Mission for the Mandalorian

      Когда в будущем Кобб Вэнт, славный шериф Мос-Пельго на Татуине, будет рассказывать всем желающим эту удивительную историю, участником которой ему посчастливилось побывать, он всегда будет назидательно говорить: «Все началось с мандалорских доспехов».       …которые он и не предполагал увидеть вновь, тем более с заключенным в них телом живого человека.       Этот день начался у него с обычного обхода, завтрака, разговора с ворчливым механиком Пели Мото, которая жаловалась на сломанный генератор вторые сутки подряд — старушке было всего лет семьдесят, но память ее уже подводила, не позволяя работать со сложными механизмами. Генератор от звездолета времен Империи был ей откровенно не по зубам.       После выматывающего диалога Кобб хотел отправиться к утесам, навестить новых приятелей их поселка, тускенов, но заметил приближающийся к городку патрульный корабль и понял, что поездку придется отложить.       Судно приземлилось в километре от Мос-Пельго. Сперва Кобб заметил выходящего оттуда лысого человека в легких одеждах: тот размахивал руками, возмущался и явно был чем-то недоволен, но, тем не менее, направлялся прямо к поселку. Затем с транспорта спустились знакомые шерифу доспехи.       — Скажи всем спрятаться по домам и сидеть тихо, — сказал Вэнт помощнице Джо, и та убежала прятать любопытных детей.       Лысый незнакомец и мандалорские доспехи, которые Кобб носил на протяжении девяти лет, приближались к Мос-Пельго быстрым шагом — и эта встреча не сулила ни Коббу, ни его городку ничего хорошего.       Броня осталась у Мандо. Если ее несет на себе другой человек, то, значит, Мандо мертв. А милая девушка? а ребенок?.. Кобб схватил винтовку и прицелился от крайнего дома, пока незнакомцы не вошли в Мос-Пельго.       — Незачем стрелять по нам, Кобб Вэнт, — громко, во всеуслышание произнес вдруг человек в доспехах. Кобб напрягся сильнее — откуда ему известно имя шерифа забытого всеми городка?       Мысль о том, что знакомый ему мандалорец и его самый странный клан теперь мертвы, укрепилась в его сознании. Винтовку опустить Кобб и не подумал.       — Это мандалорская броня, — сказал он вместо приветствия. — Откуда она у тебя?       Лысый рядом с доспехами расхохотался, сам человек, скрывающий лицо за шлемом, покачал головой.       — Это моя броня, — взревел он, словно вопрос его разозлил. Злиться тут полагалось Коббу Вэнту, у которого прав на эти доспехи, похоже, было даже больше, чем у незваного гостя. — Она досталась мне от моего отца, в ней вшит мой сетевой код! Я владею этой броней уже двадцать пять лет!       Сказки. Кобб мог слышать подобное от любого охотника за головами, которому пришло бы на ум напасть на мандалорца, чтобы поживиться чужой броней. Кто же мог до такого додуматься?..       — Меня бросили умирать на этой дрянной планете, броню выкинули вместе с хламом, и ее подобрал ты, Кобб Вэнт, шериф Мос-Пельго! — продолжал рычать человек. — Все это мне хорошо известно.       — Неужели? — отозвался Кобб и прицелился в ногу незнакомца, не защищенную щитком брони. — А вот мне известно, что мандалорские доспехи я отдавал мандалорцу из клана Грязерога. Стало быть, ты забрал их у него силой!       — А вот, кстати, об этом самом мандалорце… — подал голос лысый. — Пока вы не стали палить друг в друга, задам один внезапный вопрос: ты помнишь с ним девчонку?       — Ее имя Тара, — добавил человек в доспехах, и Кобб чуть не выпустил винтовку из рук.       — Тара? — охнул он. — Тара Кирк?       — Э… — лысый почесал подбородок, будто не он стоял сейчас на мушке. — Видимо. Невысокая замарашка, темные волосы, смуглая кожа. С ней еще был ушастый питомец.       Ох, Создатель. Теперь шериф совсем опустил оружие.              Видеть прямо напротив себя владельца брони, которая прежде защищала его и была ему верным помощником во всех делах городка, казалось Коббу одним из самых странных и внезапных происшествий в его жизни со времен Мандо. Хотя новости, которые принес с собой этот владелец, Боба Фетт, и его лысый приятель, были куда внезапнее.       — Тару похитил имперский мофф? — с сомнением переспросил шериф. Не столько потому, что не верил, сколько из-за собственного отрицания. Ну не могла эта милая девушка попасть в руки имперцев, что она сделала им?..       — Ее везут на Джеонозис, это в парсеке от Татуина, — кивнул Боба Фетт. Голос у него был низкий, твердый, как камень. Зато второй человек, Мигс, дергался и крутился на месте, пока Кобб искал слова для ответов.       Неожиданные гости просили его помощи, и отказать он не мог, даже не подумал бы, но его город мог остаться без поддержки шерифа на неопределенное время — и вот это было опасным мероприятием.       — Мандо сказал, ты поможешь, даже если тебе будет угрожать смертельная опасность, — сказал вдруг Мигс. — Чего мы все тут надеемся избежать: и я, и этот молчун в броне, и девчонка мандалорца. Кажется, тебе она тоже дорога, так что ты бы соглашался побыстрее — и полетели. Не хочу обратно на свалку.       — Обратно куда? — Кобб решил было, что ослышался, но Мигс махнул на него рукой.       — Так и будем топтаться на месте, пока невинную женщину везут на верную гибель? — отрезал дальнейшие пререкания Боба Фетт. — Договорите на борту, время поджимает. Кобб Вэнт, тебе следует решить прямо сейчас, поможешь ты спасти женщину или нет.       Шериф взглянул на стоящий вдалеке корабль и покачал головой. Конечно же, он полетит с ними. Пусть этот полет меж звезд и будет для него первым за пару десятилетий.       Они уже взлетали, покидая Татуин: Боба Фетт настраивал путь до Джеонозиса, Мигс крутился в пассажирском кресле, словно чувствовал себя здесь, как дома. Кобб не мог похвастаться его спокойствием и задавал вопросы, как любопытный мальчишка, которого распирает от возбуждения и невольного страха одновременно.       — Что с Мандо, где он? А ребенок? С ними все в порядке?       — Ты про зеленого ушастого монстра? — переспросил Мигс. Кобб, нахмурившись, покивал. — Мандо полетел спасать его на крейсер моффа, того, что стащил Тару.       Он скривился при упоминании девушки, и Кобб не смог понять, не нравилось ему имя, сама Тара или вся ситуация в целом.       Ребенок в опасности, Тара в опасности. Мандо попал в непростую ситуацию…       — Нам предстоит проникнуть на джеонозийскую военную базу, где со времен Войн клонов изготавливают дроидов, знаешь таких? — паясничал Мигс. — Найдем там девчонку, вытащим с базы и уберемся подальше.       Корабль взлетал, Кобба подташнивало. Летать он никогда не любил — может, потому так нечасто покидал родную планету. Спустившийся к ним на палубу с дрожащим полом Боба Фетт принес с собой голограмму.       — Я отследил сетевой код нашей принцессы, — сказал он и выбросил в воздух ярко-голубое изображение военной базы. — Ее везут вот сюда, на самую крупную планетарную станцию. Это у северного кратера. Лететь до нее час, у имперцев есть фора в полдня минимум.       — Это плохо, — присвистнул Мигс. Кобб напрягся.       — Что? Почему?       — Имперский инженер сказал, что женщину собираются опустить в гимер, — пояснил Боба Фетт. — Из гимера трудно вернуться целым и невредимым.       Все, что Кобб знал об этом, это то, что гимер был анестетиком. Он никогда не думал, что в него можно окунуть человека целиком.       — Что будет, если мы не успеем? — спросил шериф, чувствуя, как пересыхает во рту.       — Получим пустышку с ножками-ручками, — отозвался Мигс, словно не испытывал никаких угрызений совести по этому поводу. — Вернем тело мандалорцу, он нас прикончит, конец истории.       Пол под ногами Кобба продолжал дрожать, за широким панорамным стеклом корабля на гиперскорости проносились мимо него мириады звезд, и все, что ощущал шериф Мос-Пельго, это безотчетный страх за хрупкую девушку, которую совсем недавно он считал окруженной заботой и безопасностью.       — Как мы проберемся на военную базу? — спросил Кобб, хватаясь за спинку кресла — корабль тряхнуло. — У нас есть… не знаю, кодовые цилиндры? Коды доступа?       — У нас есть мозги, — осадил его Мигс и самодовольно фыркнул. — И Фетт, который там уже бывал.       — Правда?       — Посадим корабль в шахту, здесь обычно не так много охраны, — вместо ответа добавил тот. — Срежем всех, вы переоденетесь в их броню и пройдете внутрь по их пропускам через конвейерный отсек. Найдете женщину, заберете и выберетесь через шахту. Я буду ждать вашего сигнала и подстрахую.       Его наруч засигналил, и Фетт, выругавшись, вывел к голограмме базы еще и карту.       — Придется действовать быстро, — добавил он, разглядывая сигнал. — Тара прибыла на базу. Ее ведут в… странно. Я думал, ее поведут в лабораторное крыло.       Кобб и Мигс склонились над картой с сигнальным маячком Тары одновременно: точка медленно двигалась по голограмме базы в сторону ее центральной части. Лаборатория, судя по изображению, находилась в левом крыле, и маячок мигал в противоположном от него направлении.       — Так это хорошая новость? — неуверенно спросил Кобб. — Значит, ее не собираются опускать в гимер?       — Мы сейчас можем только гадать, — нахмурился Фетт. — Возможно, ее просто хотят убить.

***

      Небольшой экипаж транспортного судна типа «Лямбда», что перевозил Тару, не обращал на пленницу никакого внимания. Девушка пришла в себя уже на борту корабля и с вскипающей в груди паникой и яростью наблюдала, как за иллюминатором отдаляется от нее крейсер моффа, как отдаляется от нее Грогу.       Она попыталась подавить лишние эмоции — все, все до единой, чтобы сохранить разум в холодном здравии! — и крутила запястья в кольце электронных наручников. Вдруг ей все-таки удастся вытянуть руку… Это вдруг — ее последний шанс выбраться из плена самостоятельно и в относительной целости.       Было страшно, но страх был привычным чувством и больше не мог контролировать тело — она уже свыклась с ним, считая частью себя. Было больно от разлуки и паники за Грогу и от неизвестности, в которой она пребывала с тех пор, как потеряла из виду Дина. Если сосредоточиться на этом, то физический дискомфорт не так страшен. Но вот если она сломает руку, пытаясь вывернуться из наручников, то справиться со всем остальным станет гораздо сложнее…       Тара едва дышала, сосредоточившись на своей задаче и отчаянно делая вид, что все еще пребывает в обмороке от глушителя. На борту, судя по голосам, было три имперца: двое сидели перед ней и пилотировали судно, один расхаживал взад-вперед в пассажирском отсеке. Но Тара могла ошибаться: вполне возможно, один ходил взад-вперед, а еще несколько человек сидели и не издавали ни звука. Много ли надо говорить штурмовикам? Сара Геррера прежде была беспомощной девицей моффа, которая выполняла его несложные поручения и радовалась каждой удаче в ремонтных отсеках его кораблей и технических станций, но Тара Кирк в его глазах могла превратиться в опасную рецидивистку, вспомнившую прошлое дяди-экстремиста. Так сколько человек, по мнению моффа, могли сопровождать ее на место ментальной казни?       Ох. Она старалась не думать о том, куда ее везут и как скоро прибудет на место ее корабль-тюрьма. Вот бы только вывернуть руку из наручников… или хотя бы ослабить гребаный замок. Без кодового цилиндра она не сможет это сделать, а он должен быть…       Тара осмотрелась из-под полуопущенных век. У пилота, сидящего впереди и чуть правее ее кресла, из нагрудного кармана торчал цилиндр. Если это то, что ей нужно, то задача упрощалась до пары человек.       — Это не та девчонка, которая была на побегушках у моффа года три назад? — спросил вдруг один пилот. Второй, с кодовым цилиндром в кармане, обернулся и посмотрел на замершую девушку.       — Ага, она самая. Поймали, наконец-то.       — Почему мофф не убил ее сам? Вроде грозился.       — Хочет отдать своему любимому доктору, а тот сможет у нее в мозгах еще разок покопаться. Да и не все ли равно, почему ее сразу не убили? Наша задача — доставить на место живой, приказ был четкий, если помнишь.       Доставить на место живой? То есть, если она умрет на подлете к Джеонозису, у имперцев будут проблемы? Верилось в такую историю с трудом, но Тара решила попытать удачу. Ей нужен этот цилиндр.       Притворяться она умела. Выгнулась всем телом в неудобном кресле, застонала, завыла и свалилась на пол в ноги недоумевающим имперцам. Оба оглянулись, выругались, один кинулся к ней. Тара жмурилась до белых точек перед глазами до тех пор, пока тень от пилота не закрыла от нее обзор на световой коридор за окном корабля.       — Что с ней такое? — орал оставшийся в кресле пилот.       — Не знаю, припадок какой-то! Она что, больная?       — А ты не знал? Приведи ее в чувство!       — Как?!       Пока они спорили, Тара запрокинула голову и заметила ободок кодового цилиндра, торчащий в нагрудном кармане пилота. Тот склонился над ней и больно хлопал ее по щекам. Проклятье, он ей все зубы выбьет! Тара дернулась и ударила его лбом в переносицу.       — Тварь! — взвизгнул имперец и отклонился от нее. Девушка потянулась за ним и схватила цилиндр зубами, чтобы тут же выплюнуть себе в сцепленные оковами руки. Долгожданный ключ затерялся в складках ее комбинезона. Поясную сумку у нее отобрали, но на поясе у нее оставались карманы, где она обычно прятала гаечные ключи и отвертки. Цилиндр опустился в один из них так, будто всегда был при ней.       Тара выдохнула и упала обратно на пол, тут же сделав вид, что успокоилась. Имперец, грязно ругаясь, подтащил ее тело и бросил, не дотянув до кресла, прямо на полу.       — Пусть теперь тут валяется, — прорычал он сиплым голосом и сел на свое место. Не могла же Тара сломать ему нос простым ударом… Или могла? Проверять она не стала, перевернулась на живот при первой же тряске и осталась лежать лицом в пол.       Осталось только воспользоваться цилиндром, молясь, чтоб это был подходящий ей кодовый замок…       На подлете к Джеонозису, в астероидном кольце, она, наконец, сделала вид, что очнулась. Села, покачиваясь, для приличия поругалась на мандалорском — пилоты решили, что Тара бредит, ведь не поняли ни слова, и рывком усадили ее в кресло. Даже не заметив, что электронный замок наручников давно погас.       — Почти прилетели, психопатка, — сказал ей имперец — повернулся, бросил ей короткий взгляд, и Тара заметила, как разбух у него нос. — Поскорее бы сдать тебя Эвазану и свалить с этой чертовой планеты.       Теперь к ней потеряли интерес совсем: пройти сквозь астероидное кольцо Джеонозиса удавалось не всем, даже спустя десятки лет после войн клонов, во время которых многие метеориты рассыпались в пыль.       Джеонозис никому никогда не нравился. С тех пор, как Империя вычистила его от местного населения подчистую, планета вертелась по своей орбите пустая и бездыханная, даже если и до этого не была образцом жизни в галактике. Пустынная, сухая и почти безводная, после геноцида джеонозийцев она превратилась в камень. Тем не менее, оружейные базы и военные заводы по производству дроидов оставались здесь в целости и сохранности.       Пока мофф Гидеон не решил восстановить их былую мощь, заручившись поддержкой своего имперского осколка.       Они подлетали к северной станции, самой большой на планете, насколько Тара могла судить по собственным кое-как вставшим в пазы шестеренок воспоминаниям. Последний раз она была на ней больше трех лет назад, когда мофф попросил ее посмотреть на строительство новых дроидов. Тогда Тара разговаривала с инженером, худощавым очкариком в белоснежной не по занятию форме, о проектировании дроидов в броне. Инженер назвал их новым поколением, и тогда они сошлись на мысли, что броня, подходящая для людей, вполне могла бы пригодиться и дроидам. После ее увезли на центральную станцию в большом кратере, откуда она и сбежала, и…       О, Великий Мандалор! Тара ахнула, имперцы перед ней дернулись и обернулись, но девушка сделала вид, что ей что-то почудилось, чтобы не привлекать внимание.       — Сиди-ка тихо, ненормальная. Заходим на посадку.       Тара и сама это видела: огромную станцию с пастью-вратами, готовыми поглотить и транспортное судно класса «Лямбда», и доимперскую канонерку «Лезвие бритвы», и половину джеонозийских спутников. Она скрывалась в подземных пещерах, как и прочие станции, питалась от мантии ядра планеты и простиралась под землей на несколько километров на запад и восток.       Тара едва могла усидеть на месте от внезапно охватившего ее узнавания — такого яркого, какого не испытывала с момента своего пленения. Тот худощавый очкарик, который ей даже импонировал на джеонозийской военной базе! Тот самый, который предложил устранить человек из брони! Тара вспомнила его: это был доктор Першинг, который теперь занимался тем, что перекачивал кровь из невинных младенцев для своих чудовищных экспериментов под эгидой моффа!       Девушка понадеялась остаться в живых хотя бы ради этого момента — найти его и собственноручно сломать ему руки за все мучения, виновником которых он стал.       — Все, выводи ее, — сказал вдруг имперец другому.       Его напарник поставил Тару на ноги и вывел из кабины. Там ее перехватила пара штурмовиков, наставили на нее бластеры и вывели с корабля в темный коридор военной базы. Тара с трудом вдохнула сухой, бездушный воздух Джеонозиса, и закашлялась — заслезились от нахлынувших воспоминаний и ненадуманного страха глаза.       — Иди! — ткнул ее в спину штурмовик. — Доктор ждет тебя.       Тара шла, ощущая себя все более жалкой и оттого злой. Это она помогла создать боевых дроидов, которые ее похитили. Это она подсказала доктору Першингу, как их усовершенствовать. Это она помогала моффу восстанавливать фабрики и запускать конвейеры по производству техники, потому что за пять лет до этого сама же взрывала и уничтожала их в составе небольших групп Со Герреры.       Все здесь напоминало ей прежние годы в качестве партизанки. Все здесь говорило о ней, как о помощнице Гидеона.       Тара думала, ее поведут прямиком в лаборатории Эвазана, но штурмовики направляли ее в центральную часть, минуя знакомые коридоры. Девушка опустила голову и смотрела по сторонам искоса: здесь стало почти невыносимо находиться из-за постоянного шума. Конвейеры производственных отсеков и прежде работали громко, но теперь, видимо, запустились на полную мощность — Тара почти не слышала собственных мыслей из-за общего звона и лязга, доносящегося снизу.       До того, как ее приведут в демонстрационный зал — а они ведь туда направлялись, верно? — у Тары не было шансов вырваться из-под охраны сразу двух вооруженных штурмовиков. Если ее оставят наедине с доктором, тогда она сумеет одолеть его хоть в рукопашном бою, навыками которого толком и не владела — гнева хватит с лихвой, он перекроет отсутствие опыта.       Тара шла, стараясь не думать о страхе, осевшем в желудке и легких, о боли, которую испытывало ее сердце каждую секунду с момента, как она покинула Тайтон. Не думать о том, где сейчас был Грогу и успеет ли его спасти Дин. Не думать ни о чем, что связывало ее с тремя годами свободы от гнета Империи.       Она вернет себе эту свободу, вырвет ее голыми руками и зубами, если придется.       А потом разнесет каждый угол этой ненавистной базы.       Ее привели в бывший зал советов, мутные панорамные окна которого выходили прямо на огромный цех. Отсюда весь масштаб развернувшихся работ моффа был виден, как на ладони. И он пугал, доводил до ужаса Сару Кренник, он страшил Сару Герреру.       Тару Кирк это не пугало до тех пор, пока она знала, что руки у нее свободны, и она может драться.       — Ты вернулась, дитя.       Стоящий у круглого стола с голограммами человек обернулся к ней, и она узнала в нем хирурга моффа, Корнелиуса Эвазана. Покрытый шрамами, без одного глаза, он пугал ее не столько своим видом, сколько предложениями для моффа: это он придумал мучить ее гимером и каждый раз приговаривал, что в колбе с анестетиком она сможет найти ответы на свои вопросы.       — Я тебе не дитя, — прорычала Тара. Штурмовики, что вели ее, удивленно переглянулись — они считали, что ведут почти немую и глухую девчонку.       Эвазан улыбнулся, как мог, — половина его лица поплыла вверх, вторая стекла вниз и зависла у подбородка. Он обошел стол, приблизился к дрожащей от ярости Таре и встал прямо перед ней, в одном шаге.       — Верно, ты выросла. Мофф Гидеон утверждает, ты все вспомнила, не так ли?       — А тебе не все ли равно?       Эвазан захрипел.       — Ну, ты же мой любимый эксперимент. Как ученый, я всегда интересуюсь результатами своей деятельности.       Штурмовики все не уходили, и Таре жизненно необходимо было вывести их обоих отсюда, чтобы она могла остаться с доктором наедине. Иначе ее убьют до того, как она успеет замахнуться на Эвазана.       — Хочешь об этом поговорить? — прищурилась девушка. — Давай обсудим мое лечение, хочешь?       — Сколько злости в тебе, милая, сколько ненависти, — запел Эвазан, но кивнул штурмовикам. — Оставьте нас. Ничего она мне не сделает скованная.       Тара почти усмехнулась, вовремя подавив гримасу на лице. Она вслушивалась в шаги штурмовиков, вслушивалась в закрывающиеся за ними двери. У нее есть секунд десять, прежде чем оставшиеся за дверью имперцы поймут, что пленница больше не скована.       — Итак. Обсудим твое лечение, ты говоришь? — Эвазан даже махнул ей на свободный стул, пыльный и старый, готовый развалиться по частям прямо под Тарой. Она к нему даже не повернулась, сцепила зубы и едва сумела удержать себя на ногах: все тело тряслось от того, как сильно, как давно ей хотелось сделать то, что она собиралась сделать.       — Присаживайся, дитя, и мы обсудим, как ты чуть не лишила меня жизни в том взрыве три года назад…       Тара вырвала руку из наручника, перехватила его пальцами второй и замахнулась — обрушила тяжелые оковы на плечо и шею горбатому Эвазану, едва он повернул голову в сторону, и тот странно вскрикнул, охнул и осел ей под ноги.       Девушка вытащила вторую руку, вцепилась в наручники, как в единственное свое орудие, и ударила еще раз.       — Надо было убить тебя самой три года назад! — выплюнула она и услышала шум за дверью.       Инстинкт бросил ее к дверям без отчета в разумной части сознания, и когда те распахнулись, Тара ударила, не глядя, попала одному штурмовику прямо в шлем и выхватила из ослабевших рук бластер. Выстрелила, выстрелила во второго, идущего следом, повернулась к онемевшему от удара доктору.       Штурмовики упали на пол и застряли в дверях, Тара, тяжело дыша, ткнула их ботинком в головы, чтобы убедиться, что те мертвы. Ее трясло, почти лихорадило, перед глазами все плыло — то ли от адреналинового вброса в кровь, то ли от едкого пара, поднимающегося из цеха, то ли от того, что позади нее лежал на полу беззащитный и слабый доктор Эвазан.       Она вернулась к нему и наставила дуло бластера ему прямо в лоб. Тот захрипел, засмеялся.       — Дитя, ты не сможешь убить меня, — сказал он трескучим голосом. — Ты слишком слаба для подобных подвигов.       Тара сжала рукоять бластера. Перед глазами проносились годы и годы в гимере, на них накладывались колбы в лаборатории на Неварро, беззащитный Грогу в руках Першинга, раненный Дин, тот последний раз, когда она видела его на Тайтоне — стремительно уменьшающаяся фигура за облаками.       — Я повзрослела, — процедила Тара. — И я больше не слабая.       Она выстрелила, даже не зажмурившись, и бластерный залп прошил лоб Эвазана насквозь; голова откинулась на пол и больше не хохотала.       Ее чуть не вырвало прямо тут же, но Тара сдержалась, подтянула себя к старому стулу и рухнула в него, трясясь от всего и сразу. Создатель. Эвазан мертв и больше ее не тронет. Штурмовики мертвы и больше ее не пленят. Мофф далеко отсюда.       Внизу, прямо под ней, шумел цех по производству дроидов, совсем без живых существ, полностью автоматизированный. Где-то у главных входов и выходов ходили имперцы, единственные, кто мог помешать ей.       Она не будет попадаться им на глаза, у нее получится пройти мимо, как получалось и в прошлый раз. Сейчас Тара соберет себя по частям, поднимет со стула, выйдет из зала совета и найдет главную шахту. И взорвет тут все.       Ох, нужно только собраться.       Девушка даже всхлипнула, но подавила в себе рыдание — не сейчас, позже, потом! — и тут же услышала приближающиеся шаги: те вели в зал совета, прямо к ней.       Нет. Нет-нет-нет, только не это! Тара вскочила на ноги, огляделась по сторонам. Здесь не было ничего, что могло бы защитить ее, бластер в ее руках был бесполезной игрушкой, стрелять она не могла и в лучшие времена, а теперь трясущимися руками не одолела бы и неподвижную мишень!.. Действовать нужно было быстро.       Тара схватила стул, подошла к дверям и встала прямо за аркой. Лежащие на полу тела мертвых штурмовиков мешали закрыться, а приближающиеся шаги — двое, в броне, о чем-то переговариваются, — не давали времени на принятие более взвешенного решения.       Когда шлем одного имперца показался в дверях, Тара ударила его со всей силы — стул развалился, осыпав штурмовика градом деревянных деталей, в руках у девушки остались две ножки, и она замахнулась на второго, появившегося в проеме следом за осевшим первым имперцем.       — Тара! — вскрикнул второй странно знакомым голосом, не похожим на штурмовика. — Тара, это мы! Создатель, мы тут…       Он стянул с головы шлем и предстал перед обомлевшей девушкой Коббом Вэнтом, шерифом заброшенного шахтерского городка на дрянном Татуине.       — К-кобб? — выплюнула Тара, опуская ножки сломанного стула — скорее от шока, чем от полного осознания ситуации. — Что ты… Что ты тут делаешь?       — Ох, малышка… — закряхтел штурмовик в ногах Тары. С трудом поднялся на пошатывающихся ногах и тоже стянул шлем. И Тара потеряла все разумные мысли окончательно.       — Ты! — выдохнула она, стискивая против воли деревянные ножки в руках. — Ты, лысый болтун Ранзара Малка! Ты!       Она кинулась к нему, все еще подстегиваемая адреналином в крови, и ей преградил дорогу Кобб.       — Воу-воу-воу, полегче! Мы, мы с ним пришли спасти тебя! Тара, опусти палку, милая, послушай меня, хорошо?       Мэйфилд Мигс смотрел на нее из-за плеча шерифа Мос-Пельго, и их пара была самой странной компанией, какую Тара когда-либо могла себе представить. Кобб накрыл ее руку своей и медленно, аккуратно давя, заставил опустить обе ножки от стула. Лысый уголовник смотрел на нее с нарастающим раздражением и некоторым испугом.       — Немой ты мне больше нравилась, — заключил он, хватаясь за голову. — Ты что, ударила меня стулом?       Кобб бросил на него короткий взгляд из-за плеча и вернул внимание Таре. Ту перекосило от коктейля всех эмоций сразу, и потому она не могла больше найти ни одного слова для внятного разговора.       Шериф Мос-Пельго с облегчением понял, что ни в какой гимер эту девушку опустить не успели. И Мигс Мэйфилд мог радоваться, что получил от нее стулом по голове, а не выстрел в грудь от разгневанного мандалорца.