордена, но тот вдруг сам спустился в грузовой отсек вместе с малышом на руках. Грогу продолжал мирно посапывать всю дорогу и ворчал, если его перекладывали с рук в люльку, поэтому Тара и Дин сменяли друг друга в качестве его няньки.       Мандалорец увидел девушку с копьем в руках, замер на мгновение — и тут же отвернулся, предпочтя ей короб со старыми боеприпасами.       Нет, так не пойдет. Тара набрала в легкие побольше воздуха — и смелости.       — Нам надо поговорить, — выдохнула она. — Про это, — копье в ее руке поднялось и тут же опустилось, — и про… другое.       Дин медленно сел на короб напротив нее — слишком далеко, чтобы она могла к нему прикоснуться, но достаточно близко, чтобы Тара слышала его тяжелое дыхание из-под шлема.       — Ты не обязана принимать его, — сказал он внезапно. Тара нахмурилась. Что?.. — Если не хочешь, ты можешь отказаться.       О чем он? Что происх…       — Могу отказаться от… копья? — неуверенно переспросила Тара. Дин кивнул. О, Бездна, он же не всерьез это говорит!       Теряя остатки разума, девушка облизала губы и попыталась сформулировать мысль почетче. Под раскодированным ею взглядом мандалорца сделать это было до ужаса сложно.       — Я не уверена, что понимаю… почему я могу не хотеть владеть им, — с паузами проговорила она. — Я думала, бескар принадлежит мандалорцам. И должен возвращаться к мандалорцам. А я не мандалорка. И только поэтому я сомневаюсь, что… — воздуха не хватало. — Что имею на него право.       Дин отвел от нее взгляд. Голову не склонил, но Тару отпустил, словно не мог смотреть на нее долго. Это немного задевало, еще больше нервировало: что, если он жалел о том, что между ними произошло?       Не так-то просто отринуть кредо вместе с присягой, которым служил столько лет, ради мимолетного касания. Не так-то просто отказаться от прежних устоев ради призрачной надежды. Вот оно! Тара вспыхнула, стиснула копье в одной руке, другую прижала к клокочущему в груди сердцу.       — Дин? — позвала девушка. Голос садился от нарастающей паники, но она попробовала успокоить лавину хотя бы на пару минут. — Дин, я хочу оставить его себе. И хочу считать его своим.       Он медленно поднял взгляд к замершей напротив Таре. Прикоснулся им к каждой морщинке у нее на лице, к сжатым губам, к глазам, смотрящим на него с решимостью.       — Я бы очень хотела… — с наскока начала она, тут же себя одернула и остановилась. Покусала нижнюю губу в неуверенности, сдула с лица прядь волос. — Я знаю, что ты не можешь снять передо мной шлем. Я знаю, что между нами всегда будут твои доспехи. И я… баай шфат.       Тара встала, шагнула вперед, к застывшему Дину прямо с копьем в руке, потом вернулась обратно к своей койке. Легче не стало.       — Я принимаю тебя, — сказала она, точно зная, что именно это имеет в виду. — Слышишь? Я готова принимать тебя таким, с твоим кредо, с твоими запретами, со всем, что тебя окружает и создает твою личность. Потому что это ты.       Дин встал. Сделал несколько шагов в Таре — медленных, словно сам не верил, что идет к ней, словно сомневался в каждом из движений. Замер в одном вдохе от нее, и Тара подняла голову, чтобы договорить свою мысль ему прямо в лицо:       — Но, если за всем этим есть шанс… нет, возможность. Нет, — почему нужное слово ускользает от нее? — Если ты веришь, что когда-нибудь я смогу посмотреть на тебя без шлема и прикоснуться к тебе, не заставляя нарушать собственные устои…Я буду ждать этого мгновения.       Он втянул носом воздух между ними — резко, прерывисто, заставив Тару умолкнуть.       Она не могла сказать ничего лишнего. Если и теперь он будет сомневаться в том, насколько ей это все нужно, то Таре придется вырубить свет на борту и стащить с него шлем самолично и поцеловать его еще раз, и… о, проклятье, пусть он засомневается, чтобы у нее была причина сделать все это!       — Я верю в это, — сказал Дин, наконец. Твердо, уверенно. Тара вскинула голову как раз в тот миг, когда он протянул ей руку. Она вложила свою ладонь в его и поднялась, оказываясь с ним почти нос к носу — вернее, нос к шлему. Дин глубоко, медленно дышал. Не чувствуя сомнений.       — Когда-нибудь, — повторил он вслед за Тарой. Она улыбнулась против воли, широко, словно ничего больше не боялась.       — Хорошо, — кивнула девушка и спрятала нижнюю губу под верхней — та дрожала. Она смотрела в затемненное стекло визора Дина, точно зная, что он чувствует то же тепло, разливающееся по телу, между ними мирно сопел Грогу. Этот почти идеальный момент не хотелось разрушать, но…       Сказать или нет? Тара решила, что больше не будет контролировать себя так сильно, раз уж сам Дин Джарин дал ей благословение.       — Я надеялась, ты не поверишь мне так просто, — сказала она, делая шаг назад от него — для верности. Дин недоуменно повел плечом. — Хотела стянуть с тебя шлем в полной темноте и целовать, пока ты не убедишься в моем желании.       Это все от переизбытка эмоций, Тара. Ей сносило голову только потому, что Дин стоял к ней так близко и молчал и, вероятнее всего, краснел за них обоих, поскольку девушка жара в себе пока не ощущала.       Дин повернулся, чтобы уйти — правильно, лучше оставить сумасшедшую попутчицу, пока она не стала опасной для него и ребенка, — но замер и, полуобернувшись, обронил:       — Тогда мне не стоило соглашаться с тобой так быстро.       Создатель… Вот теперь Тара покраснела с головы до пят.