Дух перекрестков: Зеркало и бита

Больше всего на острове Карла поражает медведь. Он сидит в клетке, смотрит умными грустными глазами снизу вверх, пытается просунуть лапу через прутья. Карл вспоминает, как в детстве, до всего, ходил с родителями в зоопарк. Звери там содержались в куда лучших условиях, но все равно эти воскресные посещения казались мальчику грустными праздниками. А потом Карл узнает, что медведь нужен для жертвоприношения. Его убьют и на празднествах сожрут. Медведь, будто что-то понимая, бьется о прутья, а потом затихает. — Что поделать, у всех — свои ритуалы, — думает Карл. По большому счету, все дело именно в медведе. Есть такие минуты предрешенности, когда воспоминание смешивается с прозрением, и очень щемит в груди. Карл чувствует, как его детские фантазии о том, как он выпускает зверей из клеток, приобретают подобие выбора, за который надо расплатиться.

***

Поначалу в гостях хорошо. Их сажают за накрытые прямо под голубым небом столы. Всех приглашают занять свои места. Люди в белом поют хором. Люди в белом водят хороводы. Ниган, весело матерясь, изумляется, как Уайтмэны хорошо здесь устроились. — Прям как белые люди, блядь, — не слишком оригинально шутит он. Лидер Спасителей настороже. Он не ест сам и запрещает пробовать своим бойцам, пока из их стаканов не отхлебнут местные, пока не съедят с их тарелок по кусочку. Уайтмэны выполняют требование, светло улыбаются и заверяют, что бояться не стоит. Угощения для своих и гостей одинаковы. При этом местные девушки хихикают и толкают друг друга, будто во фразе есть двойной смысл. Карлу это не нравится. На празднике, под развеселые не очень понятные песни, бдительность постепенно притупляется. Спасители пьют дурманящую настойку, как все, и с аппетитом едят обильные мясные закуски. Такого пиршества они не видали уже много лет. — Свиньи, свиньи, — отвечают местные на все вопросы, но самих хрюшек не слыхать и не видать. К молодым Спасителям так и липнут местные девушки. Приглашают танцевать, гулять, щебечут и заглядывают в глаза. Карл не пьет: спасибо «Дню рождения». Долго еще у него будет на алкоголь «аллергия». Но какой-то седой мужчина настоятельно уговаривает его не обижать хозяев, хотя бы пригубить «напиток силы». Или Карл планирует продемонстрировать презрение к их традициям?! Нет, не планирует. Он делает несколько глотков — больше имитирует, чем делает, изображает неземное удовольствие, пока его не оставляют в покое. И если настойчивые уговоры старика Карл может списать на местные традиции, то холодные глаза, которые цепко следят, чтобы юноша пил, ему откровенно не нравятся. Происходящее на острове для Карла — повтор. Так ли давно его соблазнял Ниган? Стандартный набор: выпивка, угощение, женщины. Слишком напоминает соблазнение. Но если намерения Нигана сейчас для Карла понятны, Уайтмэны для него — загадка. Не очень занятная. Из разряда тех, которыми пугают друг друга подростки. Еще и Таня с Джейкобом куда-то подевались, а Нигану на них плевать. Таня мелькала среди местных женщин: то в хороводе, то в каких-то игрищах, то на кухне. Джейкоба последний раз Карл видел, когда случился небольшой конфуз. Уже порядком пьяный парень, недолго думая, помочился на какое-то сухое дерево на окраине поселения. Это достаточно уединенное место, не на глазах женщин и детей. Уходить для таких дел в лес на неизвестном острове, наверно, ему было страшно. Но пару местных жителей заметили и набросились на него с воплями, что гость обесчестил святое место, оскорбил Дерево духов. Джейкоб извинялся, виновато косился на хохочущего Нигана. Карл побаивался, что его соратнику из Александрии местные отомстят, но все заканчилось на удивление мирно. На празднестве их посадили за разные столы. И вот сейчас Карл хочет сверить с ним впечатления, но парень из Александрии исчез. Карл разыскивает, расспрашивает. Один из Уайтмэнов отвечает, что с гостем все в порядке, его увела девушка. От принятых пары глотков напитка покачивает, кружится голова. А если бы весь стакан?! Застолье и танцы уже закончились. Люди разбрелись: кто беседует, кто храпит во сне, кто гуляет, разглядывая новые пейзажи. Карл заглядывает во все дома, все уголки поселения, пока в окне большого дома, на самой окраине, неподалеку от Дерева духов, не замечает Таню. Он заходит туда: женщины в передниках готовят еду в больших тазах. На столе, обсыпанном мукой, несколько местных жительниц дружно месят тесто. На другом столе на механических мясорубках перекручивают куски мяса на фарш. Таня машет на него рукой, выскакивает за дверь, утирая пот передником. — Мужчинам сюда нельзя, — говорит она Карлу. — Иди-ка, гуляй. — Ты что — с ними решила остаться? — Представляешь, им кухарки нужны, — расцветает улыбкой Таня. — Как они обрадовались, узнав, что я у Нигана-то на все Святилище готовила. Говорят, я здесь — на вес золота. Я тебе скажу, их белоручки, даром, что приучены куховарить, двигаются как черепахи. Да не волнуйся! Им и воины нужны. И тебе место найдется. Лучше ведь здесь, чем с Ниганом. — Ты же ничего о них не знаешь, — пожимает плечами Карл. В глазах Тани вспыхивает нехороший огонек, будто она знает важную тайну. — Я-то как раз все выяснила, — снисходительно улыбается она. — Не девочка. В рай не верю. Но ты посмотри, как хорошо: остров красивый, дома расписные, люди такие дружные. Вот жены Нигана обычно по сторонам жмутся, по одиночке. А здесь меня сразу приняли, как сестру! Карл пытается выпытать, что же она такого узнала, но Таня лишь смеется. А вот когда он спрашивает про Джейкоба, женщина резко мрачнеет. — Пошли. Только тихо, — говорит она. — Все заодно и поймешь. Ты — парнишка смышленый. Я тебе смерти не желаю. Лучше заранее знать, чтобы глупостей потом не наделать. Они обходят дом — его задняя глухая стена выходит на лес. В ряд стоят баки с мусором. Таня открывает крышку одного из них: там кости и требуха, должно быть, отходы от разделки туши. И — что-то круглое. Не похожее на голову свиньи. Таня ворошит кровавые ошметки палкой, и становится отчетливо видно, что это. Но Карл все равно не может понять. У Карла выключается что-то в голове, разум не работает, он видит картинку — и не понимает, как ее описать. Это слишком чудовищно. Слишком тошнотворно. Хуже, чем воняющие разложением ходячие, трупы друзей и остывающее кровавое нечто после биты Нигана. Таня захлопывает крышку. Цепляться за картинку больше не получается. Реальность предстает такой, какая она есть. В мусорном баке Карл только что видел отрезанную, простреленную голову Джейкоба. — Его убили? — спрашивает Карл. Таня недовольно морщится. — Они… они едят людей? — дрожащим голосом уточняет Карл. Таня разводит руками. — А как же ты — с ними? — потерянно спрашивает он.  — Слушай, здесь своих не убивают, — быстро шепчет Таня. — Я точно узнала. Только чужаков, врагов. Свои в безопасности. Разве что тех, кто старше 72 лет, уничтожают, чтобы не было лишних ртов. У них вера — они сами с радостью уходят из жизни. А до того тебя никто не тронет. Женщины рожают деток, любят, кого хотят… Разве это хуже, чем у Нигана? — Но… они каннибалы? — с трудом выдавливает из себя Карл. Таня вздыхает. — Я знаю, с непривычки звучит страшно, — кривится темноволосая женщина. — Но можно мясо и не есть, никто не заставит. Мы все равно убиваем друг друга все время. Какая, к черту, разница?! Зато у них голода не бывает. Не могу тебе красиво объяснить, как они, но там целая философия. Матушка Природа злится, что мы едим ее детей, а людей просто так отстреливаем и закапываем. И если жить по правде, оставить в покое животных, обходиться… гм, своими силами, все на планете опять восстановится. Карл смотрит на нее, не веря своим ушам. Но Таня говорит вполне обыденно. — Карл, да ты пойми, — она явно жалеет, что ей не хватает правильных слов, — ведь и впрямь мы всех зайцев, собак, птиц — всех постреляли. Охотнички! Животные вымирают. Человеку одному на планете не выжить. Это регенерация. Ты подумай, попривыкни — и соглашайся. Всех, кто принимает их веру, оставляют в живых. Ее глаза опять нехорошо блестят, и она, криво улыбаясь, добавляет: — Ты хороший. Не хочу из тебя… тушёнку готовить. Женщины уже выглядывают из дома, ищут Таню. Она возвращается на кухню. Карл быстро, будто за ним гонятся, возвращается к жилым домам. А там уже организованы какие-то развлечения. Кто, взяв за руку девушку, прыгает с ней через костер. Кто-то целуется на время — кто дольше. Кто-то гоняется друг за дружкой, играет в прятки. Праздник плодородия. Столы на этот раз не накрыты. Но везде расставлены кувшины, а старцы носят их, черпаками разливают напитки в стаканы и протягивают тем, кто еще трезв. Впрочем, очевидно, это не просто алкоголь. В жидкости явно плавают травы, и, кажется, они способны распалять телесную страсть. Кто — из Спасителей, а кто — местный, сейчас можно различить только по одежде. Вся молодежь смотрит лишь друг на друга. Высокие, загорелые парни — на ладных, бойких девиц. Рыжих и ласковых, как лисички, светловолосых и страстных, как кошки, темных и сильных, как волчицы. Немолодая женщина несет что-то, похожее на кадило. Только аромат от него не ладана, а горькой полыни и каких-то сладковатых трав. Она окуривает каждого с головы до ног. Звенящими голосами молодые люди, которых очищают дымом, по очереди выкрикивают: — Гори, моё пламя! Дуйте, мои ветры! Беги, моя волна! Укрой, моя земля! — В огне — багряный, в земле — бездыханный, света напившись, водой окропившись… — бормочет женщина то ли заклинание, то ли молитву. Трезвому Карлу кажется, что он попал на тайное собрание. Ему постоянно впихивают стаканы, но удается то набрать напиток в рот, а потом тайно выплюнуть, то украдкой пролить, чтобы казалось, что он допивает почти до дна. Он постоянно подносит стакан к губам, пошатывается, понимая, что в этом — его спасение. Костер разгорается сильнее. Начинают бить барабаны. Все собираются к огню: водить хоровод. Начинается все с хождения по кругу, но дальше они движутся быстрее и быстрее. Возбужденные люди бегут так, что едва могут держаться за руки. Несутся, мелькают перед глазами, падают, на упавших наступают, спотыкаются, кто-то отползает. Люди бегут и смеются. Ритмичные удары все чаще, словно бешено стучит одно большое сердце, разгоряченное бегом. Парни и девушки улыбаются друг другу. Все смешивается в единый поток. С неба на резвящихся людей смотрит равнодушное солнце. На веревках, за жилыми домами сушится мохнатая шкура убитого медведя. Карл зачем-то, оторвавшись ото всех, идет посмотреть на клетку. Но там нет останков животного. Там кто-то рычит и орет. За металлическими прутьями, под замком, бесится обнаженный и безоружный человек. В клетке — Ниган.