***
Когда они идут ко всем Спасителям, Ниган стучит Люсиль, привлекая внимание, пока все опускаются на колени, а потом передает ее Карлу. Свою девочку. Свою советчицу. — Подержи-ка. Он уже не знает, поразит ли это Карла. Просто приятно видеть его с Люсиль — на глазах у всех.***
— Гораздо продуктивнее сломать тебя, и веселее. Думаешь, это глупо? — Думаю, мы разные. — Ты умный парень. Что, по-твоему, я должен сделать? Отрезать тебе руку? Испортить лицо? Упоминание о том, что можно сделать с его телом, выводит Карла из себя. Его уже все это достало. — Ты должен выпрыгнуть из окна, чтобы мне не пришлось тебя убивать, — Карл вскакивает, нависая над сидящим Ниганом, широким жестом показывая на окно, чуть не подталкивая. Ниган смотрит снизу вверх и аплодирует. — Вот теперь узнаю парня, который меня чертовски впечатлил. — Я думаю, ты не говоришь, что сделаешь, потому что не собираешься ничего делать. Ты бы убил меня, но не можешь. — Может, ты и прав. Может, и не могу, — Ниган закусывает губу, улыбаясь.***
Отвезя Карла домой, Ниган делает вид, что все идет по плану. Но через несколько дней, «в выходной», как он говорит себе, а проще — когда состояние дел выглядит достаточно безопасным, поздним вечером приходит пора хорошенько нарезаться. И тогда единственное, что лезет Нигану в голову: Карл. Маленькая экскурсия для Карла по Святилищу принесла больше впечатлений и ощущений, чем было за последний год. Что это?! Что за парень? Что там у него внутри? Какая пружинка заводит этот блядский характер? Почему он сам, Ниган, так заводится?! Но больше всего его поражает другое. Набравшись в хлам, лидер Спасителей, как обычно, вдали от всех разговаривает с Люсиль. — Худшее, что я сделал в своей жизни, оставил тебя гнить, — говорит он, глядя с нежностью покрасневшими слезящимися глазами на биту в колючей проволоке. — Я не смог положить этому конец. Я, блять, не смог. И почему? Я обязан был это сделать. А он, этот сопляк, смог. Грохнуть мамочку… Блядь, кааак? Ну, вот как он это сделал? Это же секунды: небось жался к ней, переживал за нее, а потом раз и все? Пуля в лоб?! Я не понимаю… Ниган подливает еще коньяка, и горлышко бутылки цокает о бокал в трясущихся руках. — Ты была в агонии. Я даже не смог увидеть твою смерть. А потом… это извращение — то, какой ты стала. Моя Люсиль. Откуда эта неумирающая хрень? Я ушел как можно дальше оттуда, и никогда не возвращался, чтобы завершить незаконченное дело. Я просто не мог видеть тебя снова такой. Не мог похоронить по-человечески, чтоб ты упокоилась. А теперь ты — груда иссохших костей, лежащих на гребаном полу. Моя жена. Из-за меня. Я просто… ну, я просто не умею это делать… понимаешь? … я не знаю, как… Я могу убить хоть тысячу мудаков, но ты…. Карл вот умеет, а я — нет. Вот так вот наводишь, — Ниган складывает пальцы пистолетом, — в человека, за которого сдох бы, лишь бы он жил. Вот так, сука, наводишь — и бац. Твои мозги, Люсиль, разлетаются по палате. И все кончено, детка, все кончено… — губы Нигана дрожат и кривятся. Ему все труднее выговаривать слова: — Вот так — бац! — в мамку, которая пела тебе про солнце и всякую хрень. И это правильно, да? В мамулю. Правильно. Только это сейчас и правильно. Но я не хочу. Мне надо, чтобы ты сейчас была здесь. По-настоящему. Ну почему тебя нет?! — он вскакивает на ноги, и пьяно захлебываясь, рычит, размахивая битой. — Почему, Люсиль?! Почему?! Где ты?! Где ты, блядь, где ты?! Ниган крушит вещи в своей комнате одну за другой с воплем «Где ты?!». Выбившись из сил, он засыпает прямо на полу.***
Если бы Ниган был зверем, это был бы хороший пес, думает Карл. Огромный, породистый, преданный, сильный. Да только одичалый настолько, отведавший человечины, что проще пристрелить, чем рискнуть к нему подойти. И беда не в том, что он бездомный. А в том, что потерял хозяина. Хатико бойцовской породы. Раньше он вгрызался в горло врагам хозяина, был натаскан умереть за него, если что, и знал одно счастье — безопасность своего человека. А теперь человек умер. И пес рвет всех подряд в клочья, потому что все стали врагами, мается без передышки, потому что хозяину больше никогда не будет хорошо. Потому что позволил ему умереть. И не умеет принять, что его нет. Так и будет сражаться в тайной надежде, что когда он убьет всех-всех на свете врагов, хозяин простит его за былой промах и вернется. Яростный пес. Растерянный.