♫ Ruelle - War Of Hearts (piano)
I can't help but love you Even though I try not to I can't help but want you I know that I'd die without you
— Кто вообще придумал украшать актовый зал к Новому году в начале декабря? — пробурчал себе под нос Антон, передвигая стремянку к противоположной стене. — Обычно это делается за два дня, максимум - за три. — Тох, не ной, пожалуйста, и так тошно, — взмолился Дима, тщетно пытаясь найти сломанный огонёк, благодаря которому не работала вся гирлянда. — Мы вообще все должны к итоговому сочинению готовиться, — он закатил глаза, в который раз воткнув вилку в розетку и обнаружив, что элемент декора всё ещё не зажигается разными цветами. — Да ну нахер... — Лохи, — ухмыльнулся Серёжа, которому, по мнению друзей, досталась самая лёгкая задача - вешать игрушки по низу громадной, возвышающейся чуть ли не до потолка ёлки. По низу, потому что, благодаря своему росту, Серёжа не доставал до середины, даже вставая на носочки. — А ты, Поз, ещё и зануда, — он не удержался и показал Диме язык. — Учёба, учёба, учёба... Забей ты уже! Такая халява только раз в жизни бывает, чтобы выпускной класс с уроков снимали! Дима счёл нужным никак не реагировать, поправил очки и снова принялся за проклятую гирлянду, уже изрядно в ней запутавшись. — Может, ты и прав, — Антон взобрался по лестнице на пару ступенек вверх, искусно орудуя скотчем, мишурой и хвойными ветками. — В любом случае, это лучше, чем сидеть на физике. Матвиенко хмыкнул и, отвлёкшись на возящегося на стремянке Шастуна, выронил шар из жёлтого стекла, который не разбился, но поскакал по полу по направлению к сцене. Матвиенко цокнул и виновато улыбнулся, поймав на себе несколько возмущённых взглядов одноклассников. — Извините, засмотрелся, — он театрально шаркнул ногой, приседая. — Больно Шаст у нас красивый. Глаз не оторвать. — И не поспоришь, — донеслось со стороны двери, и Серёжа вылупился на шагающего к ним Арсения Сергеевича, на ходу расстёгивающего верхнюю пуговицу чёрной рубашки. Антон, уже готовый смеяться с фразы друга, вдруг резко замер от неожиданности и чуть покачнулся на стремянке, всё-таки чудом сумев удержаться на месте и не грохнуться. Уши мгновенно налились краской, и парень сделал вид, что Попова не заметил и слов его вовсе не разобрал. Но у Арсения Сергеевича были на него другие планы. — Чудо, будь аккуратнее, пожалуйста, сейчас бы упал и переломал себе всё, — тихо, с очевидной заботой в голосе произнёс брюнет, хватаясь руками за лестницу и придерживая её, чтобы та не ходила ходуном. — Вообще с ума сошёл - без страховки вешать! Почему никто Шастуна не держит? — обратился он ко всем. — Да всё нормально, — отмахнулся Антон и, постаравшись абстрагироваться от смущения и забыть внезапно напавший дикий стыд, вернулся к еловым веткам, дрожащими пальцами крепя их на скотч. — Всё равно всё почти готово... — Ну смотри, — Тоха не видел, но был готов поклясться, что Арсений Сергеевич поиграл бровями. — Но я всё равно подержу. А то твоей смерти я точно не вынесу... Антон неопределённо кивнул, закусив губу, и боковым зрением заметил, как буквально поплыли не устающие переглядываться Дима с Серёжей. Друзья показывали пальцы вверх обеими руками, и их горящие глаза выдавали их с потрохами. — Дим, ты гирлянду починил?! — не оборачиваясь, прикрикнул на Позова Шастун, явно желая избавиться от любопытных взоров. Позов хохотнул, но тут же вновь принялся за работу, периодически кидая многозначительные и красноречивые взоры на Матвиенко. — Арсений Сергеевич, а вы зачем пришли? — кареглазая Даша, до этого настраивающая аппаратуру вместе с Костей, упёрла руки в боки. — Не доверяете нам, да? Думаете, что мы всё разгромим? Несколько ребят усмехнулись, не отрываясь от своих дел. — Я как-то должен контролировать процесс, — развёл руками Арсений Сергеевич, краем глаза посматривая на Шастуна, который тянулся вверх, чтобы закрепить на стене последнюю ленту ярко-зелёной мишуры с подвешенными на неё крохотными красно-золотыми шариками. — Ладно, на самом деле, у меня окно, завуч поймала в коридоре и велела идти к вам. Так что не особо-то и хотелось, — честно признался он, вызывая многочисленные смешки со всех сторон. — Не хотелось, значит... — шёпотом невольно повторил Шастун, убирая скотч в карман, и, разворачиваясь, тут же поймал на себе заинтересованный взгляд преподавателя. — Всё, можете не держать, — парень с лёгкостью спрыгнул с лестницы, отряхивая руки и гордясь проделанной работой. — Вроде бы даже не особо криво. — Всё хорошо, ты молодец, — мягко улыбнулся ему Арсений Сергеевич, похлопав по плечу, и Антон растерялся, подумав, что единственный способ ретироваться и от Попова, и от уж слишком возбуждённых друзей - это унести стремянку обратно в подсобное помещение. — Скоро вернусь, — бросил подросток, хватая стремянку и как можно быстрее выбегая из актового зала. Сердце в который раз за последние пару месяцев зашлось, как бешеное: его невозможно было контролировать или утихомирить, и Тоха, сжав зубы, терпел, когда же всё пройдёт само собой. Создавалось впечатление, что орган работает в полную силу, норовя продрать грудную клетку, только когда рядом находится Арсений Сергеевич. В каморке было мрачно и пыльно, и Антон, прислонив стремянку к стене, щёлкнул выключателем, распугав сразу несколько притаившихся на лампе мух. Надо было потянуть время и подольше задержаться здесь, лишь бы не показываться в актовом зале и больше не видеть Попова. — Так, что тут у нас?.. — нахмурился Тоха, опускаясь на корточки и по очереди открывая коробку за коробкой. — О! — удовлетворённо воскликнул он, найдя ещё немного игрушек для ёлки: тех, что в начале прошлого урока принёс им завхоз, катастрофически не хватало, а некоторые из них были ещё и поломанными или потрескавшимися. Потратив на всё про всё в сумме минут семь, Антон, довольный, вышел из подсобки с двумя коробками шаров и игрушек в руках, совсем новой, видимо, ещё не использованной гирляндой и повязанной на шею мишурой. — Каков красавец! — усмехнулся он, мельком оценив себя взглядом в отражающем стекле какого-то шкафа. — Ну просто гроза мудаков и причина девчачьих слёз. Чтобы уж точно не столкнуться в дверях с Арсением Сергеевичем, решил пройти через сцену, толкая дверь плечом и оставляя новогодние сокровища на полу. Соня и Лера, наряжающие микрофонные стойки рядом с кулисами, благодарно кивнули, заприметив, что Шастун принёс ещё мишуры. — Эй, Поз, я тебе гирлянду принёс! — заорал на весь зал Антон, оглушив слоняющегося рядом с ним без дела Влада, и потряс прозрачным контейнером. — Эта точно должна работать. Она новая... вроде. Позов в другом углу помещения тут же подорвался с места и через мгновение уже был рядом с Антоном. — Господи, спасибо, что освободил меня от этих мук! — он сложил ладошки в молящемся жесте и закрыл глаза, вызывая у Антона негромкий смех. — Можно просто Антон, — хмыкнул Шастун, протягивая другу гирлянду, но быстро вернул прежний серьёзный настрой и почесал затылок. — Если будут проблемы, говори мне, в подсобке, по-моему, ещё какая-то была... Позов мотнул головой и унёсся обратно к розетке, чуть не сшибая на ходу всех присутствующих, так некстати возникших на его пути. — Тох, поможешь с плакатом-растяжкой? — Соня и Лера смотрели на одноклассника глазами, как у кота из "Шрека". И как тут не согласиться? — Да, а то мы коротышки и не достаём совсем, — Лера указала взглядом на намеченное на кулисах место. — Давайте сюда, — Антон правда готов был помочь. — Владос, иди-ка ко мне! — он всё-таки заговорчески отвлёк бродящего из стороны в сторону одноклассника от "ничегонеделания" и буквально рванул того на себя. — Подержи справа, по-братски. Влад кивнул, кажется, без особого энтузиазма, но всё же взял плакат, на котором огромными буквами было написано "С Новым годом!" и отошёл в сторону, следуя указам Шастуна. — Мальчики, вы лучшие! — Соня улыбнулась и по-детски хлопнула в ладоши, оценивая слаженную работу напряжённого пыхтящего Шастуна и расслабленного, практически зевающего Пятницкого. — Вот, принимайте, девчонки, — Тоха закрепил растяжку булавками по обе стороны и начал отходить назад, желая увидеть результат. — Сойдё... Он не успел опомниться, как пятка неожиданно соскочила со сцены, и Антон беспомощно и совершенно бесполезно замахал руками, по всей видимости, искренне надеясь обрести в себе способность летать, но зная, что это невозможно. Помолился не сломать шею и в последний момент успел увидеть громадные глаза девочек, норовящих в панике завизжать. Сощурился, боясь падения, и мысленно взвыл от неловкости, когда почувствовал, что его ловко хватают под подмышки. "Хоть бы Дима или Серёжа, хоть бы Дима или Серёжа!" — вопило подсознание, но Антон уже привык к подобного рода ситуациям и прекрасно знал, кто именно всегда оказывается его доблестным спасителем. — Я же говорю, дурачина, тебе без страховки вообще ничего делать нельзя! Стоило выйти в коридор - и на тебе... — возмутился Арсений Сергеевич, ставя парня на подкашивающиеся ноги. — Давай, спящая красавица, разлепляй глазки, а то придётся будить поцелуем, — Тоха покраснел ещё сильнее, даже не зная, что такое в принципе возможно, но всё же неуверенно приоткрыл сначала один глаз, потом второй, медленно отходя от шока. — Летать он собрался, пилот недоделанный... Антон не выдержал и нервно рассмеялся на грани истерики, и Арсений Сергеевич недоумённо поднял бровь. — Пойдём-ка от греха подальше, — Попов схватил его за рукав, и Тоха приложил максимум усилий, чтобы удержаться на месте. — Лучше класс украсишь, а то сейчас точно где-нибудь навернёшься, — он потащил упирающегося ученика к выходу. — Под моим присмотром. — Да Арсений Сергеевич! Стойте, я... я тут помогу! Да не надо! — заканючил Шастун, но, судя по всему, Попов был непреклонен. — Надо! — твёрдо возразил мужчина и, заметив, как ученик закатывает глаза, закатал рукава, уверенно взял его за руку, не позволяя вырваться. — А то придётся тебя хоронить, шага сделать невозможно - Шастун уже чуть ли не на полу! — часть класса открыто захихикала. — Ты идёшь со мной. И точка. — У кого-то сейчас будет дикий горячий секс, — хихикнул за спиной Шастуна Матвиенко, ткнув полностью согласного с этим Позова в бок, и Антон подумал, что если бы умел, с удовольствием наложил бы на друга какое-нибудь проклятие, превратив в лягушку. — Предположим, что я его не слышал, — словно между прочим, произнёс Арсений, будто для него это было в порядке вещей, и Антон опять густо покраснел, думая, что неплохо было бы сейчас исчезнуть куда-нибудь. Просто испариться. И дело с концом. — Я тоже, — выдавил он из себя, пряча глаза и следуя за мужчиной, влекущим его по лестнице на другой этаж. — Слушайте, — сглотнув, начал он. — Я правда не знаю, что в последнее время нашло на Серёгу, но не берите в голову, ладно? — он закрыл глаза, ощущая тепло пальцев Арсения Сергеевича и страдая от непонятной ноющей боли где-то в районе солнечного сплетения. — Он просто... он просто дурак. Мелет чепуху всякую и границ не видит иногда. Вот и всё. — Боже, Тош, не переживай ты так, — Арсений на пару секунд задумался и успокаивающе сжал его ладонь. — Хочет - пускай шутит. Я ничего против не имею. В конце концов, мы же оба знаем, что это неправда, да? И Антон почувствовал неизвестную, обволакивающую тоску, вбирающую в себя все эмоции до единой. Последняя фраза Арсения Сергеевича ударила прямо под дых, давая понять, что всё это действительно неправда. Чёрт возьми, всё, что происходит с ними, неправда! Эта забота, прикосновения, вечное стремление Арсения потрепать Антона по волосам, все эти смски и длинные разговоры, казалось бы, по душам. Всё это неправда. А о чём он, собственно, думал? Они лишь ученик и учитель, у них немалая разница в возрасте (Арсений Сергеевич никогда не упоминал об этом, но весь класс был уверен, что ему около тридцати или тридцати двух), они... они оба парни, наконец. — А что тогда правда? — вместо ответа на вопрос Попова задал свой собственный Антон, вырывая ладонь из чужой руки, но всё ещё продолжая послушно подниматься за учителем. — В смысле? — кажется, до Арсения Сергеевича не дошло, чем интересуется Антон. А парень и сам не знал, как объяснить чёртову грусть, появившуюся буквально из ниоткуда. — Ты о чём, Тош? — Ни о чём, это так, философские рассуждения. Забейте, пожалуйста, — вздохнув, попросил Антон, чуть обгоняя историка и открывая перед ним дверь в кабинет. — Так, глупо, конечно, — он застенчиво улыбнулся, ловко переводя тему, — но я могу снежинки повырезать. Мама много лет назад научила. Я разные умею: фигурные, резные, в три сложения. Даже балерин могу вырезать, — он смутился ещё сильнее, стараясь не натыкаться взглядом на умильно улыбающегося Арсения Сергеевича. — Научишь? — внезапно обратился к нему учитель, и Антон всё же ошеломлённо поднял на него глаза. — А хотите? — воодушевлённо удивился Антон, доставая бумагу с полки одного из шкафов. Обида на мужчину за его слова на лестнице отошла так же быстро, как пришла, и теперь в груди поселилось только чувство пленящей лёгкости. — Просто... это так странно, — признался Тоха, протянув Арсению ножницы и несколько белых листов. — Обычно все не в восторге. Мол, несерьёзно это всё. И вообще для девочек. А Дима с Серёжей вообще никогда не упустят шанс над этим поиздеваться. Беззлобно, естественно, но всё же... — Нет, мне правда интересно, — брюнет проследил за тем, как Тоха присаживается на стул, и примостился рядышком. — Так или иначе, мне всё равно нечем заняться сейчас. А это всё - очень даже захватывающе. А насчёт насмешек... — он остановился, подбирая слова, — как ты там говоришь? Забить? И главное, чтобы нравилось, правильно? — он с теплотой заглянул прямо ему в глаза, и Антон где-то на ментальном уровне отметил, что Арсений запомнил его наставления. — К слову о том, что нравится, — Шастун неуютно повёл плечами от такого близкого контакта, но взял себя в руки. — Я вам тогда так ничего не ответил про фотосессию, почему-то, — он неопределённо моргнул. — Может быть, в следующие выходные? Вы не заняты? — Для тебя, чудо, я всегда свободен, — Арсений Сергеевич приподнял уголки губ, а Антон ощутил, как в лёгких заканчивается кислород из-за последней фразы преподавателя. — Поэтому да, я согласен. Показывай, как резать, — тут же переключился историк, сминая в пальцах маленький клочок бумаги, непонятно откуда взявшийся. — Вот, смотрите, — попался на его уловку Тоха, — сначала режете здесь, потом немного надрезаете тут, — он показывал это на собственном листе, постоянно поглядывая на то, что творит, а точнее вытворяет Арсений Сергеевич. — Ну нет, так не пойдёт, — он чуть нахмурился, отложил ножницы и накрыл ладонями руки историка, который от этого едва заметно вздрогнул, как током ударившись. — Я буду управлять. Как начнёт получаться, сможете сами. — Ну давай, виртуоз, учи новичка, — улыбнулся Арсений Сергеевич и без предупреждения, которое было бы очень кстати, положил голову на плечо Антону, по-кошачьи наблюдая за чужими проворными пальцами, а Шастун, кажется, забыл, как дышать, и начал сомневаться, умел ли он когда-то дышать вообще. Эта близость показалась такой запретной и непозволительной, но им обоим отчего-то было всё равно. Абсолютно наплевать. И Тоха, вопреки всем своим убеждениям о том, что так нельзя, понял, что либо сейчас, либо никогда, покрепче стиснул руки Арсения Сергеевича в своих, не сдержавшись и украдкой проведя по чужим фалангам, вычертив тонкие неосязаемые линии, и погрузился в омут своих мыслей, не забывая о снежинках и балеринах. — Вам серьёзно нравится этот процесс? И нравится... проводить со мной время? — спустя несколько минут отстранённой болтовни вперемешку с тишиной отрешённо поинтересовался Тоха, сам от себя того не ожидая, убирая руки и любуясь уже девятью готовыми снежинками и пятью балеринами: получились они практически идеальными. За исключением первой танцовщицы, которую вырезал учитель: она выглядела так, словно её части тела собрали рандомно после страшной аварии. — Я только ради этого тебя сюда и позвал, — пожал плечами Арсений, стеснительно улыбаясь, и начал вертеть в руках свою несчастную балерину. — Вы меня сюда насильно притащили, — исправил его Шастун, искренне смеясь. — Не меняет сути, — слабо толкнул его в бок Арсений Сергеевич и отложил своё творение куда подальше. — Знаешь, не буду утаивать, — тихо продолжил мужчина, — но без тебя всё теперь как-то скучно, серо и безрадостно, — вдруг признался он, поднимая на ученика глаза, и Антон шумно сглотнул, поджимая губы, чтобы случайно не сказать, что чувствует ровным счётом то же самое. — А тут такая возможность: моё окно, свободные вы, — историк подмигнул и, словно по привычке, потянулся к Тохиным волосам, чтобы потрепать. — Грех не забрать тебя. Да и тот факт, что ты ходячая катастрофа, никто не отменял, — он усмехнулся, зарываясь пальцами в светлую шевелюру. — Убился бы ещё там... И Антон в который раз попытался уверить себя в том, что ни капли ему это не нравится. Ни его бесконечные касания, ни взгляды, ни их беседы, когда они остаются вдвоём. Что сердце не вырывается из груди, что ладони не потеют, что щёки не краснеют от каждой, даже самой тупой шутки Матвиенко и Позова и от каждого слова, действия и поступка Арсения Сергеевича. Попытался уверить себя, но с треском провалился. Куда-то в неизвестность, в чёрную пугающую бездну, борясь, наверное, с самым сильным чувством в своей жизни. Неужели.. неужели Арсений Сергеевич правда нравится ему? Но так ведь не бывает! А если бывает, так быть не должно! Но отрицать всё, что между ними происходит, настолько трудно, что даже больно. Так, чёрт возьми, глупо, но так нестерпимо больно. — Мило, — лишь пробормотал Антон вместо всех миллиардов фраз, с таким отчаянием крутящихся в голове. Арсений Сергеевич посмотрел на него с неподдельным беспокойством, словно заметив закрадывающиеся к парню в душу многочисленные сомнения, и попытался перехватить, но Тоха рванулся к выходу: звонок с урока прозвенел как нельзя кстати и стал настоящим спасением. И, похоже, впервые за всё своё существование Антон был счастлив такому исходу, потому как с третьего урока, именуемого геометрией, их класс никто не снимал. И последним, что заметил Тоха, выбегая из кабинета истории, - были глядящие ему вслед печально-голубые глаза, непонимающие, встревоженные, ошарашенные. Глаза человека, который, как и Антон, кажется, запутался во всём. Глаза человека, который не знает, что делать, и плохо разбирается в сложившейся ситуации. Спастись бегством, как последний трус, казалось Антону сейчас наилучшей идеей. И пускай Попов думает, о чём хочет. Антон ничего не мог с собой поделать. И с мужчиной тоже. — Серёжа говорит, вы с Арсом встречаетесь, — рассмеялась Даша, как только Тоха переступил порог, и у парня от злости заходили желваки. — Правда что ли? — А ты больше Серёже верь, — отрезал Антон, плюхаясь на своё место. — Он два года назад рассказывал, что снежного человека видел на горнолыжном курорте. Класс дружно расхохотался, оставляя Матвиенко в дураках. — Я реально видел! — возмутился он, вызывая ещё более громкий гул у ребят. — Ну и всё, — он махнул рукой и, насупившись, вышел из кабинета. "Шах и мат", — подумал Антон, криво улыбаясь. Ему просто необходимо было побыть одному.***
Первый выходной зимы выдался самым что ни на есть солнечным, и такая погода стояла чуть ли не первый раз за долгое время. Единственным, что искренне расстраивало, был гололёд, но и Ире, и Антону было совершенно наплевать. Они шли вдоль улицы, о чём-то переговариваясь, прямо к бару-штабу, в котором сегодня собирались фотографы и художники. Шастун решил, что Кузнецова просто обязана туда попасть, а девушка с удовольствием согласилась. Изредка на них налетали прохожие, вечно куда-то спешащие, но ничто не могло испортить им настроение. — И потом эта жидкость задымилась и завоняла на весь кабинет, — хихикнула девушка, прикрывая рот ладошкой в варежке. — От химика было столько ора... Если бы ты мог представить. — У самого такие же есть, — улыбнулся Антон, делая последний глоток фраппучино из "Старбакса". — Поэтому прекрасно осведомлён. Правда, не понимаю, как таких только в школу работать берут. Девушка кивнула и, совершенно не сообразив, что произошло, ойкнула, когда ноги начали разъезжаться на льду. — Держись! — быстро отреагировал Антон, хватая девушку за руку и подтягивая на себя. — Прости, — как-то неуверенно пискнула та, смущённо отведя взгляд. — Да всё нормально, что ты, — разулыбался, тоже немного застеснявшись, Тоха и вдруг понял: все те разы, когда Арсений Сергеевич ловил его, были счастливыми случайностями. Простыми стечениями обстоятельств и ничем более. Всё это было элементарными жестами заботы и поддержки, и на месте Арсения Сергеевича любой поступил бы так же. Антон для Арсения Сергеевича не особенный. Он помог бы всем, кто оказался бы на месте Шастуна. Точно так же, как Шастун сам только что помог Ире. — Ты чего? — Ира, кажется, заметила, что Антон резко погрустнел и посерьезнел, и легонько, почти неощутимо дотронулась до его спины. — Всё в порядке? И опять эта фраза. "Всё в порядке?" Арсений Сергеевич всегда интересуется о самочувствии или состоянии Антона именно подобным образом. И это осознание снова когтями впивается в грудную клетку со свирепой болью, будто мешая дышать, но заставляя убедиться в том, что многие люди реагируют на вещи одинаково. И что не надо слепо верить, что отношение человека к тебе является каким-то уникальным или исключительным. Нет. Арсений обращается так со всеми. — А? — неопределённо моргнул Тоха, едва не пропустив нужный поворот. — А, да-да, лучше некуда, — для верности он улыбнулся и снова натянул маску безмятежности. — Мы пришли. Они остановились перед дверью, и Шастун, позволяя девушке войти внутрь первой, зашёл за ней, ощущая тёплый и душный воздух. В баре было уже очень шумно. По полу вибрациями отдавалась музыка, группами танцевали люди, а на пробковых досках красовалось невероятное количество работ молодых фотографов и художников. — Я думала, ты не придёшь, занятой мой друг! — накинулась на него с объятиями Оксана, и Антон крепко-крепко обхватил её руками. Он правда скучал по подруге, она была его отдушиной и одним из источников вдохновения. — Привет, родная, — он погладил девушку по спине и нехотя отстранился. — Знакомься, это Ира. Я писал тебе вчера, что мы придём вместе. — Привет, красотка! — Оксана дёрнула уголками губ, разглядывая стушевавшуюся девушку с головы до ног. — Бог ты мой, вот это волосы! — у Фроловой округлились глаза и упала челюсть. — Я в ауте... Кстати, очень приятно познакомиться, — наконец опомнилась от шока подруга, — я Оксана. Для друзей просто Окси. Завсегдатай этого чудесного заведения. — Взаимно, — Ира заметно нервничала, теребя пальцами низ кружевной блузки. — У вас тут так... необычно, но атмосфера - просто огонь, — она огляделась и просияла, заметив какого-то парня. — Ой, я подписана на его инстаграм, — её голос стал выше на несколько тонов: это было явным признаком истинного воодушевления. Тоха и Оксана понимающе рассмеялись. — Антон, можно я?.. — она указала в сторону художника, чуть ли не складывая руки в умоляющем жесте. — Конечно, — удивился Антон, пожав плечами, — не на привязи же тебя держать, — он хмыкнул и не успел очухаться, как Кузнецова уже вовсю общалась с лучезарным светловолосым парнем лет двадцати трёх - двадцати четырёх. — Во даёт, — он присвистнул, и Оксана рядом с ним расхохоталась. — Девочка всё схватывает на лету, — она сощурилась, возвращая свой взор к Шастуну. — Неужели встречаетесь? — Нет, ты что? — опешил парень, потянув подругу за собой в какое-нибудь более тихое и спокойное место. — Джаст френдшип, — поиздевался он над подругой, прекрасно зная, что та учила в школе немецкий. — А, ну да, джаст френдшип, что это я, — без проблем поняла его Оксана, и Антон понял, что его план провалился, и деланно насупился. — Потому что.... — она замялась, проговаривая что-то одними губами, — ромэнтик релэйшоншип у вас с Арсением Сергеевичем, правильно понимаю? — она поиграла бровями, и Антон пожалел о своих навыках английского. — Релэйшоншипс, — исправил он Фролову, на то та лишь закатила глаза. — Новая стадия: Антон Шастун больше не отрицает своей влюблённости в учителя. Я помечу этот день в своём календаре, — Оксана захлопала в ладоши, как маленькая, и её глаза буквально зажглись огоньками. Радостными или дьявольскими, Тоха понять не мог. — Отстань, — беззлобно бросил он, но заметив выразительный и загадочный взгляд подруги, непроизвольно улыбнулся, надеясь всё-таки потешить девушку. — Но... Тебе наверное будет занимательно это послушать, — заговорчески прошептал он, и Фролова расслышала его даже сквозь бьющую по ушам музыку, — недавно мы вместе вырезали снежинки из бумаги. Наедине. И он лежал головой у меня на плече. И так тепло было, — он забылся, рассказывая это уже не девушке, а самому себе, но вовремя осёкся и вернулся в реальность, заметив, насколько внимательно слушает его Оксана, подперев голову кулаком. — Вот такие пироги. Оксана смотрела на него секунд пять, не моргая, а потом громко рассмеялась, и в уголках её глаз расползлись морщинки. — А дело-то к свадьбе близится, что ж ты не сказал?! Друг называется! — завопила она, набрасываясь на Антона с победными объятиями. — Жди. Вот-вот сделает тебе предложение. Дай Бог, чтобы кольцо было не бумажным, — от смеха у неё выступили слёзы, и она жадно заглотала ртом воздух, стараясь отдышаться. — Не, ну серьёзно, Шаст. Ты абсолютно точно попался в его сети и выбраться уже не сможешь. — Да не по-настоящему это всё, — махнул рукой в отчаянии Тоха, когда они снова уселись за круглый столик, и задумчиво посмотрел вдаль, куда-то сквозь стены. Уже даже музыки не было слышно, в сознании были только собственные гудящие мысли и белый шум. — Какая разница? Мне уже кажется, что я схожу с ума. Ну не могу же я быть... — он замолчал на несколько мгновений, но эти мгновения растянулись в вечность, — геем. Оксана вздохнула, кивнув со знанием дела, и ласково погладила Антона по тыльной стороне ладони, успокаивая и приводя в чувства. Тот сидел молча, неподвижно, и становилось страшно за него, за то, что может сейчас происходить в его заплутавшей душе. — И знаешь, — начал парень после долгого молчания, — мне всегда было крайне интересно, серьёзно, как понять, что влюбился? — Ты это не поймёшь, а почувствуешь, дурачок, — девушка неуверенно улыбнулась. — Это словно... Словно ты смотришь на человека часами, но не можешь налюбоваться, — она мечтательно захлопала ресницами. — А ещё ты на всё готов ради него. Чтобы он был счастлив. Антон думает о том, что может время вспять повернуть, реки переплыть и горы свернуть, лишь бы Арсений Сергеевич улыбался и был счастлив. Что даже собственной судьбой ради него пожертвовал, подписавшись на авантюру с фирмой, просто потому что Арсению и его семье срочно нужны были деньги. Что способен в эти голубые сапфиры целую жизнь смотреть, не боясь постареть за этим занятием, наслаждаясь этим океаническим бездонным цветом. Что смог бы его спасти от всех несчастий и защитить от каждого, кто решит встать на пути. Что показал бы его снимки всем лучшим фотографам мира, чтобы у тех рты пооткрывались от восхищения и зависти, но работать бы с ним не позволил. Потому что Арсений Сергеевич его. — Ты когда о нём рассказываешь, тебя глаза выдают, — на выдохе призналась Оксана, и Антон поднял на неё полный болезненного осознания взгляд. — Даже когда пишешь, рассказывая о ваших приключениях, — ей не удалось сдержать полуусмешки. — Это в каждой строке читается. Ты влюбился, Тох, — она покрепче стиснула его руки, и парень прокусил губу до крови, слишком сильно нервничая, — и тут уже никакие врачи и никакие таблетки не помогут. Как бы ты этого ни хотел. У Шастуна задрожали мышцы лица, и он осознал, что ещё слово - и он разрыдается. Позорно, безудержно и громко, заливая слезами всё пространство. Оксана догадливо замолкла, безэмоционально смотря в одну точку и медленно дыша, всё ещё не переставая поглаживать пальцы парня, размышляя, кажется, о чём-то своём. — Я тебе скажу кое-что, — нарушила девушка долгое молчание и перевела взор на бледно-белого даже в брызгах света от диско-шара Шастуна, — и запомни это, пожалуйста, как самое важное. Главное - быть уверенным во взаимности и отдаче. Если два этих фактора есть, ты счастливчик. Ты выиграл эту жизнь. — Он меня чудом и Тошей зовёт, — зачем-то невпопад добавил Антон, и сердце взорвалось стайками фиолетовых бабочек. — Только это ни о чём не говорит. Оксана лишь улыбнулась, но ничего не ответила, взглядом давая понять, что ещё как говорит. И говорит о многом. — Нет, Окси, — парень встал настолько резко, что чуть не уронил стол на девушку, выставившую руки в защитном жесте. — Ты же понимаешь, что нам не быть вместе? Понимаешь, да? — он чуть не заорал во всю глотку, на весь клуб, но вместо этого вырвался лишь хрип, но Оксана прекрасно разобрала все его слова невзирая на гремящие биты. — Мне ни с кем не бывает так хорошо, как с ним, — голос Антона продолжил срываться, но его никто не расслышал, кроме Фроловой. — Но всё это такое бессмысленное и пустое. Всё это такое несправедливо неправильное, что мне мерзко от самого себя! — под конец фразы Шастун всё же перешёл на крик, и на него испуганно обернулась танцующая неподалёку компания друзей. — Я, сука, запутался. Мне так плохо... — он всхлипывает и тут же зажимает себе рот руками. — Господи, я и не думала, что тут может быть так классно! — к Оксане и Антону, запыхавшись подлетела Ира и замолкла, пялясь в упор на Шастуна. — У вас всё нормально? — она с шоком подметила мучительное и нечеловеческое напряжение на лице у парня. Антон выдохнул до предела, стараясь вырвать из себя эту беспомощную, бестолковую влюблённость с корнем, и устало потёр виски, отклоняясь к стене. — Просто голова разболелась, — соврал он, с трудом разлепляя глаза и мечтая раскрошить здесь всё в осколки. — Как пообщалась с Русланом? — Рус - просто душка! — рыжеволосая запищала и часто-часто заморгала. — Показала ему несколько своих пейзажей, предложил мне прийти к нему на мастер-класс, представляете? — она, кажется, была очень довольна. — Спасибо тебе большое, что привёл меня сюда, — она искренне поблагодарила Антона, всё ещё не пришедшего в себя. — Я надеюсь, ты не заболеваешь, потому что вид у тебя неважный, — она нахмурилась, убирая с потного лба Антона прилипшие волосы. — Хочешь, можем уехать домой?.. — предложила Ира, гладя Тоху по плечу. — Нет, не стоит. Ещё посижу, — он схватил какой-то безалкогольный лимонад с барной стойки. — Сейчас всё пройдёт, — Ира сощурилась, что-то подозревая, но понятливо мотнула головой и, без конца оборачиваясь, отошла к тусовке художников в попытке завести ещё больше новых друзей. — Да, только вот температура пройдёт, а любовь нет. Любви надо гораздо больше времени, чтобы стереться окончательно и бесследно, — пронзительно посмотрела на него Оксана, и Антон уставился перед собой стеклянным и безжизненным взглядом, перебирая в голове сотни вариантов того, как поступают в таких случаях другие люди. Но что-то ему подсказывало, что в такие ситуации - увы - попадают единицы. И вряд ли даже эти единицы смогли бы намекнуть Тохе, как бороться со своими чувствами.***
Арсений зевает и сонно протирает глаза, через силу листая ленту в сообществе "Подслушано. Москва" в надежде найти хоть какой-нибудь пост про новые транспортные карты. По комнате скользит лунный свет, и мужчина ощущает себя каким-то крайне одиноким и никому не нужным. От этого даже становится больно, почти невыносимо тяжело, и Арсений сильно жмурится, будто это поможет ему выкинуть из головы гнетущие мысли. И ему думается, что в школе всё ощущается совсем иначе. Что в школе есть Антон, с которым всегда так легко, словно все опасности, трагедии и неудачи трусливо отступают, видя русоволосого мальчика с зелёными глазами. Попову нравится, когда Шастун рядом. С ним жизнь будто наполняется смыслом и радостью и дышать становится в разы легче. И Арсений не узнаёт себя самого и даже не может сообразить, за что он Антона так сильно ненавидел. Да, характер у Шастуна явно не подарок, но сам Антон, как бы это парадоксально ни звучало, является подарком судьбы. "Нет, Арс, — мысленно просит брюнет у самого себя, ощутимо ударяя ладонью по колену, — даже не думай об этом. Ты сам догадываешься, к чему подобное приводит. Поэтому не нарывайся". Но мысли сами роятся в сознании, и Арсений от них глохнет. Он все эти недели настолько сильно отвергал тот факт, что Антон для него является кем-то большим, чем просто учеником, что убедился в этом окончательно. И теперь ненавидел себя за это каждой клеточкой своей души. Посты продолжают мелькать один за другим, Попов уже путается и теряется в фотографиях, информации и схемах постройки станций метрополитена. И он уже готовится откладывать телефон и ложиться спать, как взгляд цепляется за публикацию, выставленную днём. Казалось бы, обычное, ничем не примечательное фото. Могло бы быть. Если бы не находящийся на нём счастливо улыбающийся Антон рядом с такой же улыбающейся девушкой и короткая подпись от анонима: "Бизнес-мальчик нашёл себе бизнес-девочку". Ничего особенного, ведь Антон с недавних пор - фигура публичная, а отца его знают и далеко за пределами Москвы. Ничего, что могло бы вызвать удивление. Но у Арсения ладони сжимаются в кулаки и кислород перестаёт поступать в лёгкие. И впервые за столько лет он чувствует что-то, совсем непохожее на другие эмоции. И мужчина не хочет себе признаваться, но, кажется, он чувствует... ревность. И ничто иное.