Бесконечная ходка: контракт на счастливую жизнь

Скоро я всё узнаю… Ну-ну… И что же это значит? Гульмира потеряла сознание, когда я после этой её фразы нещадно рубанул её черепушкой об стол в порыве слепой ярости. Бля… А я так много ещё хотел спросить… — Осип! — рявкнул я и дверь тут же отворилась, внутрь каморки просунулась морда сержанта. — Убрать это тело! — Да, босс. Босс… Быстро же разведка перехватывает нашу манеру общения. Честно говоря, за это время мы уже сдружились. Вон, даже в бою вместе побывали. Вано каждый вечер спаивал молодёжь купленной водярой, к чему они уже привыкли. Н-да… А пить они горазды. Я протиснулся между зашедшим Винтом и сержантом в коридор, где уже стоял Бобби и вытирал со своих рук кровь. Я кивнул ему. — Результаты? — Эта девка… Молодец. — наш дознаватель улыбнулся. — Скольких мужиков я не пытал, не все столько выдерживали, как она. Уважаю. — А эта, блять, азиатская принцесса отрубилась нахрен! Инфы получил по нулям. — Давай я попробую когда она очнётся? — предложил Бобби. — Ты только убивать горазд, допрашивать совершенно не умеешь, не обижайся. — Дерзай. — обиженно фыркнул я. — Список вопросов получишь позже. — А сейчас? — По плану. А я, пожалуй, пройдусь. *** Слушая отдаляющиеся выстрелы тренирующихся ГРУшников, я топал к лагерю. Мой хренов учитель утопал туда ещё до «допроса» чтобы в очередной раз залезть под юбку к Ольге. Хренов жиголо, блин. Многое что нужно было обсудить по поводу дальнейшего обучения разведки, один из пунктов – силы Монолита. Я зуб даю, они ещё где-то остались, не зря же Гуля сказала что «скоро всё узнаю». Хруст веток справа, меж кустов мелькнуло что-то белое. Едва не пальнув на звук, я запеленговав на этом белом красную тряпку, поубавил пыл, но руку с рукояти Смитти не убрал. Моя грёбанная паранойя не давала мне спокойно насладиться никотином. — «Это ты меня паранойей назвал? Чувак, ты был таким до меня». — сказал вдруг тот, о чьём существовании я почти забыл. — «А… Опять ты? Хрен ли надо?» — «Мне что, нельзя поговорить с самим собой?» — возмущённо продолжил он. — «Я просто отдыхал от твоего вечного нытья, а сейчас уже готов вновь его слушать». — «Так свали Бога ради из моей башки раз не нравится!» Разговорившись со своим психическим расстройством таким образом, я и не заметил как вышел к лагерю Совёнок. Задняя калитка, ведущая в наш лес, показалась из-за густого кустарника. Но дойти до неё мне было не суждено. Из-за кустов вышли пятеро. Пятеро в меру крепких ребят, на сколько я знаю, служащих здесь вожатыми. Среди них я узнал двух парней, всюду хвостом ходящими за Славей. Гоп-компания целенаправленно шла ко мне. Морды серьёзные, грудь гордо выперли вперёд, прямо ух! На стрелку, что ли, собрались? — Здорова, армия! — поприветствовал меня один из них. — Тормози, разговор есть. — Не думаю что в этом есть смысл. — хмуро ответил я. Хотел было пройти мимо, но меня остановили толчком открытой ладони в грудь. Слегка опешив от такой наглости, я крепко схватил недоноска за запястье и дёрнул на себя. Сам отошёл, а справедливая инерция сделала своё дело – вожатый грохнулся мордой в пыль лесной тропинки. — Наших бьют! — противным, высоким голос закричал кто-то из его друзей. И тут же на меня наваливаются двое, пытаются скрутить. Действует правило толпы - у людей включается стадный инстинкт, они начинают творить страшные вещи. Против пяти-семи обозлённых и разгорячённых людей, действующих под адреналином, не выстоит даже опытный боец. Это не кино, где противники налетают на героя по одному, позволяя ему с лёгкостью разбираться с собой. Нет, это жизнь. — «Берегись!» — рыкнул мой внутренний друг. Среагировать не успеваю и мне в солнечное сплетение прилетает мощный удар того небритого урода. Отомстить решили? Даже дружков подговорили, шакалы. Подозрительно сильный и поставленный у него удар для обычного вожатого пионерлагеря. Поддерживаемый двумя кретинами сгибаюсь пополам от сильной боли и невозможности сделать вдох из-за спазма пострадавшей диафрагмы. Какой ляд меня дёрнул оставить экзач в лагере? Эти шакалы специально выследили меня, застали в одиночестве. На мне даже броника не было! Лишь сраная форменная футболка, не дающая никакой, даже минимальной защиты! Новый град ударов прошёлся по моему корпусу, вокруг сжалось кольцо из озверевших вожатых. Чтоб вас черти в аду трахали, мрази! Надо срочно выбраться из окружения. — «Давай помогу? Сам ты не сдюжишь». — предложил внутренний голос. Вмешиваться ему не пришлось. Из-за забора послышался громогласный бас с ноткой украинского акцента: — А ну прекратить! *** В новой «квартире» наёмниц было, что называется, всё включено: сырость, захламлённость, холод и бегающие тут и там мелкие грызуны. И лишь только старая лампочка худо-бедно освещала номер люкс для пленных наёмников. Шлепки разбивающихся об бетонный пол капель с ржавых труб под потолком эхом разносились по небольшому помещению три на три метра. Комната номер тридцать семь – новая обитель Гульмиры и Маши. До скончания веков. Здесь не было ничего кроме россыпей мелкого строительного мусора, бегающих туда-сюда мышей и сопения мирно спящей Марии. Гульмира пришла в себя вскоре после того как их в бессознательном состоянии, едва перемотав последствия допроса, кинули в комнату подобно мешкам с картошкой. Уже почти как два часа она молча смотрела в одну точку перед собой, слушая полудрёмное бормотание своей подруги. Постоянно перед глазами вставала картина перекошенной от гнева морды Маэстро, с неистовой силой одаривающей девушку ударами, сверкающий в отблесках света нож, капли крови падающие на столешницу. В глазах наёмника не было ничего человеческого. Полностью лишённые эмоций, холодные и безразличные, а на лице застыла безумная улыбка, обнажающая треугольной формы клыки словно у хищника. Взгляд и мимика человека, не способного на сострадание. Пленниц снова искусно связали, оставили в позе черепашек отдыхать после побоев. До крови впившиеся в кожу пластиковые стяжки мешали Гульмире утереть с лица кровь, вновь и вновь слабой струйкой стекающей из рассечённого лба. Наёмники не оставляют дела незаконченными и как только девушки придут в себя допрос продолжится. С новой силой. Это лишь только вопрос времени. Больше всего Гуля переживала за Машу. Она впервые попала в плен к таким хищникам как эти наёмники, но держалась молодцом. Однако вскоре мерки могут применить методы, способные сломать внутренний стержень неудавшейся биатлонистки…

»Статья третья Военнопленные имеют право на уважение их личности и чести. Женщины пользуются правом на обхождение во всем соответствии их полу. Пленные сохраняют свою полную гражданскую правоспособность».

Гульмире вдруг вспомнилась одна из статей конвенции о содержании военнопленных*. Эти парни её определённо не читали. Да и что с них взять, с наёмников? Сама она и её вражеские коллеги нон-комбатанты, и на них, по содержанию статьи сорок семь дополнения к той же конвенции, правила содержания в плену не распространяются. Что по итогу? Пулю в затылок или перерезанная глотка в подарок после получения всей нужной информации. Либо же их тела ещё тёпленькими будут изуродованы и изнасилованы, а потом мирно висеть где-нибудь на ближайшем дереве. Оптимизма не прибавляло и нахождение в тонких, насквозь мокрых после «дезактивации», форменных майках да труселях в промозглом помещении. Видимо кто-то там, на небесах, услышал страдания бывшего спеца и ей-таки удалось отвлечься от дурных мыслей. В этом помогло шевеление и возня откуда-то справа. Повернув голову на звук, Гуля заметила проснувшуюся Марию. Девушка приняла сидячее положение, хотела было схватиться за разрывавшуюся от боли голову, но связанные за спиной руки помешали ей сделать это. Новый стон, больше походящий на невнятное мычание, полный боли и уныния, вырвался из её груди. Гульмире в который раз стало жаль её. Ещё недавно она могла сделать успешную спортивную карьеру, но судьба-злодейка как обычно повернула всё на свой лад. Маша повертела головой, тщетно пытаясь расфокусированным взглядом оценить обстановку. Наконец, она «запеленговала» свою наставницу и жалобно простонала, мол «хреново мне, подруга». Понимающе кивнув, Гульмира взглядом попросила её быть потише. Не известно сколько им ещё тут быть, но провоцировать наёмников совсем не хотелось. Нет, Гуля не боялась. Она была человеком расчётливым и тактичным. Если те парни в «горках» скорее всего так, щенки на побегушках, что видно по их молоденьким, смазливым мордашкам, на губах которых ещё не обсохло материнское молоко, то бойцы Маэстро профессионалы своего дела. В этом она убедилась ещё находясь в Зоне. За два раза они перебили больше сорока процентов личного состава вверенных ей монолитовцев. Да, они полегли и сами. Да, они провалили свою миссию, но они дрались как настоящие звери. До последнего, блин, патрона. Но у оставшихся фанатиков, а в их нахождении в этом мире Гуля не сомневалась, зная в точности весь план, есть козырь в рукаве. Эдакий рычаг давления. Заложники, ценные для Маэстро и его людей, а также его возлюбленная. Её бывший лейтенант СНБ самолично изловила по прибытии, заставив забыть всё. Как? Да всё очень просто. Монолит передал ей осколок уникального артефакта-паразита, который неизвестным девушке способом блокирует воспоминания носителя. Однако вживлять его под кожу пионерке было не самым приятным занятием. Сам же командир наёмников уже постепенно сгорает под вспышками неконтролируемой агрессии, скоро, кажись, на своих бросаться будет. Теперь остаётся только надеяться на фанатиков и их дальнейшие действия по плану… *** Сознание плавало где-то в тумане, соображал я туго. Руки тряслись как будто после бурной ночи с литрами семидесятиградусного самогона, который на своей базе гонят анархисты Свободы. Жёлтые дощатые стены вокруг намекали на моём нахождении где-то в помещении жилого типа. Это ощущение усиливали всякие предметы мебели вокруг. — О. Очнулся. Знакомый голос прозвучал справа. Попытки встать ни к чему не привели – этому способствовали верёвки, которыми я был крепко привязан как оказалось к обычной кушетке. Надо мной склонились трое. Виола, Влад и какой-то здоровый мужик в красной майке смотрели на меня как-то… С подозрением и опаской, что ли? — Командир? Ты как? — спросил Стая. — Как он?! — воскликнула Виола. — Ты лучше спроси зачем он так поступил! — Чё вы несёте?.. — вяло проблеял я, не оставляя попыток расшевелить путы. — Какого хера происходит? — Ты что, не помнишь ничего? — прогудел мужик. А-а-а… Узнал. Это-ж физрук местный, Боря, кажется. — Нет… — Просто прекрасно! — всплеснула руками медсестра. — Покалечил троих вожатых и не помнит этого! Дверь отворилась и в помещении появились ещё четверо. Запыхавшиеся Майк и Джим, следом за ними влетели Славяна с Ольгой. Моя бывшая с опаской глядела на связанного меня, Майк же мгновенно оказался рядом и без разбору сунул мне прямой в челюсть. — Какого хера ты творишь, урод?! — рявкнул он. — Тебе мало прошлых трупов?! Его удар моментально привёл меня в чувства. Меня, будто компьютер, вывели из спящего режима. — Ты охренел?! — возмущённо воскликнул я, попытавшись притронуться к месту удара на многострадальной челюсти. — С тебя сотня баксов на новый зуб! Я демонстративно сплюнул сгустком крови учителю под ноги. Поморщившись, Майк отошёл от меня на шаг и хмурым, непривычным для меня взглядом, уставился прямо мне в душу. Наш медик аккуратно отодвинул стоявшую надо мной Виолу, склонился, оказавшись почти нос к носу со мной. — Если бы я не был с тобой столько знаком, то по всем признакам выдал бы тебе диагноз – шизофрения. — мрачно сказал он, проводя какие-то свои медицинские манипуляции. То в глаза посветит, то по колену постучит. — А ведь они на лицо – вечная апатия, холодность ко всему и… твоя вечная проблема – похуизм. Скажи, ты ничего не употреблял в эти дни? — Водяру, коньяк и пару стимуляторов после пострелушки. Хоть ты мне, блять, объясни что тут нахер происходит?! — рявкнул я, отчего присутствующие девушки вдрогнули. — Не ори. — поморщился Джим. — Ты помнишь что было пятнадцать минут назад? — Помню только как шёл в лагерь к Майку… Что-то хотел спросить. Потом, у ворот задних меня гоп-стопнули местные вожатые. И всё. — Так и было. — подал голос физрук. — Я иду, слышу крик «Наших бьют!», я туда, смотрю – толпой на него налетели, гасят по всем местам. — Все пятеро били? — спросила Ольга, что-то усердно записывающая в блокнотике. — Ага, усе. Одного он отправил на землю, тут же скрутили, начали бить. А потом… — А потом?! — хором спросили порядком уже разозлившиеся наёмники. — Не знаю як сказати… [Не знаю как сказать...(укр.)] Он вмиг будто в массе прибавил, двоих, что держали вмиг раскидал. Пока поддельники втыкали, прямым ударом хрясь! – в челюсть, тот в нокаут. Что он делал с остальными – не видел, но что с их лицами – вы знаете. — Человек, блин, армия… — проговорил Влад. — Босс, извини, но пришлось тебе по черепу врезать дубинкой. А то ты и на нас кидался. — Чего?! — взревел изрядно офигевший от таких новостей я, с новой силой попытавшись высвободиться из пут. — Хер ли вы городите?! — Когда мы с Борисом к тебе приблизились, ты на нас наставил нож. Пока кинулся на него, я увернулся и первой попавшейся веткой тебе по затылку-то и дал… — Влад картинно поковырял носком ботинка пол домушки. — Ты был не в себе. Не в себе… Чтоб я накостылял до кровавых соплей толпе людей и не помнил этого?! Да не может быть… Или может?.. — «Э, это твои проделки?» — «О чём ты? Ааа… О тех козлах? Так они сами виноваты. — начал оправдываться внутренний голос. — Толпой на одного. Считаешь это честным?» — «Ты про честность у наёмника спрашиваешь?» — «Ой, ладно тебе. Проучили ублюдков и нормально». — Ну и хрен ли ты молчишь? — спросил Майк. — Ты с нами? Или опять щас будешь драться? — Не буду, дядечка, отпустите, пожалуйста! — решил включить дурака я. — В натуре, Майк, хорош хернёй страдать. Я пришёл в себя. Недоверчиво хмыкнув, учитель достал свой огромный нож Ontario SP6 Fighting Knife, от вида которого стоящие рядом девочки разом ахнули и отодвинулись. Я и сам успел пустить по ляжкам, наблюдая как Майк медленно с хмурой миной приближается, заносит надо мной клинок и… верёвки упали на пол. — Маньяк, блять… — прошептал я и принял сидячее положение, потирая перетянутые конечности. — Кто меня связывал? — Я. — гаркнул Влад, глупо улыбаясь. Нахватался, блин, от Руслана дурацких привычек. — Зачёт. — хмыкнул Джим. — Даже я б так не смог. — Кому конкретно я нанёс вред и в какой форме? Совесть что-ль взыграла? С каких это пор мне не наплевать на тех, кого я покалечил? Но сейчас я реально не могу ничего поделать, ибо… Не помню ничего как, кого и чем бил, что аж челюсть сломал нахер. Лишь смутные образы, лица, взмахи руками и ногами, крики и ругань. Вот же пакость… А что они думали, когда впятером пёрли на меня? — Перелом челюсти у одного – раз, — начала загибать пальцы Виола, укоризненно поглядывая на меня. — выбитые зубы и кровоподтёки почти у всех – два, сломанный нос и разбитая голова – три. Достаточно? — Вполне. Трупов нет? Попытался вяло отшутиться, но мой смешок поддержал лишь Джим, но тут же сделал вид что закашлялся, словив недобрые взгляды окружающих. М-да… Задачка. Не, ну вообще я ж оборонялся, не так ли? Любой нормальный мент любой нормальной страны скажет что я действовал в интересах своей безопасности. Да и они начали первым драку… Хотя не, это я помню. По факту драка началась после того как один из горе-вожатых толкнул меня. Я, естественно, офигел от такого и отправил наглеца поваляться в песке. Виола закатила глаза. — Слава тому, в кого не верю – нет. Что до тебя – будешь под наблюдением. — Ага, хер там плавал. У меня куча желторотых ГРУшников на балансе числятся, а я их непосредственный командир… — Уже нет. — вдруг холодно сказал Майк. — Твоя потихоньку протекающая крыша мешает тебе выполнять свои обязанности. Согласно уставу Частной Военной Компании «North» [«Север» (англ.)] ты временно отстранён от командования боевой группой за жертвы среди мирного населения, множественные акты жестокости и необдуманные действия, до установления твоего полного психического здравия. Командование группой временно беру на себя. Это его заявление гулким эхом отразилось во внезапно погрузившемуся в тишину помещению. Слова его в моей бедовой головушке были сродни грому средь ясного майского неба. Вот те раз… — Ч-чё?.. — только и смог вымолвить Влад, озадаченно переводя взгляд с меня на Майка. — Майк, ты шутишь? — Сдай оружие. — сухо сказал мой учитель и лучший друг, проигнорировав вопрос новичка в Синдикате. Впервые на моей роже отобразилась гримаса удивления. Я аж рот приоткрыл от шока. — Сдай оружие, Алекс! — снова потребовал Майк уже жёстче и как бы невзначай положил руку на кобуру. — Босс, реально, не нагнетай. — поддакнул Джим. — Дай нам со всем этим разобраться и всё вернётся на круги своя. Я вдруг почувствовал… обиду и разочарование в своих друзьях. За короткий промежуток времени я потерял свою любовь, свою работу… Своих самых близких людей. Неповиноваться приказу я не мог, так как всегда слепо следовал правилам Организации и потому протянул Майку варбелт с ножнами и кобурой. Сейчас я практически гражданский человек, без прав. — Возвращайся в лагерь, я подскочу позже. — кивнул Майк, закинув мою сбрую себе на плечо. Ничего не ответив, я глянул в глаза каждому из своих бойцов и вышел из дома, затылком ощущая их взгляды мне в спину. *** Наёмники снова удивили Гульмиру. Сейчас её и Марию связанных ещё крепче чем в их каморке вели по тёмным коридорам подземных коммуникаций в сопровождение мрачно поглядывающих на них парней в простых камуфляжных «горках». Вели молча и ничего кроме гула ветра в бесконечных катакомбах и тяжёлого сопения провожатых слышно не было. И ещё этот треклятый кляп во рту, привкус которого был сродни месяцами нестиранным носкам. Острые камни и осколки мусора на полу не добавляли радости подругам, больно впиваясь в босые ноги. Это всё очень действовало на нервы... Особенно Марии, дёргано и как-то со страхом оглядывающейся вокруг. Новый резкий поворот вывел пленниц и их охрану к ярко освещённому пятну пространства. Свет, как оказалось, лился из настежь открытой двери. В двери стоял парень, облачённый в стандартную форму и снаряжение Синдиката. Его лицо было смутно знакомо Гульмире: острые черты лица, на котором замерло спокойно-расслабленное выражение. Спокойные, расслабленные губы, выдающие уверенно в себе и своих способностях человека. И самое главное, что сразу бросилось в глаза Гуле – глаза. Выразительные, глубокие, словно океан, глаза. — Приветствую. — расплылся в улыбке парень. — У меня для вас сюрприз, девочки. Он говорил с интонацией, подобной той, с какой говорят отцы со своими детьми – в нём чувствовалась снисхождение и… теплота? Его красивый и очаровательный низкий голос надолго засядет в голове наёмницы. Этот образ интеллигентного и образованного человека никак не уживался с образом хладнокровного наёмника. — Спасибо, парни, на этом всё. — кивнул наёмник сопровождавшим девушек солдатам. — Идите пообедайте, отдохните. До занятий остался час. Бойцы козырнули наёмнику, кто-то чертыхнулся. Видимо, это государственные служащие под опекой наймитов, вовсю борющиеся с «уставными» привычками. Дождавшись пока подчинённые скроются, мерк оторвался от дверного косяка и приблизился к оставшимся на местах девушкам. — Я ещё не представился, не было подходящего момента. — он подмигнул Марии, на что та сразу попыталась спрятаться за подругой. — Меня зовут Бобби. Бобби Марлоу. А вы, я так понимаю, Мария и Гульмира, верно? Будто не замечая кляпы во ртах пленниц он, дождавшись кивка старшей, продолжил. — Вот и познакомились. Заходите-заходите, у меня для вас сюрприз. Наёмник обошёл пленниц и легонько подтолкнул их в спины к открытой двери, откуда ощутимо веяло теплом, водой и мылом. Не заставляя Боба ждать, девушки прошли в хорошо освещённую комнату, стены которой были покрыты белой плиткой. Посреди стояла большая… ванна. Белоснежная, выдраенная до блеска ванна, наполненная тёплой водой до краёв. Рядом, на небольшой тумбе, лежало несколько рыльно-мыльных принадлежностей. Наёмник хмыкнул и встал перед растерявшимися девушками, понимающе покивал головой. — Удивлены, да? Но я вас уверяю, это не помывка перед расстрелом. — Бобби прикрыл рот кулаком, сдерживая смешок. — Просто… Прошу прощения, но от вас пасёт адски. Посему предлагаю помыться. Натянув ласковую улыбку, наёмник медленно сблизился с Гулей. Медленными и какими-то расслабленными движениями снял порванную майку с семейниками. Недолго полюбовавшись её стройной фигурой, усеянной шрамами и порезами, он не грубо, но настойчиво усадил её в горячую воду. Удивительно, но Гуля не чувствовала от грозного наймита никакой угрозы. А не контролёр ли он, случаем? Следом в ванну опустилось и тушка Маши. Наёмник с ней так же был нежным, даже за руку придержал чтобы та не поскользнулась. Девушки чувствовали себя донельзя униженными, находясь здесь, раздетыми друг напротив друга. Когда их колени соприкасались, Мария стеснительно отводила взгляд, но тут же сталкивалась с внимательным и пронзительным взглядом наёмника. Изо рта Гули неожиданно был вырван кляп, отчего бывший спец закашлялась. — Ну что, приступим? — Бобби улыбнулся, в его руках мелькнула обычная льняная мочалка белого цвета. Не дожидаясь реакции старшей наёмницы, Бобби начал заботливо и неторопливо натирать её порядком уставшую спину. Гуля хотела было что-то сказать, как мерк неоднозначно покачал головой и положил на край ванны рулон широкой синей изоленты. — Я не слишком груб? — как бы между делом спросил он. За несколько дней в плену тела девушек были покрыты старыми и новыми ссадинами, ушибами, грязью и прочей прелестью. Приятная тёплая вода и прикосновения мочалкой одновременно были болезненными, но с другой стороны и приятными. «Боже, как же давно я не была в обычном душе…» — промелькнуло в голове Аскаровой. — Я хочу поговорить с тобой. Ты же не против? — продолжил Бобби, спускаясь по спине Гули ниже. — Чёрт, ну и грязнули же вы, хе-хе… Полагаю, что вам не особо комфортно в нынешних условиях содержания? Есть способ это прекратить… Руки наёмника переместились на грудь Гульмиры и он так же аккуратно, медленно и педантично приступил к мытью и этой части тела. — Так ведь гораздо лучше, правда? Так о чём мы?.. Ах, да… — вкрадчиво начал он. — Я предлагаю вам свободу, ну почти свободу… Скажем так, облегчённые условия содержания взамен на… информацию. Что скажешь? Хранить информацию ценой собственной жизни более не являлось первоочередной задачей. Вряд ли Монолит бросится их спасать, девушки им больше не нужны. Если были бы нужны, то попытка спасательной операции была бы предпринята ещё давно. А никак выжидают удобного момента?.. Да нет… нет… Наёмницы, словно расходный материал, выполнили свои функции, роли в операции, и больше не нужны. Списали их в невозвратные, выкинули, будто выкуренную до фильтра сигарету. И о чём Аскарова думала, когда согласилась работать на сектантов?.. Из опыта знала что связываться с различными фанатиками ни в Зоне, ни в нормальном мире работать нельзя. — Какого рода информация и что за условия? — осторожно поинтересовалась она. — О, условия ваши будут прямо-таки райскими! — парень расплылся в улыбке. — Во-первых, комфортабельные апартаменты класса люкс! Во-вторых, снятие ограничения в передвижении с некоторыми нюансами… Ручки ваши по-прежнему будут связаны, ротики заклеены скотчем. Фактически вы будете амнистированы. — Амнистия предусматривает полное освобождение. — возразила Гуля. — Не имею желания ещё сколько бы то ни было ходить с вонючим тряпьём во рту. — Это можно легко изменить! — наёмник кивнул на замершую по другую сторону ванны Машу. — Я просто подарю твоей подружке колумбийский галстук и надобность в затыкании ртов отпадёт. Что скажешь? — Моя свобода слова не стоит смерти напарника. — хмуро ответила наёмница, кинув успокаивающий взгляд на разволновавшуюся подопечную. — Ну как знаешь, моё дело – предложить альтернативу. — хмыкнул Бобби. — Так что? Договорились? Наёмник говорил правду. Им действительно, если Маэстро чего не отчебучит, подарят некую свободу. Возможно, даже пригласят поучаствовать в каких-либо операциях, тех же фанатиков оставшихся вылавливать. Да и что им остаётся? Дальше сидеть да гнить в грязном, промозглом подземелье? Попытка побега уже была предпринята, новых принимать желания больше нет – результат очевиден. Ай… Чем чёрт не шутит?! Глубокий вдох… — Давай попробуем. Какая информация тебя интересует? _____________________________________________________________________________________ 1. Женевская конвенция от 12 августа 1949 года об обращении с военнопленными. Принята 12 августа 1949 года Дипломатической конференцией для составления международных конвенций о защите жертв войны, заседавшей в Женеве с 21 апреля по 12 августа 1949 года.