♫ Little Mix - Love Me or Leave Me
Тоха зажмурился, полагая, что может спастись от слепящего солнца, и не сразу сообразил, что находится не у себя в квартире. Он спал на чём-то мягком, комната была пропитана теплом и уютом, и парень, зевнув, потянулся, легонько упираясь кулаком во что-то. Услышал приглушённый смех откуда-то сверху и распахнул глаза, не двигаясь с места от шока. — Чудо, ты так выбьешь кому-нибудь зубы, — ухмыльнулся Арсений Сергеевич, спросонья протирая глаза, и тоже вытянул руки в разные стороны, по-кошачьи склоняя голову набок. Тоха на это действие невольно залип, а потом осознал, что всю новогоднюю ночь проспал на груди у учителя, который, судя по всему, против этого не был. Шастуна затрясло изнутри. У дивана стояла пустая бутылка шампанского, и оставалось только догадываться, чего Антон мог наговорить преподавателю под слабым действием алкоголя. — Ты - как котёнок, не сдвинешься, — улыбнулся Попов и зарылся пятернёй в шевелюру Антона, пересчитывая волосок за волоском. — Так жалко было тебя будить, налюбоваться не мог, — признался он, и Тоха резко поднялся на локтях, хлопая ресницами и дезориентируясь в пространстве. "Что произошло вообще? Как ты докатился до жизни такой?.." — поинтересовалось у него подсознание, но Тоха не нашёл, что ответить. И сам плохо понимал. — Да ладно вам, — смутился парень и поднялся с дивана, окидывая пустым и немного пьяным взором небольшую гостиную и с радостью подмечая там фортепиано. Если ему не изменяет его одурманенное алкоголем сознание, кажется, историк даже играл ему что-то ночью. Что-то грустное и обволакивающее, наполняющее каким-то неизведанным и необъятным чувством. — Вы есть будете? Я сейчас соображу что-нибудь по-быстрому, — предложил он, лишь бы скорее ретироваться из поля зрения Арсения Сергеевича. Ему отчего-то было стыдно за то, что он позволил себе так сблизиться с Поповым. — Разогрей что-нибудь, пожалуйста, — попросил брюнет и отошёл к окну, полностью раздвигая шторы и впуская блестящие лучи первого солнца в новом году. — Я сейчас подойду. Антон тупо кивнул, как болванчик, и на неслушающихся ногах, спотыкаясь, унёсся на кухню, решая, что можно приготовить несколько панкейков. Желудок нещадно урчал, намекая на то, что пора бы его уже покормить, и Тоха украдкой взглянул на часы, показывающие двенадцать дня с небольшим. — Ну нихера себе мы проспали, — присвистнул подросток, доставая из холодильника несколько яиц и молоко. Арсений Сергеевич ушёл в душ, было слышно шипение брызг воды, и Антон решил ускориться, чтобы подать завтрак, претендующий на звание обеда, как только мужчина выйдет из ванной. На кухне тут же аппетитно запахло, зашкворчало масло на сковородках, и Антон, что-то мурлыча себе под нос, ловко справлялся с панкейками, дожидаясь золотистой корочки и переворачивая. — Господи, что за запах! — воскликнул Арсений Сергеевич, втянув носом аромат в наслаждении, и Тоха улыбнулся его взъерошенным и влажным после душа тёмным волосам, торчащим в разные стороны. — Хочу поскорее ощутить это гастрономическое удовольствие. Антон ничего не сказал, поведя плечами, и молча разложил по блюдцам уже готовый десерт, ставя перед Арсением Сергеевичем. — Пробуйте, — наконец произнёс он и вернулся к плите, боясь передержать и пережарить. — Должны нормальными получиться, вроде... — Это очень вкусно, Тош, — прошептал Арсений, уминая оладушек за оладушком, и Антон ещё сильнее разулыбался, покраснев до цвета спелого томата. — И ничего другого после такого не нужно. — Мне приятно, что вам нравится, — не оборачиваясь, ответил парень, дрожащей рукой удерживая сковородку с последней партией панкейков и сгребая их в большую тарелку. — Ещё? — Угу, — с набитым ртом без раздумий согласился учитель, и Тоха усмехнулся, протягивая ему ещё несколько штук и снимая фартук, в котором он выглядел, как настоящая хозяюшка. — Сейчас поем и пойду, — он кинул мимолётный взгляд на телефон. — Съёмка запланирована на три, а я тут... сплю... видите ли... — он подпёр голову кулаком, задумчиво кладя в рот кусочек оладушка. — Ещё фотик надо успеть забрать. — Первое января - а ты уже работаешь, — вздохнул Арсений Сергеевич с какой-то неведомой грустью. — Жалко. Остался бы. — Не могу, — Антон потянулся к подоконнику за абрикосовым вареньем. — Можно? — Хоть всё забирай, — обескураженно улыбнулся ему преподаватель, взял из шкафчика пару ложек и протянул одну подопечному. — Угощайся, чудо. У Антона в душе всё потеплело, оттаивая. Всё казалось таким домашним, семейным и правильным, что хотелось вскочить со стула и танцевать, петь, прыгать от счастья. Арсений Сергеевич умильно посматривал на него, накладывая оранжевую субстанцию и на свои оладушки, и на оладушки Антона, и каждая клеточка тела прогревалась до предела. — Спасибо, — пробормотал Тоха и неуверенно перевёл взор на Арсения Сергеевича, который ему подмигнул. — Так хорошо, — прошептал Попов, отклоняясь на спинку стула и облизывая сладкие пальцы. — Вот бы каждый день так. Антон поспешно кивнул, пихая в рот как можно больше панкейков, чтобы подавить внезапное желание высказать всё, что накопилось за эти долгие месяцы. И благодарность за заботу, и согласие с тем, что он тоже хочет, чтобы подобное повторялось каждое утро и каждый вечер, и признание в глупых юношеских чувствах. Оставшуюся часть завтрака они просидели молча, погрузившись в собственные размышления. Арсений Сергеевич отвлёкся на телефон и поздравления от друзей и что-то непрерывно строчил, Антон уставился в одну точку на обоях, борясь с нападающим на него ощущением одиночества от мысли, что скоро ему придётся покинуть эту квартиру. И неизвестно, когда он снова сюда вернётся. И вернётся ли вообще. Сердце просило продолжения встреч и контакта с Арсением Сергеевичем, здравый смысл молил поскорее закончить такие неверные, пусть и негласные, но отравляющие их обоих отношения, и парень уже плохо понимал, кого слушать и чьим советам следовать. И, по правде говоря, он так и не перестал себя осуждать за выбор возлюбленного. Да, все вокруг, даже включая друзей, которые изначально над этим шутили, были только "за", но сам Тоха уже не был уверен абсолютно ни в чём. Что-то смущало его, что-то сдерживало, что-то заставляло бояться до чёртиков, и пугал даже тот факт, что он провёл ночь у Арсения Сергеевича дома и так бесцеремонно посапывал на его грудной клетке. Может, серьёзно пора уже было прекращать?.. Антон мотнул головой, отгоняя роящиеся в черепной коробке сомнения. Но сомнения, вопреки всему, не улетали; их становилось всё больше и больше, и каждое из них отчаянно вопило, что жить так, как живут они, нельзя. Что никакая Арсений Сергеевич и Антон не пара, что им просто-напросто не суждено быть вместе из-за собственных убеждений и косых взглядов общества. — Посуду сам помою, — вырвал Антона из мыслей Арсений Сергеевич, и подросток глупо проморгался, замечая, что измазал вареньем всю тарелку. — Я побегу тогда, — парень нерешительно поднялся из-за стола, упираясь в него руками, будто не желая уходить. Сжал краешек стола пальцами до побеления костяшек, что не укрылось от Арсения Сергеевича, тяжело вздохнул и двинулся по направлению к коридору, быстро напяливая зимние ботинки, куртку и шапку - Арсений даже и сориентироваться не успел и едва появился в проходе, когда ученик уже наматывал шарф. — Ты заходи почаще, — Попов протянул Шастуну забытый им на кухне телефон, и Тоха благодарно кивнул, принимая гаджет и соприкасаясь с тёплыми руками историка своими ледяными конечностями. — Ты так сильно замёрз? — удивился преподаватель и посильнее сжал его закоченевшие ладони. — Это вообще как? У меня жарко даже из-за отопления... — Это от нервов, наверное, — брякнул Тоха и мысленно влепил себе пощёчину за то, что вообще открыл рот. Можно же было просто плечами пожать. — Что? — недоумённо уставился на него Арсений Сергеевич, но парень махнул рукой, мол, забудьте, и, сдвинув защёлку, открыл дверь, чувствуя, как сильно желает остаться. Желает, но не может. — Что? — так же тупо переспросил Антон, уже оказываясь вне квартиры, пахнущей уютом. — До свидания, Арсений Сергеевич, — он, идя спиной, начал аккуратно спускаться по лестнице и увидел, как Попов закатывает глаза, видимо, беспокоясь за то, чтобы парень нигде не навернулся. — Увидимся в школе. — Хотелось бы пораньше, конечно, — поиграл бровями и улыбнулся историк, не спеша закрывать дверь. — Будет тоскливо - пиши, звони, всё, что угодно, только напоминай о себе! Станет совсем тяжело - приходи сюда, — он прищурился, потому что Антон был уже относительно далеко. — Обязательно! — донеслось эхом снизу, и Арсений, вдохнув поглубже, всё-таки вернулся в квартиру, поворачивая ключ в замке. Окинул взглядом помещение, в котором без Антона стало слишком пусто и одиноко, и проследовал в гостиную, устало опускаясь в кресло. Тишина давила, и хотелось, как минимум, слышать заливистый смех Антона или его негромкое пение себе под нос. Или хотя бы наблюдать за ним, маячившим перед глазами и неспособным места себе найти от неловкости. Раздалась вибрация, и Арсений, спохватившись, потянулся за телефоном, с улыбкой подмечая звонящую Аню. Через мгновение девушка уже возникла на экране, маша ладонью. — Наш первый созвон в новом году, — рассмеялась она и тут же умолкла, хмурясь. — Ты чего такой загруженный? — Да как-то грустно, — невесело хмыкнул Попов, ставя смартфон перед собой и лениво потягиваясь. — Без Антона, — отрешённо добавил он и моргнул. Аня чем-то зашуршала и встала с места, судя по всему, проверяя, не подслушивает ли никто у палаты. — Пока Ксенька на процедурах, давай поговорим начистоту, — медленно начала она, подступая к важному разговору. — Арс, ты не заигрался? — В смысле? — не понял мужчина, возвращая взор к горящему экрану. Сестра смотрела на него более чем серьёзно, и даже отчего-то становилось страшно. — Ты о чём? — О мальчике, естественно, — развела руками девушка, уверенная в том, что спрашивает об очевидных вещах. — Он же маленький ещё, всякое может случиться, обожжётся - потом не спасёшь ведь! — на повышенных тонах воскликнула она и тут же понизила голос до шёпота. — Тебя не волнует разница в вашем возрасте... не знаю, в положении, нет? — Мы с ним, по-твоему, кто друг другу? — насупился Арсений, сглатывая. — Любовники? — всё-таки выдавил он из себя и сложил пальцы замочком, заметно нервничая. — Алло, Аня, между нами ничего нет и быть не может! — Ты кому угодно эти сказки рассказывай, братец, но не мне, — Аня скрестила руки на груди. — Вы относитесь друг к другу так, словно влюбились по уши. — Ч-чего? — брюнет начал заикаться и жадно глотать ртом воздух в тщетной попытке избавиться от гнетущего чувства, что сестра, чёрт возьми, права, как никогда. — Это глупости, Ань... — Для тебя, может, и глупости, — возмутилась девушка. — А для Антона - точно нет. Кстати, ты не забыл, что Антон - фигура публичная? Засветитесь вместе один раз - и всё, сразу две жизни сломаны. Не думаешь о себе - подумай о нём. И прекрати его ранить своей заботой, ему больно. Когда мы первый раз на лестничной площадке встретились, у него буквально на лице написано было, что в нём не могут помириться противоречивые ощущения, он не принимает себя, а ты его только добиваешь своими нежностями! Арсений отпрянул от экрана, и на его скулах заходили желваки. — И что ты хочешь этим сказать? — его голос донёсся будто из неизвестности и в конце фразы сорвался на хрип. — Что нам нужно абстрагироваться друг от друга? Прекратить общение, да? Девушка кивнула, с горечью глядя на брата через сотни километров. Было вполне понятно, что ей тоже непросто участвовать в этой беседе. — Слушай, ты можешь не следовать моим советам, но мне почему-то кажется, что так будет лучше для вас обоих. Вы достойны друг друга, но не с вашим статусом и не в этой стране... Ты любишь его, Арс? Мужчина поджал губы, отрицательно мотая головой из стороны в сторону. — Признайся, что любишь, этого не скрыть, — подтолкнула его сестра, но Арсений снова упёрто мотнул головой. — Да быть такого не может. — Антон просто... — брюнет замялся, заламывая руки в локтях, — просто другой. Я не знаю, как это объяснить, но я ещё таких людей никогда не встречал. Он особенный. И мне с ним очень хорошо. — И в переводе с языка Арсения Сергеевича Попова это означает: "Я люблю его", — усмехнулась Аня, но тут же была одарена грозным взглядом. — Так или иначе, можешь бесконечно утверждать, что он безразличен тебе в романтическом плане: мы оба знаем, что это неправда. Но оставь в покое хотя бы его. Он правда не может разобраться с самим собой, ему тяжело, ему сложно, и ты должен это видеть как никто другой. Выбор за тобой, но поступи правильно, Арс, пожалуйста, ради него. Он много подарил тебе, ты стольким ему обязан, но никогда не сможешь вернуть даже четверти. И ты прекрасно понимаешь, что я не о его деньгах, с этим я как-нибудь сама разберусь... Арсений замолчал, кусая губы. Что-то с хрустом переломилось в груди без возможности починки. — Мне так больно это признавать, но... ты права, у нас нет будущего, — почти неразличимо прошептал мужчина, и Аня не расслышала его, отвлёкшись на появившуюся в палате Ксюшу, которую вёл за руку какой-то молодой доктор. — Ксенька! — мужчина мигом переключился на племянницу, у которой засветились глаза от восторга. — Дядя Арсений! — закричала девочка, бросаясь к телефону. — Как у тебя дела? Как отпраздновал? И началась долгая, но оживлённая беседа о новогодней ночи, салютах и бенгальских огоньках за окном, и в этом рассказе никак не мог не фигурировать Антон, упоминая о котором, Арсений с каждым разом чувствовал всё более острую боль где-то в районе солнечного сплетения. Он не мог понять, стоит ли слушать Аню, которая, однако, хотела, чтобы и Арсений, и Антон были счастливы. Но Попов не знал, могут ли они быть счастливы по отдельности. Или парня действительно надо было отпустить и позволить наслаждаться жизнью без него. В голове были тысячи вопросов и ни одного ответа. И брюнет, вопреки собственным бьющим фонтанами чувствам решил, что от Антона и вправду надо попробовать отдалиться. Ради его же благополучия. Да, будет трудно, да, придётся испытать лишения, но Аня не прогадала: по отдельности им будет лучше. Антон ещё слишком молод. У него ещё столько всего впереди, в том числе встречи и новые люди, но перечёркивать всю его судьбу одним своим существованием Арсений Сергеевич считал варварством. И соврал бы себе, если бы сказал, что не видит, как Шастун на него смотрит: преданно, верно, с вселенской любовью и обожанием. И, честно сказать, мужчина не считал, что достоин этой хрупкой и бескорыстной любви, опаляющей своим жаром. Несмотря на совершеннолетие Антон всё-таки ещё совсем ребёнок, который ещё не один раз влюбится. Влюбится в кого-нибудь другого. Но не в Арсения.***
Зимние каникулы летели так быстро, что Антон за ними не успевал. Дома было скучно, у Арсения он дал себе обещание ближайшее время не показываться, чтобы не бередить и без того встревоженную душу, Серёжа ещё не вернулся из Подмосковья, Дима, хоть и прилетел, умудрился подхватить ротавирус в самолёте и теперь сидел дома, зелёный и обиженный жизнью. Поэтому Антон целиком и полностью посвятил все свои будни съёмкам, делая даже по несколько фотосессий за день. Нельзя было сказать, что он вовсе от этого не уставал. К концу праздничных выходных он окончательно вымотался, носясь с камерой туда-сюда через весь город и проводя ночи напролёт за редактированием получившихся кадров, а потому в последнее воскресенье каникул, ни слова не сказав семье, собрал рюкзак с учебниками на следующий день и отправился к Оксане и Лёше на квартиру: пить пиво и болтать о наболевшем. В конце концов, Серёжа возвращался только сегодня вечером, Дима опять погряз в подготовке к учёбе, едва поправился, и делать больше ничего не оставалось. Дорога от метро заняла немного, всего минут десять, и вскоре Антон разувался под восторженные вопли Оксаны. — Взял вам обоим МакКомбо, как вы любите, — улыбнулся Тоха, протягивая ладонь Лёше для рукопожатия. — Так, — Фролова упёрла руки в боки, искоса глядя на друга, и тот уставился на неё в ответ. — Если ты вдруг решил, что мы нуждаемся в твоём макдональдсе, с намёком на то, что я не умею готовить, то ты абсолютно прав, — её губы растянулись в улыбке, и Шастун невольно фыркнул. — Всегда к вашим услугам, мадам, — он шаркнул ногой, и наблюдающий за этим Лёша покатился со смеху. — Вы купили пиво? — Обижаешь, — деланно возмутился Сурков и потянул Шастуна на кухню, открывая его вниманию несколько стоящих в ровный ряд бутылок. — Ого, — Антон кивнул, оценивая взором внушительное количество алкоголя. — И вы предлагаете мне вот столько в себя вливать, а завтра опухшим в школу идти? — Нам-то завтра никуда не надо, — пожала плечами Оксана и гордо задрала нос. — А ты страдай, школяр. Можешь, конечно, выпить полбаночки, но разве это дело?.. — Не дело, — согласился Тоха, присаживаясь за барный столик и подгибая от себя одну ногу. — Обещайте разбудить меня завтра утром, если я напьюсь, как сволочь. — Не обещаем, — хмыкнул Лёша и потянулся за открывашкой. — Да и с чего бы тебе напиваться, как сволочь? — Жизнь у него тяжёлая, Лёшенька, — усмехнулась Оксана и примостилась рядом с Шастуном, приобнимая друга за лопатки. — Любовь сложная, безответная-я-я! —протянула она, и Антон непроизвольно рассмеялся куда-то себе в ладони. — Ещё скажи, что я не права. — Права, конечно, — не переставая смеяться, Антон протёр лицо руками и взял одну бутылку, делая глоток клюквенной жидкости, чувствуя, как она, растекаясь по горлу, проникает внутрь, согревая. — Вам, Алексей, моей беды не понять. — Это чего это? — ухмыльнулся парень напротив, тоже принимаясь за пиво. — Ты никогда не был влюблён в мужика, — хмыкнула Оксана, и у Лёши округлились глаза от шока. — Да-да, представляешь. Бывает и такое. — Воу, — выдохнул Сурков, глядя прямо на Шастуна. Повисла пауза. — Тебе противно, да? — Антон поднял на него взгляд, полный безнадёги. — С чего ты взял? — изумился Лёша, покручивая пальцами бутылку. — Любовь есть любовь, что ж поделаешь? Если честно, я и сам лет в четырнадцать с парнями за гаражами по приколу целовался... — Чего-о-о?! — заверещала Фролова, удивлённо разевая рот. — Ты никогда не рассказывал! — Теперь рассказывал, — ухмыльнулся Лёша и тут же получил чисто символический подзатыльник от девушки. — Киса, не злись. — Я не злюсь, я в шоке! — исправила его девушка, и Антон глухо рассмеялся. — А ты чего ржёшь, геюга? Антон рассмеялся ещё громче и закашлялся в кулак. В уголках его глаз выступила влага, и он смахнул её, держась за начинающий болеть живот. Нет, всё-таки пойти пить к друзьям было лучшей его идеей за последнее время. — Только это всё не то, Лёх, — неуверенно начал Антон, наконец успокоившись. — Ну... — он поймал непонимающий взор Суркова, — все эти ваши поцелуи за гаражами. Это же в шутку было. А я, сука, по-настоящему влюблён. — В препода, — добавила Оксана, и Лёша удивился ещё больше. — В препода, — как эхо, повторил за подругой Антон и начал крутить кольца на фалангах. — Можешь себе такое представить? — С трудом, — сознался Алексей и глотнул ещё пива. — А он любит тебя? — Хер знает, — пожал плечами Тоха и устремил взгляд в окно, на садящееся за горизонт солнце. — Я уже ничего не понимаю. — Будешь первый шаг делать? — поинтересовалась Оксана, наконец откупорив свою бутылку. — Ещё чего, — запротестовал Антон, размахивая руками. — А если невзаимно? — А если взаимно? — загадочно улыбнулся Лёха и щёлкнул выключателем. Комната озарилась тёплым жёлтым светом. — Если твой возлюблённый - такой же неуверенный ни в чём болван, как и ты... уж прости, — Тоха насупился, — то вы оба никогда и ни о чём не узнаете. — Я ему не откроюсь, — Шастун уткнулся лбом в столешницу и скрепил руки замком на затылке. — Прока нет никакого. И больно будет, если безответно. Оксана и Лёша понимающе кивнули, и у Антона вдруг защемило в груди, когда он взглянул на них. Они были влюблены и счастливы друг с другом. Антон тоже был влюблён. Но счастлив ли? Одно только понимание того, что у Антона с Арсением так же, как у Оксаны и Лёши, никогда не будет, заставляло задыхаться и мечтать выскочить из окна прямо сейчас. На улице стремительно темнело, содержимое бутылок бесследно исчезало, часы неумолимо тянули стрелки к одиннадцати вечера, а все обещания Антона не напиваться шли коту под хвост. Да и плевать уже было. После нескольких бутылок и пары банок на голодный желудок Шастуна, Суркова и Фролову так развезло, что у них едва ворочались языки, но они упорно держались и не шли спать. Тоха как-то инерциально завёл будильник, чтобы всё-таки не проспать на следующее утро, и уже почти лежал на столе, вертя телефон в неслушающихся пальцах. — Шаст, правда или действие? — Фролова икнула, оценивая обстановку на кухне пьяным взором. — Действие, — махнул ладонью Шастун и раскатисто зевнул, даже не удосужившись прикрыть рот рукой. — Хм, — задумались Оксана и Лёша, не моргая. — О, — девушка подняла вверх указательный палец. — Пиши голосовуху своему ненаглядному, желай спокойной ночи! — она запрыгала и чуть не свалилась на пол, вовремя удержавшись за высокий барный стул. — Да ну нет, — возразил Тоха, отодвигая гаджет, но быстро осознал, что Фролова просто так не сдастся: девушка повисла на нём, как обезьянка на пальме, быстро, что было фантастическим для её состояния, проговаривая без устали: "Давай, давай, давай, давай!" — Всего лишь коротенькое сообщение, — подбодрил парня Сурков, протягивая тому его телефон. — Чего ты так боишься? — Он же поймёт... что я... — Антон стеклянными глазами проследил за тем, как Оксана перемещается на соседнее место, — пьяный, — заключил наконец Шастун, но гаджет всё-таки нехотя разблокировал. — Хотя похеру, — ответил он сам себе, заходя в социальную сеть и выбирая нужный чат. — Арсений Сергеич, здрасьте! — чуть ли не прокричал он, и Лёша испуганно отшатнулся. — Хочу пожелать вам сладких снов, спите спокойно, — он на несколько секунд замолчал, задумавшись, а потом прикрыл глаза и продолжил уже серьёзным, тихим голосом: — А ещё я вас, блять, люблю, — он отправил голосовое сообщение, видя возникшую слева от него точку, обозначающую, что собеседник ещё его не открыл. Арсений Сергеевич не был онлайн, и Антон сдавленно хихикнул, предвещая, каким сюрпризом для учителя окажется его признание наутро. Внутри было пусто и свободно - алкоголь выкачал все эмоции до единой, и впервые за долгий срок Тоха был рад тому, что он вообще ничего не чувствует. Ни идиотской влюблённости, ни счастья, ни грусти, ни тоски, ни боли, ни безысходности. Ничего. Только одно расслабляющее ничего. Шастун не помнил, как его вырубило. Только ощутил, как душу окутало такое спокойствие, что он провалился в сон прямо на барной стойке, уткнувшись головой в сложенные ладони.***
По ощущениям, будильник не запиликал тихой приятной мелодией. Он загремел непозволительно громко, где-то прямо над ухом, в горле мгновенно пересохло, и Антон резко поднялся, тут же жалея об этом: голову пронзила какая-то оглушающая боль. — Выруби, — взмолилась Оксана рядом с ним, морщась. — Выруби, Тох, ради всего святого! — захныкала она, и Тоха чудом отыскал телефон наощупь. — Семь, — вынес вердикт он, словно это было чем-то неочевидным, и включил небольшую настольную лампу на подоконнике. Было ещё очень темно, и из окон съёмной квартиры не было видно ни высоток, ни трассы, ни машин с фарами. — Где Лёха? Что за срач мы устроили? — он презрительно осмотрел кухню, которая больше была похожа на свинарник: на раковине, на столе и даже на полу стояли пустые стеклянные бутылки, валялись какие-то пакеты и несчастная, Богом забытая картошка фри. — Господи, что вчера происходило? — он округлил глаза, сглатывая. Мозг напоминал о том, что надо срочно проверить сообщения, но Тоха отчего-то совершенно не помнил событий прошлого вечера. — Я кому-то звонил вчера? По пьяни? — с опаской поинтересовался парень, включая кран с холодной водой и жадно глотая жидкость. — Не помню, — честно призналась Оксана, оборачиваясь на него и тут же кривясь от неприятных ноющих ощущений во всём теле. — Хотя... — она зевнула, вскочила, удерживаясь за стенку и тоже припала к спасительной воде. — О, нет! Я вспомнила! — она хитро прищурилась, и у Антона куда-то провалилось измученное сердце. — Ты Арсению Сергеевичу своему в любви признавался! В голосовом! — она захлопала в ладоши, и Антон потерял способность дышать, роняя из рук жестяную банку из-под пива, которую пытался поднять. — Что? — только и смог спросить он, судорожно хватая телефон и заходя в диалоги, боясь смотреть в экран. — И вы меня не остановили?! — Мы тебя и подначили, — рассмеялась она и по-настоящему заволновалась за Антона, когда тот побледнел до цвета листа для печати. Парень взвыл, стараясь отдышаться, но всё-таки собрался с силами и, закатив глаза, нажал на переписку с Арсением Сергеевичем, видя от него новое сообщение. — Сука, сука, сука, сука, — как заведённый, начал повторять Шастун, усаживаясь на стул и бездумно тыкая на подсвечивающуюся синим область экрана. Оксана склонилась над ним, заглядывая в гаджет через плечо, а Антон шумно вобрал кислород.Арсений, 06:28 Антон, я смахнул пальцем и удалил... Там было что-то важное?
И Антон почувствовал, как распадается на крошечные частички от облегчения. — Повезло, — проморгавшись, пробормотала Оксана и, не особо заинтересованная в продолжении переписки, открыла холодильник, роясь там и ища что-то съедобное помимо полусырых наггетсов. А Тоха, трясясь всем телом, уже набирал ответное сообщение. Антон, 07:04 Нет, ничего. Я случайно вообще Он заблокировал гаджет, усталым взором следя за сонной и с каждой секундой трезвеющей подругой, копошащейся на полках с фруктами. У него мгновенно отлегло, но стоило ему вспомнить смс Арсения Сергеевича, возникло ещё одно "но": простое "Антон". И это простое "Антон" врезалось в память до боли со сверхзвуковой скоростью, и парень искренне не понял, куда делось то ласковое "Тош". Вдруг учитель всё-таки послушал его сообщение, но соврал, что не сделал этого, и теперь не хочет ни общаться, ни видеться, ни сближаться?.. Чёрт, Шастун сам всё испортил. Своими же руками. Своими же словами. Если Арсений Сергеевич сегодня будет холодным, как лёд, станет очевидно: ему любовь Антона не нужна от слова совсем. Антон задрожал, накидывая толстовку на футболку и выходя в коридор, краем глаза замечая спящего на софе Лёшу. Единственного, похоже, кто догадался уйти на ночь дремать на чём-то мягком и удобном. — Не поешь даже? — тихо поинтересовалась Оксана, опираясь о дверной косяк и наблюдая за натягивающим обувь другом. — А у тебя есть еда? — невесело усмехнулся Антон, и подруга цокнула языком, но не обиделась. — По пути в школу забегу куда-нибудь, — пообещал ей парень, беря с полки рюкзак. — Давай бутылки, выкину. Девушка кивнула, со звоном сгребая всё в один пакет, и через минуту протянула его Антону. — Ты не переживай только, ладно? — она по-дружески тепло ткнула его в плечо и, не выдержав, подалась вперёд и обняла, гладя по спине. — У вас всё хорошо будет. Даю тебе стопроцентную гарантию. — Надеюсь, — вздохнул Антон и с силой зажмурился, стараясь выбросить изнутри такие ненужные сейчас чувства. — Пересечёмся как-нибудь в штабе? — Конечно, — разулыбалась Оксана и чуть поморщилась от отдающейся в висках боли. — Что-то нехорошо мне. — Выпей рассола, если есть. Огурчики там, помидорчики, — посоветовал парень и вышел из квартиры, убегая вниз, скрываясь во тьме подъезда. Фролова проводила его затуманенным взором и хлопнула дверью.***
— Ты бухал что ли всю ночь? — Серёжа улегся у Антона на плече, всем своим видом показывая, как он соскучился по другу за новогодние каникулы. — Не поверишь, но да, — быстро сдался Антон, жуя мятную жвачку и безуспешно пытаясь прогнать изо рта привкус алкоголя. — Я потом всё подробнее расскажу, вы вообще в осадок выпадете, клянусь, — он подмигнул Димке, который с трудом оторвался от учебника. — Эй, книжный червь, как отдохнул? — Отлично. Было бы ещё лучше, если бы я не блевал потом неделю, — усмехнулся Позов и продемонстрировал свой заграничный загар. — Но Турция, конечно, - во! — он показал большой палец, поднятый вверх. — Я отдохнул не хуже! — возмутился Серёжа и выудил из кармана гаджет, листая фотографии, кишащие поездками на санях, деревенскими собаками и алкоголем. — Не напоминай, — Антон ощутил рвотный позыв и поспешно отвернулся, а Серёжа захохотал. — Не умеешь ты пить, Тоха, — он горделиво показал язык и расстроился звонку на первый урок. — Ну ёшкин кот! Даже с друзьями поговорить не дадут! Антон и Дима хихикнули, переглянувшись, и обратили свои взоры на вошедшего учителя экономики. Уроки с непривычки текли медленно и как-то заунывно, и одиннадцатиклассники еле-еле досидели до предпоследнего - истории. Они дружной гурьбой плелись в класс, ругаясь на носящихся из стороны в сторону детей, и что-то бурно обсуждали. — Как отметил? — к Антону подлетела Даша, зачёсывая за ухо прядь тёмных волос. — Твои, насколько я поняла, на сноубордах кататься ездили? У Тимофея в инсте видела. — Ага, — ответил Антон, накидывая на плечо рюкзак и оглядывая коридор в тщетных поисках Арсения Сергеевича. Парень всё ещё искренне беспокоился о том, слышал ли Попов его голосовое сообщение на самом деле и переменилось ли в корне его отношение к Шастуну. Оставалось всего несколько минут до начала урока, и Антон собирался всеми правдами и неправдами это выяснить. Иначе умер бы от неизвестности. — Я... э-э-э, — он замялся, не зная, как продолжить, — да в одиночку отметил. Выпил шампанского, сходил на Краснуху... — Я тоже там была с парнем, жалко, не пересеклись, — поджала губы Даша и слегка улыбнулась, зацепившись взором за что-то. — Там Арсений Сергеевич! — Где? — Тоха разинул рот, суматошно ища учителя глазами, а одноклассница сдавленно хихикнула. — Что? Что случилось? — У тебя реакция, как у влюбившейся девчонки из американских комедий, — она прыснула, прикрывая губы ладошкой, а Антон насупился, сверкая глазами. — Опана! Я попала прямо в цель! — Успокойся, — беззлобно буркнул Тоха и чуть не вписался в дверь под хохот. Теперь уже не только Дашин, но и Серёжин, Димкин и ещё нескольких одноклассников. — Участь шута горохового настигла его незаметно, — хохотнул Дима и ловко увернулся, когда Антон шуточно пригрозил ему кулаком. — Здравствуйте, — нестройным хором воскликнули одиннадцатиклассники, и подошедший к ним Арсений Сергеевич сдержанно улыбнулся, даже не глядя на Антона. У Шастуна болезненно заныла душа. Выходит, Арсений Сергеевич обо всём знает. А если и не знает - то догадался. И ему даже самая малость чувств Антона не нужна. "Молодец, добился своего, — язвительно зашипел внутренний голос, и Антон сильно зажмурился. — Теперь он будет тебя игнорировать до конца своих дней. Нечего было напиваться в хлам и потакать Фроловой и Суркову в их шутливых прихотях. Дошутился? Принимай". Русоволосый в сердцах пнул немного отогнувшийся плинтус и тенью вошёл в просторный класс, начинающий тут же заполняться учениками. Все о чём-то болтали, хвалясь времяпровождением на праздниках, но Антон не слышал этого. В его голове был только гудящий шум, сквозящий изо всех щелей, и парень плохо соображал, что происходит. Арсений Сергеевич за три минуты их пребывания в помещении на него и взгляда не бросил. Ни нежности, ни заботы, ни ласки, ни доброты. Одно съедающее до костей равнодушие. Тоха проклинал себя, как мог. Всеми словами и оскорблениями. И думал. Очень много думал о том, что же так могло повлиять на преподавателя. Мысли кружились осиным роем и вили прочное гнездо, и Антон погибал с каждой секундой всё больше и больше. Всё болезненнее и болезненнее. Сердце распускалось по нитке, и Тоха был готов закричать от того, как всё давит на него. Возможно, Арсений Сергеевич действительно удалил его смс, но что же тогда случилось?.. Может быть, он просто и сам осознал, насколько всё между ними неправильно и несправедливо? В таком случае, как бы тяжело ни было это признавать, мужчина поступал верно. — Антон, ты с нами? — вырвал его из транса голос того, о ком он сейчас так долго размышлял, и Антон захлопал ресницами, слыша смешки с разных сторон. Огляделся в непонятках, будто только что упал на эту планету и искал верного надёжного спутника. Поджал губы, переводя страдальческий взгляд на Арсения Сергеевича, у которого и мышца лица не дрогнула в сочувствии, и глубоко вздохнул. — Наверное, как всегда, о своих глупостях думает, — донеслось откуда-то справа, и Шастун бросил испепеляющий взор на своего одноклассника Святослава, который частенько отпускал тупые шутки и никогда не стеснялся сказать какую-нибудь гадость. — О том, как баблишка побольше заработать, как папаша, да, мажорчик? О чём ты ещё можешь мечтать? Все в классе, включая Арсения Сергеевича и Антона, замолчали, и повисшее напряжение можно было разрезать ножом. Тоха ощутил, как внутренности стягиваются в тугой узел, как в лёгких заканчивается воздух. Неужели все считают его таким чёрствым и бесчувственным? Родители друзей, учителя, одноклассники и... и даже сам Арсений Сергеевич на первых порах. Что вообще случилось с его жизнью?.. — Нахуй пошёл, ещё слово - и я за себя не отвечаю, — процедил сквозь зубы Антон, хоть и шёпотом, но достаточно отчётливо, чтобы каждый присутствующий это расслышал и принял к сведению. Серёжа легонько перехватил его за локоть, успокаивающе сжимая. Одноклассники и учитель впали в ступор. Последний вообще округлил глаза, где-то в глубине души боясь за Антона, который сейчас казался таким яростным и таким беззащитным одновременно. Хотелось укутать в своих объятиях и погладить по лопаткам. Но нельзя. Так нельзя. — Боже правый, он ещё и бешеный, — фальшиво оскалился Святослав, и из Антона разом выплеснулись вся агрессия и боль. Он, даже не особо задумываясь о том, что делает, замахнулся учебником истории и кинул прямо в сторону одноклассника, попав прямиком в лоб. Святослав ойкнул от неожиданности и покачнулся на стуле, чудом удержав равновесие. Одноклассники резко вздохнули: все уже успели забыть о том, что Антона так легко вывести из себя одной неаккуратно брошенной фразой. — Бешеный, — абсолютно безэмоционально кивнул Тоха, отряхивая руки, и уставился перед собой. — Ты прав, я бешеный. С катушек слетевший. "А ещё чертовски запутавшийся и влюблённый", — мысленно добавил он, плотно сжав зубы, и перевёл взгляд, полный разочарования в самом себе, на объект своего воздыхания. И впервые за долгое время всё-таки заметил в его взгляде раздражение, смешанное с непониманием. — Шастун, никто не намерен терпеть твои выходки, — Арсений сделал шаг назад, будто чего-то опасаясь, — вышел вон. Антон посмотрел на него исподлобья, чувствуя, что будь его воля, он раскрошил бы тут всё на мелкие кусочки, устроил бы погром, а потом бы выстрелил себе в висок. Ему запрещено было так срываться, в конце концов, даже дотошный Святослав не был полностью виноват в произошедшем. В этом всём была виновата его никчёмная и, судя по всему, никому не нужная любовь. — Я сказал: вышел вон! — голос Арсения Сергеевича, который сам от себя подобного не ожидал и еле сдерживался, чтобы не рассыпаться в извинениях, упал окончательно, сорвавшись то ли на хрип, то ли на рык. Антон не разобрал. Только молча сгрёб в кучу все свои вещи и, тяжело вздохнув, покинул кабинет, сопровождаемый недоумёнными взорами друзей и одноклассников и ошарашенным и болезненным, побледневшим, потускневшим взором преподавателя. В тот момент Арсений себя возненавидел. Должен же был успокоить, попробовать разобраться и помочь, а не выгонять. Оставить после урока, но не делать больно. Но по-другому абстрагироваться от Антона не получалось. Учитель вообще корил себя за то, что удалил сообщение ученика, не прослушав. Возможно, парень сказал там что-то, что могло повернуть их историю на сто восемьдесят градусов. Открыл какую-то тайну, о которой до недавних пор молчал, а потому и был таким загруженным сегодня, периодически выпадая из реальности. Арсению больше всего на свете хотелось перед Антоном извиниться. Или повернуть время вспять и успеть заткнуть Святослава. А потом взять Шастуна за запястье и пообещать, что они вместе справятся со всем. Но Аня была права. Они делают друг другу больно. И этого избежать можно только путём полного игнорирования. Как бы ни было сложно и как бы это ни казалось невозможным. И Арсений просто не имел права сейчас поддержать Антона. Это выглядело бы слишком странно и чересчур подозрительно для общества, а им обоим нельзя было открывать своих тайн. Антон Арсения в тот момент возненавидел тоже, вспомнив, что значит простое слово из девяти букв: "ненависть". Он к Арсению Сергеевичу так привязался, что вычеркнул из жизни это чувство, и, кажется, пора было возвращаться к нему опять. Выпускать шипы, метать то злые, то безразличные взгляды и на Попова внимания не обращать. Это же было так просто. Это же было так естественно для него. Раньше. Вот тебе и Новый год. Вот тебе и сожжённая дотла бумажка с наивным желанием, которое непременно должно было исполниться. Всё с треском провалилось в чёрную зияющую дыру, обрывая все верёвочки хлипкого моста, выстраиваемого Шастуном долгие годы из надёжных дощечек. Но Антон Арсению был благодарен. Благодарен за эту суровость и за то, что тот вышвырнул его из класса, как ненужного, грязного, всеми забытого котёнка. Видимо, в этой жизни гораздо безболезненнее всё-таки оставаться с собственными колючками и ранить ими окружающих, чем впускать кого-то в свою открытую нараспашку душу.