Выбор

Том – белоликий парень, с вытянутым лицом – стоя в центре масочной компании, маниакально потирал ладони, будто бы накапливал и разогревал в них силу. Он был напряжен: губы сжаты, брови съехали к переносице, голубые глаза искрились. Можно было даже думать, что он красив. Только красота странная какая-то. При определенном свете и расположении духа – это был дивный парень, у которого вьются приятными локонами волосы. Но бывали минуты, когда это же лицо приобретало черты бесовские: надбровные дуги тяжелели, синева взгляда меркла, подбородок выдвигался заметно вперед (и челюсть так сжималась, что должна была вот-вот хрустнуть), кожа со стороны казалось какой-то сероватой с липкой испариной – такая бывает у болотных жаб. В подобные мгновения он был почти урод. Его побаивались одноклассники. Не то что бы он сделал, что-то плохое (пока). Просто трудная для понимания надменность на пустом месте, цепкость и какая-то липучесть его речей создавали вокруг неприятную ауру. Была у него еще привычка – неестественно высоко ухмыляться уголком губы вправо. Видимо Тому казалось, что он выглядит еще более надменным, используя такой жест ртом. Но на самом деле, от перекошенного лица становилось только неприятнее. Конечно, не всем было так не по себе от него. Находились особы, видевшие во всем этом некий шарм, намек на светлое магическое будущее, сокрушительную силу. Уолдер Макнейр, например. Он следил за каждым шагом Реддла, он боготворил всякую мысль от Тома, он принимал лишь его пожатие руки. Короче говоря, был как барышня, очарован и почти влюблен. Все присутствующие, кроме Бена, выстроились в шахматном порядке, окружив Тома. Беллатриса приняла положение по правую руку зачинщика, медленно надев маску. Том единственный остался с открытым лицом. Увы, Бену уже не оценить Беллу. Он не сможет отметить то, как мантия прикрыла скромный вырез школьной юбки, как маска страшного и будто напуганного существа спрятала губы, глаза и белые щеки. Бену не хватит сил отследить в этакую минуту, как теплая и мокрая его фантазия превращается в беспредельный страх. *** Тем временем *** Гермиона удобно устроилась в кровати и, дрожа от предвкушения, развернула письмо. Дорогая Миона, ты только уехала, а я уже скучаю. Не говори ничего, сама знаю. Я адекватная мать, и понимаю, что с моей стороны эгоизм – так неотступно требовать тебя и твоего внимания. Но я так отчаянно хочу знать, как проводишь ты свое время? Спокойно ли тебе? В день уезда мне показалось, что тебе тревожно. Не береги моих чувств, отвечай, как есть на самом деле. Сколько времени ты проводишь в библиотеке, высыпаешься ли? Часто выходишь с Пандорой или Сивиллой на свежий воздух? Ты никогда не отвечаешь на эти вопросы. Гермиона, они НЕ риторические. Ты говоришь, что я лишнее думаю, что даром волнуюсь, что ты взрослая и сильная. Ох, Дорогая. Ты никогда для меня по-настоящему не вырастешь. Всегда останешься маленькой моей девочкой. - Добрый Бен! Мы рады видеть тебя на сегодняшнем нашем собрании. Ты гвоздь программы. – забасил знакомый Бену голос, но в страхе неузнанный. - Зачем я вам? Что происходит? Белла, ради богов, уйдем отсюда? -Белла? Ты ее – Том пальцем указал вправо – Ее! Называешь Беллой? Знаешь, храбрый Бен, я всегда считал, что красивее ситуации просто не существует. - Ситуации? Этой ситуации? - Да, Бен. Когда Сирены сладко поют, мореходы так очарованы, что не видят ни Симплегад, ни рифов. Это очень красивое предательство. Она берет твое самое слабое место – твою страсть. И тянет за нее, а ты слепо идешь. Это красиво. Всего лишь маленькое увлечение! твоя маленькая, животная слабость будет стоить тебе жизни. Разве ты никогда не слышал о коварстве женщин. Черт их разберет, кому они на самом деле преданы. Даже я сейчас не уверен, не заносит ли она за моей спиной нож. В этот момент все повернулись к Белле. В самом деле не заносит ли? Сумасшествие. Я вроде бы не давала поводов сомневаться в себе. Привела его, как и просил, Крауч капнул зелья Бену, как и договорились. Я согласна со всем, что он говорит. В чем дело? – несется в голове Беллы. - Бен, тебе досталась честь - скрепить наш союз. Тебе выпал шанс запечатлеться в наших умах навсегда. Сильный Бен готов быть нашим залогом, нашим договором, скрепленным кровью! – Том говорил все громче, уже не видя испуганного до дури юношу. - Кровью? Стойте! Я вряд ли достоин! Я почти магл! Даже больше, чем на половину! Я не такой добрый и совсем не см… Договорить ему не дали. Говорила вчера с твоим дедушкой. Он тоже беспокоится об отце, который все не отлипает Цигнуса. Дошло до того, что он решил, по примеру Блэков, вывесить наш герб на пиках поместья. Только представь, что из нашего сада теперь можно увидеть злую пасть барса, поедающего лебедя. Это ужасно. Кстати, в этом году твоя любимая вишня даст первые плоды. Это дедушкины предположения. Он хочет передать тебе какое-то перо. Говорит, что сам смастерил. Это такое перо, которому не нужны чернила. Я посмеялась, припомнив ему, что у маглов есть шариковые авторучки. Кажется, он обиделся. Так что имей в виду и не вздумай смеяться. И как только оно будет у тебя, напиши мне им. Хочется видеть выведенные тобой изумительные буквы. Помнишь, как ты нас всех удивляла в детстве. Едва ли научилась держать ложку в руках, а уже выводила все эти черточки, ключики, фестончики. Поразительная способность. Я, наверное, со всеми этими письмами кажусь тебе сумасшедшей. Ну и пусть! Готова терпеть такое мнение, если мне достанется от тебя хотя бы маленький кусочек напоминания. Том вытянул руку в сторону юноши, скрючил пальцы в куриную лапку, будто что-то хватая. Бену показалось, что в руке застыл комок чего-то такого, что в скором времени выбросили прямиком ему в грудь. Он ясно ощутил, как сквозь ребра пробралось что-то. Уцепилось за стенки сердца, протаранив легкое. Такой болезненный холод и тяжелое давление. Левая рука отнималась, по венам, казалось, текла свернутая кровь, комками и сгустками проталкиваясь под кожей. Дышать было невозможно. - Ты задаешься вопросом, что с тобой происходит, несчастный Бен? Парень не отвечал, возможно, он и не слушал. Его тело разлагалось? Расщеплялось? Его тело ломалось от боли. - Я остановил все процессы в твоем теле. Я будто бы заморозил тебя. Работает только ум, но видимо он настолько погружен в ощущение страдания и страха, что мыслью своей ты не пользуешься сейчас. Ничего. Другие услышат меня. Его организм отказал, застыл, но продолжает жить. Я будто бы в Бене, в такой маленькой частности, остановил время. Он проживет еще столько, сколько я захочу! В зале было тихо. Очевидно, никто не встречал такую магию, никто не знал, какое было заклинание. - Вы должны были спросить меня сейчас, зачем я это сделал!? Почему просто не убью его? А вы, глупые, молчите в ужасе! Нет. Тут важен процесс и эффект. Часом ранее Белла предала его – мука предательства. Милая, красивая Белла. После он замер в неведении, чего еще от него ждут? – страх неизвестности. И в конце, когда все стало ему ясно – страх смерти. Господа! И милая Дама! Я слышу разговоры Друэллы и Гестии у нас на вечерах. Это невыносимые речи. Я волнуюсь. Это переходит границы. Они мечтают отделить полукровок и маглорожденных. Стараюсь не слушать. Но предполагаю, что и в школе ведутся такие разговоры. Не знаю, смогу ли повлиять на отца. В любом случае твоей любимой бабушке Ариадне я уже сообщила, что наверняка приедем к ним на какое-то время. Надеюсь, тебя это чуть-чуть порадует. Только представь лицо дедушки, когда он снова ее увидит. Ему же я пока не сообщила. Но уже слышу, как они спорят и ссорятся из-за очередной ерунды: Дэвид Брубек был больше джазовым композитором или католиком. Они слишком далеко ушли в своих увлечениях маглами. Боюсь, милая, нам их уже не вернуть. - Я желаю, чтоб каждый из вас достал свой чудный клинок – мой замечательный подарок. И ткнул в прекрасного Бена, сделав его святым Бенедиктом. – Том смеялся, как смеется ребенок над удачной глупостью. Только у этого ребенка уродливое и мерзкое подрагивание рта, тяжелые брови и почти белые глаза. – Я хочу удерживать его жизнь, пока вы это будете делать. Я хочу, чтоб и вы, и он чувствовали, как это – истекать. – снова смех пронзительный, долгий. – Уверяю, это только упрочит наши с вами договоренности. Кстати, в честь мероприятия, я приобрел себе колечко. Хочу, чтоб оно стало сувениром вечера. – Он надел его на палец. Изысканное кольцо, ручной работы, с редким камнем. Какое колечко?! Что он несет? Это его-то мне отец расхваливает? Это о нем, как о гении?.. Это я Бена привела? Зачем? За что? – холодная и липкая от пота маска касалась неприятно лица Беллы. Что-то внутри отчетливо подсказывало, что происходящее совершенно далеко от нормы. Стоп, стой! Какие сомнения? мне Друэлла сама перед сном шептала в детстве, что так случится. Нужно дождаться только того, кто понесет на себе это знамя. Разве она может ошибаться? Первый шаг сделал Крауч. Пока шоу не достигло катарсиса, весь вечер он лизал уголки своих губ под металлической пеленой. А после предложения Тома душа его подлетела от восторга, всё его существо зарядилось приятным адреналином. Он делает второй шаг: куда ударить? Где место посочнее? Я бы хотел ударить так, чтоб хлюпнуло или хлопнуло. Я бы хотел, чтоб брызнуло. И он ударил в глаз. Ножом ударил в голубое с жилками желтыми яблочко. И действительно хлопнуло, даже чуть брызнуло. Но так мгновенно вытек глаз, а за ним сразу волна крови. Крауч даже немного расстроился. Хотя момент же был! И брызнуло, и хлопнуло, как хотел. По щеке потекло, полилось по школьной форме, капает на пол. Эту кровь затопчут. Каждый следующий наступит в нее, может потом оботрет обо что-нибудь, а может даст подсохнуть. Странное дело – кому-то эта кровь кажется драгоценной и живительной влагой, самой лучшей на всем свете. Наверняка, так думает мать Бена, которая искренне сокрушалась над каждым его детским порезом и каждой царапиной. Наступил следующим Джагсон. С меньшим трепетом и меньшим колебанием порвал щеку. – Теперь ты всегда улыбаешься. - заверил он. Уолдер, подойдя очень близко, долго любовался, гладил Бену волосы. На секунду показалось, что он поцелует его. Вот настолько нравилось ему то, что происходит. - Ты будешь бить? Или ты решил с ним как с девицей обойтись? – рыкнул Растабан. - Подожди, не мешай. Ты - Ирод, не можешь оценить благой красоты… - Врешь, драная кошка. Знаю я, на кого ты сладкое впечатление производишь. Бей! - Не терпится тебе – смутился Уолдер, понимая, куда он ведет. Топчась в луже крови, ударил в яремную впадину. Вот тут-то и был настоящий хлюпающий звук, о котором так мечтал Крауч. Булькало так, будто кто-то из бутылки наливает себе огневиски. Долохов – в плечо. Малфой – в спину. Гойл – в ухо. Крэбб – в солнечное сплетение. Казалось, всюду был нож. Тело – решето. Почему он еще стоит? Его все еще поддерживает Том. - Красиво. Крэбб, пока ты в этой луже стоишь, сними-ка с него и мантию, и рубашку. Хочу взглянуть – шипел Реддл, ничуть не уставший держать в действии злое заклятие, не дающее умереть. Рубашку сняли. Это были не порезы, это было рваное тело. Каждый ударивший, уродовавший несчастного выгрыз будто кусок живого и теплого. Животное на живодерне. Не с чем сравнить. Мягкая кожа висела кусками, белого мало осталось. - Белла, почему ты не участвуешь? - Разве недостаточно того, что я привела его сюда? – ей не хотелось подходить, ее глазам тяжело было воспринимать картинку, осознавать, сколько крови может быть в одном человеке, даже в маглорожденном. - Не достаточно! – крикнул Том, чуя, будто зверь, затаенное сопротивление. - На нем больше нет места. - О, Белла. Ты упустила одно. Раз уж ты не хочешь быть жестокой, тогда будь милосердной к своему маленькому другу. Белла старалась не наступать на лужи, хоть это было почти нереально. В ней не осталось брезгливости к этим овалам и кружкам на полу, след от которых будет сохнуть на подошве. Ей было жаль? Кажется, она сама уже перестала понимать, что именно чувствовалось. Куда ему заглянуть? В единственный голубой глаз?, затуманенный болью. Она достала нож. Поверхность его блестит, переливается зеленым. Острие жаждет воткнуться. Ему нужно во что-то воткнуться. Кажется, рукоять в холодной ладони даже пульсирует. Белла бьет в сердце, не вынув обратно металл. Белле некуда деться, голова горит. Мозг работает с такой бешенной скоростью: почему он не умирает?! Почему он дышит!? - Какой хороший и сильный удар, Белла. Иди ко мне, становись рядом и смотри. Смотрите все. Сейчас будет самое важное. Сейчас будет минута, даже секунда, в которую он ощутит всё подаренное нами величие . Реддл снова скрючил руку, как в самом начале. Заклятие отступило. Теперь тело Бена заработало, как и прежде. Кровь разжижилась и новым бурным потоком рванула из ран. От сердца отступили холодные тиски. Он закричал. Ужасающий был крик. Он ощутил в полной мере жизнь своего тела и в той же мере почувствовал его угасание. Слава богу, он упал. Он замолчал. Какое облегчение. Зачем жил Бен? - Белле показалось на мгновение, что она провалилась куда-то вместе с ним. В ушах звенел эхом тот его крик, таким же эхом отдавал смех остальных. Я знаю, как любишь ты читать перед сном, моя милая девочка. Поэтому, наверняка не ошибусь, пожелав тебе сладких снов и приятных воображений. Береги себя. Целую. Нежно любящая тебя, Мама.