***
В итоге спать в ангар Дин ушел уже глубоко за полночь. Прихватил из дома шерифа плед и подушку — Кобб предложил остаться с ним под одной крышей, но Дину комфортнее было спать в ангаре и полном одиночестве, но с возможностью стянуть с головы шлем и вообще снять доспехи. Открываться шерифу Мос-Пельго он не мог, несмотря на то, что к прежним уставам племени, его воспитавшего, возвращаться тоже не имело смысла. Дин пока не решил, насколько открытым он сможет быть, но пока между ним и миром стояла лишь Тара, ее использовать как щит для своего беспанцирного существования он не мог. Несмотря на то, что она готова была им стать. Она пришла сама — шагнула в темноту ангара, когда Дин сел, прислонившись спиной к тюкам с бас нерал или другим подобным ему зерном, и тихо прошла до мандалорца, остановившись прямо перед ним. Дин поднял голову, смотрел на нее, обрамленную неярким светом трех лун, лившем сквозь мутные окна ангара, долгую минуту. — Я же сказал тебе идти спать, — вздохнул он, не спеша снимать шлем: не хотел, чтобы Тара видела, что на самом деле он бессовестно рад видеть ее, что после долгой разлуки, когда он не знал, в порядке ли она, жива ли вообще, ему так трудно было отпускать ее из виду, что теперь, едва он оставался один, страх, что он потеряет ее, как Грогу, запускал свои пальцы ему под бескар, каким бы прочным тот ни был. — Знаю, — с готовностью кивнула Тара и села перед ним на колени, не сводя с него глаз. Дин стянул с головы шлем со вздохом; в нем тут же затерялся удивленный — все еще удивленный — вдох девушки. — Могу я… — попросила она и тут же, не дожидаясь ответа, протянула руку и коснулась его щеки. Дин закрыл глаза, опуская себя в ощущение ее мягких пальцев на своей коже. Так странно, снова подумал Дин: Тара никогда не требовала от него нарушать его личные правила, свыкалась с его обычаями и даже соблюдала их с большим упорством, чем от нее порой требовалось. Никогда не тянулась руками к шлему, не пыталась снять с него броню, хотя он знал, что Тара хотела этого, она сама говорила. Никогда не пересекала черту, которую Дин между ними возвел. И все же — едва Тара получала позволение ступить на его территорию, за один барьер, второй, третий, она шагала внутрь него и оставалась там, и заполняла собой каждую клетку свободного пространства, которое он ей открывал, и вот — не спрашивала разрешения, стаскивая с него перчатку, и прижималась щекой к его голой руке, ведь однажды уже касалась ее, и вот — тянулась к его лицу и трогала щетину кончиками пальцев и смотрела ему прямо в глаза, беззастенчиво улыбаясь. — Я все гадала, есть ли у тебя шрамы, — тихо произнесла Тара, обводя пальцами правую скулу Дина. Он выдохнул, открыл глаза — девушка сидела совсем рядом с ним, но смотрела не на него, а на то, как сходит на «нет» линия роста волос у него на висках, а потом снова пробивается в щетине и усах. — Есть, — хрипло отозвался Дин. — На руке, ты… ты видела. Тара отвлеклась от своего наблюдения, пару раз моргнула. Дин потянулся рукой к левому предплечью, накрыл ладонью место со шрамом. — Вот тут. Меня задел охранник-никто на Арвале, ты помогла промыть рану. — Точно! — ахнула Тара и даже легко рассмеялась — рваный смех осыпался ему в руку. — У тебя остался там шрам? Дин кивнул, чувствуя себя неуютно от осознания, сколько времени прошло с момента их первой встречи. Удивительно, куда завела их обоих судьба. Удивительно, каким стал их общий Путь. От этой мысли на душе стало легче, будто он, наконец, нащупал ответ — не получил его, но нащупал и теперь мог следовать в поисках своего нового Пути, сверяясь с этим ощущением. — А еще? Есть еще? — Тара опустила руку от его лица; тут же стало прохладно, продрогло, захотелось вернуть ее теплые пальцы на щеку. Дин подхватил ее ладонь и аккуратно прижал к скуле, почти не задумываясь о том, что делает. — Вот здесь есть, — шепнул он, надавил на руку девушки и опустил ее пальцы под воротник туники, туда, где прямо под подбородком кожу на шее разрезал неширокий рваный шрам. — Забрак чуть не снял с меня шлем, когда мне было лет двадцать. Тара царапнула ногтем его шею — от удивления. Вскинула взгляд к его лицу, и Дин без труда прочитал в нем вопрос. — Это было мое первое задание в Гильдии, — пояснил он. — Я был молод, а Гриф Карга не принимал мандалорцев. Мне пришлось настаивать, и он отдал мне забрака с Датомира, одного из Братьев Ночи, слышала о таких? — Тара кивнула, вызвав его невольное удивление. Прежде она знала так мало. — Он убил какого-то высокопоставленного чиновника, и его следовало привезти на Неварро и предать суду. Я нашел его среди скал, мы подрались. Он чуть не стянул с меня шлем, порезал горло, оставив этот шрам. Еще одной стычки с ним я бы, вероятно, не пережил, но мне тогда помогли. — Кто? — Тара держала руку на его шее, прижимала пальцы к бьющейся под скулой жилке, и вопрос выдохнула Дину прямо в рот, так близко к нему сидела. — Ранзар Малк. — Ах… Ты поэтому к нему присоединился? — Нет, не совсем. Хотя из-за этого тоже, но… — Дин облизал губы, выпрямился — Тара не отпрянула, и ему удалось коснуться ее рта своим и тут же отодвинуться. В ангаре было душно, он просил ее остаться у Джо и не понимал, почему она сидела тут и расспрашивала его о шрамах, которых на его теле было больше, чем она могла представить, но не мог теперь просить ее уйти, это было бы слишком сложно. — Но?.. — спокойно подтолкнула Тара, хотя даже в окутывающей ее темноте Дин видел, как горят у девушки щеки. Проклятье. Ей стоило бы запретить сидеть к нему так близко, но, как Дин уже заметил, раз он позволил ей увидеть себя и коснуться себя, ничто больше не могло помешать ей делать это снова и снова. Даже запреты: она редко его слушалась. — Забрак увидел мое лицо, — сказал мандалорец, — и мне пришлось его убить. Он думал, она рассердится или испугается — или отодвинется хотя бы, выражая недовольство. Но Тара только нахмурилась. — Он был первым, кого ты убил? — Нет, — отвечать ей было легко, будто они говорили уже на эту тему прежде, будто он просто повторял то, что она и так знала. Дин выдохнул, взял девушку за руку. — Но первым, кто умер из-за моего кредо. Тара кивнула — понимаю. Ничего она не понимала, да и как бы она могла. Тем не менее, она смотрела на него, слабо улыбалась и тянула свободную руку к его волосам, чтобы зарыться в них пальцами. — А почему тогда ты пошел с Ранзаром Малком? — спрашивала она тихим голосом. Дин проваливался в каждый ее выдох, как малолетний юнец, и, должно быть, не так стоило ощущать себя рядом со своей женщиной. — Гильдия тогда давала заказы только на врагов Империи, тот забрак был одним из сотни подобных заданий, — отвечал он, чувствуя, как разваливается нутро с каждым ударом сердца. — Я не хотел зарабатывать деньги имперцев, убивая их противников, а Ран предлагал грабить пиратов и искать грузовые суда, которые перевозили имперские запасы. — Он говорил, ты тогда набирался опыта, — произнесла Тара. Дин открыл глаза, вырвал себя из омута, в который погружался вместе с ее голосом. Она правильно расценила его реакцию и добавила: — Я же подслушивала через твой динамик, слышала, как он сказал это Мигсу. Дин усмехнулся, заметив, как вспыхнула Тара. Для нее любая его реакция была впервые, она смотрела и ловила каждое изменение на его лице и вряд ли осознавала, что он мог бы вести себя спокойнее, отодвинься она чуть дальше. — Да, так и было. — Что вы делали? Грабили корабли. Угрожали преступникам. Убивали преступников и тех, про кого Ранзар Малк говорил, что они преступники. Ши’ан и Цинь наслаждались жестокостью, Дин старался не идти у них на поводу, но в юном возрасте все, чего он искал, это опыт и определенная слава охотника за головами, которая позволила бы ему брать в Гильдии не мелкие заказы от имперцев, а реальных головорезов, против которых мало кто осмеливался идти. Тара переместилась, пока он искал слова, чтобы описать тот опыт, что он приобрел у Рана, и легла прямо на деревянный настил, укрытый соломой, а голову разместила у Дина на коленях. Словно ничего особенного в этом не было, словно они всегда так делали, когда хотели поговорить. Теперь он мог смотреть на ее спокойное лицо и касаться ее волос будто бы невзначай — просто некуда было деть руки, вот он и держал пальцы запутанными в ее пыльных прядях. — Ты не пойдешь к Джо? — спросил Дин, чтобы как-то отвлечь себя от лица Тары. Она мотнула головой, нахмурилась. — Да, ты велел спать в удобной кровати… — Вот именно. — Но мне здесь удобно. — Тара. Она как-то странно отреагировала на свое имя: распахнула глаза, впилась в лицо Дина внимательным взглядом, покраснела даже. Подняла руку, коснулась пальцами его нижней губы, заставив его задержать дыхание. — Знаю, мне надо тебя слушаться. Я буду, честное слово. Дин не поверил; усмехнулся, палец девушки невольно коснулся кончика его языка. Она вспыхнула и убрала руку. — Обещаешь? — спросил он. Тара кивнула, чересчур серьезно. — Обещаю. Всегда, если только я не права. — Но ведь ты всегда себя правой считаешь, — удивился Дин. Девушка пожала плечами. — Что поделать. И тогда он рассмеялся. Запрокинул голову, позволив разливающемуся внутри счастью заполнить себя целиком вместе со смехом, и захохотал, чувствуя, как теплеет каждая клетка его тела. Тара смотрела на него неверящим взглядом и чуть не плакала.***
Стила Геррера родила девочку за двадцать лет до Битвы при Явине на Ондероне, в самый разгар ондеронского сопротивления. Она планировала отослать ее подальше с родной планеты, пока та находится под влиянием Конфедерации Независимых Систем, но не успела сделать это: известие о казни законного короля Ондерона и поимке ее брата заставили Стилу изменить решение и повременить с отлетом с планеты. Она спасла и короля, и брата, доставила их в горы недалеко от столицы Изизы, стала командующей рядами повстанцев, в довесок к идеологической роли лидера, и могла бы предотвратить множество бед в жизни своей дочери, если бы не погибла. Девочку взял на воспитание убитый горем брат Стилы, Со Геррера. После того, как они поссорились с бывшим сенатором-сепаратистом Лаксом Бонтери, Со забрал племянницу и стал воспитывать ее, как будущего ополченца. — Кем был мой отец? — спрашивала Сара у дяди, но Со хмурился и бурчал всегда что-то бесполезное в ответ. — Человеком косноязычия. Сепаратистом. Отступником. — Что такое «косноязычие»? — хмурилась Сара. — Когда говорят одно, а думают совершенно другое, — отвечал вконец разочарованный в себе, как в воспитателе, Со. Сара росла слишком похожей на мать, с детства умела отличить бластерную винтовку А310 от Е-11, проявляла интерес к технике. Ополченцы ее дяди возились с ребенком, обучая ее, чему придется: как метать бомбочки, как отбивать удары, как разбирать и чистить бластеры, куда стрелять, чтобы повалить АТ-СТ. Со надеялся, что она вырастет сильной и независимой, как ее мать, и сможет постоять за себя в любых условиях. Со никогда не говорил, что Стила погибла, в том числе, по его вине, и теперь все, что он делал, это учил племянницу ни от кого не зависеть, чтобы не повторить судьбу Стилы. Когда Саре было шесть, дядя привел к ней девочку, Джин Эрсо. — Теперь она будет твоей подругой, — сказал Со. — Позаботься о ней, Сара. Ее родители тоже погибли. — Не погибли! — брыкалась девочка. — Мой папа придет и заберет меня отсюда. Со смотрел на дочь своего друга и вздыхал — точно так же, как вздыхал, глядя на Сару. — Не придет, детка. Забудь о нем. Джин было девять, она была старше Сары на пару лет, но вела себя совсем дико. Сара хотела подружиться с ней, как и просил дядя, хотя девочка упрямилась, огрызалась. Они несколько раз подрались, прежде чем Со запер обеих в новых камерах, которые построил для беглых имперцев, и продержал их там три дня. Из камеры обе вышли шелковыми, больше не кусались и старались ладить. Главным образом, потому что терпеть не могли повадки Герреры и мечтали скормить его вуки, на планете которых некоторое время проживали вместе с остальными его повстанцами. В ряды партизан Герреры они обе вошли полноценными членами команды, когда Саре было десять, а Джин двенадцать. Сара проявляла себя талантливым механиком: Со дивился, откуда в его племяннице эти замашки и любовь к технике, если ее мать была отличным снайпером, а отец… кажется, умел налаживать контакты с джедаями. Она оставалась в тени отряда, пока Джин отправлялась на передовую, часто подвергая себя и остальных ненужному риску. — Джин будет отличным воином, — говорили старшие их товарищи. — А Сара, похоже, пошла не в мать. Сара злилась и чем больше пыталась попасть в ряды бойцов своего дяди, тем чаще получала от него отпор: сиди в тылу и не стремись рваться на поле боя. Твоя задача — чинить корабли и бластеры, совершенствовать технику, а не крушить ее. Джин было шестнадцать, Саре — четырнадцать, когда кто-то спросил их о родителях, и Сара назвала имена Стилы Геррера и Галена Эрсо. Дядя велел ей держать язык за зубами, а к Джин отнесся со странной паранойей. Теперь косо смотрели на Джин, а не на Сару, и это смущало еще сильнее. В один из дней, когда миссия на Кашиике почти закончилась, Со велел всем убираться с планеты, а Джин приказал отправиться в заключительную операцию и ждать его в бункере. — Ты хочешь бросить ее? — возмущалась Сара. Ее товарищи собирали вещи и грузили боевой корабль, который она же сама починила вчерашним днем. — Кто-то прознал о том, что она дочь инженера Империи, за ней теперь будут охотиться! — рычал Со, он с каждым днем становился все одержимее. Сара отдалялась от дяди, злилась на его партизан, злилась на Джин — но бросать ее не хотела. — Ты не можешь оставить ее тут совсем одну! — Она — мой лучший воин и в обиду себя не даст, — рычал в ответ дядя. — Тогда я остаюсь с ней! — кричала на него Сара. Ее закинули в грузовой отсек корабля и улетели, не дав попрощаться с подругой. Сара злилась и ненавидела дядю четыре года, прежде чем окончательно поняла, что курс, выбранный Со Геррерой, не совпадает с ее личными убеждениями. Она потеряла подругу и нашла утешение в храме Силы на луне Джеда, где базировались повстанцы Герреры. — Сила течет во мне, и я един с Силой, — говорил ей Чиррут Имве, слепой монах, который блуждал по улицам Джеды и проповедовал отмирающее учение. Сара усмехалась и не верила ему, пока тот демонстрировал потрясающие умения воина, на голову выше партизан Герреры. — Ты джедай? — спрашивала она. — Джедаев всех истребили, — говорил ей друг Чиррута, Бэйз Мальбус. — Остались мечтатели вроде него, которым в голову ударило, что они могут владеть древними знаниями. — Сила оберегает меня, — смеялся Чиррут. — Тебя оберегаю я, а не твоя Сила, — ворчал Бэйз. Они научили Сару обращаться с посохом, слушать себя, стрелять, пользуясь наитием, а не навыками, которые не липли к ней, как бы она ни старалась. Позже Сара заменила Джин в ряду партизан в миссии на Джеонозисе и стала проникать на военные имперские базы вместе с остальными своими товарищами, подрывала цеха, крушила станки, стреляла в дроидов. Окончательно разочароваться в движении дяди ее подтолкнул случай с беглым имперцем. Со запытал беднягу до невменяемости, пока вернувшаяся с задания Сара не вмешалась и не прекратила муки имперского пилота. Его звали Бодхи Рук, и его искал офицер разведки Альянса. Он прилетел за ним на Джеонозис и вытащил из подземных туннелей вместе с командой повстанцев. Так Сара познакомилась с Кассианом Андором. — Ты Сара Геррера? Дочь Со? — спросил он, подавая ей руку. — Дочь Стилы, — поправила его Сара. — И я хочу полететь с тобой и твоей командой в Альянс. — В Альянсе не шибко радуются действиям твоего дяди, — усмехнулся Андор. Сара впервые испытала непонятное ей смущение, щекотку, что поднялась со дна желудка и достигла легких при одном только вдохе. — Поверь мне, — скривилась она, — я тоже им не рада. Кассиан забрал Бодхи Рука, а своей команде велел трогаться, и Сара подумала было, что он оставит ее — кому нужна племянница экстремиста, — но в последний момент Андор протянул ей руку и сказал: — Хватайся, раз хочешь борьбы в Альянсе. Я помогу тебе. Среди повстанцев Мон Мотмы Сара жила два года. Два года борьбы с Империей и с собой — набраться храбрости и признаться в любви Кассиану оказалось сложнее, чем воевать с имперскими штурмовиками, постигать азы пилотирования с Бодхи Руком и знакомить себя с огромным миром, который нуждался в защите. Кассиан велел ей держать язык за зубами и не сообщать о своем родстве с Со — да и сама Сара понимала, что участившиеся случаи терроризма вконец спятившего дяди не сделают ей хороших рекомендаций в Альянсе. Она говорила, что не помнит родителей, что Кассиан нашел ее на Джеде, что воспитывалась она в храме при монахах. Но однажды кто-то проговорился о ее родстве с Со Геррерой. И Сару посадили в тюрьму на несколько недель, пока вернувшийся с миссии во Внешнем кольце Кассиан не вытащил ее всеми правдами и неправдами. Он привел с собой Джин Эрсо. — Говорит, она Элен Кирк, — представил ее Кассиан. — Нет, — возразила Сара. — Это Джин Эрсо, дочь Галена Эрсо, которого ты ищешь по всей галактике. Вместо приветствия Сара получила пощечину, едва ее выпустили из камер, и повзрослевшие девушки снова подрались. Их разнимали четверо: Кассиан, Бодхи и двое партизан Андора. Усадили рядом, заставили сознаться, что они знакомы, заставили рассказать о родителях. — Говорят, Со Геррера получил сообщение от Галена Эрсо, — сказала Мон Мотма. — И нам важно получить его. Раз вы обе знакомы с Со, вы обе и полетите на Джеду. Какая удача, Кассиан, что ты нашел и дочь Эрсо, и дочь Герреры! Кассиан прятал глаза от покрасневшего лица Сары, и та не могла угадать его мыслей, пусть прежде ей всегда это удавалось. — Сара приведет вас к своему дяде, — приказала Мон Мотма. — Джин получит сообщение от отца. Все честно. Нет. Все было спланированно и спровоцировано Альянсом, но тогда ни одна из девушек этого не знала. — Вы меня бросили, — бросалась обвинениями Джин всю дорогу до Джеды. Сара стискивала зубы от злости. — Он заставил меня! Я не хотела бросать тебя, это был не мой выбор! Джин смотрела на нее, как на врага, и больше не верила ни единому ее слову. Поэтому на Джеде Сара пошла спасать Чиррута и Бэйза, которых не видела пару лет, а не последовала за злой бывшей подругой и отчего-то скрытным Кассианом. Поэтому увидела дядю в последний момент, когда храм на Джеде уже взрывался и волна от удара Звезды Смерти шла прямиком к его катакомбам. — Спасите восстание! — кричал Со, пока Кассиан уводил упирающуюся ревущую Сару прочь. Спасите восстание — вот, что дядя сказал ей напоследок. Словно ничего важнее в его жизни не было. Сара летела вместе с Джин и Кассианом — и спасенными ею Чиррутом и Бэйзом на планету Ида, к Галену Эрсо, и больше не верила в идеалы Альянса. — Мне жаль, — сказала Джин аккуратно и положила свою руку поверх дрожащих пальцев Сары. Она не плакала, не нашла в себе сил. — Мне жаль, — сказала Сара Джин, когда они покидали Иду. Гален был мертв, чертежи они не достали, и все, что им оставалось, это просить помощи у Альянса. Им отказали. Даже после пламенной речи Джин Эрсо им отказали, и Сара, совсем разочарованная всем, во что прежде верила, сидела рядом с Бодхи Руком. Тот, заикаясь, выразил желание присоединиться к миссии Джин. И Чиррут. И Бэйз. И Кассиан вместе с группой своих ополченцев. Сара чувствовала, что теряет всех, кого мечтала спасти в этом умирающем мире, и хотела пойти с ними, но Кассиан запретил ей. — Ты нужна здесь, нужна Альянсу, — прошептал он перед тем, как покинуть ее в ангаре и подняться на корабль Изгоя с остальными. — Кассиан, пожалуйста, я не могу тебя бросить. — Можешь, — отрезал он. — Это я тебя оставляю. Скорее всего, мы не вернемся. Он говорил это так уверенно, что у Сары сомнений не оставалось — они видятся в последний раз. Что-то судьбоносное, роковое было в этом моменте, что-то, чему Сара не могла противостоять. — Я тебя люблю, — созналась, вытащила из себя Сара, задерживая его руку в своих. Кассиан обернулся с горькой улыбкой на лице. — Зря, не надо, Сара. И ушел вместе с Джин, забрал с собой и Чиррута, и Бэйза, и даже Бодхи. Как и боялась, она видела их в последний раз. Сара обманом проникла на главный корвет адмирала Радоса в составе флота Альянса, когда все поняли, что на Скарифе затевается что-то серьезное, отыскала диспетчерскую и успела услышать, как Бодхи просит открыть канал связи для передачи данных с планеты — потом его голос оборвался, Изгой взорвали. Потом она бежала к пульту связи, размазывая слезы, потом забирала полученные данные — чертежи, там были желанные чертежи, за которыми столько времени гнался Альянс, потом бежала прочь с корвета, передавая диск с данными в последний момент дальше, на пилотируемую капсулу, потом пыталась спастись от Дарта Вейдера и умирала, кажется, умирала и умирала… Когда ее привели к моффу Гидеону, она сказала: — Меня зовут Сара Кренник, я дочь Орсона Кренника, создателя Звезды Смерти, — и потеряла сознание, не услышав смех моффа. Сара ждала, что Альянс, в который так верил Кассиан, придет и спасет ее. Но этого не случилось. Случился Дарт Вейдер, разгневанный побегом принцессы Леи, доктор Эвазан, случился гимер, джеонозийские базы, мофф… Случились десять долгих лет вдали от тех, кого помнила Сара Геррера, пока однажды потерявшая память Сара Кренник не нашла в себе силы сбежать из-под имперского плена. — Меня зовут Тара Кирк, — представилась беглянка угноту Куиллу на забытой всеми планете Арвала-7. Угнот не стал переспрашивать, равно как не стал требовать рассказать о своем прошлом — его Тара все равно не помнила и не смогла бы объяснить, откуда она знает, как обращаться с гаечным ключом. А через год спокойной жизни на Арвалу стали прибывать охотники за головами, и Тара потянулась за ними, чтобы отыскать в ангаре охранников-никто невинного ребенка. Она рассчитывала забрать его и сбежать с ним на ферму Куилла, а после, вероятно, улететь с дрянной планетки, но их обоих нашел мандалорец… — И вот так я оказалась тогда на Арвале, — закончила Тара. Они с Дином лежали прямо на полу, ногами в разные стороны, умещаясь головами на одной подушке, одолженной мандалорцем у Кобба, и все то время, что девушка рассказывала свою историю, она ненавязчиво касалась пальцами его волос и перебирала их. Дин глубоко дышал — Тара решила даже, что он уснул, но едва она убрала руку, как мандалорец потянулся, прихватил ее пальцы своими и вернул их на прежнее место — на свою скулу. — Хорошо, что ты оказалась тогда на Арвале, — сказал он на выдохе. Тара улыбнулась. — Хорошо, — согласилась она. Они смотрели в высокий потолок ангара, дышали одинаково сухим воздухом и думали о том, что их Пути, какими бы странными ни были, пересеклись благодаря одному ушастому ребенку. И как было бы замечательно, окажись он рядом.The End.