Дух перекрестков: Зеркало и бита

И опять одноглазый пацан смешивает карты. Идеи закончились, а любопытство — одна из самых сильных страстей Нигана. Он не способен успокоиться, пока не поймет, что к чему. Карл — не психопат. Не притворщик, нет. Как он вчера говорил! Срывающимся голосом, размахивая руками, нервно теребя края рубашки, бескомпромиссно, отчаянно — да, именно так рассказывают о какой-то школьной крале, невъебической телочке, которая в 16 лет кажется смыслом жизни и ответом на все вопросы. Но Карл-то говорил о чем-то другом. О чем раздумывать — словно пить паленую водку без закуски. За всеми этими щенячьими беспокойными движениями — грусть, старая-старая, задавненная грусть, будто тоска существа, живущего не первую жизнь на этой дерьмовой планете. А с каким лицом Карл вчера убивал ходячих на подступах к бункеру! Чистым. Светлым. Цельным. Ангел смерти, блядь. Осталось, мать вашу, Спасителям опуститься перед ним на колени, как перед иконой. Как перед самим Ниганом. А он пиздец как не любит, когда кто-то неуправляемый вот так перетягивает на себя внимание. В этом вся проблема? Или он просто хочет понять? Или Карл, славная игрушка, какого-то хера начинает на него влиять, будто проклятая Аннабель из старого кино? Надо что-то делать.

***

Карла приводят в кабинет Нигана.  — Ты, наверное, спрашиваешь себя, зачем ты тут? — говорит, ухмыляясь Ниган. Он сидит, широко расставив ноги и разложив руки на поручни кресла, как на троне. — Может, Ниган хочет мне напомнить, что не вежливо уходить, пока с тобой не закончили, как ты сделал вчера? Карл фыркает и что-то хочет сказать, но Ниган не дает ему слова:  — Нет, речь о другом. Надо срочно развлечься, мой будущий серийный убийца. Вчера был херовый день, а когда у мужиков бывает какой-то пиздец, они устраивают большое веселье. Этому отец тебя тоже не научил? Жены суетливо расставляют сладости на столе, скорее всего, добытые в бункере, развешивают что-то на стенах. Карл с любопытством наблюдает за ними. Две девушки прикрепляют на стену растяжку «Happy birhday!». Она совсем детская — очевидно, тоже из запасов матери Мэгги. Перед словами каждого ряда — мордочка Микки Мауса, да и каждая буква написана на черных силуэтах с узнаваемыми круглыми ушками. — У кого-то День рождения? — удивляется Карл. — У тебя! — гогочет Ниган. Он, очевидно, уже слегка принял на грудь, отчего выглядит чуть более расслабленным и отяжелевшим, чем обычно. — Но я не… — Здесь решаю я. Если я сказал: ты сегодня родился, значит, так и есть. Понятно? Карл закатывает глаза. Ниган берет лист бумаги и пишет огромными буквами «Карлу», а затем выводит — так, что фломастер скрипит и рвет бумагу — цифру «21», и отдает Фрэнки. Та приделывает надпись в конце растяжки. — Ско-о-олько? — недоумевает Карл. — Сколько мне? — А на хер мне несовершеннолетний? — посмеиваясь, спрашивает Ниган. — В своем заповеднике идиотов хоть слюнявчик носи. Но здесь то все мужики, все взрослые. Спорим, твой рот до сих пор девственный… и в нем ни разу не было… — Ниган делает паузу. Карл ожидаемо вспыхивает смущением и гневом, даже сжимает кулаки. — … алкоголя, — невинно заканчивает Ниган, пьяно улыбаясь. — Что?! Что ты так вскинулся, а? О чем подумал? — он широко разводит руки в деланном удивлении. — Твои мысли, Карл, покрепче виски. Черт! Так горячо, у меня даже в паху защекотало. Кто-то из жен хихикает. Карл отворачивается к окну. — Давайте-ка, женушки, тащите все, что есть в моем баре, — громко и весело командует Ниган. — Когда пацаны хотят понять, что друг у друга на уме и можно ли с ними иметь дело, они напиваются вместе. Ниган развлекается без особой цели. Просто делает то, что хочет. Попутно понимая, что хочется-то ему в компании Карла подкалывать его, задевать и жадно разглядывать меняющееся лицо. — Что я хочу знать, так это на хрен ты угрохал вашего мальчишку близнеца? Как там его, Бена? Билли? Срань Господня! Ты сам был тогда еще ребенком. Карл пожимает плечами. — Не можешь припомнить? Чтооо?! — Ниган шутовски всплескивает руками. — Он даже не был твоим первым? О времена, о нравы! — Его казнили бы. Ни одного шанса, что оставили бы в живых, — Карл старается не показывать, насколько эта тема для него болезненна. — Только сделали это днем. А ждать смерти страшно, во сне-то лучше. И если взрослый убивает ребенка, такое уже не забыть. Я думал, если ребенок убьет ребенка, это проще. Другим не придется брать на себя эту ношу. Вот. И я… я сделал все быстро и не больно. — Я вот смотрю на тебя, пацан, и думаю: кто ты? — говорит Ниган, не улыбаясь. — Ты для меня, блядь, загадка, знаешь? Прирожденный убийца? Новая порода людей? Давай, не смотри как удав. Пей, говорю. Выпивка помогает общению. — На самом деле, я уже пил однажды, и мне не понравилось, — надменно говорит Карл. — Да ладно! Это ты просто пить не умеешь… Во всем есть свое, мать его, искусство. Или ты просто хладнокровный гаденыш, которого ничем не проймешь. Это ты хочешь сказать? Ниган залпом выпивает почти пол бокала виски. Карл хмурится, делает пару больших глотков и закашливается, но сразу же пытается оборвать непроизвольную реакцию. Кажется, в бокале огонь, который охватывает горло, стекает посредине груди и почему-то полыхает жаром внизу живота. — Ну, милые, давайте-ка хором: с Днем рождения, Карл! — Ниган рассматривает покрасневшее от спиртного лицо паренька. Жены в своих открытых праздничных нарядах вместе с Ниганом распевают «Happy birthday to you». Это странная картинка, будто из сна. Все немного расплывается. Парень тянется за шоколадкой, чтобы закусить и вернуть былую ясность мыслей. — Эй, веселее, черт возьми! Не на похоронах! — командует Ниган, — Будущий киллер отмечает совершеннолетие. Раз в жизни такое бывает! Надо показать все соблазны, которые есть во взрослой жизни. Устроим отвязную вечеринку! — он допивает из бокала и шваркает его об стенку. А затем жестами, словно дирижер, требует, чтобы другие сделали то же самое. Кто-то из жен радостно бьет сосуд для алкоголя, кто-то испуганно отшатывается в сторону. Осколки усыпают пол. Ниган осторожно захватывает бокал, который Карл подносит к губам и поднимает его, словно заботливая матушка, которая поит малыша из чашки. Виски льется в рот парня. Ниган берет в свою ладонь пальцы Карла, сжимающие бокал, оттягивает его руку — и бокал, врезавшись в стену, разлетается звенящими брызгами. — Чего хочешь, Карл? — спрашивает лидер Спасителей. — Имениннику положено выбирать подарок. Тот лишь пожимает плечами. — Я что-то не пойму, — голос Нигана тут же становится угрожающим. — Ты что, блядь, со мной не разговариваешь? Или просто молча наслаждаешься моим обаянием, а? — Это все равно не настоящий праздник, — говорит Карл. — Людей маловато? — озадаченно спрашивает Ниган. — Точно! Пусть гуляют все! Он велит собрать всех Спасителей внизу. Карлу почему-то становится грустно. Почему он обречен сидеть в этой уродливой фабрике? Зачем вызвался идти вместо Мишонн? И разве Ниган отпустит его, когда закончится месяц, разве не видно, что этот психопат зациклился именно на нем? Алкоголь действует на Карла пародоксально. Люди собираются. Ниган выходит к ним, Карл тоже, но держится на приличном расстоянии. Он думает, что всю эту толпу позовут на шоу под названием «День рождения Карла». Вот только клоуном он быть не собирается. Просто уйдет — и пусть Ниган делает с ним, что хочет. Но порядочно пьяный мужчина, при виде которого люди преклоняют колени, никого никуда не зовет. Он просто объявляет, что сегодня праздник, набирает пригоршни «бункерских» конфет и бросает сверху, радостно наблюдая, как даже взрослые мужики кидаются к сладостям, сталкиваясь и зажимая в кулаке «сокровища». Сладкое в их рационе бывает крайне редко. Карл читал в одной книжке, что в старые времена в тюрьмах самой желанной передачей считалось не брутальное курево, не чай, из которого делали чифирь, а банальная сгущенка. Его потрясла мысль: в матерых зеках кроются все те же мальчишки, которые ели украдкой варенье. Когда Нигану надоедает это веселье, они возвращаются в его кабинет, где тихо общаются жены. — Так. Гуляем дальше, — Ниган хитро улыбается и выглядит немного трезвее. — Свозить в Лас-Вегас я тебя не могу, по понятным тебе причинам. А вот стриптизершу сейчас найдем. Он критичным взглядом оглядывает женщин. — Эмбер! Спой-ка повеселее. Фрэнки! Ну-ка, сбацай нам с именинником приватный танец. Рыжая девушка нехотя выходит вперед, плавно двигаясь под пение. Вначале это вполне привычно — в Александрии на праздники тоже все танцуют. Но затем она начинает, извиваясь, гладить руками грудь, бедра, прогибаться, приседать, словно у шеста, и ее танец начинает отдавать жаром виски. Темп нарастает. Эмбер похлопывает в такт, поет она слишком нежным и тоненьким голосом, поэтому недовольный Ниган хрипло и громко подпевает ей. Фрэнки резко поворачивается в стороны. Отросшие огненные волосы бьют по плечам. В какой-то момент (в какой — Карл уже не очень понимает) она снимает блузу и вертит ею в руке. Потом в руках оказывается лифчик. Карл смотрит на голую женскую грудь и невольно вжимается в спинку стула. Ниган все замечает и хохочет. Это определенно красиво, но… в то же время ужасно. Плоть. Много живой плоти — при свете дня, среди глазеющих людей, в уныло-фабричном помещении, в присутствии мультяшных Маусов на стене. Фрэнки подходит поближе, наклоняется к Карлу, и он видит грудь во всех подробностях — смуглое упругое тело, потрескавшеся соски немного разной формы, прыщик на одном из полушарий. Ожившие журнальные картинки, которые сладострастно вспоминать перед сном, щекочущее возбуждение, личное, очень-очень личное, беспощадно выставленное на публику, на свет. И это только начало! Фрэнки же будет раздеваться дальше? Карлу почему-то стыдно. Что-то из гадких снов, когда заходишь помыться в душ, а оказываешься почему-то на сцене, голый и уязвимый, на глазах всей удивленной, разодетой общины. Ниган смачно шлепает Фрэнки по заду, и требует, чтобы Карл положил руку ей на грудь. Парень вскакивает и отходит в другой конец комнаты. Его покачивает. Ниган возбужденно выплескивает новую порцию виски на голую грудь домашней стриптизерши. Фрэнки вскрикивает. Струи спиртного стекают на юбку и жена, даже не пытаясь вытереться, обиженно показывает испорченный наряд. Карлу кажется, что это намеренно. Он чувствует себя посторонним наблюдателем в каком-то странном спектакле. — Пардон, мадам, — Ниган по-прежнему усмехается, что-то обдумав, поднимает указательный палец, а затем куда-то выходит. Женщины принимаются общаться в пол голоса, не обращая на «именинника» ни малейшего внимания. Ниган возвращается, подзывает Фрэнки, похлопывая по колену, словно хозяин собаку, и достает золотое кольцо. — Поем, танцуем! — объявляет он. — Вечеринка еще не закончилась. Когда Фрэнки начинает опять извиваться, Ниган ловит рукой ее грудь и пытается надеть кольцо на сосок. Смех Нигана, голоса девушек сливаются в единый гул. Кажется, Карла еще и тошнит от спиртного. Фрэнки, наверное, обидится, если его вывернет, когда она продолжит обнажаться? Карл решительно, хотя и нетрезвым шагом, направляется к двери. — Ты куда это намылился?! — грозно вопрошает Ниган. — Это, блядь, твой подарок. А дареному коню… — он пьяно хохочет, — дареной жене в зубы не смотрят… Эмбер перестает петь. — Я не нуждаюсь в твоих женщинах, Ниган, — яростно отвечает Карл. — Какой пылающий взгляд! Ты бы прожег на мне дырку, будь у тебя побольше одного глаза. Парня почти трясет. Где-то сзади Фрэнки собирает одежду, не завершив стриптиз, и начинает поспешно одеваться. — Так какой, на хер, ты хочешь подарок? Давай, удиви нас! — подначивает Ниган. — Подарок? — переспрашивает Карл. — Сам знаешь, какой. Они стоят напротив, впившись друг в друга глазами. Ниган резко разворачивается к женам: — Леди, праздник окончен. Спасибо, что составили нам компанию. Возьмите сладкого и уходите. Быстрее. Намечается мужской разговор. Давайте, давайте, убирайтесь! Нигану не нравится собственное желание остаться с пацаном наедине. Будто он может сказать что-то такое, что нельзя слушать на публике, на свету. Что-то очень личное. Парень в ковбойской шляпе, сглатывая, дожидается, пока женщины уходят.  — Подарок? Твоя жизнь. Ты, — говорит он заплетающимся языком. Ниган ощущает себя пиздец как странно, будто облили кипятком. — Что? — переспрашивает он. — Твоя смерть, — поправляется Карл. — Хочу, чтоб ты умер. — Можно устроить, — отвечает Ниган глухо. — Сейчас. Но если у тебя не получится, Люсиль поможет наконец узнать, что в твоей голове. Неулыбчивый пьяный Карл, кажется, сияет. Вечно ухмыляющийся Ниган мрачен, как сама смерть. Обоим кажется, что слова имеют двойной смысл, но каждый из них понимает то, что он слышит, лучше, чем то, что на самом деле хочет сказать.