Выбор

- Черт возьми, Сивилла! Где тебя носит столько времени? Ни в поезде, ни в комнатах.. - Я..э. я, знаешь, я. Мы с родителями ехали позже. - Опять пропустили поезд? – Гермиона смягчалась. Она искала Севу среди толпы на перроне, перед ужином, во время ужина. Откуда-то взялась ответственность за такую несобранную и неосторожную ученицу. - Я.. извин.. я . э. Что-то все думала и думала: очарование тем благо, что имеет свойство-о спадать. Как температура! Сначала ты как бы в бреду. Ты во..во власти каких-то чар и жара. И пульс выстукивает – го-рю, го-рю, го-рю. Расплавляет под тобой матрац, пол, доски, сосед-дей. И тебе как будто все время хочется пииить. Нет-нет-нет. Такого не бывает в жизни. Что я несу? Я..я. уверена, что такое очарование – это простое воспаление мозга и паха. Гермиона смотрела на нее в изумлении. - Я, я..э..э. – кривляла Пандора. – Выдохни, дорогая, теперь твоя мамочка здесь. Она позаботится о тебе. Правда, Герми? И не будет никаких воспалений. - Перестань. Какая муха тебя укусила? - Сивилла! – смеялась Пандора. Гермионе никогда не нравились все эти даже добрые подшучивания. В них не было высмеивания, но были намеки на особый ум Трелони. Никто не видел по-настоящему, какой была Сивилла. Она имела неповторимое свечение, редкое видение мира, специфическое чувствование. На 3-м курсе Сева потащила Грейнджер в сад, к мадам Стебль. И ее интересовали не цветы и не особые растения, а какая-то простая трава, которая росла всюду около теплиц. - Смотри внимательно. Вот эта трава, она никогда не растет с четырьмя или больше листиками. Всегда только три. Только три, да. - Ты проверила все в мире? – Грейнджер не смеялась и, кажется, уже не удивлялась. - Зачем? Я это так знаю. Чтобы обмануть, волшебники кидают не 3 листа, а всегда больше. А главное, делают всегда вид, что это большее количество с одного растения. - Кого обмануть? Куда кидают? - Куда? В зелье. Как же его? Убедительное или убеждение. Я не помню. Так мало кто знает, как его правильно варить. Не нужно кидать никаких зверо..звери. ох. Не нужно, нет. А обмануть хотят сначала себя, а потом сделать вид, обязательно сделать вид. Сапиенс – называется. Не первый раз Грейнджер ничего не понимала в этом беспорядочном лепете, но всегда была готова к любой шалости. Есть что-то серьезное и важное в том, как Трелони застывает над чашкой чая перед сном, уплывая зрачками за чаинками. Казалось, что она сама превращается в какую-то глубокую чаинку, пропадает куда-то, выпадает во что-то. Тело покачивается, она чуть слышно мычит. – Знаешь, мы иногда так глубоко уплываем. Мы там растворяемся. Становимся легкими и очень спокойными. - Что ты хочешь рассказать? – неожиданно спросила Трелони. – Тебе очень нужно что-то рассказать. - Иногда она меня пугает. Она определенно тебя знает лучше, Гермиона, чем ты себя. – Пандору передернуло. - А мне снился сон о тебе. - Хм? - Будто тебя зовут не Пандора, а как-то похоже. И в руках у тебя уд-дивительное дитя, такое маленькое, беленькое. – Сивила нагнетала шепотом, вращала глазами, делала странные взмахи рукой. – Ты, держа за ножку, окунула его в томатный соус - Прекрати. Не хочу больше слушать - Я окончательно расстроила отношения с отцом! После того дурацкого ужина он отчитал меня. Я накричала на него. Теперь он ненавидит меня и пытается сосватать. Это какой-то непрекращающийся кошмар. Разговоры и разговоры! – всё это вывалилось из Гермионы недробным потоком. Пандора застыла в изумлении, пока Сева расчесывала какую-то ранку на руке и неестественно тянула уголки губ книзу. - И за кого? Хотите вы наверняка спросить. За кого угодно! За пустоту! Ему вообще все равно, главное, чтоб из «больших» семей. Это несправедливо! – Гермиона краснела и пыхтела, почти выкрикивая все это – А я не хочу ни за кого! Это глупо! - Успокойся пока. Ведь есть еще год. Может уляжется, может вы помиритесь. Хотя вы никогда и не дружили особо. Ну может он просто отстанет от тебя, поняв, какая ты неисправимая и потерянная. - Не уляжется. Отец сдружился с Цигнусом. Они теперь все праздники планируют вместе отмечать. - А.а. т-ты придумай себе какое-нибудь развлечение. Например, смотри на всех в ужасе. Они решат, что ты ополоумела и отстанут. Опо-ло-уме-ла. Ополоумела. Похоже на твое имя в моем сне. -Я же сказала, перестань, Сева. Всё семейство и без этого на нее смотрит, как школа на тебя. Ужин кончился. Грейнджер сидела до последнего студента, чтоб только не проникать в непроницаемую и плотную толпу, чтоб только не тереться спинами и боками. Прогуливаться по пустым коридорам всегда приятно, прислушиваться к эху своих шагов всегда интересно – как твои шаги слышатся другим. Принюхиваться к сырости ни с чем не сравнимых стен. Шаг – звонкий. Еще шаг- звонкий. Шаг – глухой шелест. Ты стоишь на газете. «Высший свет магии соб….» Это просто омерзительно. Такое себе событие. Напечатали еще и герб Блэков. Череп, рука, вороны – Так я и думала, они чертовы вороны. Над черепом завитки. Хм. Где-то видела Гермиона такие завитки. Там было что-то об усилии, преклонении или поклонении, что-то про волю или безволие. Вот к чему приводит невнимательное чтение. Ох проклятье! Или этот виток про нечестные речи. Желание обмануть, оплести, запутать, утащить. Попытки размышления прервались чьим-то сдавленным шепотом за углом. Еще парочка шагов, и выходит, что Грейнджер подслушивает. Нет. Она не успела сделать еще движение, чтоб можно было винить ее в этом. Крауч вынырнул из-за угла быстрее. - У кого-то большие ушки? – он улыбался, доставая палочку. - А еще большие зубки и лапки. Только подойди!. – Гермиона была сосредоточена. Не существовало такой атаки, к которой она оказалась бы не готова сейчас. - Ну тихо-тихо. Вижу, что съешь. Да только подавишься. – и Барти смеялся. – Подавишься, пташка Грейнджер. Стоять больше не имело смысла, она рванулась, не опустив палочки. Зацепила острое плечо Крауча. Оказалась за поворотом. Любопытство сгубило многих. Надо было просто уйти. Но с кем вечером в пустых коридорах тайком шепчется Крауч? Кому доверяет он? И кто доверился ему? Меж кем в темноте пробегает дрожь шепота? Она обернулась. Эти глаза. Опять. Два огромных черных круга. Изумленные и встревоженные. Она же видела их вот совсем недавно. Она не просто видела, она споткнулась об них. Тогда на вечере. Грейнджер от скуки вертелась, заглядывала всем подряд в лица. Пока эти глаза.. Что-то сырое и вязкое, нефтяное и горючее. Если в таком ненароком испачкаться, ты весь поменяешь свой цвет, будешь будто замаранный, порочный. Гермиона четко ощутила, что ее утягивает, присасывает эта гуща неприятной, горячей, мерзковатой, любопытной темнотой. Такой интересной и тревожащей темнотой. Эти две впадины уставились на нее и теперь. Черный зыбучий песок. Грейнджер бы унесло. Точно унесло, если бы Блэк не моргнула. Протяженное моргание, как в замедленной съемке. Когда моргание кончилось, мерзкой Грейнджер не оказалось нигде в коридоре. Она напугана, выбита из привычного ритма, сбита с толку. Ничего ведь не случилось. Никто ничего не сказал, никто ни о чем и не заговорит. Поводов просто нет. Только какие-то неясные трепетания. Надо приобрести привычку не смотреть в глаза. А она – это кто именно? Грейнджер? Блэк? Кто именно сбит с толку? - Белла, Белла. Что это былло? Маленькая птичка испугалась большой и злой Беллы? - Не волнуйся, Барти, птичка будет молчать.