♫ Ariana Grande - pov
Котёнок носился по маленькой кухне, как угорелый, за окном шёл серый снег, и погода была пасмурной. Солнце не имело ни малейшей возможности пробиться сквозь тучи, и вся улица была погружена во мрак и тоску. Даже несмотря на то, что стрелки часов упорно близились к полудню. В это облачное и тусклое февральское воскресенье спешить было некуда и незачем. Тоха, потягивая такой согревающий сейчас чай, сквозь пелену наблюдал за играющимся с каким-то бантиком зверем, подперев голову кулаком. Всё происходящее казалось ему просто красивым сном, который можно было разрушить одним щелчком пальцев. Но тщетные попытки ущипнуть себя говорили о том, что всё это случилось наяву. С ними. И, по правде сказать, Антон даже не помнил, как очутился прошлым вечером дома у Арсения Сергеевича. Не помнил, сколько мужчина утирал его бесконечные потоки слёз и как долго они целовались, однако ощущения подсказывали: целую вечность. Вроде бы, они даже в квартиру, наплевав на всех несчастных зевак, влетели, целуясь. Мозг был затуманен и взрывался от приятных, хоть и скомканных воспоминаний, и парень, раскачивая ногой взад-вперёд, всё никак не мог поверить своему счастью. Арсению Сергеевичу свой внезапный порыв даже объяснять не пришлось: им обоим и без слов было ясно, как сильно они друг в друга влюблены. Из транса его вырвали чужие мягкие, тёплые руки, плавно опустившиеся с плечей на талию и крепко стискивающие в таких желанных, горячих объятиях. Антон вздрогнул от испуга, но, быстро сообразив, что происходит, прикрыл глаза в блаженстве и откинулся назад, растворяясь в эмоциях. Да, всё-таки с Кузнецовой так бы никогда не получилось. Как бы сильно они оба ни старались, с Арсением Сергеевичем всё было совсем по-другому, и даже Ирина нежность, её помощь и забота никогда бы не заменили Антону Арсения. И даже его молчаливого присутствия и элементарного нахождения рядом. Брюнет опалил его шею дыханием, оставляя невесомый, лёгкий поцелуй, и поднялся, хмыкая, когда Антон разочарованно выдохнул, явно претендуя на что-то большее. — Тош, с тобой не нацелуешься, — рассмеялся он, следя за обиженно сопящим парнем. — Губы болят. — Любовь всегда приносит боль! — возмутился Антон и тут же густо покраснел, стараясь не обращать внимания на зашедшегося в хохоте Арсения Сергеевича. К слову, было абсолютно неудивительно, что у мужчины болели губы: с них буквально слезала кожа. Антон вчера постарался на славу. Арсений отошёл к окну, по-кошачьи потягиваясь, и Тоха очертил взором линии и изгибы его тела. Теперь всё это по праву принадлежало ему, хотя они об этом не договаривались. Все созвездия родинок. Эти океанические глаза. Сине-зелёные отчётливые вены на запястьях. Теперь это всё было его. Полностью. От и до. Оторваться от Арсения Сергеевича оказалось сложнее, чем Антон предполагал. Облизнув не менее сухие и ободранные, чем у учителя, губы, он силой переметнул свой взгляд на лежащий рядом телефон. За то, что парень не ночевал дома, волноваться не следовало: мама на эмоциях уехала искать поддержки у своей подруги, а Тим, как и всегда, шлялся по дворам, явно не сильно расстроенный тем, что отец буквально на том свете побывал. Смс-ка от мамы, гласившая, что папа находится в стабильно тяжёлом состоянии и что врачи делают всё возможное, чтобы его спасти, почему-то ничуть не утешала. И Шастун даже не понимал, почему именно. До недавних пор отец казался ему главным, заклятым врагом, а теперь парень по-настоящему переживал за него. Возможно, на это повлияло постоянное совместное времяпровождение в офисе. Гаджет разрывался от сообщений из общей беседы с Серёжей и Димой, которым Антон вместо привычного "спокойной ночи" черкнул лишь: "Мы поцеловались". Шастун, заметив у их чата цифру сто сорок восемь, усмехнулся, решая ребят ещё немного потомить ожиданием. Хуже им от этого точно не будет, зато потом он сам расскажет им всё во всех красках и подробностях. Уже представляя их реакцию, Тоха тихо рассмеялся куда-то себе в ладони. Взглянул на Арсения Сергеевича, который, как ребёнок, уткнулся в оконное стекло, сделал нечёткую фотографию себе на память, вздохнул, схватил на руки пушистого котёнка и пристроился рядом, легонько касаясь мужчины плечом. Тот посмотрел на Антона, как на главное сокровище своей жизни, и снова обратил свой взор на танцующую метель, из-за которой обычно яркого города не было слышно и видно: всё сливалось в один белый-белый ком. Аш припал к грудной клетке Антона, замурчав и спрятав когти, и Тоха почувствовал, что вот теперь он дома. Теперь всё хорошо. Даже если не совсем правильно. — Арсений Сергеевич, — обратился он к брюнету, начиная почёсывать мурлыкающего котёнка под мордой. — Ответьте, пожалуйста, только честно. Почему у него такое имя? — А ты сам не догадываешься? — шёпотом поинтересовался брюнет и закусил губу в задумчивости. Антон замялся, неуверенно переступая с ноги на ногу. Естественно, он прекрасно всё понимал и без намёков. — Догадываюсь, но хочу услышать это от вас, — признался наконец он, так же шёпотом, как и Арсений, и осторожно опустил кота на подоконник, позволяя тому тоже насладиться завываниями вьюги. — В честь одного очень дорогого мне человека, — лукаво улыбнулся Арсений Сергеевич, и у Антона заалели щёки от смущения. — На самом деле... когда его увидел, сразу увидел в нём тебя. Так имя и родилось. — Ash - это пепел с английского, — зачем-то сказал Тоха, и Попов непонимающе выгнул бровь. — Пускай это будет объяснением его клички для других. И только мы будем знать правду. И плевать, что цвет у него ни капли не пепельный. Арсений Сергеевич кивнул, беря Антона за ладонь и аккуратно, любовно и интимно переплетая их пальцы. Пурга плакала, исполняла свою заунывную, тревожную песню, но им обоим было так спокойно, словно никаких природных катастроф для них не существовало. Словно впервые во всём мире прочно установилась истинная гармония. — Мне так стыдно, Арсений Сергеевич. — Парень несколько раз моргнул, хлопнув ресницами, а Арсений Сергеевич посильнее сжал его руку, словно подталкивая произнести слова, съедающие душу уже долгое время. — Что был таким дураком, что отвергал вас. Надо было собраться с силами и раньше во всём признаться, — Арсений почему-то улыбнулся, убирая волосы со лба щурящегося Антона. — Почему вы улыбаетесь? — О том же самом думаю, — пожал плечами брюнет, ероша шевелюру подростка и боковым зрением посматривая на котёнка, сложившего лапы и наблюдающего за снежными хлопьями. — Но всё случилось так, как должно было, правда? — Правда, — без раздумий произнёс Тоха и улыбнулся тоже, нехотя отстраняясь от историка и гладя животное, которое, похоже, этого даже не замечало, посвятив всё своё внимание несчастному дворнику, чей труд сейчас был абсолютно бесполезным. — Но... — Антон опустил взгляд, — я ещё и другого человека в это втянул. Девушку, которая заслуживает гораздо большего. Чувствую себя моральным уродом. — Почему? — насторожился Арсений и потянул Антона за запястье, вынудив присесть за стол. Устроился рядом и положил ногу на ногу, не отрываясь наблюдая за парнем. — Ты про ту самую рыжую девушку? — Да. Я же с ней встречаться согласился только ради того, чтобы заполнить пробел, оставленный вами, понимаете? — подросток сглотнул, всё ещё не поднимая взора. — Думал, что всё выйдет. Что вас забуду. А вас, оказывается, не так-то легко забыть, — он ухмыльнулся через боль, и Арсений Сергеевич понимающе кивнул, словно размышлял о том же самом. — А теперь получается, что я подвёл её. Предал. Она же всё ради меня готова отдать, мир к ступням положить. Ой бля... — он забылся и отпрянул, когда Арсений Сергеевич потянулся к нему, щёлкая по носу. —Так, Шастун, я тебя за такие проделки буду после уроков оставлять, — Арсений деланно посерьёзнел, склоняя голову набок, и Антон лишь несмело фыркнул. — Простите, просто ситуация отвратительная. И я сам отвратительный. — А ну-ка тихо, без паники, — Попов тут же подорвался с места, двигая стул ближе к Антону. — Совсем уже - так на себя наговаривать?! — Не "совсем уже", — передразнил его ученик, показав язык, и ловко перехватил за пальцы преподавателя, который уже собирался выдать нерадивому подопечному очередной щелчок, — а идиот идиотом. Неисправимый. — Может, и идиот, — усмехнулся Арсений, — но уж точно не отвратительный. Да и в конце концов... ты думаешь, ты один такой? С кем не бывает... — Ни с кем не бывает, — невесело рассмеялся Антон. — Теперь я должен перед ней объясниться, чего не сделал ещё в прошлый раз. Нам надо встретиться, — он решительно ударил кулаком по столу и не сразу заметил, как недоверчиво косится на него Арсений Сергеевич. — Вам не стоит ревновать, поверьте. И не убеждайте меня в том, что вам всё равно, - у вас зубы скрипят при одном только её упоминании. Мне просто нужно поставить в этих отношениях точку. Папа не очень рад будет, конечно, но... — Стоп, что? — нахмурился мужчина. — При чём здесь... — Очень просил меня с семьёй Кузнецовых сблизиться, на свадьбу надеялся, судя по всему, на семью, на детишек, на то, что бизнес свой поднимет благодаря такому невероятному союзу, — Антон поднял взор к потолку, скрещивая руки на груди, и резко и шумно вздохнул. — А я вот... оказался... — он сглотнул, не зная, как продолжить, — тем, кем оказался. Завтра же и пересекусь с Ирой. Сразу после учёбы. Арсений Сергеевич хмыкнул, отрывая наконец от подростка свой пытливый взгляд. Он не мог корить Антона за его неопределённость, ведь сам ещё недавно был в такой ситуации и даже не успевал за сбивающей с ног волной событий. Всё так стремительно закрутилось и завертелось, что ни Арсений Сергеевич, ни Антон не могли сказать, куда всё это по итогу приведёт. Но думать об этом не хотелось. Оба они мечтали только жить этими счастливыми моментами и наслаждаться компанией друг друга, а проблемы... проблемы могут и подождать.***
Тоха впервые лицезрел проглотившего язык Матвиенко, из которого обычно речей и реакций вытягивать не надо было. Парень смотрел на него, не мигая, как и Дима, которому, однако, это было свойственно. Они сидели под лестницей, ведущей на второй этаж, специально встретившись пораньше, задолго до начала первого урока, чтобы всё обсудить. Но на "обсуждение всего", похоже, надеялся только Антон - друзья молчали, словно всегда были немыми, как рыбы. — Нет, я, разумеется, понимал, что всё это не шутки... — первым заговорил Позов, поправил съезжающие с переносицы очки и устремил стеклянный взор куда-то в сторону подслушивающего их беседу огнетушителя, — но чтобы настолько... М-да. Я в шоке. — А я в ахуе, — наконец выдавил из себя Серёжа, и Антон хихикнул. — Я, когда увидел это твоё сообщение, был уверен, что тебе захотелось над нами угарнуть. Угарнул, ёб твою мать, — он ухватился рукой за перила, злобно зыркнув на появляющегося в зоне видимости и неторопливо скачущего по ступеням ребёнка. — А ну брысь отсюда! Нечего взрослые разговоры подслушивать! — Шам бгысь! — мальчик зачем-то показал ему кулак и тут же ретировался с библейской скоростью, когда Матвиенко сам замахнулся на него. — Не догонишь, не догонишь!!! — Больно надо руки марать, — Серёжа закатил глаза и вернулся на место под лестницей. — Тох, а как это было? Ну... — он повёл плечами и хрустнул шеей, — ваш... поцелуй? — Мокро, — не моргая, признался Тоха, убирая начинающие зябнуть руки в карманы. В сознании сразу возникла картинка: свет одинокого фонаря, сырая от снега улица и тёплые губы Арсения Сергеевича. — Я ревел, как младенец, представляете? — Зато как, наверное, эмоционально и чувственно вышло! — ухмыльнулся Позов и протянул ничего не соображающему Шастуну ладонь, пожимая его собственную. — Поздравляю, Шаст, ты первый по-настоящему целованный из нашей компании... — Вообще-то не первый, — чуть отрешённо перебил его Матвиенко, и Шастун и Позов уставились на него так, словно видели парня первый раз в своей жизни. — В смысле? — нашёл в себе силы задать этот вопрос Антон, в упор глядя на стушевавшегося и мигом засомневавшегося Серёгу. — Ты чё, брат? Что скрываешь?! — Помните ту девочку с катка, Машей зовут? — он расплылся в улыбке и слегка закусил губу. — Мы ещё несколько раз после этого гулять ходили, — он выложил на стол все свои карты, и друзья синхронно ахнули. — С недавних пор встречаемся. Она даже в гости ко мне приходила, когда я с ногой сломанной валялся. — Вау, молоток! — неподдельно восхитился им Антон, участливо похлопав по плечу. — Горжусь! Только почему не сказал нам? — Ты что, забыл?! Счастье любит тишину, — со знанием дела заключил Матвиенко. — А моё счастье - тем более. Она такая... пацаны, она такая... — он мечтательно прикрыл глаза. — Между прочим, мне кажется, что Поз тоже что-то скрывает, — он сощурился и подмигнул. — Сегодня день признавашек, поэтому давай, рассказывай, что у вас там с Катей. Я замечал, что ты с ней переписываешься, давай не отнекивайся!!! — Тоже той с катка? — догадался Шастун и присвистнул. — Нехило вы устроились, дорогие мои. Оглянуться не успеешь - а они уже за девками таскаются! — А ты за мужиками таскаешься, мы же не возмущаемся! — расхохотался Матвиенко, и девочка, спешащая в класс, несмотря на то, что до начала занятий оставалось ещё явно больше десяти минут, испуганно отпрянула. — Солнышко, не развешивай ушки, — поторопил её Сергей, и девочка, ещё больше округлив и без того гигантские глаза и бросив короткий, но пронзительный взор на Антона, буквально рванулась вверх. — Мы ещё не вместе, но, я думаю, всё к этому плавно идёт, — Дима немного покраснел, начиная теребить рукава кофты, сильно волнуясь и выдавая себя с потрохами. — Но я могу с чистой совестью сказать, что я влюблён так, как никогда не был. — Понима-а-аю, — хором протянули Антон и Серёжа и засмеялись, глядя на окончательно застеснявшегося Димку. — У нас с тобой всё по стандарту, получается, — Матвиенко примостился на полусломанный стул, непонятно для чего предназначенный, рядом с Позовым и ткнул того в бок. — Один Шаст выпендрился. — Ничего не выпендрился, — театрально обиделся на них Тоха, украдкой взглянув на наручные часы. — Просто следую за сердцем своим, которому не прикажешь, увы, — он наигранно вздохнул под усмешки ребят. — А вообще я очень рад, реально, что все мы не одиноки. Серёжа задумчиво кивнул, положив голову Диме на плечо, а Позов не нашёл ничего лучше, кроме как снять с себя очки и начать перебирать их в пальцах, пачкая стёкла. Ему, по всей видимости, было на это глубоко плевать - он находился не в этой реальности, как минимум. "О своих ненаглядных, поди, мечтают", — Тоха не сдержал улыбки и побоялся вырывать друзей из прострации - пусть это за него сделает звонок. Сейчас все дороги - во всех смыслах - вели к Арсению Сергеевичу, ведь им предстояла очередная замена обществознания с ним. И это не могло не делать Антона счастливее всех на Земле. Душа рвалась и пела, а парень нёсся в родной, любимый кабинет чуть ли не вприпрыжку. У закрытого класса уже стояло несколько человек, и Тоха облокотился о батарею, пристроившись рядом с уткнувшейся в книжку Дашей. Девушка растерянно моргнула, ощутив какое-то оживлённое движение рядом с собой, и улыбнулась парню, абсолютно ничего не говоря и снова фиксируя взгляд на строках. Телефон Антона загудел, оповещая о новом сообщении, и подросток, зарывшись рукой в волосы, охотно разблокировал гаджет.Арсений, 08:23 Доброе утро, Тош. Умоляю, давай только сделаем вид, будто всё так же, как и раньше.
Шастун сдавленно рассмеялся в кулак и не сразу заметил, как заинтересованно Даша глядит в экран его айфона, словно приклеившись. — Ты ничего не видела, — упавшим голосом, лишённых чувств от паники, произнёс Тоха, но одноклассница лишь успокаивающе махнула рукой, возвращаясь к чтиву. — Я вообще случайно заглянула, — созналась в содеянном она, машинально оставляя палец на слове "влюблённые" внизу страницы, чтобы не потерять нужное предложение, — извини. Ты не переживай только, но я ещё с самого начала понимала, что всё будет вот так, — она кивнула в сторону телефона, а затем - в сторону их кабинета и направляющегося к нему Арсения Сергеевича, и Антон завис, словно в замедленной съёмке следя за голубоглазым брюнетом, который тайком ему подмигнул. Даша искренне рассмеялась. — Тут невооружённым глазом всё видно. — Серьёзно? — поник Антон. Ему действительно не хотелось, чтобы всё происходящее подмечали окружающие. В конце концов, страна ещё не готова была принять такой тип отношений. — Ага, — девушка, видимо, смирившись с тем, что почитать ей так и не удастся, захлопнула книгу. — Но говорю же: перестань загоняться. Какое тебе дело до других? Ты же счастлив? — Тоха отрешённо мотнул головой в согласии. — Говори себе: "Я львица, я по натуре победительница, королева". И всё будет прекрасно. — Тогда уж лев, победитель и король, — глубокомысленно исправил её Шастун, но Даша лишь хмыкнула. — Не цепляйся к словам, — беззлобно огрызнулась она, вставая и отправляя книгу в кожаную сумку. — Пойдём. А то тебя сейчас приступ хватит, если Арса срочно-обморочно не увидишь. Антон смутился, словно сквозь дымку глядя на запыхавшихся Димку и Серёжу, только-только достигших этажа. Они о чём-то переговаривались, посмеиваясь, и к Тохе впервые за долгие, длинные месяцы пришло болезненно-приятное осознание того, что всё, чёрт возьми, налаживается. И не только у него самого, но и у всего его окружения, где каждый был ему особенно дорог. Что все несчастья, беды, трудности испуганно отступают, позорно склоняя головы перед одним-единственным чувством с простым, таким незамысловатым, позволяющим таять и плавиться названием "любовь". Заходя в кабинет истории, Антон заметил, как Арсений мельком зацепился за него взором и тут же отвёл глаза. Это согревало и убаюкивало не хуже любого, даже самого мощного камина. Где-то на задворках сознания тихо и мелодично потрескивали поленья и брёвна, в воздух взмывали бесчисленные искры, и хватало лишь одного взгляда голубых океанов, чтобы потеряться навек. Чтобы исчезнуть из этой жестокой, полной разочарований реальности. Чтобы в полной мере осознать, насколько сильно ты можешь быть кому-то нужен. Арсений Сергеевич, разложив на столе все необходимые ему предметы, уткнулся в телефон, явно что-то печатая, и Антон, сложив руки перед собой и опустив на них подбородок, стал ждать, твёрдо уверенный в том, что пишет Попов ему. Да, во многих делах Антон был эгоистом и даже собственником, но сейчас ничего не вызывало сомнений, что каждое словечко и все неловкие подрагивания пальцев учителя посвящены лишь ему одному. Сердце трепетало в грудной клетке, распадаясь на миллионы маленьких ярких огней, и Антон ошарашенно встрепенулся очередной вибрации уведомления, словно выпав из этой вселенной. Схватил смартфон, словно держал в руках кусок золота, и расплылся в счастливой улыбке.Арсений, 08:29 Останешься после уроков ненадолго? Без тебя одиноко
Серёжа, до этого копошившийся в рюкзаке и инерциально заглянувший в экран гаджета через плечо Антона, несдержанно хохотнул, Антон покраснел, как варёный рак, а Арсений смутился, отодвигая телефон подальше от себя, чтобы не испытывать судьбу.***
Февраль показывал себя во всей красе. Мела метель, солнце окончательно скрылось то ли за облаками, то ли за домами, но непогода не могла помешать Антону. Он был твёрдо намерен встретиться с Ирой, чтобы наконец объяснить всё от начала и до конца. Пускай осудит, пускай влепит пощёчину, пускай сделает что угодно, но Шастун больше не мог скрывать и обманывать её. Хотя бы потому, что обманывать себя он уже перестал. И был счастлив. После посиделок с Арсением Сергеевичем по окончании уроков ему было крайне уютно. Тоха помог ему перебрать конспекты трёх классов, Арсений рассказал что-то о планах на ближайшее будущее, хотя, честно признаться, Антон его почти не слушал, в уповании следя лишь за бархатными перекатами мелодичного голоса. Они чувствовали себя комфортно друг с другом, даже когда оба молчали, и Антон осознал, что это именно то, к чему он стремился всю свою жизнь: понимать без слов. Находиться рядом с человеком, который будет всегда дарить тебе негласную поддержку одним своим проникновенным взглядом. Антон был благодарен своей судьбе. За то, что наконец свела его с Арсением. За то, что не позволила сдаться и опустить руки. И парень не думал о том, сколько это продлится. Не думал, как скоро это может закончиться. Старался брать от этих отношений максимум и отдавать взамен столько же. Всё-таки они оба этого заслуживали - любить и быть любимыми. С Ирой они договорились увидеться в какой-то небольшой кофейне на Никольской, и Антон, несмотря на то, что бывал на этой улице частенько, вновь обомлел от сверкания огоньков, свисающих, казалось, прямо с мрачных небес. Зимой, как известно, темнеет раньше, и уже смеркалось, и Никольская погружалась в такой праздничный, ещё новогодний свет, от которого все льдинки души таяли, теплея. Тоха остановился около кофейни, поджидая подругу, засунул руки в карманы куртки и зарылся носом в воротник. Да, Арсения Сергеевича здесь определённо не хватало: он бы точно нашёл способ согреть его. Одинокая снежинка залетела прямо в ноздрю, и Антон чихнул, едва удержавшись на ногах. — Ты в своём репертуаре, — раздалось сзади, и Тоха, моргая, повернулся к Ире, обескураженно улыбнулся и пожал плечами. — Приве-е-ет! — она поднялась на носочки и обняла его так сильно, как могла, поправив волосы. Антон сомкнул свои руки на её спине, крепче прижимая к себе, думая, что это, наверное, последний раз, когда они могут позволить себе подобное. Уже через несколько минут Ира навсегда вычеркнет его из своей жизни, и от этого что-то внутри болезненно разбивалось на осколки. — Привет, солнце, — искренне ответил ей Шастун и с трудом выпустил её из объятий. Ему было так тяжело вести её в это кафе и говорить всё то, что накопилось за эту пару месяцев, но надо было. Как бы сильно это ни добивало. — Пойдём? Девушка кивнула, на ходу снимая вязаную шапку со смешным помпоном, который придавал особой милоты её образу, и просочилась внутрь кофейни, когда Антон заботливо придержал ей дверь. Было тепло, даже жарко. Ароматно пахло капучино, лавандовым рафом и свежей хрустящей выпечкой, и Тоха прикрыл глаза, вбирая в лёгкие побольше кислорода и оставляя этот момент в своей памяти навсегда. "Слишком прекрасная атмосфера, чтобы разбивать сердце", — пронеслось у него в голове, и он прокусил сухую губу до крови. Ещё никогда за все свои восемнадцать лет он не испытывал такой вины ни перед кем, Кузнецова была первой. И заслуживала подобного обращения меньше всех. Антон подумал о том, что в любой другой ситуации прописал бы себе в морду за такое халатное отношение к тем, кто его по-настоящему ценит, но сомневаться в чём-то было уже поздно. — Рассказывай, как твои дела, — Ира, сделав заказ, немного закатала рукава серого свитера и сложила руки перед собой, как первоклассница. — Папа всё ещё в больнице, в реанимации, да? — она резко погрустнела, и Антон поднял на неё взгляд испуганных зелёных глаз. — Да, — он вздохнул, начиная от нервов крутить кольца на фалангах. Не об отце он пришёл сюда разговаривать... — Из новостей всё знаешь, да? — И от знакомых, — подтвердила рыжеволосая, будто укоряя своей интонацией Антона. — Жаль, что не от тебя. Антон неопределённо мотнул головой и отвёл глаза. Девушка у кофемашины робко дёрнула уголком губ в улыбке, и Шастун тут же вновь устремил взгляд в Ирину сторону, глядя куда-то сквозь неё. — Я бы рассказал, но вообще не до этого было, — сквозь боль признался Антон, испытывая мощнейшие душевные терзания, словно сейчас его порвёт на куски. — Очень много всего произошло за пару дней, я... — его прервала работница кофейни, поднёсшая Ире кусочек фисташкового торта и горячий шоколад. — Кхм, — он устремил на официантку такой испепеляющий взор, что она тут же испарилась. — В общем... Ира смотрела на него в упор, склонив голову на бок и периодически поднося к губам коричневый напиток с пенкой, от которого исходил пар. Парень зажмурился, искренне желая исчезнуть и больше никогда в Ириной жизни не появляться и её не портить. — Я... — он замялся, сделал глубокий вдох и наконец выдал: — Я люблю не тебя. — Я знаю, — произнесла Ира слегка упавшим, но безэмоциональным голосом, и Антон забыл, что умеет дышать. — Арсения, да? — Что?! Ты видела нас вместе? — У Антона зашлось сердце в ужасе, и он стиснул ладонью край стола, чтобы хоть как-то удержаться на месте: его уже повело в сторону. — Нет, я сразу догадалась, что ты гей, — девушка улыбнулась и скрестила руки на груди, отклоняясь назад, а Тоха, всё ещё такого поворота событий не ожидавший, крайне растерянно моргнул, уверенный, что сейчас его мозг просто-напросто взорвётся. — Когда ты рассказывал про него, провожая меня до дома первый раз. Когда на катке фотку заметила. Когда мы с ним в дверях квартиры твоей столкнулись, — в уголках её глаз проступили слёзы, но ни одна не скатилась вниз по щеке, словно застыв, и Кузнецова умело смахнула влагу. — Так почему же ты... Как же мы... — русоволосый лишь развёл руками, проглатывая половину букв и размышляя о том, что такое могло случиться только с ним. — Почему мы встречались, если ты меня насквозь видела?.. — Просто интересно было, сколько мы продержимся. Да и наивно полагала, будто у нас что-то получится, — она отправила в рот вилку с кусочком торта, словно для неё всё это было простым делом. — Будто ориентацию можно исправить... — Я не хотел разочаровывать тебя, — Антон потянулся через стол, накрывая её руки своими и оглаживая костяшки, нежно. Он бы, наверное, хотел умереть, только бы не видеть нескончаемой и всеобъемлющей боли в её карих глазах, которые перестали гореть и светиться. — Мне очень жаль, что я дал тебе повод подумать, будто ты стала лишь моей игрушкой, — он тяжело и шумно сглотнул, — но ты мне правда очень нравишься. Но как подруга, понимаешь, Ир? — Понимаю, — она заправила за ухо кудрявую прядь. — Уже неважно, — она приложила все усилия, чтобы улыбнуться, и у Антона пошла трещина по сердцу. — Скажешь отцам? — он закусил щёку изнутри, неуверенно глядя на девушку, которая тут же нахмурилась. — Что я предатель? Ещё и гей, к тому же, — он невесело хмыкнул. — Нет, а зачем? — Ира смотрела прямо ему в глаза, устанавливая невидимую и загадочную связь, и Антон отчего-то сразу же ей поверил. — Я бы сделала так, чтобы отомстить, если бы ты был мне безразличен. Но, к сожалению, я влюблена в тебя. Они оба замолчали, и Тоха в который раз провёл параллели с Арсением Сергеевичем. С мужчиной молчание не было тяготящим и напряжённым, скорее, наоборот - красноречивым и подпитывающим душу. Но сейчас отчего-то гробовую тишину, образовавшуюся вокруг них, разрушать не было смысла. Они оба понимали это. Даже мир вокруг них словно выключил звук, и были слышны лишь собственные беспорядочные мысли, бьющиеся в черепной коробке. Раздалась мелодия звонка, и Антон без особого интереса взглянул на экран: там высветился какой-то неизвестный парню номер. — Алло, — прохрипел он в трубку и тут же взял себя в руки. — Кто это? — Антон Шастун? — Да-да, это я, — Антон посильнее прижал телефон к уху. — Здравствуйте, — по ту сторону сети чем-то зашуршали, и Шастун невольно поморщился. — Меня зовут Михаил Всеволодович Скуратов, я юрист организации вашего отца, — Антон напрягся, заметно нервничая. — Дело в том, что врачи в один голос утверждают, что он больше не сможет управлять своим бизнесом, поскольку уже сейчас анализы показывают значительные ухудшения в организме. Вполне возможно, что он никогда не сможет ходить, — у русоволосого на лбу выступил холодный пот, и Ира взглянула на него встревоженно. — Да-да, мне это известно, — торопливо протараторил Антон, как бы подталкивая мужчину к сути. — Мне докладывают обо всём, что происходит. — Цель моего звонка вам - сообщить, что во всех документах прописано, что в случае недееспособности вашего отца все полномочия полностью переходят к вам, — Тоха подавился воздухом. Как?.. — Таким образом, фирма отныне принадлежит вам, вам нужно лишь поставить свою подпись на нескольких бумагах, чтобы закрепить это официально. Когда вы сможете подъехать? — Д-д-дайте мне время подумать, пожалуйста, — взмолился Антон, постепенно теряя дар речи. Он не рассчитывал на подобное, и фирма ему не была нужна абсолютно, а управлять её делами он и вовсе не планировал. — Сколько дней у меня есть? — Определитесь до конца этой недели. Если до следующего воскресенья ваш отец не придёт в себя, придётся принимать срочные и строгие меры, и ваша неопределённость может очень дорого стоить бизнесу, — ответил Михаил Всеволодович, и Тоха поспешно кивнул, даже не осознавая, что собеседник его не видит. — Сохраните мой номер и звоните, как только всё для себя решите. Действуйте взвешенно, пожалуйста. Всего доброго, — дополнил свою речь юрист и мгновенно отключился, оставляя Антона наедине с собственными размышлениями, сжирающими изнутри. — Что? Кто это был? Что он тебе сказал? — Ира вскочила и потрясла парня за плечи, вынуждая посмотреть себе в глаза, но Антон упорно молчал. — Антон! — прикрикнула она, стараясь добиться от него хоть какой-нибудь реакции, и Шастун лишь сконфуженно взмахнул ресницами, резко разворачиваясь к ней. — Я продам фирму, — твёрдо ответил он, и Ира выгнула бровь в подлинном недоумении. — Тебе, наверное, дико это слышать, но все эти финансы не значат для меня ровным счётом ничего, а это - лучшее, что я могу сделать для себя и для своей семьи, — он почувствовал, как в груди разрастается чёрная дыра. Отец, чёрт возьми, строил это всё долгими, мучительными годами, а Антон так легко собрался с этим расстаться. Так бесцеремонно, самостоятельно и не колебаясь ни секунды. — Надо будет обязательно обсудить это с Михаилом Всеволодовичем, — он крупно задрожал, и Ира отшатнулась, возвращаясь на своё место и снова принимаясь за десерт. Ей явно были непонятны соображения Шастуна, да и ему самому они были не особо понятны. Он лишь догадывался о том, что всё в жизни станет ещё лучше и правильнее, если ненужного бизнеса в ней не будет. Если вся их семья наконец забудет про эти деловые встречи, контракты и абсолютно бесполезные миллионы на счету, которые нельзя тратить ни на что, кроме покупки акций. И пусть его идея не была рациональной и целесообразной, Шастун видел выход исключительно в ней. — Теперь всё точно будет хорошо, представляешь? — странновато улыбнулся он Ире, которая лишь пожала плечами, совершенно не вникнув в суть беседы парня с неизвестным ей человеком, и сделала глоток обжигающего горячего шоколада, нырнув в собственные мысли. Намерения Антона оставались для девушки загадкой, но она знала: что бы он ни задумал, всё обязательно приведёт его к нужному результату. Вот такой он был чрезвычайно удачливый, этот Антон Шастун.***
Март пролетел так, словно его не было. Шастун-старший всё же пришёл в себя, но толку от этого не было никакого: он едва ли мог разобрать, кто перед ним стоит. Мать была вся на нервах, Антон, скрепя сердце, подписал документы и теперь являлся единственным законным владельцем компании, размышляя, как лучше всё устроить, чтобы остаться в плюсе. Всё чаще посещал уютную квартирку Арсения Сергеевича, советовался с ним, гладя уже начинающего подрастать непослушного котёнка, и, свернувшись калачиком от усталости, засыпал в объятиях мужчины, положив голову преподавателю на колени или уткнувшись носом ему в шею после долгих страстных или полных нежности поцелуев. В свою тусклую и вечно пустую квартиру возвращаться не хотелось. Всё тепло собралось только здесь. По школе распространялось всё больше и больше сплетен, и Тоха буквально спиной чувствовал, как все в один голос обсуждают и, более того, осуждают его - "мажора с полными карманами бабла, которое уже девать некуда". Он сжимал кулаки, скрипел зубами, мутным взглядом просил у Арсения Сергеевича помощи и обязательно находил её. Брюнет всегда, всегда находился где-то совсем близко, где-то рядом, и, если требовалось, подавал ладонь, позволяя удерживаться на плаву. И у Шастуна даже слов не хватало, чтобы выразить то, насколько он учителю был благодарен. В трудных ситуациях ему даже звать его не приходилось - историк приходил сам, заслоняя Антона от насмешек завистливого общества. И в такие моменты что-то в парне ломалось, билось, и он искренне недоумевал, как ему - такому простому, ничем не примечательному подростку - достался такой потрясающий во всех смыслах этого слова человек. Такой чуткий, понимающий и, что самое главное, - любящий. Поддерживающий даже тогда, когда весь мир отворачивался от него. С Арсением Сергеевичем было до боли хорошо. Умиротворённо, как на берегу тёплого озера, когда утихает крик чаек, парящих над водой. И даже бесконечно долгие посиделки с друзьями не могли компенсировать минуты, проведённой с Поповым. Минуты, когда они держались за руки, ни о чём не говоря и ничего не обсуждая; минуты, когда они переплетали пальцы с особым чувством и трепетом, забывая обо всём; минуты, когда Арсений, как бы невзначай, вдруг совершенно неожиданно наклонялся к парню, даря ему поцелуй в макушку и обескураживая; минуты драгоценной близости. Такой хрупкой и такой важной. Они мало упоминали прошлое и мало беседовали о будущем, ведь для них было важно только их настоящее. Попов ежедневно вещал о школе и о неугомонных детях, Антон смеялся и параллельно вынашивал где-то внутри план по отместке бывшему другу Арсения Сергеевича, который он теперь, будучи практически успешным бизнесменом, мог с лёгкостью провернуть, оставляя Максима Марковича в дураках. Арсений Сергеевич, глядя на загадочного подростка, улыбался каким-то своим, недоступным Антону мыслям, вздыхал и упирался лбом ему в плечо, по-кошачьи намекая на очередную порцию объятий. О них не знал никто, кроме Димы, Серёжи и, видимо, Даши, которые распространяться ни о чём не собирались. И Антон был чертовски рад этому, счастье ведь и правда любит тишину, так?.. Но, с другой стороны, хотелось кричать о своей кипящей, беспредельной любви всей планете, бежать по уже начинающим оттаивать дворам и переулкам и вопить, что есть мочи. Виной всему была маленькими, но смелыми шажочками подступающая к городу весна. Снег сходил медленно, но верно, и у всех людей, всех жителей, всех случайных прохожих и туристов на лицах читалось это наслаждение, словно каждая их мечта наконец сбылась. Каникулы пришли неожиданно - Антон даже ахнуть не успел. Учебные денёчки завершились настолько резко, что все одиннадцатиклассники были в шоке: никто не ждал такого скорого завершения марта. Оставалось всего пару месяцев, и впереди их ждали экзамены, нервотрёпки и стрессы. И молниеносная юность, а потом и взрослая жизнь, полная проб и ошибок, были не за горами и не могли не пугать. Дима, насколько понял Тоха, неизвестности боялся больше всего: ему с детством, похоже, расставаться было тяжело и сложно. Будто целую частичку души с корнем вырывали из грудной клетки. — Серьёзно, Серёг, печка? — усмехнулся Антон, кладя рюкзак на грязный пол. В самом начале каникул они втроём решили выбраться в пустующий подмосковный домик Матвиенко в Островцах, который, хотя и был не в лучшем состоянии, мог послужить убежищем на несколько весенних дней. — Я будто в Древней Руси очутился. — Я всё время родителям говорю, чтобы снесли уже эту рухлядь и камин нормальный установили, — Серёжа махнул рукой в сторону печи и присел, растягиваясь на диванчике и зевая. — Надо бы прибраться. Как-нибудь. Завтра, — сделал вывод он и хмыкнул, наблюдая за Позовым, зашедшемся практически беззвучным чиханием от пыли. — Или сегодня, но попозже. Лень. — Ага, — кивнул ему Тоха и плюхнулся рядом с другом, поднимая целый клуб серой пыли. — Твою дивизию! — Матвиенко хрипло рассмеялся, кладя ногу на ногу. — Чего ржёшь? — Сразу видно - человек к роскошной жизни привык, — поиграл бровями Серёжа и ловко увернулся, когда Антон зарядил в него подушкой. — На речку пойдём? — Пойдём, — Позов, наконец прочихавшийся и избавившийся от колких ощущений в носу, взглянул на ребят слезливыми красными глазами. — Дим, только не плачь, — Серёжа скорчил рожу, складывая ладони в умоляющем жесте, и тут же зашёлся в новом приступе хохота, отклоняясь на спинку дивана и запрокидывая голову. — С вами вообще не соскучишься. — Ещё бы, — подтвердил Антон, роясь в рюкзаке и вытаскивая оттуда слойку с ветчиной и сыром в надежде подкрепиться. — Только чур сначала едим, потом на речку. — Замётано, — Матвиенко, обычно падкий на пищу, вместо этого чуть ли не встал на диване мостиком, и Шастун подавился хлебобулочным изделием. — Видите, как могу? — Ага, — Дима сложил руки на груди. — Хоть сейчас в цирк работать. Антон рассмеялся, наблюдая за тем, как Серёжа тут же вскочил с дивана и понёсся за Димой, размахивая руками. Да уж, отдых на даче Матвиенко им предстоял насыщенный, судя по всему. Дорога до речки, которая на деле оказалась водохранилищем, заняла минут двадцать пять, хотя, по словам Серёжи, должна была находиться в шаговой доступности, и у Антона изрядно замёрзли ноги: почему-то ничего, кроме осенне-весенних кроссовок он взять с собой не догадался, и теперь по-крупному расплачивался за свою халатность. Дима озирался по сторонам, то и дело спотыкаясь и проваливаясь в рыхлый, ещё не растаявший снег, Серёга ржал над ним, как конь, и Тоха чувствовал себя просто отлично. Солнце слепило глаза, совсем близко виднелись льдинки водоёма, и настроение было восхитительным. — С отчимом здесь раньше рыбачили, когда мне лет десять было, — Серёжа ступил ботинком на лёд, проверяя его на прочность, и посмотрел вдаль, робко улыбаясь. Ветер развевал его волосы, которые он не стал собирать в хвост, и парень казался таким живым в это мгновение. — Палатки расставляли даже, потом судаков на костре пекли. А потом как-то не до этого стало... Не верю, что всё это так далеко в прошлом, такое недосягаемое... А может, не до меня просто стало ему. Чужого. — Мы с батей только один раз в жизни на рыбалке были, — чтобы хоть как-то поддержать друга, прошептал Антон и встал рядом, устремляя взор в сторону другого берега, где копошилась стайка каких-то птиц. — Я тогда всю рыбу пожалел и обратно выпустил, воплей было - вся округа, наверное, слышала, — он тихо хихикнул, и Дима, присоединившийся к ним, положил руку ему на плечо, едва дотягиваясь. — Так что, Серый, можешь считать, что тебе повезло. Серёжа мотнул головой в знак согласия и вдруг стремительно побежал вперёд, раскинув руки в разные стороны, а у Димы и Антона округлились глаза до размера пятирублёвых монет. — Он с ума сошёл? — Позов еле удержался, чтобы не покрутить у виска. — Лёд же сейчас отойдёт. — Да всё нормально будет, — оторопело попытался утешить его Антон и явно хотел добавить ещё что-то, но услышал страшный треск. — Серёж, давай сюда! — заорал он во всю глотку и оглушил расположившегося рядом Димку. — Быстро, Матвиенко! — он повысил голос ещё, даже не зная, что такое в принципе возможно, но Серёжа то ли не слышал, то ли делал вид, что не замечает их отчаянных криков и попыток вернуть его на берег. — Сука... — Антон застонал, когда лёд, окончательно треснув, пропустил между двумя кусками струю воды, а Серёжа оказался разделённым с друзьями полосой синей мутной жидкости. — Сюда иди!!! Серёжа посмотрел на них взглядом, достойным кисти художника, еле сообразив, что произошло, но, видимо, не особо расстроился, и, чувствуя, как течение уже несёт его в противоположную от ребят сторону, фальшиво запел: — Мы-ы-ы плывё-ё-ё-ё-ём на льди-и-ине, как на бриганти-и-ине, по седым суровым моря-я-ям! — Слышь, умка, нам-то что делать? — Дима в исступлении развёл руками, и у него вырвался испуганный вздох, когда Матвиенко чуть покачнулся, но не упал в ледяную воду. — Шаст, этого, — он нескромно ткнул пальцем в сторону выплясывающего Матвиенко, который явно находился где-то не здесь, — надо спасать как-то. Антон лишь задумчиво нахмурился, ища поблизости хоть какое-то приспособление, чтобы вызволить Матвиенко из плена вод речки. Найдя какую-то длинную, в пару метров ветку сломанного и покосившегося голого дерева, он протянул её Матвиенко, которого собственная участь совершенно не пугала. Тоха даже позавидовал его невозмутимости и способности выходить сухим из любой ситуации. На шкаф слазать и ногу сломать? Хоть бы хны! Под лёд прямо здесь и сейчас провалиться? Да пожалуйста, получите и распишитесь! — Хватайся, мореплаватель, — всё ещё в панике, но через смех, попросил его Шастун, и Матвиенко послушно сцепил руки на ветке. Всё это приключение было для него лишь способом забыться и неким адреналином. Лишь попыткой избежать суровой реальности и выместить в этом дурашливом поведении всю свою боль. Антон прекрасно понимал это. Серёжа и о рыбалке рассказал неспроста, накопилось, похоже. Последние месяцы родители выводили его на негативные эмоции, они много конфликтовали и ругались, и, возможно, эта поездка должна была стать для Серёжи избавлением от всех этих ссор, не знающих конца и края. Парень вообще не любил распространяться о своих проблемах и скрывал их за клоунским, порой абсолютно нелогичным поведением. И Антон знал, что и Дима тоже осознаёт это. Они оба любили Матвиенко до жути и всегда пытались помочь всеми правдами и неправдами. Тоха настолько углубился в свои размышления, что не успел вовремя сориентироваться и совершенно случайно выпустил из рук ветку. Дима ринулся к Серёже, но тот, практически достигший берега, потеряв равновесие, уже всё-таки успешно искупался в воде, отчаянно матерясь и проклиная всех на свете. Жидкость затекла в ботинки, и Матвиенко теперь скакал по снегу, проваливаясь в него так же, как проваливался несколькими минутами раньше Дима. — Шаст, ты... ты!.. — возмущённо завопил Матвиенко, и Антон виновато поджал губы, следя за тем, как тело друга ходит ходуном и как громко стучат его зубы. — Ты бы ещё раньше выпустил!.. — насупился он и замолк, присаживаясь на пенёк на берегу и сцепляя руки замком за затылке. — Простите, парни, — он зарылся пальцами в шевелюру и поднёс к губам кулак, то ли мечтая откашляться, то ли сглатывая такие ненужные, непрошеные слёзы, отчего-то рвущиеся наружу. — Спасибо, Тох, — он поднял на друга глаза с расширившимися от страха зрачками. — Я не знаю, как бы я без тебя... без вас... — он вздохнул и положил ладони на колени. Вода уносила льдины далеко-далеко. Они пропадали из поля зрения, терялись где-то за горизонтом, смешиваясь с вечерними красками весенних небес, и Антон, подставив распахнутую душу ветру, по-хозяйски врывающегося под пальто, задумался о том, как весь этот жизненный круговорот похож на эти осколки льда. Как всё без оглядки стирается из памяти, будто его не существовало, как всё исчезает, пройдя определённое расстояние, как скрывается, когда наступает закат. Чтобы вновь продолжить свой путь на рассвете, с новыми силами, с новыми ожиданиями. Как каждая боль обиды сменяется благодарностью за то, что всё случилось так, как должно было случиться, как слёзы сменяются смехом, а каждое расставание - встречей. В точности, как эти льдинки-айсберги, которые когда-то обязательно растают под безжалостными палящими лучами, но следующей зимой без сомнения вернутся на свои законные места. Всё в этом мире циклично. И, похоже, чтобы стать по-настоящему счастливым, надо уметь ждать и искренне желать перемен. И, помогая судьбе, двигать череду событий самостоятельно. В печке трещали сухие дрова, её жар распространялся по всему помещению, и Серёжа, испытавший в этот день больше всех остальных, положив голову Димке на плечо, о чём-то мечтал, обёрнувшись в зелёный плед и впервые за столько лет не жалея о наличии в доме именно печи, а не камина, тепла которого, возможно, и на первый этаж бы едва хватило. Огонь разгорался, всплёскивал искры, языки пламени танцевали свой колдовской танец, и каждый из подростков улыбался от таинственного удовольствия. — Таким маленьким и беззащитным выглядишь, — Антон хмыкнул и, достав телефон, сделал незамысловатый снимок серьёзного Димы и отклонившегося к нему Серёжи с одним открытым глазом. — Удали сейчас же! — беззлобно вспыхнул Матвиенко и без особого желания потянулся за гаджетом с намерением отправить фотографию в никуда. — Кому покажешь - сразу смекнут, что мы такие же, как ты, — он хрипло рассмеялся, возвращаясь обратно к Позову, а Антон театрально нахохлился. — А ведь это не так! — А поди вас разбери, мало ли... — показал ему язык Шастун, кладя телефон на полку и видя, как на него косится Матвиенко. — Вы-то с Арсением меня видели, а я вас с Машей и Катей - только на катке, и то сомнительно! Где доказательства?! — Матвиенко швырнул в него собственным пледом, и Антон засмеялся. — В любом случае, мы такого не практикуем! — парень со знанием дела поднял вверх указательный палец. — Хотя, признаюсь по секрету, всегда было интересно, каков он - мужской поцелуй... — У меня парень ревнивый, демонстрировать не буду. И вам не позволю на мне экспериментировать, — ухмыльнулся Антон и ничего не успел сообразить, когда Матвиенко накинулся на него, в порыве нелепой игры кусая за шею. — Эй, ты что?! — взбунтовался Тоха, тут же прикладывая ладонь к поражённому месту. — Засос же останется!!! — Не засос, а показатель крепкой дружбы, — расхохотавшись, будто мгновенно опьянев, хрюкнул Серёжа. — А если Арсений Сергеевич увидит? — Шастун, всполошившись, всё ещё пребывал в шоке от сложившейся ситуации, пока Дима и Серёжа держались за болящие от смеха животы. — Арсе-е-е-е-ний Серге-е-е-евич! — на весь дом завопил Матвиенко, и друзья посмотрели на него, как на полоумного. — Что-то никто не откликается... Даже не знаю, почему. Может, потому что его тут нет? — у Серёжи в уголках глаз расползлись хитрые морщинки. — Каким образом он увидит? Антон лишь пожал плечами и потянулся за телефоном, который пропиликал, уведомляя о новом сообщении. Открыл переписку с учителем и вздохнул, то ли с радостью, то ли с облегчением, то ли с ощущением полнейшей безвыходности.Арсений, 21:38 Мелочь, завтра буду в Островцах проездом, со знакомым. Пересечёмся?
— Увидит, — заключил Шастун, показывая друзьям текст смс, и Димка и Серёжа досмеялись до такой степени, что закашлялись и повалились на ковёр, извиваясь в судорогах. — Ещё как увидит, твою мать. Уже синяк, наверняка, фиолетовый расцветает, — посетовал Антон, начиная печатать ответное сообщение. — Напиши, что у тебя для него сюрприз, точно оценит! — сквозь гогот, практически неразборчиво просипел Серёжа и подогнул ногу к груди, но Антон отмахнулся, выводя буковки. Антон, 21:39 Конечно пересечёмся! Спрашиваете ещё... Ответ пришёл в мгновение ока, и Шастун, прислушиваясь к мерному, методичному потрескиванию поленьев, не смог сдержать детской и светлой улыбки.Арсений, 21:39 Хорошо. Я соскучился. Люблю тебя.
Антон, 21:39 А я вас.