***
Внезапно вспомнив, Фия отложила полируемый клинок, соскочила с кровати (на этот раз это было ложе Иевосфея) и полезла в комод. Почему-то его миновали последствия плохого настроения Софии, в то время как та же кровать менялась чуть ли не каждые два дня. Выдвинула верхний ящик – пусто. В душе загорелась искорка надежды непонятно на что. Но, сунув руку вглубь нижнего, девушка наткнулась на покрытую кожей рукоять. Кнут по-прежнему лежал на своём месте. Не было ни малейшего следа произошедшего. «А ты что ожидала увидеть, неужто кровь?» - бурчал внутренний голос, пока Ковалёва вглядывалась в опасный – теперь она в этом не сомневалась – артефакт. В теории проклятие должно было убить Фию, но пока что кнут спас ей жизнь. И что-то Софии не верилось в бескорыстную помощь со стороны далеко не светлого артефакта. София подумала, что было бы неплохо поинтересоваться этим у кого-нибудь ещё. Вот только у кого? У Арея? Нет, мечник мрака, безусловно, понимал в артефактах, но интересоваться чем-либо у него Ковалёвой казалось безумием. То, что голову до сих пор не отрезали, ещё не значит, что стоит лезть на рожон. «Улита тоже вне зоны доступа, - подумала Фия, увидев в окно удаляющуюся полную фигуру ведьмы. – Интересно, почему она не телепортировала? Разве что этот её «Эссичка» ждёт где-нибудь за углом». Софии не хотелось идти за помощью к Дафне, бывшей живым напоминанием о событиях того вечера. Но логика с упорством кошки, пытающейся утащить со стола рыбину по размерам больше себя самой, напоминала, что Даф – светлый страж, иногда демонстрировавший не самое плохое светлое образование, длившееся не одну тысячу лет.***
Длинные, щемящие звуки сменяются почти воздушными переливами, медленно угасающими, как дальнее эхо… Не затихая полностью, они сливаются с очередной длинной нотой, создавая тихую и немного грустную мелодию. Кажется, что она идёт прямо от сердца и не замолкнет, даже если отнять флейту от губ. София стоит на лестнице и вслушивается. В звуках, доносящихся из-за двери, есть что-то такое… волнующее. Но что – этого Фия не может себе объяснить. Стоять на лестнице – не слишком логично, и, предупреждающе стукнув в дверь, Ковалёва входит.***
Увидев Софию Ковалёву на своём пороге, Дафна слегка удивилась – Фия вовсе не входила в ничтожное число завсегдатаев чердака резиденции мрака. По правде говоря, ученица мрака не была здесь ни разу. Наблюдая за тем, как она окидывает помещение ленивым, но в тоже время настороженным взглядом, светлая испытала смешанные чувства. Общими в них были только София Ковалёва и схватка в парке. За прошедшие месяцы Даф привыкла относиться к Софии, как к хамоватой и несколько легкомысленной младшей сестре. С одной стороны, светлой было непросто представить, как такой человек, не догадавшийся в момент опасности даже материализовать своё оружие (во всяком случае, пока Даф оставалась в сознании), к тому же не проучившийся и года, смог одолеть в схватке валькирию, с другой – это чувство было куда более весомым – она предчувствовала, что убийство плохо повлияет и на эйдос, и на психику Ковалёвой, и боялась за девушку. – Неудивительно, что тебе здесь так тоскливо, Даф. – сделала свой вывод Фия. В этой фразе Дафна без труда уловила намёк на минорную тональность своей музыки. И частично Ковалёва была права: Даф действительно очень не хватало света – здесь не было ни одного окна. Порой Дафна задумывалась: не было ли в том тайного расчёта мрака. В любом случае, Даф гораздо больше любила их с Мефом секретную мансарду на Большой Никитской. Она нравилась им ещё и тем, что вещи там были без невесёлых историй, в отличие от Дмитровки, 13. – Слушай, может, тебе тут лампочку подключить. – неожиданно предложила София. Этому Даф тоже удивилась: уж кто-кто, а Фия Ковалёва никогда не предлагала окружающим безвозмездной помощи. Вот если попросят – тогда, может быть, и «Да», а так… Подумав, что это будет не только от самой Софии, но и от мрака, чьим даром она непременно воспользуется, светлая отказалась с тёплой извиняющейся улыбкой, стоявшей в общем каталоге улыбок и поощрений под номером 154. – Ты ведь не о электропроводке пришла побеседовать. – это было и утверждение, и вопрос. – А почему бы и нет? Я люблю что-нибудь ремонтировать, особенно, если это что-нибудь связано с электричеством. Правда, проводить всё с самого начала я не пробовала, но могу ведь и попробовать. – улыбнулась девушка, затем нахмурилась и начертила на двери руну против подслушивания. Завершая её, Фия чуть напряглась, но, когда контуры руны зажглись, она спокойно села и, протянув Дафне кнут с кожаной рукоятью, отделанной серебром, спросила: – Ты знаешь, как это работает? Даф никогда раньше не видела этого оружия, а если о подобных артефактах и рассказывали на уроке, то Даф, будучи несколько нерадивой ученицей, всё прослушала. Магическая интуиция не говорила об особой опасности артефакта для самой Дафны, но и совсем безобидным он отнюдь не казался. – Я не знаю, что это за артефакт. – честно призналась Даф и поинтересовалась: – А где ты его взяла? – Эмм... Вроде в той лавочке с проклятым мусором. – заметив, что собеседница не совсем понимает, Фия уточнила: – Ну, помнишь, тогда ещё Арея посадили, а нам попытались всучить доброго, как японский ужастик, Гарпия Сдохса. – Припоминаю. Даф не ходила сама в тот «магвазинчик», неудачливый квартет исследователей Лысой горы спасали Эссиорх с Улитой, но уже вечером светлая знала от ведьмы всю историю в подробностях. – Но ведь проклятие должно было убить того, кто вынес любую из вещей за порог подвала? – В том-то и проблема. Похоже, что никто его оттуда не выносил. Но как же тогда?.. – София уже больше говорила сама с собой, нежели со светлой. Той всё это тоже не нравилось, и она решила предостеречь Фию: – Пойми, проклятие всё равно остаётся проклятием. Это как взятые в долг деньги: чем дольше не платишь, тем больше придётся отдавать потом. – уже договорив, Дафна подумала, что правильная светлая, наверное, привела бы в пример что-то связанное с духовностью, с борьбой света и мрака в душе. – Оп-па, я и не знала, что ты разбираешься в кредите. Или это Меф так на тебя влияет? – по лицу Фии невозможно было понять: не пропустила ли она предупреждение мимо ушей. Посерьёзнев, она спросила: – Так ты точно ничего не знаешь? – Извини, ничего. – как бывшей жительнице Эдема, Даф было непросто отказать в помощи, даже не имея возможности что-то сделать. – Так что ты делала в своём Эдеме тринадцать тысяч лет? Лопала персики с дерева сентиментальности? – У Софии был вид человека, обманутого в своих лучших надеждах. – На самом деле даже правильно держать флейту учатся несколько столетий, а уж играть на ней… И сентиментальность растёт не персиками, а серёжками, как на берёзе. – спокойно, не реагируя на грубость, объяснила Дафна. Как страж, она чувствовала, что это ещё не всё. – Да всё равно мне, как оно растёт! – Ковалёва и не заметила, как сорвалась на крик. Шок, в котором она пребывала с момента пробуждения, уступал место истерике: – Зачем вообще воспитывать в себе храбрость, нежность, щедрость… ту же сентиментальность, если всё это растёт в виде какой-то наркоманской травки в этом вашем дурацком Эдеме?! – Фия, ты не понимаешь. В Эдеме зацветает лишь то, что посеяно здесь, в человеческом мире. Свет эйдосов, что… Но София, будто уцепившись за последнее слово, не дала ей договорить: – Вы говорите, что главное – это эйдос, что благодаря ему человек любит, сострадает… Что без него он бездушен, но и лишённый эйдоса человек не перестаёт чувствовать! Не перестаёт быть человеком, но вам всем на него уже наплевать! Вам всем нужна только эта песчинка! Ковалёва резко встала. Кнут упал с её колен с негромким стуком. – Ты не права. Свет всегда борется за человека. Даже если кажется, что свет оставил его, это всего лишь означает, что у света есть лучший путь для этого человека. – на яростные вопросы Фии Дафна отвечала спокойно, с внутренней уверенностью. Как и Мефодий, София пыталась осмыслить с помощью логики то, во что нужно просто верить. – Тогда почему свет пользуется услугами Аиды Плаховны, она же сотрудник мрака?! Почему она может «по ошибке» скосить кого угодно, и свет даже не заступится?! Только теперь Даф поняла, что так гнетёт эту ученицу мрака. Пару месяцев назад Мамзелькина случайно (а может, и не очень случайно) обмолвилась, что унесла мать Софии, Ковалёву Ингу Арсеньевну, вместо её однофамилицы, Ирины Аркадьевны, откуда-то из Перми. При этом «старшой менагер некроотдела» как-то уж очень внимательно поглядывала на Фию. Тогда девушка держалась холодно-отстранённо, будто всё это её не касалось, только отрешенно поинтересовалась: «Почему в разнарядке на человека пишется только фамилия с инициалами, а на стража – имя полностью; вроде эйдос не в паспортном столе оформляется?». Дафна знала, что Фии далеко не всё равно, но она и не думала, что Ковалёва станет винить во всём свет. Всё-таки Даф была стражем-хранителем не Софии Ковалёвой, а Мефодия Буслаева. – Фия, – мягко сказала Даф, как доктор неуравновешенному пациенту, – Твоя мама была готова к встрече с вечностью. Это вызвало в Ковалёвой новый взрыв злости. – Да что ты вообще о ней знаешь?! Для тебя она была всего лишь куском мяса с частицей света внутри, если ты вообще знала о её существовании! Дафна не знала, как, какими словами объяснить Фии её неправоту по отношению к свету. Светлой подумалось, что они с Софией будто разделены стеклянной стеной: Фия Дафну видит, слушает, но не слышит. Сама Ковалёва понемногу успокаивалась. Ей было неприятно вспоминать свою истерику, и Фия, следуя заложенному с детства шаблону, извинилась перед Дафной. После чего, подняв кнут точно дохлую мышь за хвост, София собралась уходить, но задела плечом дверь. Ойкнула, помянув известное хлебобулочное изделие, и осторожно, явно опасаясь опять задеть руку, вновь повернулась к Дафне. – Слушай, а почему ты… Ну, как будто ничего не было, в отличие от меня? – Формулировка вопроса оставляла желать лучшего, но взгляд, брошенный Фией на свое предплечье, всё объяснил. – Мою рану исцелили с помощью того, что нанесло её – ледяного копья. Тебе же – убийце одной из них – валькирии помогать не стали. Кое-кто и вовсе порывался добить тебя, но… – пояснила Даф, и в который раз оказалась прервана. – Но в данных обстоятельствах право на месть есть только у преемницы С… – словно споткнувшись, Фия закончила фразу иначе, чем намеревалась: – Той валькирии. Ладно, я пойду, а то придётся у тебя заночевать. Да и перевязку, наверное, надо сменить. – вздохнула девушка. – Помочь? Я знаю подходящую маголодию. – предложила Даф. – Может, лучше я сама? – недоверчиво протянула София. – Маголодией быстрее. К тому же она ускорит заживление. Это убедило Ковалёву, и Дафна поднесла к губам флейту, сосредоточившись на мыслеобразах. В шум прибоя вмешивается свист метели, но мягкое журчание ручья понемногу заглушает все звуки… – Так значит «несколько столетий» ... – Фия мотнула подбородком в сторону флейты, которую Даф продолжала держать в руках. – Вот чем плохо служение свету: если тебе меньше десяти тысяч лет – ты совершенно не боеспособен. Бросив эту фразу на прощание, София, наконец, ушла с чердака. Несколько секунд были слышны её шаги (Фия тяжело ступала из-за временной хромоты), но постепенно и они стихли. Когда на лестнице послышалась новая поступь, Даф чуть улыбнулась, но тут же осеклась, вспомнив, что обижена на Мефа. А в сердце сладко екнуло. – Как ты? – спросил Буслаев. После того, как Дафну едва не убили, он часто заходил поинтересоваться этим. Светлая отлично знала, что были у Мефодия и кое-какие задние мысли, но всё равно была очень рада его видеть…***
Осыпаются кленовые листья в золотистых отсветах вечерней зари. Поднимаешь красивый розоватый камешек с серыми прожилками и крутишь его в пальцах, стирая грязь… Небо искрится. Яркая вспышка… Молния ударяет совсем рядом. Дерево вспыхивает. В свете пламени камень, который всё ещё в твоих руках, кажется алым. Или не кажется? Подносишь палец ко рту. Солоноватый привкус крови на губах. Взметнувший листья ветер утихает, и ты снова видишь её. Такую же холодную, как и тогда, но глаза уже ничего не выражают. Вокруг вьются ненавистные тебе мелкие мошки… Забрасываешь тело мокрыми листьями… разворачиваешься… уходишь… Но куда бы ни бежала, лицо убитой тобой женщины преследует тебя. Ты не веришь, что твои руки могли отнять её жизнь… Она не человек. Она – валькирия, желавшая твоей смерти. Она исчезла и не может источать этот тошнотворный запах разложения… Вот только где-то в тайниках души, там, куда ты предпочитаешь не заглядывать, как червяк в яблоке, таится неправильная, животная радость от сделанного. Торжество, идущее от мрака. И никакие доводы не в силах заглушить или оправдать это. Камешек летит в лужу. По мутной воде бегут круги…. Фия села на постели, поджав ноги, и посмотрела комод так, будто впервые его видит. Призвав один из своих клинков (о том, чтобы просто встать и взять его, девушка даже не подумала), Ковалёва подошла к комоду и замахнулась… В сторону отлетело лишь несколько щепок. Но Ковалёва ударяла снова и снова, пока комод не обратился в кучу деревянного мусора. Увидев часть кнута под обломками, Фия нанесла удар и по нему, но меч отскочил, будто наткнувшись на камень. Тогда София поняла, что обычный способ ничего не решит: мысли о Сэнре не выходили из головы. «Распустила сопли, дурёха… Может тебе погремушку дать вместо меча-то, а?» – отцовским тоном пристыдила себя Ковалёва, но и это ничего не изменило.***
София не любит по ночам бывать на первом этаже резиденции мрака. Когда солнца нет хотя бы за окном, тьма становится физически ощутима. Быстрые, слабо различимые тени на стенах, шуршащие голоса… Не столь завораживающие, как в том подвале с люком, но и они будто обволакивают мраком всякого, кто к ним прислушается. Фия не говорит об этом с другими. Девушке иногда думается, что она слышит то, чего на самом деле нет. Но там же, внизу, замаскированный под античную статую, находится холодильник. Возможно, Улите не хотелось натыкаться на учеников мрака в те минуты, когда её диета, длившаяся в последний раз целых четыре дня, внезапно заканчивалась. А может и нет – действия ведьмы, как считает Ковалёва, подчас лишены всякой логики. Как бы то ни было, холодильник стоит именно в приёмной, а лучшего средства от депрессии, чем сладкое, ещё не придумали. А кошмары… от них уже нигде не спрячешься. Вытащив с нижней полки чудом уцелевшую коробку конфет с миндалём, Фия с комфортом расположилась на диване, отметив про себя, что предыдущий был удобнее. Откусив кусочек, она недовольно скривилась: оказалось, что конфеты из белого шоколада, который, по мнению Софии Ковалёвой, вообще не достоин называться шоколадом. День и без кошмаров выдался нелёгкий. Из-за раны София не могла драться на равных с Натой, Петруччо, Евгешей, а тем более с Мефом. Но кто сказал, что Арей хоть кому-то из своих учеников даст побездельничать? И Фия где-то пять часов подряд здоровой рукой метала в цель ножи. Попадала, конечно, не всегда, один раз и вовсе запустила ножом в Вихрову, но примерно каждый четвёртый раз нож оказывался там, где нужно. Рука болела от усталости. А Ковалёва, даже когда для других учеников мрака тренировка уже закончилась, должна была продолжать целиться, бросать, хотя бы тупо швырять уже ставшие ненавистными ножи… За последний час Фии едва ли удалось метнуть нож десять раз, но за этот час она ни разу не промахнулась. У девушки не было сил на кого-то злиться, психовать, бояться, жалеть себя – не было сил на то, что так часто застилало Ковалёвой глаза. Лишь тогда Арей соизволил её отпустить… Плеск вина… сладковатый запах духов, оставшийся от суккубов… бархатная обивка дивана… привкус шоколада на языке… Взгляд то и дело соскальзывает на жёлтую надпись на крышке коробки… Фонтан то приближается, то отдаляется… Алые блики на стенах, стол черного дерева, мраморная статуя с отбитым носом, венецианское зеркало... Они уплывают куда-то за границу сознания… И без того тусклый свет меркнет… Всё чётче ставится запах гари… Дверь со скрипом отворилась. Резко очнувшись, Фия настороженно прислушалась. Тьма вокруг словно сгустилась. Звук шагов возник только через одну… две… три секунды. Кто бы это ни был, он будто испытывал её терпение. «И ему это удалось» – усмехнулась София, заметив, что левой рукой сжимает меч. Ковалёва довольно скептически относилась к своим боевым навыкам, но близость оружия успокаивала, и убирать его девушка не стала. Из темноты прозвучал смех. «Блин, точно!» – Фия едва удержалась от того, чтоб не хлопнуть себя по лбу. Воздух заискрился, сразу сделав мрак гораздо менее непроглядным. Только сидящий в угловом кресле оставался окружен тёмным облаком. «Блин, вот только Арея мне и не хватало до полного счастья. Вот какого пьяного Лигула он появился здесь именно сейчас? Хотя надо отдать ему должное, он ведь фактически вытащил меня из очередного кошмара» – несмотря на экспрессивность, мысль стекла по мозгам неторопливо, как густой кисель. Думает не то, что думает, а то, что, наверное, должна думать. Такой вот каламбур получается. Надеется, что если мысли будут обычными, то и чувства вернутся в свою колею. Туда, где можно было спокойно видеть сны. Но ведь это уйдёт? Забудется, как плохой сон, или замёрзнет, как лужи за окном? Иначе… иначе как бы могли жить они, другие? – Не уйдёт. Оно всегда останется с тобой. – глухо говорит барон мрака. – Но рано или поздно к этому привыкаешь. Утешает лишь то, что после смерти будет ещё хуже. – Лучше бы рано. Соплей было бы меньше. – по инерции отвечает Фия. Та часть её, что отвечает за страх, будто перегрузилась за время сна. – Ты уверена? – с иронией спрашивает Арей. Таким тоном говорят с девчонкой, которая по три раза на неделе, театрально рыдая, запирается в ванной, уверяя, что вскроет себе вены. Перед мысленным взором масляным пятном проплывает оживленец Гарпий Здуфс. Он действительно привык. Даже более чем… И этого она для себя хочет?! Прав Арей, в который раз прав. И это злит в нём больше всего. Уж лучше бы голову отрубить угрожал, право слово. Фия ненавидит чувствовать себя идиоткой и неудачницей в одном флаконе. А ощущать себя как-то иначе рядом с бароном мрака из близких знакомых Софии могли только Дафна и Улита. Ещё, может быть, Ната. Хотя о том, что на самом деле чувствует или не чувствует Вихрова, Ковалёва мало что могла сказать наверняка. – Где он? – резко спросил мечник мрака. – Кто? Гарпий Здуфс? Наверное в Тартаре… – не поняла Фия. Арей снова выдернул её из путаницы мыслей. – Призови тот артефакт, который убил валькирию. – А Вам зачем? – не удержалась от вопроса Ковалёва. Да и призывать кнут ей совсем не хотелось. Тёмное облако, окружавшее барона мрака будто расползлось по всей комнате. Фия вздрогнула. – Несчастный случай, произошедший с валькирией, сделал кого-то слишком смелым. Даже, если в твоих руках один из четырёх первоартефактов, это вовсе не делает тебя неуязвимой. – А в Эдем по блату не берут. – еле слышно прошептала София. Она могла бы обойтись и без вербального выражения данной мысли, но не видела в том смысла: всё равно её защитные барьеры пока что слишком слабы, чтобы защитить от стража мрака. А когда говоришь вслух, прибавляется капелька уверенности. Малюсенькая такая капелюшечка. Девушку что-то обожгло… – Может, я лучше сбегаю наверх. – неуверенно предложила Ковалёва после третьей неудачной попытки вызвать кнут. Арей никак не отреагировал, и Фия встала с дивана. Сделала два шага и была вынуждена замереть – шеи коснулось холодное лезвие. Нет, не меча, а всего лишь длинного кинжала. «Блин, ну что я опять сделала не так?!» – спросила себя София, ощутив, как по шее течёт тёплая струйка крови. Девушка в инстинктивном жесте подняла руку к шее… Позже София ещё не раз удивлялась тому, как быстро появляется желание жить, когда эту самую жизнь угрожают отнять. Инстинкт собственника, не иначе. Но это потом, а сейчас… Сейчас рука Фии снова сжимает рукоять кнута, а кинжал выбит из руки двойника Арея, и валяется на полу. Сознание затопила странная эйфория. Будто и не было пугающих снов. Клон обнажил меч… Уничтожив клон Арея и разжав словно прилипшие к артефакту пальцы, София мгновенно об этом пожалела. Пьянящая радость ушла, резко заменившись усталостью абсолютно во всех мышцах. Немного кружилась голова, и Ковалёва неуклюже опустилась на ближайший стул. Чувствуя себя выброшенной на берег рыбой, девушка слушала, как мечник мрака раздражённо говорит, что двигалась она, как корова на льду, и если бы не артефакт, то быть бы ей обезглавленным трупом. Впрочем, Фию это скорее обрадовало – не ожидая от Ковалёвой многого, Арей редко снисходил до критики в её адрес. Вот Мефодий – тот всегда получал по полной. В полутьме серебристый узор на рукояти кнута чуть поблёскивал. Мечник мрака рассматривал артефакт всего несколько секунд, но, к каким выводам пришёл, было непонятно – на его лице ничего не отразилось. София почувствовала себя человеком, появляющимся на сцене исключительно со словами: «Кушать подано», и почти не посвящённым в сюжет. – Неплохая вещь пилюли берсерка. Силу удесятеряют, зрение улучшается, боли же не чувствуешь вовсе. – вдруг произнёс мечник мрака. От этих его слов Фия впала в ещё большее недоумение: с чего это вдруг Арея потянуло на отвлечённую тему? – Но боль-то никуда не девается. И, когда действие заканчивается, получаешь нехилый откат. – осторожно предположила Ковалёва. Данная мысль пришла ей в голову при сравнении боевых пилюль с банальным человеческим допингом. Арей был мало похож на того, кто пользовался подобным. – Я нет. А вот кое-кто из моих противников всерьёз надеялся победить. – Надо думать, они были сильно разочарованы. – Разве что посмертно. Арей поднялся с кресла, давая понять, что разговор закончен. Фия подумала, что, наверное, одни из самых опасных зверей в мире – внешне неуклюжие медведи и бегемоты. Хотя как знать?.. –Если проклятие не забирает твою жизнь. – неожиданно сказал мечник мрака, уже находясь на пороге своего кабинета. –это означает, что оно возьмёт то, что дороже неё. После этих слов, дверь захлопнулась, и Ковалёва осталась одна. На улице понемногу рассветало. День, робко и неуверенно, точно Евгеша Мошкин, вступал в свои права, проникая даже сюда, в приёмную мрака. Через три-четыре часа здесь появятся комиссионеры и суккубы за продлением регистрации. Первые непременно попытаются подсунуть Софии под подпись закладную на эйдос, кто-то из вторых, превратившись в рокового красавчика, захочет пролезть без очереди… Но Софии Ковалёвой пока не до этого. В голове девушки снова и снова прокручиваются слова Арея. Да и что может быть дороже жизни, как не эйдос?