♫ Duncan Laurence - Arcade James Arthur - Can I be him ♫
Тоха посильнее намотал шарф, стараясь не дрожать от холода, как осиновый лист на ветру, и в целом не показывать, что что-то не так, и неразборчиво матернулся себе под нос, загребая ботинком, по ощущениям, половину сугроба. — Погода, конечно, найс, — с сарказмом произнёс в наушник он Диме и Серёже, с которыми они разговаривали по общему аудио-чату. — А ты куда выперся-то вообще, родной? — удивился Матвиенко и, судя по звукам, сделал несколько глотков какого-то напитка. — Я тут сижу, чай кипяточный пью, на улице, э-э-э... — он отдёрнул занавеску, глядя на термометр, — минус двадцать три, Тох, ты неадекватный! — Да я по делам, — увильнул от прямого ответа Антон, чудом не задев какую-то нахохлившуюся женщину, тонущую в собственной шубе. — Какие в воскресенье вечером могут быть дела? — лениво поинтересовался Позов и громко и протяжно зевнул, вызывая у Антона усмешку. — Надо, братья, надо, — сам себе улыбнулся русоволосый и взглянул на небо, подмечая, что вот-вот начнётся настоящая снежная буря: облака казались громадными и висели очень низко, словно тяжестью притягиваясь к земле. — Ладно, я отключаюсь, спишемся часов в десять, окей? До связи, — он предпринял попытки выйти из мессенджера и залип в экран, безрезультатно ударяя по нему окоченевшими пальцами. — Да ёб твою... — он рассердился ещё сильнее, нехотя доставая из кармана вторую, ещё, судя по всему, живую ладонь, беря гаджет в обе руки. Невольно врезался в грудь какому-то человеку и, не поднимая глаз, раздражённо бросил: — Смотрите, куда идёте! — Так я смотрю, Тош, — раздалось слева, и Антон, сглатывая и вздрагивая, повернул голову, щурясь, словно пытаясь сбежать от пытливого взора. — Это ты бежишь, как угорелый, — Арсений Сергеевич - действительно, кто бы это ещё мог быть, - глухо рассмеялся. — Привет, — наконец произнёс он и протянул Антону ладонь для рукопожатия. — Здравствуйте, — Тоха вжал голову в плечи. — Мы же с вами, вроде как, договаривались прямо у входа встретиться? — он недоумённо посмотрел на учителя, чуть поджимая губы. — Я просто знал, что ты на метро будешь добираться, вот и решил тебе навстречу идти, — как бы между прочим, пожал плечами Арсений и, похоже, только сейчас заметил, как тело Антона ходит ходуном от мороза. — Та-а-к, — он нахмурился, сводя брови к переносице. — Что под курткой? — А что под курткой? — не сразу понял Тоха, ловя на себе возмущённый взор преподавателя. — А... — он улыбнулся, приложив максимум усилий, чтобы не трястись, но вместо этого предательски застучали зубы. — Рубашка, — он потупил взгляд, слыша, как Арсений Сергеевич недовольно цокает языком. — Да блин! Я даже не подумал прогноз погоды посмотреть, вот серьёзно, — попробовал оправдаться он, но безуспешно: учитель, казалось, недоумевал крайне искренне. И даже был немного взбешён. — Сейчас заходим в любое помещение и ты надеваешь свитер, — Арсений тут же выудил из рюкзака аккуратно свёрнутый предмет одежды. — Вот знал ведь, что так будет, поэтому и взял, — он негодующе покачал головой и буквально пихнул свитер Тохе. — Да вы что, да зачем? — начал отнекиваться ученик, но был безбожно прерван грозным сверканием голубых глаз. — Убедили, — он неловко переступил с ноги на ногу. — Объясните, как так происходит? — он сделал шаг, наблюдая за тем, как Арсений Сергеевич равняется с ним. — Почему мы с вами всегда пересекаемся? Почему у вас постоянно для меня что-то есть? — Судьба, — развёл руками, усмехнувшись, Арсений Сергеевич и, воспользовавшись истинным замешательством ученика, схватил того за капюшон и пихнул в ближайший магазин, в котором было настолько жарко, что Антон подумал было остаться там навсегда. — Давай надевай, дурашка, — он указал взглядом на мягкий серый свитер с крупной вязкой. — Иначе силой заставлю. — Пф, попробуйте только, — выпустил колючки русоволосый, но, отчего-то не желая спорить, элемент гардероба всё-таки натянул, не обращая внимания на продавщицу, которая взирала на них с тупой озадаченностью. — Силой он заставит, господи, — парень не удержался и прыснул, застёгивая куртку по подбородок, и оценил взором Арсения Сергеевича. — Я вас никогда не боялся. И сейчас не боюсь. — Окей, — Арсений дождался, пока Антон похлопает по карманам, убеждаясь, что всё на месте, и открыл юноше дверь, выходя следом. — Только смотри, Тош, однажды я за твоё поведение всё-таки тебя укушу. Больно и беспощадно. — Очень хочется испытать, — наполовину честно, наполовину иронично признался Тоха, улыбаясь во все тридцать два. С Арсением Сергеевичем не нужно было никаких ламп, батарей, да и хорошая погода не была обязательным условием чудесного настроения - мужчина сам являлся синонимом простому и незамысловатому слову "тепло". В душе сразу зажигалось пламя, и огонь танцевал волшебные танцы, согревая всё своими невероятными, подлетающими до неба искрами. — О, я даже и не заметил, как мы дошли, — он остановился перед входом в усадьбу Царицыно и блаженно выдохнул. — Вы вообще знаете, почему я именно сюда вас привёл? Арсений ничего не сказал, только отрицательно помотал головой, ожидая ответа. Снежинка упала ему прямо на нос, и он забавно сморщился, что не утаилось от Антона. — Может быть, сейчас сочтёте меня придурком каким-то, — Антон неуютно повёл плечами, отворачиваясь и цепляясь взглядом за ворота, — но мне так не терпелось снять вас в образе графа. Прямо в сознании образ стоит - и всё тут. А это место - как нельзя кстати... — Это же потрясающе, Тош, — приободрил его Арсений Сергеевич, приближаясь и чуть приобнимая за спину. — У тебя отлично работает фантазия. Антон смутился и отвлёкся на огоньки в окнах. Нет, всё-таки он не прогадал, что привёл Арсения Сергеевича сюда именно в эту снежную зиму и именно в этот час, когда небо практически чёрное, с редкими вкраплениями блестящего звёздного бисера. Шастун не удержался и глубоко вдохнул, позволяя морозному, но такому отрезвляющему и свежему воздуху проникнуть внутрь, и по-настоящему насладился этим моментом вдвойне, когда увидел, как Арсений Сергеевич проделывает то же самое. — Мне кажется, я преисполнился в своём познании, — хмыкнул Тоха и потянулся к висящей на плече сумке за фотоаппаратом, извлекая его и на ходу меняя объектив. — Сейчас ещё немножечко пройдём - и я вас щёлкну. Попов кивнул, теряясь в тишине вечера - в парке было крайне мало людей - и в собственных ощущениях. Он ещё ни разу за этот день не пожалел, что выбрался из дома в такую стужу, потому что с Антоном было так спокойно, словно ни минусовых температур, ни адского мороза, ни ледяного снега за шиворотом никогда не было. Парень казался сладким, приятным, нежным сном, и просыпаться категорически, ни за что на свете не хотелось. Лишь бы растянуть этот момент на долгие, долгие минуты и часы. — Вставайте туда, — Арсений опомнился только тогда, когда Антон легонько, но ощутимо подтолкнул его немного в сторону. — И, если можно, пальто чуть-чуть расстегните, — парень прищурился, ища ракурс. — Что ты хочешь там найти, под пальто? — как-то подозрительно хихикнул Арсений Сергеевич, но просьбу всё-таки выполнил. — Так, — Антон беззлобно закатил глаза, наблюдая за играющим бровями мужчиной. — Правило номер один: на фотосессии фотографа не стеснять, — Арсений громко прыснул, справившись с одной из пуговиц. — Правило номер два: стоять смирно, приказы выполнять беспрекословно, — Антон вошёл в кураж, загибая пальцы. — Вот это да! — театрально поразился брюнет, поправляя волосы. — Оказывается, я имею дело с прирождённым начальником! — Правило номер три: не задавать вопросов, я же всего-то пальто попросил расстегнуть, — тактично проигнорировал выпад историка Тоха, почесав нос, — а не что-то другое, — он сам смутился своей фразе и едва заметно покраснел. Арсений Сергеевич захохотал и зарылся пятернёй себе в чёлку. — Ой, умора ты, Шастун, — в уголках глаз у мужчины выступили слёзы, и он умело смахнул их, не переставая смеяться. — До невозможности просто... — Сочту за комплимент, — Антон раскланялся и, пытаясь убежать от стыда, переключился на зеркалку. — Можете немного голову поднять? На пару сантиметров буквально. Да, хорошо! — он поймал красивый кадр, снимая Арсения в профиль. В фото попадал непосредственно сам мужчина, одно из зданий усадьбы на заднем плане и летящий в объектив серебристый снег. — А теперь на меня... Они провели так почти полтора часа, ища все самые потаённые уголки парка ради красивых фотокарточек и прогуливаясь по дорожке. Время от времени на пути встречались редкие прохожие - москвичи и иногородние и иностранные туристы, которые, кажется, тоже были до безумия вдохновлены атмосферой настоящей русской зимы и приближающимися праздниками. — Как будете Новый год отмечать? — неожиданно поинтересовался Антон, решив, что можно и поболтать о чём-то личном наконец, поскольку фотоаппарат сегодня поработал отлично: они сделали около трёхсот кадров, и предстоял длинный и кропотливый, но от того не менее воодушевляющий и головокружительный процесс отбора лучшего материала. — Как обычно, — Арсений зевнул, но не от скуки, а от морящей обстановки: сердце уже полностью прогрелось благодаря уютной прогулке с Антоном и теперь полыхало пожаром. — Посижу дома, поем оливье, сделаю вид, что в следующем году что-то поменяется, и лягу спать, — он невесело усмехнулся и перевёл взор на ученика. — Ну так неинтересно, — насупился Тоха, пиная комок снега. — Почему не верите, что что-то и вправду может поменяться? — Да не знаю, если честно, — замешкал Арсений Сергеевич. — Жизнь-то у нас цикличная. Всё к одному и тому же возвращается. — Вы не правы! — резко возразил ему Антон, но тут же поумерил свой пыл. — Не от жизни зависит, а от вас. Вы же историк, вам ли не знать, как легко можно одним действием поменять весь ход событий? Попов промолчал, выдыхая облака пара. Время близилось уже к восьми вечера, в усадьбе остались, похоже, только такие же отчаянные люди, как и Антон с Арсением. Они остановились возле пруда и снова с каким-то необыкновенным трепетом оба оглядели Царицыно, тёплое свечение больших окон и хлопья снега, опускающегося на белое покрывало продрогшей земли плавным вальсом. — Кстати об истории. Ты вообще знал, что раньше Царицыно именовалось "Чёрной Грязью"? — поинтересовался Арсений, невольно и сам того не ведая кладя сжимающую и поглаживающую ладонь Антону на плечо, и ухмыльнулся, наблюдая за тем, как ученик выпучил глаза. — Да-да, из-за названия пустоши, находящейся поблизости. На самом деле, столько загадок и тайн здесь хранится... — Я бы хотел узнать, — откровенно ответил Антон, чувствуя какую-то таинственную близость с Арсением Сергеевичем в этот момент. Словно в мире они вдвоём - и больше никого. Совсем никого. — Приходи как-нибудь в гости, расскажу обязательно, — мягко улыбнулся ему учитель и не смог подавить смешок, когда услышал урчащий живот подопечного. — Поня-я-ятно, чудо проголодалось. Надо срочно его кормить. Здесь где-то неподалёку пиццерия есть... — он, казалось, действительно глубоко задумался, прикидывая, сколько идти до кафе. — Да вы что, домой сейчас приду и поем! — слабо запротивился Тоха, где-то в глубине души не в состоянии смириться, что их с Арсением Сергеевичем встреча подошла к концу. Всё произошло слишком быстро. Ему Арсения слишком мало. — Ваши возражения не принимаются, юный фотограф, — Арсений взял его за запястье, насильно таща к выходу из парка. — Дайте и мне хотя бы иногда побыть главным, ладно? — съехидничал он, намеренно обратившись к Антону на "вы" и дав понять, что он в игре. — Как скажете, товарищ начальник, — отрапортовал Шастун и, не в силах не улыбнуться, потопал вслед за мужчиной. Они провели в пиццерии совсем немного, около получаса. К тому же, Антона неимоверно злило, что Арсений Сергеевич не дал ему расплатиться, аргументируя это тем, что это меньшее, что он может сделать, чтобы рассчитаться перед ним за его огромную жертву, поэтому парню приходилось то и дело закатывать глаза, что Попова страшно смешило. А домой Тоха возвращался, словно опьянённый и одурманённый собственными чувствами, которые бились в грудной клетке светлыми вспышками. И всё-таки давно стоило признаться себе в том, что он влюблён. До чёртиков, до несгибающихся коленок, до мурашек по коже, до расширенных зрачков и до бабочек в животе. И он мог бы с лёгкостью перечислить ещё тысячу определений этой эмоции, которая делала его самым счастливым человеком на этой огромной многолюдной планете.***
— Доброе утро, одиннадцатый «Б», — завуч влетела в кабинет, чуть не сбив косяк. — У меня для вас важное объявление! Всего на пару минут от перемены. Антон, до этого занятый препираниями с Дашей по поводу часов работы катка на ВДНХ, против воли обратил взгляд на женщину, взъерошенную, запыхавшуюся и тщетно старающуюся отдышаться. — От каждого класса нужен номер на новогодний концерт, желательно, чтобы вы уже сейчас определились. Хочу вас записать, — она потрясла перед лицами ребят списком, и Тоха искренне удивился, не понимая, откуда он взялся: ещё секунду назад в руках у завуча ничего не было. — Можно любое, — она начала загибать пальцы, перечисляя, — танцы, песни, стихи. — Догматова хорошо поёт! — чтобы отделаться, предложил кандидатуру Витёк, жуя жвачку и отклоняясь на стуле назад. — Пускай она выступает. — Эй! — Соня топнула ногой, и её глаза сверкнули недобрым блеском. — Я отдуваюсь на каждом мероприятии, Наталья Семёновна, можно не я, пожалуйста? — взмолилась она, и женщина кивнула. — Правда, что вы. Дайте Соне передохнуть и придумайте уже наконец что-нибудь, — она обвела взором класс в напрасном поиске желающих, или, как думал сейчас каждый из учеников, добровольцев-самоубийц. — Может, мальчики поучаствуют? Опомнитесь, дети, у вас это последний раз в жизни! — она произнесла это слишком вдохновенно, поднимая глаза к потолку, словно молясь. — Вот, Витя, чего ты сидишь? Вы с Аней, если я не ошибаюсь, на спортивно-бальные танцы вместе ходите? — она нахмурилась. — А где, собственно, сама Ильменко? — А она лодыжку сломала, — Витя беспомощно развёл руками, мол, ничего не могу с этим поделать, се ля ви. — Так что мы точно в пролёте, — казалось, ему и впрямь было грустно от этого факта, но, как известно, менять постоянную партнёршу на какую-то левую девочку очень сложно. — Одиннадцатый класс, так не пойдёт, — повысила голос Наталья Семёновна, упирая руки в боки и наивно полагая, что дождётся каких-никаких ответственных решений от уже изрядно задолбавшихся от жизни учеников. — Думайте: либо кто-то сам соглашается, либо я выбираю кого-то методом тыка. — А у нас Тоха, кстати, отлично поёт! — внезапно и очень невовремя встрепенулся Серёжа, видимо, ещё с желанием мстить Антону за все нагоняи от Арсения Сергеевича, и Шастун не сразу понял, что речь идёт о нём. Когда осознание накрыло с головой, он поднял взгляд на глазеющих на него одноклассников и приоткрыл рот в изумлении: — Чего-о-о? Я-я-я?! — О, а и правда, — Ксюша, сидящая справа от него, пару раз моргнула. — Я слышала даже, у него очень красивый голос. Мелодичный такой, — Антон стиснул зубы, борясь с намерением пустить в ход кулаки и поколотить Серёжу, который, судя по всему, жаждал этого всей своей душой. — Отлично! — воодушевилась завуч, черкая что-то на своём листке. — Давай, Антон, не стесняйся. — Я не стесняюсь, я в ужасе! — возмутился Антон, ёрзая на месте. — Вы сами-то понимаете, кого вы выступать зовёте? Меня? Да я там нужен, как собаке пятая нога! — он незаметно для других ощутимо пихнул Серёжу в бок. — Ладно, ладно, не кипятись, — усмехнулась Наталья Семёновна. — Не терпится тебя послушать, так или иначе. И ещё, — она выставила указательный палец перед собой, — совсем забыла сказать: каждый ученик выступает с одним членом педагогического состава. — Чего? — у Шастуна вытянулось лицо. — Нет, так не пойдёт, — он закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди. — Ещё чего... — Тоха у нас любит, чтобы вся слава только ему одному доставалась, — хрипло рассмеялся Матвиенко и никак не отреагировал на пинок под столом и на грубое Антоново "заткнись, Христа ради". — Таковы правила этого года. Я думаю, Алиночка Дмитриевна с удовольствием тебе подыграет на фортепиано, мы как раз не знали, как её приплести, — женщина торжествующе улыбнулась. — Ну не приплетали бы! — взвился Шастун, раскачивая ногой взад-вперёд. — Так, Антон, не канючь, пожалуйста, — взмолилась завуч, и всем стало ясно, что и ей эта предновогодняя суматоха вкрай надоела. — Ищи песню, и побыстрее. — Иностранную можно? — бледный, как вампир, Антон устало выдохнул. Что ж, была - не была. Придётся всё-таки участвовать в этом цирке. — Какую угодно, лишь бы без всяких непристойностей. Только пой, — попросила его завуч, выходя из кабинета с выражением лица победителя. Ей явно было совершенно плевать, кто будет выступать - Антон Шастун, портрет Пушкина из кабинета литературы или вешалка из учительской гардеробной, лишь бы набралось нужное количество номеров. — Тох, а можешь спеть эту? — к нему подошла худощавая Ариша, показав на телефоне название песни. — Голос у тебя и правда очень хороший, — она смутилась, но быстро согнала краску с лица. — Поэтому о-о-очень бы хотелось послушать её в твоём исполнении. — Я знаю её, да, — как-то безэмоционально и слишком быстро согласился Антон, косясь на Серёжу, который уже вовсю смеялся над чем-то с Позовым. — Спою, без проблем. Спасибо, что лишила меня одной из моих неприятностей, — он горько усмехнулся и, дождавшись кивка девушки, схватил Матвиенко за грудки. — Ты... — он замолчал, ища нужное оскорбление, но осознал, что как Серёжу ни назови - ему будет мало, — ты как мог меня так подставить? Ты друг мне или враг? — Ты что? — Серёжа, кажется, совсем Антона не боялся, а только ловил кайф от происходящего. — Я тебя такой клоунадой обеспечил, у-ух! — он с трудом оторвал руки Тохи от себя. — Для тебя уготовлен отдельный котёл в Аду. Когда-нибудь я тебя убью. Честно, — пообещал Антон, отворачиваясь и начиная рисовать какие-то незатейливые узоры на полях тетради по алгебре. — Однажды, Серёженька, ты нарвёшься и познаешь истинный гнев Антона Шастуна. — Учи песенку, Тош, — заулюлюкал Матвиенко, замечая, как посмеивается над ними обоими Позов. — А ты чего ржёшь? Тоже выступить захотел? — он сощурился. — И тебе устроим, мой хороший, и тебе. Дима только хмыкнул, обращаясь к учебнику, а Антон крепко задумался о том, каким образом ему посещать репетиции и постоянно готовиться к выступлению с молодой географичкой, ведущей занятия у параллельного класса, Алиной Дмитриевной. Не то чтобы это было чем-то неловким или невозможным, но эта идея Шастуну отчего-то абсолютно не нравилась, поскольку она означала, что придётся, пусть и невольно, сближаться с ещё одной учительницей. И, в конце концов, как на неё реагировать вообще? Они даже на этажах никогда не здоровались, а тут вместе номер готовить будут. Антон с грохотом уронил голову на парту, ставя на лбу отпечаток обшарпанного дерева. Оставшиеся дни до новогоднего концерта определённо обещали быть крайне интересными.***
Однако на деле всё оказалось совсем не так плохо, как Антон мог предположить. Одна неделя плавно перетекла в другую, концертную, и мероприятие должно было состояться уже на следующий день, в субботу. Репетиции проходили не сказать, что слишком слаженно, но, в целом, относительно спокойно. Ни Антон, ни Алина Дмитриевна друг друга ни по какому поводу не цепляли, и в принципе всё, что требовалось от девушки, - это наигрывать немудрёный мотив "Аркады", исполненной когда-то представителем из Нидерландов на "Евровидении", а от Антона - петь. Тоха, позорно сбежав с биологии для прогона номера, расположился на сцене перед микрофонной стойкой, удерживая её рукой и напевая что-то себе под нос в ожидании учительницы географии, которая без зазрения совести задерживалась. Микрофон был выключен, и парень что-то нечленораздельно булькал, глядя куда-то в одну точку. Внезапно дверь распахнулась и закрылась вновь с громким хлопком. — Долго же вы! — беззлобно вздохнул Антон, но осёкся, увидев шагающего ему навстречу Арсения Сергеевича. — Стоп, вы какими судьбами тут? — он спрыгнул со сцены, неудачно опустившись на ступни и слегка скривившись от пронзающей, но мимолётной боли. Мужчина цокнул. — Опять спасать надо? — вместо ответа задал мужчина свой собственный вопрос и всё-таки усмехнулся. — Не-не, всё нормально, — Антон проковылял к зрительским креслам, усаживаясь в одно из них и недоумённо взирая на Попова. — Вы меня проведать пришли? — Я тебе аккомпанировать пришёл, — Арсений почесал затылок, обескураженно улыбаясь, и Антон нахмурил лоб. — Долго и муторно объяснять, но если вкратце, то я должен был подыгрывать девятому «Г», но у них там всё накрылось, и я, стало быть, не нужен. Короче говоря, меня отправили к тебе. Ещё и из-за того, что твоя Алина Дмитриевна слегла с гнойной ангиной. — Иу, — Антон аж дёрнулся, представив, насколько это, должно быть, тяжело и противно. — Хочется верить, что это не заразно, а то мы последний раз позавчера виделись, — по взгляду Арсения Сергеевича он быстро понял, что всё-таки заразно, и тупо улыбнулся, не мигая. — Ладно, — он взъерошил шевелюру. — Не будем о плохом. Мне кажется, что ещё одно подобное столкновение, и я решу, что я свихнулся и что вы меня преследуете! — он негодующе всплеснул руками, а Арсений тихонько рассмеялся. — Нет, ну правда, откуда вы взялись такой вездесущий?.. — Не знаю, Тош. Бедненький ты мой, свалился тебе Арсений Сергеевич на голову, — Попов засюсюкал, и Антон деланно поморщился, тоже начиная посмеиваться. — Я же говорю: судьба, — он многозначительно поднял бровь и тут же сделал шаг по направлению к сцене. — Давай говори, что поёшь, по нотам сообразим. — Подождите, а вы играть умеете, получается? — только дошло до Шастуна, и Попов посмотрел на него, как на последнего идиота, ведь буквально только что упомянул, что изначально был пианистом у группы девятиклашек. — Слушайте, я реально не знал, — он сглотнул, тоже поднялся на сцену и врубил микрофон, вызывая протяжный ультразвуковой писк по всему залу, и Арсений поёжился. — Простите, — он виновато улыбнулся. — Не видел у вас дома фортепиано, кстати, — задумался парень, вспоминая квартиру Арсения Сергеевича. — Стоит в гостиной, где ты не был ни разу. Поигрываю иногда, — честно ответил брюнет, пожимая плечами и бережно, словно боясь прикасаться, открывая крышку инструмента. — Стоит, маленькое, пылится... — Нифига себе маленькое! — присвистнул Антон, настраивая частоту микрофона. — Люди, наверное, чуть не убились, пока его тащили на этаж. Арсений проигнорировал его выпад и, дождавшись, пока Антон поставит перед ним гаджет с открытыми на нём нотами, аккуратно поднял тонкие пальцы и охваченный приятным волнением, опустил их на клавиши, играя до того плавно, мелодично и изящно, что Антон невольно завис, глядя в упор на бегающие туда-сюда чужие ладони. — Тош, там вроде бы уже слова должны начаться, — усмехнулся Арсений Сергеевич, не отрываясь от фортепиано, и даже прикрыл глаза, полностью растворяясь в музыке. — Ой, да, — спохватился Шастун и запел первую строчку, ощущая, как они двое и их мелодия сплетаются воедино и образуют маленькую, но такую уютную вселенную. Тоже зажмурился и улыбнулся каким-то своим мыслям. И уже не было важно, косячит ли Антон с произношением или мотивом, волнуется ли с непривычки от школьного инструмента Арсений Сергеевич. У них обоих по венам вместе с кровью текла музыка. И какое-то странное чувство привязанности друг к другу.***
— Вы не видели Арсения Сергеевича? — Шастун с круглыми от паники глазами вылетел из-за кулис, несясь прямо к увлечённо обсуждающим что-то Диме и Серёже. — Нет, а что? — Позов поправил очки, переводя взор на перепугавшегося друга. — Что-то случилось? Почему ты ищешь именно его? Я вот, вроде, Алину Дмитриевну сегодня даже не видел нигде. — Господи! — Антон тихо взвыл и выскочил из актового зала, на ходу крича: — Четыре минуты до начала! — Чего это он? — удивился Серёжа, доставая из кармана шоколадную конфету. — Бешеный какой-то, без Попова своего жить не может, — он ухмыльнулся, протягивая сладость Диме. — Помогай уминать, брат. Тем временем Антон мчался по всем этажам подряд в поисках мужчины, который запропастился куда-то прямо накануне мероприятия. Последним пунктом разведки был их кабинет, и Шастун уже слабо надеялся, что он там, но всё же раскрыл дверь нараспашку, чуть не вырывая её из петель, и непроизвольно замер. — О, — только и смог выдавить из себя он, ползя взглядом по шее, крепким плечам, вплоть до копчика. — Да... — парень и сам не понял, к чему сказал это, но Попов, словно удовлетворённый собой, поглядел на него, не разворачивая туловища. — Пялишься, да? — учитель накинул поверх тела белую рубашку и быстро расправился с галстуком, начиная застёгивать пуговицы. На Тохе, собственно, была похожая рубашка цвета крем-брюле, только с карманами на груди, но он сделал вывод, что не выглядит и наполовину так же шикарно, как преподаватель. — Хочу и пялюсь, — в Антоне забурлило негодование, и он попытался выбросить из головы образ полуголого Арсения Сергеевича, но не удалось, и руки предательски задрожали. — Грех не взглянуть, — он залился краской и поспешно отвёл взгляд, осознавая, что сделал это ни капли не своевременно. И зачем только вбежал сюда, как сумасшедший, и рот открыл?.. — Вы трубку не берёте... Я вас обыскался, — постарался он надавить на совесть и потёр щёки, будто убирая красноту. — Наш номер тринадцатый, Тош, — улыбнулся Попов, покончив с одеждой и зачем-то расправив её на себе. — Ну... да... — замялся Антон, прикусив язык. Не говорить же, что он хотел провести с историком больше времени, чем планировалось. — Я пойду тогда... — он как-то печально посмотрел на Арсения, вздохнув, и сделал шаг в коридор. — Не задерживайтесь только. — Встретимся за кулисами, чудо, — бросил ему вслед Арсений Сергеевич, наблюдая за тем, как парень скрывается в дверном проёме, неопределённо кивая, будто потерявшись в собственных размышлениях.***
Номера шли один за другим, и очередь Антона с Арсением Сергеевичем подошла достаточно скоро. Оставалась всего пара каких-то выступлений. За кулисами было темно и уютно, из зала периодически раздавались недружные аплодисменты и чьи-то поддерживающие возгласы, а по потолку летали разноцветные блики. Антон сидел на корточках, отклонившись к стене, и мерно, с закрытыми глазами, вслух проговаривал строчки песни, которые так и норовили забыться то там, то здесь. Парню казалось даже, что он не помнит мотива, но он был уверен, что это всего лишь глупый самообман. — Эй, Тош, ты чего? — Арсений искренне заволновался, присаживаясь рядом и беря ладони Антона в свои руки, крепко сжимая с истинной теплотой. — Переживаешь? Антон несколько раз мотнул головой вперёд, подтверждая опасения Попова, и тяжело и шумно сглотнул, пряча стыдливый взгляд. Сердце забилось, как ненормальное, и Тоха даже не был способен толком объяснить, почему: от очередного проявления заботы со стороны Арсения Сергеевича или от смятения и необъяснимой тревоги перед собственным выступлением. — Я очень боюсь, — он выделил каждое слово интонацией, и под конец его голос упал, донёсшись низким хрипом. — Отставить панику, — Арсений начал перебирать его пальцы и, заметив, что руки у подопечного холодные, как лёд, вдруг перехватил их покрепче, поднося к губам, вызывая у Антона удивлённый полувсхлип. — Совсем замёрз, Тош, — он начал согревать подрагивающие фаланги тёплым воздухом, и русоволосый замер, даже не предполагая, как на происходящее реагировать. — Нельзя так изнурять себя ужасом, — Арсений Сергеевич всё-таки успокоил дрожь и разорвал контакт, трепля Тоху по спутанным волосам. — Всё будет хорошо, я с тобой, мы справимся. И эти слова действительно подействовали. Такие бесхитростные и банальные, но такие важные в эту минуту. И Антон кивнул, видя, как Арсений Сергеевич победно дёргает уголком губ. — Просто открой душу, — Арсений помог Тохе подняться и помассировал ему плечи, как спортсмену перед боем. — И отключись. — А теперь - музыкальное поздравление от ученика 11 «Б» Антона Шастуна и его классного руководителя, поприветствуем! — загромыхали колонки, и Антон зажмурился, вбирая в лёгкие как можно больше кислорода. Арсений уже шёл к инструменту, и Антон нутром почувствовал, что сейчас свершится что-то необычайное и грандиозное. Серёжа в зале подавился уже третьей по счёту конфетой, задыхаясь, и полными слёз от кашля глазами посмотрел на Диму, который пребывал в не меньшем, чем Сергей, шоке. Они оба и не подозревали, что их друг выступает вовсе не с молодой преподавательницей - Антон скрывал это до последнего. Русоволосый, всё-таки собравшись с силами, вышел на середину сцены, оглядывая зал в лёгком испуге. Но уже не трясло так сильно, как несколькими минутами ранее. Свет в зале полностью погас, оставляя только прожекторное свечение на Антоне, и парень, щёлкнув микрофоном, бросил многозначительный взгляд в сторону Арсения Сергеевича, который, быстро сообразив, что это значит, сыграл первые ноты, самоуничтожаясь и возрождаясь в стройном и гармоничном звучании старенького инструмента. Зрители застыли, боясь лишний раз вздохнуть и как-то нарушить идиллию Арсения Сергеевича и Антона, который, закрыв глаза, уже исполнял знакомую многим песню, оставляя в каждом предложении значительную частицу себя. — All I know, loving you is a losing game, — дыхание, казалось, было на исходе, но звук словно лился откуда-то изнутри, и Тоха с корнем вырывал из себя смысл пропеваемых строчек. Аудитория, всё ещё находящаяся в трансе, подняла телефоны со включенными фонариками, размахивая ими слева направо, и Арсений, нажав на педаль, ощутил искреннюю гордость за их слаженный дуэт. Но в большей степени, конечно, за Антона, который не видел всей этой невероятной красоты, поскольку прикрыл глаза, поддаваясь "Аркаде". — I don't need your games, game over, get me off this rollercoaster, — с неизмеримым чувством неведомой и непостижимой душевной боли протянул Тоха, выводя песню к кульминации, и тут же испытал чувство дикого восторга, открыв глаза: зал буквально горел фонариками. Заключительный припев он допевал уже вместе с учениками и даже некоторыми учителями, двигаясь в такт музыке и радуясь, что за его спиной сидит не абсолютно посредственная Алина Дмитриевна, а Арсений Сергеевич, наделённый большим талантом бередить что-то в сердце. Арсений последний раз опустил пальцы на клавиши, улыбаясь и часто дыша, словно выдохся, и зал разорвался оглушительными овациями. Кто-то во всю глотку орал, а Дима, Серёжа и Даша свистели и смеялись от удовольствия. Антон неловко поклонился, краснея и отчего-то не спеша уходить со сцены. — Браво! — выкрикнули в один голос сразу трое учителей, и со всех сторон посыпалось нечто подобное. — Ещё! Давайте ещё что-нибудь! — донеслось из толпы, и Антон округлил глаза, крайне смущённый такой просьбой. Не знал он, что можно так просто попасть впросак. Но Арсений Сергеевич, как и всегда бывало, оказался рядом в трудную минуту, нагибаясь прямо к уху: — Знаешь "Can I be him" Джеймса Артура? — шепнул он Тохе, и тот неуверенно кивнул. — Конечно. Шикарная песня. Только текст первого куплета не особо помню, — всё ещё ошарашенно от такого поворота событий сквозь гул пробормотал ученик, но Арсений пожал плечами. — Не беда, — только и ответил учитель, рванулся за кулисы, выхватывая оттуда ещё одну стойку и микрофон, вновь усаживаясь за фортепиано и ставя аппаратуру перед собой под нестихающие вопли. Антон завис, ожидая продолжения. Мужчина сыграл вступление, дожидаясь тишины в актовом зале, и вдруг запел, нежно, красиво, и Антон, как и все присутствующие, разинул рот, роняя челюсть. У них с Арсением Сергеевичем певческие голоса были даже чем-то похожи: одинаково хрипловато-надрывные. Тоха слушал, как заколдованный, боясь вступать, хотя уже вспомнил слова, и про себя отметил, что американский акцент у Попова отличный. И он молчал?! — Now you're all I want, and I knew it from the very first moment... Cause a light came on when I heard that song, — понеслось по залу, погружая всех в транс, и Антон усмехнулся, готовый поспорить, что несколько фанаток Арсения Сергеевича только что расплылись в лужицы. Но пел-то учитель с ним, а не с этими влюблёнными девочками. Только Антон знал Арсения Сергеевича настоящего, и это не могло не воспламенять сердце. — And I want you to sing it again, — парень непринуждённо подхватил строчки, улыбаясь до ушей, и перевёл взор на Арсения, который поспешно кивнул, позволяя самостоятельно продолжить припев. — I swear that every word you sing, you wrote them for me... — If you were mine I'd never let anyone hurt you, no, no, I wanna dry those tears, kiss those lips, it's all that I've been thinking about, — пели они уже вдвоём, даже не подозревая, насколько символичным и глубоко личным для каждого из них сейчас является смысл композиции. Некоторые парочки даже поднялись с мест, превращая выступление Антона и Арсения в медленный танец, и Антон выдохнул, спев последнюю строчку и задержав ноту с хрипотцой на фразе "can I be him?" Публика снова рассыпалась в аплодисментах, на этот раз искренних, в отличие от других номеров. Дети за кулисами полуобиженно поджимали губы, с отчаянием принимая то, что их песням а-ля "В лесу родилась ёлочка" с таким совершенством даже не потягаться. — Что-то мне подсказывает, что этот новогодний номер останется в памяти каждого присутствующего надолго! — раздался воодушевлённый голос ведущего, мальчика из седьмого класса, который быстро сориентировался, решая вставить в избитый сценарий хоть что-то своё. — Действительно, браво! Зрители скандировали что-то, но Антон плохо понимал, что происходит. Мир вокруг него закружился каруселью, а потом и вовсе исчез, оставляя только его самого и улыбающегося Арсения Сергеевича, и Попову пришлось буквально утаскивать расчувствовавшегося парня за кулисы. — Это было лучшее, что я делал за всю свою жизнь! — пискнул Антон, хватая Арсения за грудки и начиная трясти, и брюнет громко рассмеялся, уводя Тоху в каморку за актовым залом, где уже никого не было. — Мы делали, — быстро исправился младший, завертелся по комнате до изнеможения и упал на стул, закрывая лицо руками. — Видимо, между любителем литературы и историком только что случилась химия, — задумчиво пялясь куда-то сквозь пространство и время, прошептал Арсений Сергеевич, но Тоха был настолько не в себе, ещё не отойдя от общественного воя и от оглушающего ликования, что едва ли разобрал что-то после "видимо", отклоняясь на спинку стула и приводя мысли в порядок. Они провели минуты три в тишине, мысленно рассуждая каждый о своём. — Спасибо, что вы есть, Арсений Сергеевич! — взбудораженный и разгорячённый Антон резко встал и, подавшись вперёд, впервые сам обхватил преподавателя тонкими руками, прижимаясь настолько сильно, насколько это возможно. — Я... я просто... я просто хочу сказать, что вы для меня значите гораздо больше, чем можете себе представить, — он отстранился, глядя прямо Попову в глаза, и выскочил в коридор, избегая собственных противоречивых ощущений, скачущих в сознании и сжирающих заживо. — Ты для меня тоже, — ответил пустой комнате Арсений Сергеевич и покусал губы, будто борясь с каким-то необъяснимым желанием. А Шастун бежал и даже не понимал, что в тот момент разбивало его на осколки сильнее: безграничное, бьющее ключом и ослепляющее счастье или всё-таки то, что ещё секунда - и он бы поцеловал Арсения Сергеевича, никогда бы себя после этого не простив.