Тот ты, который мой друг

Удивительно, но когда Дилюк вернулся, поместье было на месте, и никто даже не пострадал. Кайя сидел за столом в общем зале и сосредоточенно рисовал, а Моко нависала над его плечом, давая ценные указания о том, как лучше изобразить природу. — Дерево — это не волосатая морковка, мастер Кайя, — терпеливо объясняла она, — и не должно иметь такую форму. Представьте, что всё оно состоит из веточек и просто расходится в стороны, чем дальше, тем более тонких. — Но ствол — не веточка, — упрямо возразил тот, хмуро глядя на лист бумаги перед собой. — Я не понимаю, что ты хочешь, чтобы я сделал. — Привет, — окликнул их Дилюк, подходя ближе, и услышал нестройный дуэт ответных приветствий. — Покажешь? — Это какая-то ерунда, — недовольно отозвался Кайя, комкая ни в чём не повинный плод своих трудов. Дилюк, однако, успел заметить, что на рисунке был лес: четыре или пять, действительно, морковкообразных деревьев и одинокий низкий куст с фиолетовыми ягодами. Кайя, наверное, изобразил волчий крюк — его кусты росли как раз неподалёку от винокурни, около Вольфендома. Дилюк вспомнил, что Кайя всегда тяготел к пейзажам. Из-под его пера выходили нереалистично круглые озёра, косые домишки или вот такие вот зелёные красоты. Дилюк обычно рисовал любимых персонажей книг, свою семью или хотя бы клыкастых волков, но Кайя — никогда. Живые существа в его творчестве не фигурировали вообще. Эта особенность когда-то беспокоила отца, но Дилюк не помнил ни слова из того, что он говорил, а сам понятия не имел, что она могла бы значить. По мнению Дилюка — только то, что Кайе нравилась Мондштадская флора, но что он вообще мог понимать? Животные ему тоже нравились, а толку? — Хочешь померить то, что я купил? — предложил Дилюк, и Кайя тут же забыл о своих плачевных художественных потугах. Он выхватил из рук Дилюка сверток с одеждой и поскакал по лестнице с такой скоростью, что, если бы ему кто-то встретился по пути, несчастный рисковал оказаться сбитым с ног, будь это даже, мягко говоря, крупный Эрнест. Свесившись через перила второго этажа, Кайя очень осуждающе посмотрел на Дилюка, который только начал подниматься, и подогнал его нетерпеливым «поживее давай!», а потом скрылся за дверью своей спальни. Он быстро перемерил все новые вещи, с видимым удовольствием покрутившись перед зеркалом — Дилюк всё это время смиренно сидел в кресле, комментируя происходящее в меру заинтересованными «очень красиво» и «тебе идёт». В конце концов, Кайя остался в одной из голубых изящно вышитых нитками рубашек, с цветами рядом с воротником, и в тёмно-синих шортах с серебряной застёжкой. Вообще-то, Дилюк хотел найти ему что-нибудь на зимнюю тематику, но единственная блузка со снежинками оказалась слишком маленькой, так что от идеи пришлось отказаться. Хорошо уже то, что он вообще попал в размер, и Кайя смотрелся в своей новой одежде более чем прилично, а не так, словно отобрал её в неравном бою или получил в наследство от старшего родственника, чего Дилюк всерьёз опасался. — Я хочу боа, — произнёс Кайя, критически разглядывая себя в отражении. О Барбатос, именно этого Дилюк и боялся. Настолько тесная встреча с сомнительными вкусами сэра Кайи Альбериха не могла не отразиться на хрупкой детской психике. — И перчатки. — Так, — строго сказал Дилюк, поднимаясь с места, — я больше не принимаю заказы. — Я надеялся, что ты принесёшь что-нибудь интересное! — обиженно воскликнул Кайя. — Ты ведь знаешь, как я должен одеваться. У меня вот здесь был ремешок, — он ткнул пальцем в левую руку, на то место чуть выше запястья, где, действительно, он-взрослый носил чёрный кожаный ремень. Дилюк не представлял, какая в этом была функциональная нагрузка. Вероятно, просто выпендрёж, — и браслеты с шипами! — По моему дому не будут разгуливать дети, выряженные как попугаи, — непреклонно заявил он. — Как только вырастешь — одевайся как хочешь, но подобного моя хрупкая душевная организация просто не выдержит. — Мне, вообще-то, двадцать два, — уточнил Кайя, хмуро глядя на него. — Сейчас — двенадцать, и ты меня не переспоришь. Они оба замолчали на какое-то время, а потом Кайя тяжело вздохнул, видимо, потеряв всякую надежду на то, чтобы отстоять своё отсутствие чувства стиля. — Я оставлю вырез, — с хитрой улыбкой произнёс он, — а то и ещё чего-нибудь добавлю, раз ты такой злой. — Я тебя умоляю, да хоть весь ассортимент какой-нибудь торгующей безделушками лавки разом на себя надень, мне-то что, — фыркнул Дилюк, ничуть не впечатленный очередной провокацией. — Я хотел показать тебе пару приёмов, которым научился, но раз ты такой вредный, то, пожалуй, пойду лучше почитаю. — Нет! — Кайя буквально прыгнул в его сторону и вцепился в рукав сюртука с совершенно отчаянным видом, сразу же растеряв всё дурашливое настроение. — Нет, Дилюк, покажи! Не нужны мне никакие перчатки! До чего же легко им управлять, даже неловко. Впрочем, Дилюк делал это только ради его блага, а потому не собирался себя винить. Разве не все взрослые так делают? Нужно же как-то удерживать в рамках пылкие юные сердца. — Ладно уж, но только если ты пообещаешь хорошо вести себя хотя бы до завтра, — притворно-неохотно отозвался он, выходя в коридор, и Кайя вприпрыжку побежал вперёд. — Целую неделю! — восторженно пообещал он, хотя Дилюк в этом искренне сомневался. Даже если за неделю Лиза не найдёт способа сделать Кайю снова взрослым, он всё равно не продержится в образе хорошего мальчика так долго.

❆

Дилюк приземлился на землю, вложив в удар примерно половину силы, которую обычно тратил на бой с соперником. Пиро энергия привычно вырвалась из рук, продолжив движение вдоль лезвия, и взорвалась ослепляющей вспышкой, окатив всё вокруг огненными всполохами. Жар лизнул лицо, вызвав неконтролируемый прилив адреналина, но его пришлось подавить. Кайя, которому Дилюк сказал сидеть на каменном ограждении метрах в пятнадцати от него, сорвался с места и в мгновение ока очутился рядом, едва не подпрыгивая на месте. — Дилюк! — завопил он, дергая его за руку. — Ты такой крутой! Это прямо целый взрыв, и огонь такой во все стороны! Вау! Он продолжил нахваливать увиденное в совершенном восхищении, и Дилюк почувствовал, как в груди разливается приятное тепло, не имеющее ничего общего с его стихией. Широко улыбнувшись, наверняка пугающе сверкая глазами, он отстранил Кайю от себя и произнёс: — Крутой, говоришь? Ну-ка отойди подальше, я покажу тебе, что такое «круто». Кайя убежал обратно с ещё более завидной скоростью и в нетерпеливом ожидании замер на прежней позиции. Глубоко вздохнув, Дилюк поднял меч, направил в него горячий импульс, заставивший тёмный металл вспыхнуть пламенем, и широко взмахнул клеймором по дуге, разом отпуская всю скопившуюся внутреннюю силу. Огромная огненная птица устремилась вперёд, сжигая под собой всё живое и озаряя поле ярким светом. Трава, которой не посчастливилось оказаться на её пути, заполыхала даже несмотря на то, что была совсем свежей и напитанной влагой. Проследив за ней взглядом и опустив по-прежнему горящий меч, Дилюк ощутил себя таким свободным и счастливым, каким давно уже не был. Его тело сотрясала жажда битвы — он редко позволял себе пользоваться дарованными способностями ради праздного развлечения, но всё ещё помнил, зачем это устроил, и почти физически ощущал то, каким взглядом смотрел на него совершенно зачарованный происходящим Кайя. Когда Дилюк обернулся, он даже не пошевелился, открыв от восхищения рот. Дилюк подошёл ближе, сел на парапет рядом и легонько толкнул его в плечо, приводя в чувство. — Ну, что скажешь? — Я просто… — Кайя замер на секунду, зажмурившись, а потом снова перевёл на него сияющий взгляд. — Ого. Нет слов. Ты самый крутой на свете, Дилюк! — О, малыш, ты ещё так многого не видел. — Дилюк потрепал его по волосам и закрыл глаза, подставляя лицо солнечным лучам. Он так сильно любил Кайю в этот момент — того мальчика, которым тот был сейчас, являющегося живым воплощением всего хорошего, что было в жизни Дилюка, — что от этого перехватывало дыхание. Он хотел бы, чтобы этот момент длился вечно, и безжалостная действительность никогда не нашла бы их в этом уголке умиротворения, что они создали сами. Чтобы Кайя остался в неведении о том, кем они оба стали, что сделали друг с другом и какие нанесли раны. — Я тоже дерусь двуручным мечом? — немного помолчав, Кайя вновь подал голос и оперся боком о Дилюка, прижавшись головой к его плечу. — О нет, у тебя вот такая вот малюсенькая зубочистка, которой ты лениво помахиваешь одной рукой. — Дилюк показал пальцами сантиметров пять, Кайя в ответ недоверчиво хмыкнул. — А второй? Держу щит? — предположил он, задумчиво водя ладонью по каменной кладке. — Если хочешь знать моё мнение — делаешь красивые жесты. — Дилюк картинно прижал левую руку к груди, а потом отвёл её вбок, манерно расставив пальцы, и Кайя рассмеялся, глядя на его представление. — Но ты сам наверняка сказал бы «ловлю баланс» или ещё какую-нибудь ерунду. Поверь мне на слово, ты только и делаешь, что выпендриваешься. Для тебя принять эффектную позу важнее, чем одержать победу. — Ой, а сам-то! — Кайя вскочил на ноги и встал прямо перед ним, сделав вид, что держит что-то тяжелое. Он, рисуясь, откинул волосы со лба, «поднял» свою ношу на уровень плеч и замер, глядя перед собой очень сосредоточенным, серьёзным взглядом. На какой-то момент Дилюк умилился его актёрской игре, а потом понял, что тот изображает его собственную стойку перед использованием «рассвета». Но он совсем так не выглядел! Дилюк захохотал так сильно, что не смог даже возразить. Этот ребёнок — самое очаровательное, что он видел в своей жизни, и он больше не имел никаких вопросов к юному себе, который готов был тащиться за Кайей хоть на край Тейвата. Он был обречён. — Ты просто не видел себя, — успокоившись, наконец ответил Дилюк, — ты бы понял, что, по сравнению с тобой, каждое моё движение — эталон сдержанной эффективности. — Скажи мне это в лицо, когда я стану твоим ровесником, — ничуть не поверил ему Кайя, продолжая улыбаться. — Кстати, а я быстро научился таким трюкам, как ты? — О… — Дилюк на секунду задумался и решил, что не хочет сочинять об этом какую-нибудь захватывающую историю. — Честно говоря, я не знаю. После того, как ты получил Глаз Бога, я на три года уехал из Монда и занимался кое-каким расследованием. Так что, когда я вернулся, ты уже был крут. — Три года… — медленно повторил Кайя. В его тоне примерно в равных пропорциях смешались задумчивость и печаль. — Я, наверное, по тебе ужасно скучал. — Я по тебе тоже, — ответил Дилюк, утешительным жестом сжав его руку. Он почти не врал.